Корпорация любит нас

II. Фуга. Эпизод 8. Город восковых обитателей (б)

Ник покопался в голове, и словно из некой невидимой энциклопедии выудил информацию об ацтеках. Индейская цивилизация, существовала на территории нынешней… точнее, бывшей Мексики. В пятнадцатом веке была разгромлена испанскими конкистадорами во главе с Кортесом. Путник подошёл к ступеням пирамиды и посмотрел наверх. Она была не сильно высокой, метров двадцать пять в высоту, и Ник решил подняться.

Что-то мрачное и неприятное было в воспоминаниях об этой цивилизации, что-то такое, что не вязалось с урбанистическим пейзажем и изящными фарфоровыми кружечками, и он вспомнил, дойдя до середины.

Кровавые человеческие жертвоприношения. Эти пирамиды служили для того, чтобы ежедневно приносить жертвы богу солнца, вырезая у живых людей сердце. После того, как Ник вспомнил об этом, стало немного не по себе, и с каждой ступеней страх увидеть на вершине пирамиды что-то ужасное постепенно возрастал.

Но никаких следов крови на вершине пирамиды не оказалось, и Ник облегчённо вздохнул. Перед арочной храмовой постройкой стоял каменный алтарь, залитый янтарной жидкостью, расплавившейся на солнце. Путник потрогал его пальцем и присмотрелся — жидкость на пальце мгновенно затвердела, покрыв подушечку ровным жёлтым слоем. Воск, догадался Ник.

В небольшой каменной постройке за алтарём было прохладно. По сырым стенам бегали муравьи. Это правильно, что здесь есть насекомые, подумал Ник. Крупных животных нет, но раз есть растения, то должны быть и муравьи — экосистема должна как-то функционировать. В углу, в полумраке стопками лежали какие-то связки, перевязанные верёвкой. Ник поднял одну из связок, в ней оказались измятые и спрессованные восковые фигурки людей. Мужчин и женщин, выполненные с большой детализацией, в ладонь длиной. Ник разглядел выпуклые кружки у них на груди — место, откуда вырезается сердце.

И тогда всё слилось воедино, и пирамиды, и странное название города — Город Восковых Обитателей — и древний культ ацтеков, видоизменившийся и ставший мирным. Куда гуманнее вырезать сердца у восковых фигурок.

— Никита, ты где⁈ — послышался окрик Максима внизу.

— Я здесь! — отозвался Ник, вышел из постройки и остановился, как вкопанный, увидев спутника Максима.

Гигантский муравьед оказался куда ниже ростом, чем когда его видел Путник в первый раз. Видимо, тело мартышки-антопоморфа из разрушенного им мира было куда меньше даже нынешнего роста Путника. Ник, спустившись с пирамиды, выглядел растерянным, но старался не подавать виду, что знаком с Максимильяном.

— Знакомься, Никита, — сказал Максим. — Максимильян, почти мой тёзка. Антропоморф. Пришёл сюда вчера откуда-то с севера. Да ты не удивляйся, он славный малый, хоть и муравьед.

— Добрый день, — угрюмым голосом протрубил муравьед, подавая лохматую лапу. Ник отметил, что по очертаниям фигуры сейчас он больше походит на человека, чем у себя, там, на родине. Видимо, сказывался мир, в который его занесло.

— Рад знакомству, — кивнул Ник, стараясь выглядеть спокойно.

Они вернулись в стеклянный салон. Солнце выглянуло из-за ближайшего небоскрёба, и Максим закрыл стекло импровизированной шторой из большого гобелена, чтобы не пекло.

— Ты пьёшь чай, Максимильян? — спросил Ник. — Тебе наливать?

— Угу, — сказал говорящий муравьед. Он выглядел растерянным, потом признался. — Мне надо найти муравьёв, иначе я помру с голода.

— Они есть на пирамиде, — успокоил его Ник.

— Ну что, мы пока ещё слабо знакомы, — сказал Максим, сел на диван и довольно похлопал себя по коленям. Похоже, он был рад гостям. — Давайте расскажем друг другу истории, чтобы познакомиться поближе.

Все замолчали. Такое чувство, что никто не решался говорить первым.

— Позвольте, я первый начну, — сказал муравьед. — Я родился и прожил почти всю свою жизнь в стране Антропоморфов, которой теперь, к сожалению, нет. Пять веков её населяли чудесные существа, похожие на зверей и людей одновременно. Все мы были травоядными и насекомоядными, потому что нет ничего отвратительнее, чем есть себе подобных. Я родился в краю, называемом Солнечными Холмами. Наше племя было небольшим — всего сотня муравьедов, но я родился в семье вождя этого племени. Батюшка помер от старости, так и не дожив до того, как я окрепну и вырасту. Мой старший брат занял его место. Одна старая обезьяна рассказала пророчество, что мне суждено изменить мир. Я решил не обзаводиться семьёй, стал скитальцем и за три года обошёл почти всю нашу землю — от Предрассветных гор до Вечернего океана, от Ледяных Пустошей до Королевства Обезьян, что у Адской пустыни. Я любил наш мир, но, к сожалению, он ныне разрушен…

Ник невольно напрягся, нервно теребя в руках маленькую фарфоровую чашку. Он чувствовал вину за собой и боялся, что Максимильян узнает его. Молотков улыбался, слушая гостя. Муравьед тем временем продолжал.

— Всё началось с того, как откуда-то из вселенской пустоты пришёл новый народ — хоботуны. Они тоже были антропоморфами, но гораздо умнее и развитее нас. Они построили огромный город с заводами и фермами. На своих дельтапланах они летали по всей нашей земле. Рано или поздно, они бы точно захватили всю нашу землю. На совете старейшин племён было решено — нужен герой, какая-то сильная, героическая личность, чтобы прийти в город и победить их.

Максим еле сдерживал улыбку, похоже, история казалось ему наивной, но он старался выглядеть вежливым.

— Имена смельчаков, что первыми отважились пойти в город хоботунов, теперь забыты. Они не сумели выполнить свой долг, и теперь ушли из своих племён. Увы, но я пополнил их число. Я переплыл Извилистую реку и пошёл к городу хоботунов. К сожалению, меня поймали, накормили и отпустили назад. Я не сумел добраться до их вождя. Шаманы тем временем напророчили приход спасителя. Он явился в облике мартышки из королевства обезьян — наиболее развитой части нашей страны. Его звали Сэм. Я успел увидеться с ним перед тем, как он пошёл в свой поход. Конечно, Сэм был странным — такое чувство, что он пришёл к нам из другого мира и ничего не знал о том, что творится у нас. Но вождь ближайшего племени убедил его в том, что нужно идти. Как я сейчас понимаю, он был в сговоре со хоботунами. Мы ждали. Прошло несколько дней, и мы поняли, что наши враги поймали спасителя и удерживают его у себя. Было решено пойти войной на город хоботунов, чтобы спасти героя.

Так вот почему началась эта война. Из-за попытки спасти его, Путника!

— Кем решено? — поинтересовался Максим. — Кто у вас принимает такие решения?

— Наши шаманы и оракулы, — пояснил муравьед. — Они умеют разговаривать с Творцами.

— Кажется, я знаю, о каких творцах идёт речь, — улыбаясь, кивнул Максим. — Но продолжай, извини, что перебил.

— За три дня мы собрали ополчение. Мало кто из нас владел оружием, и никто не умел убивать. Мы зажгли факелы, собираясь сжечь ненавистный город. Тысячи, много тысяч жителей саванны пошли с факелами в сторону города. Мы перешли Извилистую реку, после чего начались страшные вещи. Мы нашли поле, на котором росли тряпичные хоботы. Мы испугались и сожгли его, но это не помогло. На подступах к городу с антропоморфами стали происходить жуткие изменения — у всех сам по себе начал расти хобот. Мы стали превращаться с своих врагов, и ничего не могли с этим сделать. Такое чувство, что хоботуны — это некая болезнь, какой-то вирус, который передаётся контактным путём. Я повернул обратно, чуя, что началось что-то страшное, и только поэтому уберёгся от заразы, оставшись таким, какой я есть. У реки я встретил винторога по имени Казимир, он помог мне покинуть наш умирающий мир. Перед уходом мы видели пылающий город на востоке и десятки чудовищных взрывов на западе, в саванне. Нашей страны больше нет, тысячи жизней оборвались из-за юной неопытной мартышки!

Максим больше не улыбался. Похоже, история поразила его своей трагичностью — как-никак, его «почти тёзка» Максимильян казался существом добрым и даже наивным. Или, может быть, он увидел в ней что-то своё? Ник по-прежнему молчал, боясь ляпнуть лишнее. Муравьед закончил свой рассказ:

— С тех пор я долго гулял по пустой бесконечной плоскости. Мой спутник, спасший меня, вскоре ушёл своей дорогой. Я знал, что он предатель, видел, как он растит на запретном поле хоботы, но желание спастись было сильнее чувства мести. Он оказался пришельцем, жившим в нашей стране в обличии винторога. Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я очутился в этом городе.

— Эх, дружище, — проговорил Молотков. — Боюсь, я знаю, кто создал ваш мир, и почему он погиб. У наших миров общие творцы. Я имел честь общаться с ними — это по-своему мудрые люди, точнее, не люди даже, а практически боги. Но они не лишены шалостей. Не то из тяги к развлечениям, не то с целью попрактиковаться, они создают миры, подобные вашим. Вы же все поголовно — просто ходячие персонажи из наших сказок. Это как компьютерная игрушка для них, понимаешь, о чём я, Никита?

Ник кивнул. Муравьед, похоже, ничуть не обиделся этим словам.

— Я… подозревал что-то подобное. В нашем мире слишком много странностей.

— Что стало с жителями вашего мира? — рискнул спросить Ник. — Погибли все, кроме тебя?

— Мой проводник сказал, что они превратились в каких-то особенных хоботунов, — ответил Максимильян. — Они уменьшились в размерах, переместились во времени и стали жителями какого-то нового, параллельного мира.

…Который спустя несколько дней тоже разрушился по моей вине, продолжил про себя фразу Ник. Молотков задумчиво проговорил, поглаживая кружку:

— Хоботуны… Не нравятся они мне. Слишком похоже на червей. Или на фантомов из какой-то аномалии. Я сталкивался с чем-то подобным тогда, в Верх-Исетске.

Путник попытался вспомнить как можно того, что он знает о хоботунах. Организованные, похожие на странных роботов, они больше напоминали сообщество слоноподобных муравьёв, чем червей. Или под червём понимается что-то другое? Он решил не спорить.

— А ваша реальность, похоже, была даже больше нашей, — сказал Максим муравьеду, усмехнувшись. — У нас всего семьсот на семьсот километров, небольшой кусочек уральских гор. Но наш мир Авторы Реальности стараются сделать максимально реалистичным и удобным для проживания.

— Удобным⁈ — воскликнул Ник. — А как же Корпорация?

— И что? — удивился Молотков. — Что плохого сделала Корпорация? От неё только польза. Да, она постепенно начинает перенимать полномочия императора, но и пусть — зато она производит альфа-батареи, медикаменты, даёт кучу рабочих мест.

— Так она же установила диктатуру! — сказал Ник. — У неё своя огромная армия!

— Армия? — нахмурился Молотков. — Какая армия, у них небольшая служба безопасности. По крайней мере, так было, когда я покинул мир.

Нику снова стало не по себе. Такое чувство, что они говорили о разных мирах.

— Слушай, что-то странное ты говоришь, — сказал он Максиму. — Расскажи свою историю, а потом я свою.

Максим допил свой чай, поставил кружку и прокашлялся.

— Я родился ещё «до Катаклизма», как принято говорить. Мало нас таких осталось, год от года всё меньше и меньше. Точный год рождения свой не помню, но, скорее всего, девяносто третий. Во время Катаклизма очень многое забыл — часть памяти стирают. Я родился в Челябинске — крупном российском городе, ты слышал о нём, наверное. В том самом, который, как многие считают, теперь за стеной. Никакого города за стеной на самом деле нет, просто там проходит граница мира, и Авторы её решили огородить, чтобы народ лишний раз не убегал в пограничье. Так вот… Родители у меня были небогатые, отец в советское время играл в рок-группе, потом на заводе трудился. Выучился я в школе. Музыкалку закончил по классу классической гитары. Поступил в Южно-уральский университет, на технолога. В универе свою группу собрал, симфонический метал играли, но до нормальных выступлений так и не дошло. Подружку завёл, всё, как полагается. У нас все в двенадцатом году конца света ждали, модно тогда было. И как-то раз поругались мы с подругой крепко, я пошёл и нажрался вискаря. До этого никогда много не пил. Помню, что было очень плохо. Это, пожалуй, последнее воспоминание, которое осталось от прошлой жизни. Мой личный конец света.

«Странно, — подумалось Нику. — Он никак не производит впечатление шестидесятилетнего».

— Позже мне объяснили, что со мной произошло, — продолжал Максим. Рассказывал он больше для муравьеда, чем для Путника. — Меня скопировали, перенесли в новый мир, созданный как фрагмент мира Земли, где я родился. Но следующие пару лет моей жизни прошли словно в каком-то бреду — я не запомнил ни момента перехода в новый мир, ни чего-то определённого из того периода. Впервые я протрезвел в четырнадцатом году. Помню очень странное ощущение — жил себе, жил, как сомнамбула. Кажется, что всё правильное и привычное вокруг, вдруг просыпаюсь утром, и думаю — где я, что такое, мать вашу, творится вокруг⁈ Вышел из квартиры, поговорил с народом. Оказывается, живу я уже второй год в городе Первоуральск, на улице Емлина, в общине симфо-металлистов. Из вещей, оставшихся от старого мира — только гитара, диски музыкальные и флешка с учебной информацией и фотками. Да, ещё из одежды пара вещей. Первая мысль — в Челябинск надо, к родителям. Начал собираться, мне соседи говорят: из Челябинска все на север бегут, у них какое-то заражение, Сибирь затопило, Европу затопило, а во всём мире только Средний Урал остался уцелевший. Такие слухи тогда распространялись. Помню жуткую горечь из-за утраты старого мира, смешанную с каким-то юношеским азартом. Ещё бы, игрушек в своё время наигрался, книжек начитался — вот и казалось всё новым и интересным. Нашёл я девушку хорошую, из Ревды родом, сыграли мы свадьбу, поселились на окраине, у леса. Скоро сынок родился, Костиком назвали. В городе к власти дельный мужик пришёл, объединил Ревду, Первоуральск, Кузино и посёлки поменьше, вплоть до самых западных болот. Неплохо мы жили. Депутатов от общин набрал, республика получилась — Ник, помнишь?

— Слышал, — кивнул Ник. — Потом же была какая-то война?

Максим кивнул, немного удивившись.

— Конечно, была, скоро в Верх-Исетске поменялась власть, и на нашу маленькую республику стали смотреть косо. Пытались уговорить войти в состав Империи добровольно, но мы после всеобщего собрания отказались. А ещё через год император собрал остаток бензиновых машин и попёр на нас войной. Потом власти выставляли это как победу над опасным противником и соперником — ну ясно, без противников жить куда сложнее. Мы успели бежать, я спас семью, но наших городов больше нет. За неделю войска Купидонова буквально сравняли Первоуральск и Ревду с землёй — палили из «градов», «точек», танковых орудий. Они истратили почти все арсеналы. Погибло девяносто тысяч человек, если не больше. Поэтому я разделаю твою боль, Максимильян, я тоже потерял близких мне людей и родной дом.

— Угу, — грустно согласился антропоморф.

Молотков поднялся и налил себе ещё чаю.

— Потом мы укрылись в заброшенной деревне неподалёку от Кузино. Я даже до сих пор названия её не знаю. Тогда только начали появляться первые альфа-батареи, ещё японские, с беспилотников сброшенные, но в той деревне жить было тяжело. Хотя климат становился год от года теплее — арбузы, дыни сажали, саженцы фруктовые. Там я впервые узнал о том, что реальностей, помимо нашей, много — во сне я несколько раз побывал в Курятнике, в Жёлтом мире. Я сразу понял, что это не сны, а какие-то странные реальности, но долгое время молчал. Открылся сыну только через несколько лет, но он не поверил. Потом всё подтвердилось.

— Я был в Курятнике, — сказал Ник и осёкся. Сболтнуть лишнего не хотелось.

— Когда? — удивился Максим. — Ты, получается, тоже родился до Катаклизма?

— Почему?

— Потому что, как мне потом сказали, только рождённые в Стабиле, в исходном крупном мире, способны самостоятельно научиться ходить по реальностям. Остальных нужно долго учить. Ты где родился?

Ник замялся, потом решил ответить полуправдой:

— У меня амнезия. Я во время Катаклизма всё забыл. Скорее всего, где-то в области.

— Ясно, — кивнул Максим, но было заметно, что он не до конца верит Путнику. — Так вот, один раз поговорили мы с женой, говорит она — надо идти на запад. Там, где бывший Пермский край, были теперь болота, но она решила идти вдоль железнодорожных путей. Возможно, потому что у неё до Катаклизма какая-то родня жила в Перми, и она надеялась, что там всё по-прежнему. Я пытался её удержать, умолял не оставлять меня одного с сыном. Но не получилось. Ушла она. Выпил я тогда бутыль яблочного самогона, а когда протрезвел, пошёл пешком в Кузино, нанял на последние копейки фургон, да и увёз всё добро в столицу. Сынишке тогда три года было. Поселились во Внешнем городе. Работал в мастерских у частников, на фабриках, потом плюнул и устроился на императорский завод, там больше денег давали. В принципе, привык, жить можно было. Жильё бесплатное, еда дешёвая.

— Но как ты оказался в императорской армии? — не выдержал Ник. — Ведь императорские войска уничтожили твой город.

— Выбор, Никита, — вздохнул Максим. — Мой выбор был не таким уж простым. Я хотел накопить на лазерную пушку, поставить дом где-нибудь в коттеджном посёлке. Общину свою небольшую создать. Чтобы стать по-настоящему независимым.

Ник немного помялся, а потом спросил:

— Говорят, что люди, ушедшие работать на Корпорацию, чувствуют себя продавшимися. У вас не было этого?

— Ну, во-первых, я устроился работать в тридцатом году, когда к власти пришёл Савелий Первый. Власть поменялась, все надеялись на перемены к лучшему, а на Купидонова я бы работать не стал. И ты знаешь, Савелий показался мне лучше. Хотя, наверное, каждый новый глава страны кажется лучше предыдущего. Не знаю, что случилось за тот год, что я живу здесь, — надеюсь, ты мне расскажешь об этом — но когда я ушёл, страна потихоньку вставала на ноги. Альфа-батареи свои научились делать, не всё собранные с беспилотников. Сеть проложили.

— А как ты покинул свой мир? — спросил Максимильян.

— Я ушёл искать жену на запад. Погоди, сначала расскажу, как меня взяли в гвардию. В тридцать пятом с миром началось твориться что-то странное. Начали бесследно пропадать люди. На севере появились хищные кошки — втрое больше обычных. На старых заводах завелись гигантские летучие мыши, или не мыши даже, а летучие лисицы — кажется, так называются. Пеликаны на побережье прилетели. Поговаривали, что находили каких-то мутантов — может, так звали антропоморфов, я точно не знаю. Откуда-то с побережья, с моря, пришёл новый народ — узбеки. Пятьдесят человек. Какой-то покинутый город, также отрезанный от всего мира. В море рыбаки видели каких-то жутких чудовищ. В довершение всего, почти все холмы и горы за год выросли в полтора раза. Как мне потом сказали, всё потому, что в мир пришёл некий Странник, Разрушитель, который начал медленно, постепенно портить наш мир. Он начал открывать врата в другие реальности, словно червь, прогрызающий оболочку фрукта. Разрушил естественную защиту мира. А вслед за этим червём, как бактерии, в наш мир могли проникнуть сущности и другие разрушители из всех окрестных малых миров.

Ник вздрогнул, он почувствовал, как спина покрывается потом. Уж больно всё это напоминало его собственную историю. Неужели и он — червь? Всплыло откуда-то из памяти древнерусское «Язъ есмъ червь, но не человекъ». Путник поёжился, сравнение было неприятным, если не отвратительным. Максим продолжил.

— И вот примерно через год, в один прекрасный день на заводе вызывает меня к себе начальник. Прихожу — у него в кабинете сидит генерал один, звать, кажется, Вячеслав.

— Вячеслав⁈ — воскликнул Ник. — Я видел его.

— Да? Любопытно, потом расскажешь. Он задал всего несколько вопросов. Спросил, владею ли я навыками игры на гитаре. Я решил не врать — сознался. Спросили, какую музыку я играл, и не потерял ли навыков. Говорю, гитара лежит у меня дома, тренируюсь почти каждый день. Меня тут же посадили в броневичок. Отвезли домой, я забрал гитару, и повезли меня на Уктус. Высадил меня этот генерал у лестницы и сказал подниматься на Лысую гору. На горе, у трамплина старого, меня ждали три человека, где-то лет по тридцать — тридцать пять. Обычные такие ребята, не субкультурные. А с той горы — может, видел, Никита — вид на весь Екатеринбург открывается.

— На Верх-Исетск? — переспросил Ник.

— Ну да, на него, — поправился Молотков. — По-старинке ещё иногда называю. У парней этих стоит комбик, ещё одна гитара, огромный запас батарей, и кухня полевая. Говорят мне парни — мужайся, будешь играть нам непрерывно несколько часов. Я подумал, что это вроде экзамена что-то…

— Погоди! — прервал его Ник, испугавшись. — В каком, говоришь, году это было?

— Тридцать шестой.

— А в каком году ты отправился искать жену?

— Через год, в тридцать седьмом, — недоумённо сказал Молотков. — Когда всё улеглось.

Ник вскочил со стула.

— Получается… Ты не был в Верх-Исетске с тридцать седьмого… Сейчас там пятьдесят четвёртый. Тебя не было семнадцать лет! Здесь время течёт медленнее в семнадцать раз!

Путник выбежал из павильона, озираясь по сторонам. С запада на город быстро надвигался штормовой фронт. Наверное, это хорошо, подумалось Нику — в прошлые разы он покидал мир примерно при такой же погоде. Он зашагал на запад.

— Никита, ты куда? — крикнул вышедший из своего жилища Максим.

— Искать выход из этого мира! — крикнул Путник в ответ.

Максим зашагал к Путнику. Антропоморф вышел вслед за ним из павильона, но нерешительно стоял около дверей.

— Плюнь, мы в западне! Я тоже сначала искал выход, но понял, что ничего не выйдет. Птица гаруда, что принесла меня сюда, сказала, что теперь мне суждено стать стражником этого покинутого мира.

— Гаруда?

— Да. Та птица с руками человека, что принесла тебя сюда. Она поймала меня у реки Чусовой, на границе нашего мира, и долго несла над бескрайней серой плоскостью. Похоже, это какие-то особые странники между мирами. Они уносят лишь избранных.

Ник подошёл к Максиму и, справившись с волнением, посмотрел ему в глаза.

— Меня никто сюда не приносил. Я и сам могу ходить между мирами, Максим. Я Путник. Это я разрушил мир Антропоморфов. Тело, в котором я сейчас нахожусь, я вижу в первый раз. Впервые я появился в Верх-Исетске две недели назад в теле двадцатилетнего парня. С этого времени началось что-то невообразимое.

— Так ты?.. — Молотков поменялся в лице. Похоже, он был шокирован. — У тебя разные глаза. Я только сейчас это заметил. У предыдущего тоже были глаза разного цвета.

— Скажи, тот Разрушитель… что с ним стало?

— Я видел два чьих-то лица в небе во время игры на той горе. Лицо старика и лицо маленькой девочки. Тогда творилось что-то невообразимое. Мне сказали, что Разрушитель был обезврежен. Что именно с ним — умер он, или нет, я не знаю. Семнадцать лет, поверить не могу. Всё правильно, Никита… Мне сказали, что разрушители вроде тебя приходят в наш мир раз в пятнадцать-двадцать лет, видимо, пришло время.

Грозовая туча закрыла солнце.

— Раз ты смог обезвредить того разрушителя, может, ты поможешь и мне? — спросил Ник. — Я не хочу больше разрушать миры. Я хочу стать простым человеком, Максим.