Корпорация любит нас

II. Фуга. Эпизод 6. Путник и Спутница (в)

Мила отстранилась, переведя дыхание, и Ник беззвучно мотнул головой в сторону двери, спрашивая: «Туда?». Она кивнула и расстегнула пуговицы старого пальто Путника. Они решили молчать, словно почувствовав, что любое лишнее слово может разрушить равновесие. Целуя друг друга, они зашли в комнату, и он бережно положил Милу на старый диван.

Она отдалась ему, как отдаются человеку, которого искали всю жизнь. А за окном, в тёмном небе субтропической уральской ночи расцвело красным лепестком северное сияние.

— Я звала тебя. И ждала тебя, — прошептала она, свернувшись, как кошка, на большом кресле калачиком, когда Ник засыпал. Но он не услышал её, в очередной раз отправившись в странствие по мирам.

(Абориген)

На фабрике царили покорность и безволие. Казалось, что воля и желание сопротивляться у окружающих парализованы, будто их вырезали скальпелем из разума и души. Мысли об этом шли где-то на периферии сознания — Константин понимал, что это всё неправильно и несправедливо, но механически выполнял порядок действий, которому его научили в первый день.

Там же, где-то глубоко на подсознательном уровне, в перерывах между работой, медленно, лениво, шли разные мысли. Мысли о том, что он давно знал о существовании подобных зомби-препаратов и зомби-рабочих. О том, что таких, как он, безвольных и порабощённых, в пятимиллионной стране не меньше полумиллиона, что в Нижнем и других северных городах таких половина населения. И о том, что ещё неделей назад он и помыслить не мог о том, что попадёт в эту безвольную касту. Ещё шли мысли о всех тех странностях, что он видел в лесу, и о девушке, которая бросила его после той грандиозной пьянки.

Препарат кололи поздно вечером, перед сном. Странно, но действие препарата, помимо ломки психики, имело и побочный эффект, который Молот обнаружил на третью ночь. Перед самым приёмом дозы, когда действие было минимальным, Константин начинал вспоминать всё больше и больше, и наконец вспомнил о том вечере, после которого его выгнали из коммуны.

Со своей бывшей девушкой он познакомился случайно, в Урнете. Своего компьютера у Константина никогда не было, и он выходил в городскую сеть у председателя общины, Каирова. На главном сайте металлической субкультуры — метал.ур — был небольшой музыкальный форум, на котором посетители договаривались об обмене старыми дисками и другими раритетами. Одним из пользователем оказалась Лиза, хрупкая девушка, у которой оказалась в коллекции редкое издание альбома группы «Амбразура». Константин уговорил её обменяться на два своих диска, а когда девушка пришла, то увидела его гитару и заявила, что останется здесь жить.

Примерно через неделю совместного проживания он решил познакомить свою новую пассию с двумя приятелями, друзьями детства. Константин даже вспомнил дату — двадцать пятое февраля. «Значит, сейчас примерно тридцать первое, или тридцать второе», — посчитало сознание. Друзья юности, Егор «Тролль» и Алекс «Спонсор», принесли три бутылки какого-то древнего дорогого коньяка. Сидели достаточно мирно. После выпивки они вчетвером играли в карты, слушали музыку и пели песни. Последнее, что вспомнилось Константину — это то, как он достал из шкафа гитару и автомат. До этого ни то, ни другое, до этого из шкафа он при людях не доставал и не показывал…

«Идиот», — лениво подумал про себя Молот, чувствуя, что именно с того эпизода и начались все его неприятности. Не будь этого — не было и изгнания из коммуны, и похода по странному лесу, и индуисток с их параллельными реальностями. Не было ареста и последующего заключения. Сначала потерял девушку, потом дом, потом и свободу. Но та крохотная часть его сознания, что оставалась способна думать, хладнокровно решила не впадать в уныние и делать поспешных решений. И дело даже не в подавлении желания сопротивляться препаратом — в положении, в которое попал Константин, глупо барахтаться против течения и пытаться в одиночку переломить ход событий.

Речевой аппарат, как и воля, также отказывался исправно работать. Речь стала невнятной, со скомканными окончаниями слов. Собственно, и говорить было не с кем. Ближайший сосед находился в десяти метрах по цеху, а из-за грохота конвейера, психоделично-трансовой музыки и команд через динамики даже в здоровом состоянии докричаться было сложно. В столовую на завтрак и ужин (обеда не было), и в казарму на восьмичасовой сон — ходили шеренгой, под прицелом индуктивников, и желания поговорить не возникало.

Работа оказалась тупой, монотонной и тяжёлой физически. По конвейеру медленно поступали запаянные заготовки альфа-батарей среднего формата — свинцовые цилиндры длиной в ладонь, со скруглёнными краями. Каждый такой цилиндр весил по пятнадцать килограмм и мог обеспечить месячную работу электромобиля. В предыдущем цехе, за кучей стальных переборок, заготовки наполняли какой-то адской смесью кислот и слаборадиоактивных солей и герметично упаковывали. Там работали смертники, и Константин не сомневался, что в случае, когда он станет не нужен, его поставят именно на тот участок конвейера.

Сейчас его поставили на менее вредную и более простую работу. Надо было разворачивать болванки нужной стороной, приоткрывать пару затычек и на секунду приставлять к двум клеммам шнуры вольтметра. В случае, когда загоралась красная лампа — а случалось это, видимо, при недостаточном наполнении болванки активными веществами — конвейер останавливался, и нужно было переложить бракованную болванку на поддон, который периодически куда-то уносили. На болванки исправные надевался защитный резиновый кожух, после чего они отправлялись дальше по конвееру.

Цех располагался в полуподвальном помещении. Территория завода, насколько Константин мог её осмотреть во время перемещений, казалась небольшой. Константин впервые пришёл себя в камере и не знал, какой это город или посёлок. Оставалось только гадать — на Новоуральск, где был первый и самый крупный завод по производству альфа-батарей, не похоже. Североуральский завод — слишком далеко, за сутки не приедешь, а в Тавде или Каменске чувствовался бы запах моря. Возможно, или где-то на западе, или на Юге — к тому же, за забором виднелась какая-то невысокая поросшая лесом гора.

От резиновых перчаток сильно потели руки, мыть их можно было только в пятиминутные перерывы, которые устраивали раз в полтора часа. За эти же пять минут полагалось сходить в туалет и выпить воды — всё под присмотром конвоира. Во время перерывов его замещал сменщик — один из «свободных» рабочих, которому не кололи препарат, но который, как и все остальные, был тут на правах осуждённого. Этот парень был чуть помоложе Молота, умел делать все операции в цехе, и выглядел более живым, чем остальные рабочие — даже успевал бросить пару фраз.

— Зомби — металлюга, побритый, тупой и покорный! — поддразнил он однажды Константина, когда его подвели сменить. — Вот выйдем отсюда, ты мне ещё сыграешь на своей гитаре.

— Гитары… нет, — промямлил Константин, внутренне злясь от своего безволия, затем получил ощутимый удар в спину прикладом индуктивника.

— Я вам поговорю, животные! — рявкнул сержант, и добавил, усмехнувшись. — Ха, конечно, выйдите.

Гитара. Её надо найти, вдруг понял Константин-«бессознательный». Это самое ценное, что у него есть, и очень важное — и не только потому, что это память об отце. Сейчас электрогитар почти ни у кого не осталось, и Константину часто раньше приходила мысль, что он обладатель последней такой гитары в городе.

Даже если «Ямаха» попала в руки Корпорации, он непременно отыщет её, понял Константин. А сейчас надо просто поддаться и делать то, что велят.

Константин мысленно пытался найти зацепки, людей и организации, которые могут ему помочь.

Каиров, председатель общины, в которой жил трэшер. Наверняка старику придёт извещение от Корпорации о том, что Константин Молот обвинён в сопротивлении войскам и отправлен на «исправительные работы». К соседям, пусть и бывшим, Каиров относился с большим уважением и даже какой-то отцовской заботой, и оставалась слабая надежда, что он может заинтересоваться судьбой Молота. Константин слышал, что некоторые свободные общины выкупали своих жителей из «рабства»

Второй вариант — девушка Лиза, которая ушла неизвестно куда. Она упоминала, что у неё есть влиятельные друзья, связанные с дворянством. Этот вариант казался сложнее — узнать о местонахождении она могла лишь только бросившись искать Константина, и он уже интуитивно понимал, что делать она это после той пьянки не станет.

Третий вариант. Дмитрий Хэви, друг со Вторчермета, представитель «металлической знати» — он однозначно захочет и сможет помочь, но есть два больших «но». О проблеме Дмитрию могут сообщить только Олег и Трофим, о судьбе которых было неизвестно, и которые даже в случае освобождения могли просто-напросто забыть о просьбе случайного спутника. Оставалось надеяться на этику представителей металлической субкультуры, которая обязывала по возможности помогать собратьям хотя бы в таких мелочах.

И, наконец, четвёртый вариант, который казался Константину совершенно нереальным, и который, вместе с тем, лёг на полку к остальным вариантам. Отец. В сложные минуты жизни металлисту казалось, что он всё ещё жив, и что он следит откуда-то свыше за судьбой своего сына. Так или иначе, один из этих вариантов вполне мог оказаться жизнеспособным.

Одной из немногих радостей, к которой Константин быстро привык, был приём пищи. Во-первых, после монотонной работы есть хотелось всегда, и еда казалось чем-то родным и привычным. Безвкусная, несолёная, зато обильная и сытная — давали варёную треску, картофельное пюре, омлеты и каши. Во-вторых, во время приёма пищи была уникальная возможность посмотреть на других заключённых и снова почувствовать себя членом общества.

Хотя обществом это было назвать весьма сложно — рабочий коллектив скорее напоминал пациентов психбольницы. Всего на фабрике работало около ста пятидесяти человек. Зомбированных — а их было больше половины — и тех, кто работает с вредными материалами, кормили отдельно. Разговаривать не позволялось, поэтому рабочим оставалось только пересматриваться друг с другом. Хотя, по отрешённому виду большинства рабочих Константин сразу понял, что пытаться разговаривать с кем-то попросту бесполезно.

После ужина его и остальных заключённых сразу отводили на ночлег. Спали рабочие в отдельных узких кабинках-камерах, где кроме низкой кровати хватало места только на умывальник и унитаз. К вечеру сознание было самое ясное, и на четвёртый вечер Константина посетила шальная мысль о побеге. Прикинув, расчётливый разум понял, что это нереально — металлическая дверь закрывалась на засов, а зарешётчанное окошко было под самым потолком. Даже при своём немалом росте, если встать на кровать, с трудом удавалось дотянуться до нижнего края окна.

Уколы перед сном ставил огромный — на голову выше металлиста — солдат-санитар. Второй, с индуктивником, в это время стоял рядом, у входа в кабинку.

— Что это за город? — спросил у него Константин.

Оба солдата промолчали.

— Что… Так сложно ответить? — проворчал Молот.

— Какой-то он резвый, — лениво сказал солдат у прохода. — В столовой ворочается, поди ещё помнит что-то. Побольше ему добавь этого… как его там?

— Сказали не добавлять — отупеет вконец, — отозвался громила-санитар, вытаскивая иглу из бицепса Константина. — Или копыта во сне двинет.

— Странно.

Солдаты ушли, закрыв дверь снаружи на засов. Получается, препарат можно использовать как эвтаназию, понял Константин. Наверняка его так и используют, когда нужно избавиться от кого-то из рабочих.

Возник странный и справедливый вопрос — почему его сразу не прикончили? Более того, оставили с памятью. С одной стороны, смертная казнь была редкостью — в условиях небольшого населения Империи ценна каждая рабочая особь, и гораздо выгоднее оставить человека без мозгов, но с руками. Но с другой стороны, Корпорация хотела скрыть от народа факт аномалии, и знания Константина были слишком опасны, чтобы оставлять его в живых. «Поди ещё помнит что-то», — вспомнилась фраза, и тут Константина осенило.

Похоже, что у всех остальных рабочих в цехе была стёрта долговременная память, но то ли по недоразумению, то ли по чьей-то указке свыше, Молоту было приказано колоть меньшую дозу, или неполный комплект препаратов. Если это случайность, то скоро его чересчур активное поведения заметят и ситуацию исправят. Если это сделано специально, то его знания кому-то нужны. Но зачем? Чем безработный трэш-металлист, да ещё и знающий «слишком много», может заслуживать столь мягкого приговора?

После этих мыслей он провалился в беспамятство. Снов Константин не видел — виноват был всё тот же препарат, пик действия которого приходился на ночные часы.

На шестой день Константин получил часть ответов на скопившиеся вопросы. Когда его и остальных рабочих после ужина вели шеренгой в сторону жилого корпуса, двое солдат подошли к строю, выдернули Константина и повели под руки куда-то в сторону.

— Куда? — проговорил он.

— Сейчас узнаешь, — отозвался воин Корпорации.

Его привели к административный корпус, Молот понял это по гербу с ящерицей и лозунгу «Корпорация Любит Вас». Неужели ожидается допрос, или, того лучше, освобождение? Впрочем, радостных мыслей Константин остерегался, помня, что в лучше не поддаваться эйфории и по возможности быть начеку — тем более в таком месте.

Солдаты затащили его на второй этаж и втолкнули в кабинет. В кабинете стоял худой лейтенант-татарин с неприятной бородкой и автоматом в руках, он указал Константину присесть на скамью.

— Подожди немного.

Через минуту в комнату зашёл ещё один лейтенант из местных, сопровождавший пожилого офицера войск Корпорации. На вид этому человеку было не меньше шестидесяти лет — очень редкий возраст для жителя города, а когда Константин взглянул на погоны вошедшего, у него и вовсе пробежали мурашки по спине. Пять точек — генерал войск, высший чин армии Корпорации. Всего такого чина офицеров было не больше десятка.

— Меня зовут Вячеслав, — генерал сел напротив -металлиста и стал сверлить его взглядом. — Назови своё имя.

— Константин, — пробормотал Молот, разглядывая стол. — Константин Молот. Это вы — тот самый теневой правитель Корпорации?

— Хорошо, что у тебя осталась память. Нет, это не совсем так, хотя близко. Я правильно понимаю, что ты сын Максима Молоткова?

Константин поднял глаза на генерала и кивнул.

— Это его гитару ты потерял в лесу?

— Да, её. Он оставил её в наследство. Она у вас? — Молот почувствовал, как у него леденеет спина.

— Отвечай на вопросы. Ты знаешь, кто такой Путник? — спросил генерал, проигнорировав вопрос.

— Нет.

— Вестник перемен?

— Нет, — машинально ответил Константин и вдруг вспомнил тот странный сон. — Это же… Откуда вы знаете?

Генерал вопросительно наклонил голову набок.

— Что знаем?

— Ну… про вестника перемен я видел во сне. Там, в лесу. Вместе с девками-сектантками. Где они, кстати?

— Не важно, — оборвал его генерал. — Этот Вестник тебе что-нибудь сказал?

— Нет, я видел парня, молодого, очень похожего на меня. Он что-то прокричал, но я не понял. Я ещё подумал, не брат ли он мне? Хотя это вряд ли, откуда он может взяться. Мы не успели поговорить

Офицер разочарованно стукнул кулаком по столу. Переждал немного.

— Ещё кто там был? В твоём сне?

— Огромные уродцы с хоботами и ушами.

— Слонотавры, — кивнул генерал. — А трое людей? Лет тридцати, в чёрных очках?

— Нет, — твёрдо ответил Константин.

Генерал злился. Похоже, какие-то его надежды не оправдались.

— Ты до этого общался с индуистами?

— Знал парочку. Но так, чтобы участвовать в их ритуале — ни разу.

— Ещё что ты видел во сне?

— Индуистки сказали, что всё это было каким-то пограничьем. Я так понял, что это что-то среднее между снами и виртуальными мирами.

На лице Вячеслава появилась заинтересованность, затем он снова принял суровый каменный вид.

— Так. Ещё?

— Да, — вспомнил Константин. — Этот парень назвал парочку трэш-металлических групп. Я ещё подумал, откуда он всё это знает?

Генерал пожал плечами.

— Понятия не имею. Может, увлекался.

— Вы же там наверху всё знаете?

— Мы такие же люди, как и вы тут! — неожиданно резко выкрикнул генерал и отвернулся. — Корпорация, киберготы, металлисты, один хрен. Никто не знает, что скоро начнётся… Эх, знал бы твой отец, в кого превратился сын!

— Вы знаете отца? Вы его тоже посадили?

Константин удивился сам себе, с каким хладнокровием он это спрашивает. Вячеслав поменялся в лице. Показалось даже, что он подобрел.

— Я знал твоего отца, Константин. Где он сейчас, никто не знает — по слухам, ушёл на Запад и пропал без вести.

— Значит… он работал на вас, — нахмурился металлист.

— В какой-то степени да, — кивнул генерал.

Это было худшим предательством в жизни, о котором мог предположить металлист. Отец… он не мог работать на Корпорацию. Константин сжал кулаки и понял, что будь он хотя бы немного менее безвольным, обязательно бы дал по морде этому генералу. Но разум возобладал над эмоциями.

— Вы врёте, — спокойным голосом сказал он и вздохнул. — Врёте, шавки…

Лейтенант, стоявший у лавки, замахнулся прикладом, намереваясь врезать Константину, но генерал остановил его.

— Не стоит, Хаким. Скажи нам, Константин, ты умеешь играть на гитаре?

— Да, — металлист кивнул.

— Ты нам ещё, возможно, понадобишься

Константин усмехнулся.

— Вы думаете, я стану работать на Корпорацию?

Генерал поднялся со стула и долго, внимательно посмотрел на заключенного. Казалось, этот тяжёлый взгляд пожилого человека может длиться вечность.

— Нет, — наконец сказал он. — На Корпорацию ты работать не сможешь. Нам — я имел в виду, что ты ещё понадобишься нашей долбанной цивилизации. И тем, кто за ней стоит.

Вячеслав вышел, вместо него зашли два местных солдата и потащили Константина обратно, в сторону жилого корпуса. На улице он обернулся, и увидел вылетающий со стороны холма синий дирижабль. Разум ближе к ночи был наиболее трезвым, и металлист прикинул — дирижабль может лететь либо от Верх-Исетска, либо в сторону столицы, транзитом. В первом случае место, где находится фабрика, лежит где-то ближе к западным землям, за хребтом, во втором — где-то в Белоярской провинции.

— Не ворочаться! — пригрозил сопровождавший солдат.

«Грёбаный социум», — подумал Вячеслав и понял, что из-за задержки приёма препарата чувствует небольшой прилив сил. Но рисковать было рано.

Его привели внутрь жилого корпуса. Все кабинки-камеры в коридоре уже стояли закрытые — остальным заключённым препарат уже ввели, и они спали беспробудным сном. У порога его ждал солдат-санитар с препаратом.

— Что про него сказали? — приглушённо спросил он у солдат.

— А фиг его знает, — ответил стоящий справа. — Вроде бы узнали всё, что нужно.

— Ясно.

Константину стало не по себе. Интуитивно он понял, что сейчас будет.

— Мужики, этот генерал сказал, что я ещё понадоблюсь!

Реплику проигнорировали. Солдаты привычно завели Константина в кабинку-камеру и встали у входа, пропуская санитара.

— Э, бойцы! — обернулся Молот. — Вы же слышали, что сказал генерал!

— Какой-то он борзый, — безучастно заметил второй солдат. — Давно пора было дозу вколоть. Ладно, мы пошли.

Санитар заломил за спиной руку, намереваясь выстрелить шприцом-пистолетом в бицепс.

Константин решил действовать. В голове заиграла, забив в бразильские барабаны, уже позабытая за время заключения «Сепультура».