Король орков: Путь воина

Глава 7. Сломанное копьё

Издревле известно, что ароканды не единственный народ, проживающий на острове Арокзор. На северо-востоке, в далёких горных проходах и пещерах живут гоблины — существа, помешанные на золоте и богатстве. Подобно оркам, гоблинов ошибочно считают дикарями, но в этом есть доля правды. Предполагается, что гоблины жили на острове ещё до прихода орков, и именно орки вытеснили их в труднодоступные северные горы. В те времена они были достаточно дикими и слаборазвитыми. Однако постоянная вражда с арокандами и вынужденное переселение заставили их довольно быстро эволюционировать. У гоблинов есть свои культура, язык и пантеон божеств. Их культура — «поклонение золоту»; многое в жизни гоблинов построено на деньгах. Гоблины не могут похвастаться великой силой, но они хитры и коварны. Они готовы пойти на всё ради золота, которое они так ценят. Несмотря на то, что гоблины являются опасными противниками, они изолированы — ограничены своими горами. Тем не менее, даже гоблины умудрились наладить торговые отношения со стальными людьми, получая с этого определённую выгоду.

Второй опасный враг — это огры и тролли, выводок тёмных сил из давно забытых времён. Тролли необычайно глупы, медлительны и малочисленны; они обитают только в болотных лесах и выходят на поверхность лишь ночью. Тролли известны поражающей регенерацией и тем, что превращаются в камень с приходом рассвета. Огры — существа ростом в семь футов, напротив, внушают ужас и несут смерть. Несмотря на неприязнь огров к солнечному свету, они не превращаются в камень с восходом солнца. Огры не выделяются умом, однако могут проявлять удивительную силу и организованность, объединяясь в небольшие племена и периодически осуществляя рейды на крепости арокандов. Они проживают там, где можно укрыться от солнечного света: в пещерах, лесах и горах. Мало, что известно о культуре и языке огров, однако они понимают язык арокандов.

Третий и, пожалуй самый опасный враг, не считая стальных людей — это гремлины. Это мелкие и противные существа с голубоватым или серым оттенком кожи, частично покрытые мехом, отдалённо напоминая гоблинов. Гремлины прославились как подлейшие убийцы и грабители. Хотя, как и гоблины, они не могут похвастаться силой, гремлины очень сплочённые, изворотливые и хитрые. Они часто устраивают засады в самых неожиданных местах и мечтают копья с поразительной точностью. В отличие от гоблинов мало интересует именно золото; они склонны собирать всякие побрякушки, от палок до драгоценностей, поклоняясь украденным реликвиям словно божествам. У них есть примитивная культура и не менее примитивный язык, собранный из фраз и слов, заимствованных у соседних народов, когда-либо обитавших на острове

На улице наступила темнейшая ночь. Тёплый сентябрь уступил место прохладному октябрю, и небо затянули свинцовые тучи, предвещая ливень. Казалось, сама природа предсказывала надвигающуюся беду. Разъярённый актер бушевал, срывая с деревьев последние листья и заставляя их метаться из стороны в сторону. Крепость, в которой угас последний очаг света, погрузилась в крепкий сон. Даже воины на дозоре не ждали неприятностей и мирно дремали, укрывшись под козырьком деревянной заставы над вратами, ожидая дождя. Но неприятности были близко. Очень близко.

В лесистых холмах неподалёку от крепости, где её силуэт был хорошо виден, уже были наготове грабители и убийцы — гремлины. Этим маленьким существам давно хотелось напасть на какое-нибудь поселение арокандов. После своего прибытия в западные земли с востока, гремлинов то и дело гнали прочь орки за их проделки, но им это надоело убегать. Теперь существам хотелось добычи покрупнее — например ограбить крепость. Прибывшие группы объединились с местными; в итоге получилось внушительное племя гремлинов, которое возглавил вождь пришлых — Крарстаа́к. Все соплеменники ждали его приказа. Просто так войти в крепость они не могли, но хитрый вождь гремлинов придумал план.

Рядовые гремлины загрузили бочками большую телегу, привязав верёвками четырёх пленных арокандок к ней, и повезли её к воротам крепости. Крарстаак подгонял пленных, сердито крича на непонятном для них языке. Но вскоре все гремлины куда-то пропали, в том числе и их вождь. Когда дозорные услышали скрип колёс телеги, они вскочили, готовые к неприятностям. Увидев столь странную картину, они окликнули тех, кто шёл по тропе, воспринимая их за торговцев.

— Эй вы! Крепость закрыта, приходите утром! — крикнул первый дозорный, стараясь звучать уверенно.

— У нас подарок для вождя, помогите нам! — воскликнула одна из пленниц, с трудом сдерживая слёзы. Пленным пообещали сохранить жизни, если они выполнят свою часть работы.

— Что вы везёте? — недоверчиво спросил второй дозорный, осматривая телегу.

— Это только для глаз вождя, — заявила другая пленная, которая выглядела спокойной.

Дозорные переглянулись в недоумении. Им не нравилась эта ситуация, но как воины крепости они были обязаны её решить. Наконец решив, что им не может угрожать опасность от обычных торговцев, один из дозорных крикнул:

— И всё же мы осмотрим груз!

Спустившись вниз, дозорные отворили ворота крепости, выйдя к телеге, недоверчиво осматривая телегу и пленных. Пленные попрятали глаза вниз, скрывая свою боль, нанесённую гремлинами.

— Почему руки связаны? — выкрикнул второй дозорный, увидев, что пленные связаны к телеге. И в этот момент он услышал подозрительные звуки из бочек. Вырвав меч из ножен, он закричал. — Что за…

Не успел он договорить, как из бочек выскочили гремлины и закидали несчастного дозорного копьями. Второй дозорный, пытавшийся предупредить крепость о нападении, поймал коварное копьё в горло и упал, практически не издав ни единого звука. На шум сбежались другие воины крепости, но было уже поздно. Толпа диких и безудержных гремлинов уже вторглась в крепость, выскочив из леса и пройдя через открытые ворота. Дозорные если и убили нескольких врагов, всё равно были насмерть заколоты неожиданными атаками этих существ. Скоро, в крепости начали пробуждаться от сна, завуалированного звуками битвы, которые раздавались повсюду. Грола Огрумбу, вместе с сыновьями героически погибли, забрав с собой в обитель мёртвых около дюжины гремлинов. Но крепость, казалось, была обречена.

Спустя час этого кровавого грабежа, всё поселение полыхало пламенем, которое переходило с одного дома на другой. Если кто-то и выжил в этой бесчестной бойне, то их так мало. Ужасно мало…

Когда насилие и мародёрство завершились, Крарстаак, вождь гремлинов, с яростью в глазах поднял меч и, не колеблясь, отрубил голову павшему вождю. Он насадил её на пику, как символ своей победы, и, обернувшись к своим соплеменникам, прокричал на языке гремлинов в честь триумфа. Его голос звучал над полем битвы, где мрак ночи смешивался с криками ликующих гремлинов. Они, словно дикие звери, плясали на трупах, не различая, чьи это тела — павших врагов или своих соплеменников. Но Крарстаак, на удивление, сдержал своё слово, отпустив пленных; обычно гремлины их убивают, насаживая головы на пики.

— Вы! Идите! Вон! — прокричал он на корявом языке арокандов, удивляясь, что помнит его. Когда-то он был в плену у орков, и это знание теперь служило ему на пользу.

Бывшие пленники, дрожащие от страха, бросились прочь, унося ноги. Им посчастливилось остаться в живых, ведь обычно гремлины не щадят никого.

Гремлины, словно обезумевшие и опьяневшие от этой победы, снова в один голос продолжили ликовать, при этом устраивая аморальные танцы на трупах павших, причём неважно, соплеменников или арокандов. Крарстаак, обуреваемый дикой радостью, сдержал своих сородичей, когда они вновь начали ликовать.

— Тихо! — приказал Крарстаак, подняв руку, и все умолкли. Его голос звучал уверенно, как никогда. — Гремлин глупый. Вождь умный. Гремлин, вождь, вместе — сила! Вместе помогать племя наш!

Гремлины, хоть и сдержанные, продолжили праздновать победу. Но времени у них немного; им надо уходить, ведь Крарстаак понимал, что орки вернутся.

Крарстаак оглядел поле битвы, его сердце колотилось от адреналина. Он чувствовал, как в его жилах бурлит энергия победы, но в то же время понимал, что за этой радостью скрывается тень. Он знал, что за каждым трупом стоит история, и что его племя не сможет избежать расплаты.

Женщина бежала так быстро, как только могла. Казалось, что усталость на неё совсем не действует. Ужас, который она только недавно увидела, вырисовывался в её глазах. Её одежда, окрашенная кровью и вымокшая от пота и дождя, стала для неё достаточно тяжёлой, будто на ней были надеты доспехи. Она бежала всю ночь, до самого рассвета. Во время этого долгого побега, её сопровождал только ливень, шедший долгое время. Женщина всё время ощущала чувство, что за ней ведётся яростная погоня, поэтому она не жалела своих сил. Её ноги отказывали, а сама она готова была упасть на землю навзничь: силы были на исходе, а сердце колотилось как бешеное. Но женщина должна была бежать. Она должна была передать то, что случилось — и как можно скорее.

Как только она добежала до городских ворот, то немного успокоилась и, переведя дыхание, обратилась к дозорным. Выслушав её не непродолжительную историю, полную боли и слёз, они впустили беженку в крепость, попутно сопровождая до дома вождя. Там её ждала аудиенция с правителем.

— Так значит, ты говоришь, что на твою крепость напали гремлины. О какой крепости идёт речь? — спросил вождь Гулзур.

— Музкорг, — еле сдерживая слёзы проговорила беженка; её голос дрожал от страха. — Они напали на Музкорг, мой вождь. Их было несколько сотен, может даже около тысячи… Они заполонили крепость. Они убили почти всех, а кого не убили… мне неизвестна их судьба, мой вождь.

Гулзур нахмурился, его лицо стало каменным.

— Музкорг? — встрепенулся Гримбаш, удивившись такому заявлению. — Как они смогли? Крепость была хорошо защищена. Говори!

— Я не знаю, — ответила беженка и зарыдала, не имея больше сил сдерживать слёзы. Она ведь была причастна к падению крепости. Она не могла вынести мысли о том, что её родные погибли, и это чувство вины давило на неё, как тяжёлый камень.

— Гримбаш, тихо! — приказал Гулзур, подняв руку, чтобы остановить сына. Затем он обратился к женщине. — Как тебя зовут?

— Крумзо́ла, мой вождь, — ответила она, опустив глаза.

— Крумзола, ты смелая и храбрая. Ты добежала от Музкорга до Гойрана, чтобы сообщить мне эту новость. Это достойно награды. Мои воины предоставят тебе пишу и место, где ты сможешь жить, — сказал Гулзур, привстав из-за стола. Его голос звучал уверенно, но в глазах читалась тревога.

— Спасибо, мой вождь, — поблагодарила его Крумзола, кивнув, но в сердце всё ещё бушевали страх и горе.

— Проведите её в западную часть города и дайте ей пищу из запасов, — приказал Гулзур своей гвардии. Сам вождь ушёл в комнату, находившейся справа от центральной комнаты. Ему нужно было подумать, собрать мысли и спланировать действия.

Беженка прибыла в Гойран, где её накормили и дали ей крышу над головой. Но даже в безопасности она не могла избавиться от образов разрушенной крепости и лиц своих погибших друзей. Гулзур, узнав о произошедшем, был в ярости, которую он сдерживал, понимая, что дело серьёзное: никогда до этого гремлины не совершали ничего подобного. Ему нужно было время, чтобы собрать большое войско с окрестных крепостей. Он не хотел рисковать.

Думы вождя прервал Гримбаш, резко и грубо открыв дверь.

— Отец, ты слышал, что они сделали? — заявил он разъярённо, его голос дрожал от гнева. — Мне нужны воины — лучшие воины! Отправь их со мной!

— Нам нужно больше солдат. Через четыре дня прибудут воины из Горко́рга и Джузко́га, — спокойно ответил Гулзур, не обращая внимания на злость его сына. — Я отправлю воронов в наши крепости. Подожди четыре дня, и войска прибудут.

— Ты не понимаешь, отец! Они напали на Музкорг! Там была Зафика! — чуть ли не прокричал Гримбаш, ударив рукой по столу, его глаза горели яростью.

— И что ты предлагаешь? Пойти горсткой воинов на этих тварей? — громко спросил Гулзур, строго смотря на сына. — Нет, отправляемся через четыре дня. Может через три. Твоя месть не стоит твоей же опрометчивой смерти.

— Хочешь ты этого или нет, но я пойду туда, — выдвинул свои условия Гримбаш, его голос звучал решительно. — Один или с войском.

— Тогда я тебя изгоню, — угрожающе произнёс Гулзур. Меньше всего он хотел потерять старшего сына.

Гримбаш ничего не ответил отцу — просто посмотрел ему в глаза, после чего молча развернулся и ушёл, не закрыв за собой дверь. Его шаги раздавались эхом в зале, словно предвестник беды.

— Помни, я тебя изгоню за непослушание! — выкрикнул Гулзур вслед уходящему старшему сыну, после чего обратился к Вутергуру. — Скажи страже не выпускать его ни под каким предлогом! Если попытается проскользнуть, то пусть запрут в подвале!

Вутергур кивнул и бросился выполнять указание отца.

Гулзур выглядел разгневанным: будь он моложе, то уложил бы гордого сына на лопатки одним ударом, и тот никуда бы не ушёл. Однако несмотря на его грозный и злой вид, внутри него сидело огромнейшее беспокойство. Вождь прекрасно понимал боль и утрату старшего сына. Понимал. Но рисковать Гримбашем Гулзур не хотел. К тому же если гремлинов действительно около тысячи, в этом не было совершенно никакого смысла. Но из-за упрямого и гордого характера старшего сына, с ним приходилось либо мириться, либо действовать силой. Первый вариант — явно не лучшая идея для сложившейся ситуации. Поэтому в ход идут радикальные меры.

В это время Ураг, находившийся неподалёку, глубоко вздохнул, чувствуя, как тревога сжимает его сердце. Он понимал, что его брат движется к опасной черте, и, не раздумывая, метнулся вслед за Гримбашем. Ураг знал, что его брат полон ненависти и желания мести, но он также понимал, насколько это безумие может быть опасным. Он знал, что надежда не покидала Гримбаша: если выжила одна беженка, то и Зафика всё ещё может быть жива. Возможно ему удаться переубедить брата.

— Брат, постой! — крикнул он, едва догнав Гримбаша. — Что ты надумал?

— Если я потороплюсь, то смогу спасти её. Если она всё ещё жива, — ответил Гримбаш, обернувшись к брату. Его лицо было полно решимости. — А если есть хоть малейшая надежда, я не могу терять ни минуты.

— Ты же слышал, что сказала беженка, их было гораздо больше сотни! А если их целая тысяча? — пытался переубедить брата Ураг, его голос звучал настойчиво. — Ты не сможешь отомстить, не имея за собой войска!

Гримбаш покачал головой.

— Ты слышал, что сказал мне отец, — сказал он. — Я возьму с собой добровольцев и поеду сразу же к Музкоргу. Ты со мной?

— Это безумие! — воскликнул Ураг, отрицательно покачав головой. — Прошу, подожди, пока не придут ещё воины!

В глазах Гримбаша сверкнуло разочарование.

— Значит ты не со мной, — произнёс он с грустью, будто что-то сломалось в его голосе. — Удачи тебе, брат.

С этими словами старший сын вождя развернулся и стремительно направился к центральной площади крепости. Ураг, стоя на месте, кивнул гозхору, стоявшему неподалёку, намекая, чтобы тот как можно скорее исполнил указание вождя. Гвардеец кивнул в ответ и вплотную двинулся к южным воротам.

— Это для твоего же блага, брат, — тихо прошептал Ураг, с грустью наблюдая, как Гримбаш уходит в сторону зала легенд.

Однако Ураг прекрасно понимал, что не стоит полноценно доверять гозхорам, следовавшим за Гримбашем. Эти воины бились плечом к плечу с его братом в прошлых войнах. Ароканды прежде всего ценят боевые умения и честь. Им они отдают бо́льшее предпочтение, нежели приказам вождя. Воины могут пойти за Гримбашем, если тот уверенно настоит на своём. Вольных арокандов крайне тяжело держать в узде. Это было одной из причин, почему ароканды так и не смогли создать единое королевство.

Ураг ничего не мог поделать с упрямым характером брата, но он мог повлиять на отца, чтобы изменить его решение. Обдумывая, как это сделать, он ощущал скрытую, но яркую надежду на то, что сумеет вмешаться и остановить безумный план своего брата. Надо только поговорить с отцом и найти нужные слова.

Гримбаш направился в зал легенд, где собрал несколько добровольцев. Большая часть отряда состояла из бедных и отчаявшихся, готовых следовать за сыном вождя, как за последней надеждой. В отряде были даже женщины. Но были и воины. Воины, которые бесконечно уважали Гримбаша и его решимость. Ему предстояло поговорить с гвардейцами — он был уверен, что они поймут и поддержат его поход.

Гримбаш знал, что отец наверняка уже послал их к южным воротам. Так по крайней мере сказал Озрог — один из гозхоров. Его ведь тоже послали туда, однако Гримбаш сумел убедить его и пару других гвардейцев пойти с ним. Направляясь к воротам, Гримбаш планировал собрать ещё несколько бойцов в свой отряд, прежде чем сесть на волков, которые ждали их на южной окраине города.

Когда отряд из тридцати арокандов приблизился к южным вратам, на пути Гримбаша встали дозорные и большая часть гвардии вождя.

— Пропустите меня, — заявил он с непреклонной волей. Я Гримбаш зрог Гулзур. Или вы забыли, кто я?

— Мы не можем вас пропустить. Это приказ вождя, — ответили дозорные, не желая уступать.

— Либо я пройду, либо… — начал Гримбаш, но его слова прервал шум, и вскоре у ворот собралось по меньшей мере четыре дюжины дозорных.

Отряд Гримбаша, в тридцать арокандов, явно не мог соперничать с такой силой. Несмотря на это, он обнажил копьё и прикрылся щитом, готовясь к схватке.

— Я и в одиночку перебью треть ваших, если не отступите, — пригрозил Гримбаш, в его голосе звучала решимость.

Но его воины не разделяли такой уверенности. Гримбаш обернулся и увидел, как один за другим его товарищи бросают оружие, в их глазах светилась растерянность.

— Прости, Гримбаш. Но не будем биться со своими же, — сказал Озрог, один из гвардейцев. В его голосе звучали понимание и печаль.

Гримбаш тяжело вздохнул.

— Озрог, ты ведь понимаешь, что там моя жена. Понимаешь же? — отчаянно уговаривал он гвардейца.

— Нет, Гримбаш. Пойти против своих… против твоего отца. Я не могу, — повторил Озрог, отрицательно качая головой. В его глазах читалось сожаление. Но помочь он не мог ничем. Воин бросил меч в траву.

Гримбашу ничего не оставалось как бросить копьё и пойти вслед за дозорными. Внутри него бушевали чувства — гнев, отчаяние и безысходность. Как же он может бездействовать, когда Зафика может быть в большой опасности? Сына вождя отвели в неприметное здание и заперли его.

— Тебя поместят здесь ровно до начала похода. Затем освободят, — с безразличием сказал один из дозорных.

Гримбаш молча кивнул, осознавая безысходность своей ситуации. Каждую секунду ожидания сковывала новая волна тревоги. Мысли о судьбе жены не покидали его, словно злая тень. В отчаянии он попытался выбить дверь, но лишь повредил себе плечо.

Он знал, что ничего не мог сделать, кроме как ждать. Но в этот момент Гримбаш понимал: пока они бездействуют, Зафика может погибнуть. Часы, минуты, даже секунды тянулись адски долго в заточении. Он вздыхал и пытался представить, где она, в какой опасности сейчас находится. Гримбаш не знал, сколько ему предстоит ждать, но был полон решимости спасти свою жену, даже если для этого придётся сразиться с собственным отцом.

Прошел два дня. Ночь окутала Гойран, и небо заволокло тёмными облаками, лишая город света луны. Улицы были погружены в почти непроглядную тьму. За всё это время в крепость прибыли около двухсот воинов и новобранцев из ближайших крепостей. Ещё столько же не помешало бы, чтобы можно было выдвигаться в путь.

Итак, Гримбаш взаперти, а смута миновала. Вроде как. Так думали все, включая наверное и самого Гулзура. Но не Ураг. Он опасался, что даже несмотря на заключение, старший брат может что-нибудь затеять. Гримбаша любят ароканды. За ним они пойдут хоть на край света.

В это время Ураг сидел на старом стуле, расположенном на верху небольшой башенки у входа на территорию вождя. Он размышлял о том, как действовать, взвешивая все «за» и «против». Но время шло, ночь становилась всё темнее, и ему необходимо было принять решение, иначе события могли развиваться не в ту сторону. Он бы с радостью отдал жизнь за брата, но понимал: эта вылазка не имеет смысла без поддержки войска.

Всё-таки Ураг решил не откладывать разговор с отцом на потом. Иначе не будет никакого «потом». Встав со своего места, Ураг быстро спустился вниз и направился в длинный дом. Гулзур сидел на своём деревянном троне, когда Ураг вошёл внутрь: вождь словно ждал его. Ураг встал перед Гулзуром, и обратился к нему, стараясь говорить осторожно:

— Отец, ты мой вождь и правитель Гойрана. Но такое дерзкое нападение произошло. Я не могу тебе приказывать или требовать. Но я могу дать совет.

— Я слушаю, — ответил Гулзур, сохраняя невозмутимый вид.

— Отец, мы должны покарать их, чем быстрее, тем лучше. К северу также находятся наши крепости. Чтобы не терять время и не упустить этих тварей, я предлагаю выступить сейчас и попутно собирать войско. Нельзя позволять им уйти далеко, иначе мы рискуем их не найти, — продолжал Ураг, стараясь уверенно сформулировать свои мысли.

— Безусловно — гремлины — коварные твари. Было бы неплохо застать их врасплох как можно скорее. Но мы точно не знаем, сколько их, — задумчиво произнёс Гулзур.

— Я могу возглавить отряд разведчиков и сообщать об передвижениях гремлинов. Так мы выиграем время, — предложил Ураг, надеясь, что его план действий будет принят.

— Я подумаю над этим, — ответил Гулзур, погрузившись в раздумья. — Ступай.

Ураг, не желая завершать разговор, продолжал с тревогой в голосе:

— Это ещё не всё отец. Я настоятельно прошу тебя: удвой охрану Гримбаша.

— Ты не доверяешь моим дозорным? Я оставил достаточно воинов, — с серьёзным видом спросил Гулзур. Однако видя волнение сына, он добавил с терпением: — Ладно. Я пошлю ещё пять дозорных.

— Спасибо, отец, — с облегчением сказал Ураг прежде чем уйти в свою комнату. У него была надежда, что Гулзур возьмёт к сведению его просьбу о быстром выступлении. Так у Гримбаша не будет шанса что-то предпринять.

Гулзур остался один, наклонившись вперёд и облокотившись о стол, сложив руки перед лицом. Он тщательно взвешивал все плюсы и минусы, связанные с предложением сына, обдумывая, каков будет следующий шаг. Неожиданно в его голове сложилась ясная картина. Он знал, что не может больше терять время, ведь на кону стояли жизни его людей, и, возможно, самого Гримбаша.

В неприметном домике царила тишина. Здесь не было собеседников и возможности заняться чем-либо интересным. Вокруг лишь пустое пространство, наполненное безмолвием. Хотя у арокандов и не было настоящих тюрем — Гримбаш находился взаперти против своей воли — это было редким исключением из правил.

Ночь опустилась, когда Гримбаш безуспешно пытался уснуть, побеждая нарастающую бессонницу. Вдруг дверь в здание тихо и медленно открылась. Гримбаш повернулся в ту сторону. В комнату вошли двое арокандов: Озрог и один из дозорных.

— Я не голоден, — начал Гримбаш, думая, что они принесли ему еду.

— Мы здесь не по этой причине, — почти шёпотом прервал его дозорный. — И говори тише. Дело в том, что это мой дозор. Я воспользовался этим и переговорил с добровольцами. Мы собрали ещё двадцать бравых воинов. Мы тебя поддерживаем.

— Мы с тобой. До самой смерти, — добавил Озрог с решимостью в голосе.

— И не гоже бравому воину быть взаперти! Хоть ты и ослушался вождя, но мы его не поддерживаем. У арокандов нет тюрем! — раздался голос другого воина.

— Т-с-с, тише, — Озрог поднёс палец к губам, после чего повернулся к Гримбашу. — Мы с тобой, друг мой.

— Тогда в путь, — обрадовался Гримбаш. Его дух наполнился надеждой.

Аккуратно и незаметно отряд добровольцев проскользнул мимо дозорных, проникнув в волчью яму. Там они взяли себе ездовых волков и помчались через северные ворота, возле которых не было никого, потому что местные дозорные отправились с Гримбашем. Однако вскоре шум их побега услышали другие дозорные. Вскоре об этом узнает и вождь.

Одним из свидетелей побега оказался Ураг, который не мог уснуть из-за волнений и недавних слов брата. Увидев всадников на волках, он мгновенно осознал, что произошло. Все мысли о том, что нужно немедленно рассказать отцу, пронзили его разум. Ураг пулей метнулся к длинному дому.

— Отец! Гримбаш сбежал! — воскликнул он, грубо открыв двери.

Гулзур, незадолго до этого видевший седьмой сон, резко вскочил, его лицо выражало как гнев, так и страх.

— Как это сбежал? Я ставил дозорных! — яростно крикнул он, метаясь по комнате в поисках своей брони.

— Гримбаш? Он сбежал? — обеспокоено и почти что со слезами на глазах проговорила Шинегра, её голос мелодично дрожал от волнения. — Ураг, догони его! Прошу.

— Да, мама. Только один я его не догоню. Мне нужен отряд.

— Он отправится со мной. Я поведу воинов. По пути мы соберём ещё добровольцев, — уверил Шинегру Гулзур, пытаясь наладить ситуацию.

— Верните его живым, — практически шёпотом попросила Шинегра, немного успокоившись. — Живым.

— Не беспокойся, мама. Мы его вернём, — ответил Ураг, обняв маму. Его уверенность колебалась, словно сухая ветка на ветру.

В длинном доме началась суматоха. Подняв всех на уши, вождь приказал быстро собрать всех боеспособных воинов, после чего отправиться в дорогу, по пути набирая добровольцев из северо-восточных крепостей. Если будут время и возможность.

Пока вокруг гремели крики и звуки сбора, одна лишь Оланва осталась в стороне. Она сидела в своей хижине, почти не двигаясь, словно погружённая в какие-то глубины своих мыслей. Лишь её слегка бледные губы двигались, проговаривая что-то едва уловимое. Те, кто умели читать по губам, могли бы расслышать, что юная провидица шептала: «сломанное копьё».

Гримбаш, мчащийся на своём волке вместе с отрядом добровольцев, стремился достичь Музкорга, чтобы уничтожить гремлинов, которые так подло напали на их народ. Но в сердце его таилась другая надежда — надежда, что Зафика всё ещё жива. Всадники скакали по покрытой грязью земле, оставляя следы зверей, пока серые облака заполнили небо, накрыв солнце и сделав день мрачным и угрюмым. В воздухе ощущалась нарастающая напряжённость, предвещающая приближение битвы.

Когда небольшая группа из пятидесяти воинов, не считая Гримбаша, пересекла границу Тхорзульского леса, их глазам открылась печальная картина. Чёрные сгоревшие крепостные стены стояли как напоминание о недавнем ужасе. Полуразрушенные дома, в которых когда-то жили орки, теперь были заброшены. На месте дома вождя осталась лишь зловещая куча пепла — гремлины сделали всё возможное, чтобы унизить арокандов. Войдя в поселение, они увидели множество мёртвых, на которых пока ещё не успели прилететь стервятники. Возле сгоревшего длинного дома всё также была голова вождя Огрумбу, насаженная на кол. Трагическое зрелище. Воины проходили мимо мёртвых тел, оглядывая их с сочувствием.

— Осмотрите всё вокруг, — велел Гримбаш, надеясь, что среди мёртвых не найдёт свою любимую. Он продолжал искать её, в то время как его воины прочёсывали крепость в надежде найти какие-нибудь зацепки.

Гримбаш подошёл к тому самому домику, где жили родители Зафики, её братья и она сама. От строения остались лишь жалкие полуразрушенные стены, остававшиеся от некогда уютного дома. Гримбаш тяжело вздохнул и выбил чёрную от пожара дверь. Войдя внутрь, он был потрясён ужасом: все, включая родных Зафики, были убиты. Все… Ожоги, колотые и рубящие раны покрывали их тела. Гримбаш без труда узнал каждого из них, но её… её не было.

Гримбаш облокотился об стену, прислонив кисть ко лбу, чувствуя, как мечты о будущем с Зафикой, о доме, который они собирались построить, рассыпаются в прах. А ведь они планировали построить тут дом… Дом, где они жили бы обычной мирной жизнью. Вокруг царила мёртвая тишина, противоречившая его надеждам.

Но вскоре Гримбаш собрался. Нужно было найти Зафику, и он не мог позволить себе сломаться. Обыскав всю крепость, отряд так и не нашёл её. Разъярённый и наполненный отчаянием, Гримбаш вновь и вновь приказывал воинам искать лучше, но каждый раз сталкивался с одной и той же ужасной реальностью: её не было среди всего этого хаоса. Час поисков прошёл напрасно.

Возможно, её поглотил огонь. Но если бы так было, где сейчас её тело? Мысли о том, что она могла быть жива и скрываться где-то в лесах, не оставляли его. Гримбаш твердо знал: он не остановится, пока не найдет её, даже если это приведет его в самую тьму.

Он собрал оставшихся воинов и произнес с холодной решимостью:

— Мы не можем оставить это место сегодня. Мы должны продолжить поиск. Если кто-то ещё жив, они должны знать, что мы не оставим своих. Зафика не может быть далеко.

Отряд, наполненный решимостью и гневом, снова продолжил поиски, готовый столкнуться со всеми препятствиями, лишь бы найти Зафику.

— Смотрите! — крикнул один из воинов, который забрался на стены, где раньше стояли крепостные башни дозорных. — Туда!

Гримбаш вместе с остальными поднялись наверх, чтобы посмотреть, что нашёл доброволец. Вглядевшись, старший сын вождя увидел тело, находящееся за стенами, и не одно. Несколько тел лежали в некотором расстоянии друг от друга, будто создавая логическую цепочку. Они однозначно куда-то вели.

— Идём туда, — отрывисто сказал Гримбаш, указав рукой вперёд.

— Это может быть ловушка, — предупредил того Озрог.

— Я знаю. Поэтому мы туда и идём, — ответил ему Гримбаш, не желая отклоняться от цели.

Проходя по этой тропе из мертвецов, старший сын вождя вглядывался в лицо каждого умершего. Спустя несколько минут поисков Гримбаш нашёл её. Зафика лежала в неестественной позе, а её белое, мёртвое лицо представляло собой страшное зрелище. Её глаза, застывшие в страхе и безысходности, были открыты. Рядом с её правой рукой лежал боевой топор, испачканный кровью — она пыталась защищаться до последнего, даже когда её тащили сюда, но безуспешно. Проверив её пульс и дыхание, Гримбаш убедился, что Зафика мертва.

Гримбаш, охваченный отчаянием и горем, упал на колени, опустив своё копьё. По его щекам потекли слёзы, капая на мокрую землю. Воины немного отошли, давая сыну вождя попрощаться с возлюбленной.

— Любовь моя… Эта боль — невыносимая, — произнес он с печалью в голосе, обращаясь к умершей. Слёзы струились из его глаз, словно бурный горный ручей, а руки тряслись от ужаса. — Ты была доброй, любящей женой и… могла бы стать хорошей матерью. Помнишь, как мечтали уехать куда-нибудь далеко, подальше от всех опасностей? Мы хотели жить в уединении с нашим ребёнком, чтобы нас никто не беспокоил. Но тебя достали… и убили. Надеюсь, ты умерла быстро и без мучений. Да возродишься ты в царстве Боргода. Однажды мы снова будем вместе.

Сын вождя приблизился к Зафике, поцеловал её в лоб, а затем в губы. В его глазах отражалась невообразимая боль — только тот, кто потерял любимого, мог понять этот ужас. Печаль заполонила душу Гримбаша. Он снова потерял близкого и родного ароканда — на этот раз свою любимую. Снова… Этот нескончаемый круг утрат не хотел заканчиваться.

Но внезапно, печаль сменилась гневом и ненавистью. Глаза Гримбаша налились кровью.

— Но прежде я отомщу, — со злостью произнёс он, сжимая кулаки, и закрыл глаза Зафики.

— Какова наша дальнейшая цель? — спросил один из добровольцев, подходя ближе к сыну вождя.

— Цель? Цели нет. Только месть, — ответил Гримбаш, поднявшись на ноги и вновь беря в руки копьё. Он стремительно направился дальше по тропе.

Воины отправились вслед за ним, оставив привязанными своих волков. Они не знали, сколько врагов на самом деле. Не ведали и того, что идут на смерть.

Изначально Гримбаш не планировал вступать в бой с гремлинами. Он лишь хотел найти Зафику. Но увидев её труп, он пришёл в бешенство. Эти твари должны поплатиться за содеянное.

Цепочка тел вела к лесистой местности, куда сквозь листву пробивался лишь слабый солнечный свет. Воины следовали по небольшим тропкам, оставленным гремлинами. Время шло, и вскоре они вышли к небольшой пещере, из которой доносились странные звуки. У входа в тёмное ущелье стояло множество бочек, что удивило арокандов.

— Приготовились! Щиты перед собой! — скомандовал Гримбаш, готовясь к предстоящей схватке.

Воины встали в стену щитов, выставив копья и мечи вперёд, и медленно двинулись в сторону пещеры, готовые встретиться со всеми ужасами, что ожидали их внутри. Гримбаш глубоко вдохнул, решая, что клятва мести будет выполнена, и ничто не сможет его остановить.

— Осмотрите бочки, — снова скомандовал Гримбаш, прекрасно помня хитрость гремлинов.

Воины осторожно подошли к деревянным бочкам и ногами сбили их с места. Они глухо приземлились, а крышки отвалились в стороны. Внутри оказалось пусто.

— Они пусты, — заметил один из добровольцев. — Где же они тогда?

— Тише! — вполголоса приказал Гримбаш, прислонив палец к губам. — Они пытаются нас надуть. Будьте наготове.

— Мы ведь все умрём. Зачем мы сюда идём, если искали только твою жену? — тревожно спросил другой доброволец.

— Вы знали, на что шли, я никого не заставлял, — резко отмахнулся Гримбаш.

— Но если их и вправду больше сотни? — спросил ещё один воин, который по всей видимости впал в отчаяние, ещё даже не встретившись с врагами.

— Вы воины по своей природе. Каждый из вас стоит десятка этих тварей, — пытался приободрить их Гримбаш, готовый к бою. — Вперёд!

Собравшись в плотный строй, воины медленно пошли к входу в пещеру. Вдруг словно из ниоткуда выскочило около двадцати гремлинов, и тут же началась кровавая схватка. Воины арокандов стойко держали оборону. Первая кровь была пролита. Гремлины, будучи слабыми созданиями, быстро падали под ударами, несмотря на внезапную атаку.

— И это всё? — вскрикнул Гримбаш, добив последнего гремлина, проткнув ему горло копьём. Его враг упал, всхлипывая и больно хватаясь за шею.

Однако в ту же секунду одному воину из отряда прилетело копьё в спину, отчего тот упал, практически прибившись к земле. Вскоре ещё двое воинов пали от коварного метательного оружия гремлинов. Враги, вышедшие из пещеры, были только отвлекающим манёвром. Многие ароканды, не считая самых опытных, засуетились в панике. Эффект неожиданности позволил гремлинам захватить инициативу.

— Кольцо! — проорал Гримбаш, стараясь навести порядок в отряде. Они потеряли уже троих — дальнейшие потери приведут к поражению.

Пока воины строились в кольцо, гремлины пристрелили ещё троих. Ароканды стойко держались, но щиты хороши лишь против стрел, а не против копий, которые пробивали их насквозь. Один за другим воины падали наземь. Первыми гибли новобранцы, у которых не было даже щитов. Арокандов осталось не больше тридцати.

Гремлинов же была целая тьма: даже среди многочисленных деревьев Тхорзульского леса виднелись их противные голубоватые тельца, которых было примерно в пятнадцать раз больше, чем оставшихся арокандов. Непонятно только, откуда взялось столь огромное количество этих существ в этих землях.

Гримбаш понимал, что они находятся в невыгодном положении, и что поражение им предрешено. Если ароканды останутся стоять на месте, то погибнут все без исключения. Они могли только попробовать прорваться обратно к волкам… или умереть как воины, сделав свою последнюю вылазку и забрав с собой как можно больше врагов.

— Вперёд! — протяжно и отчаянно прокричал Гримбаш, который повёл воинов за собой. Он потерял всё и не страшился смерти.

Собрав всю оставшуюся силу, ароканды встали в плотный строй и двинулись к волкам. Каждый из них знал: это будет возможно их последняя битва. Они шли вперёд как один, в сердце каждого уже горела ненависть к врагу.

Отряд прорывался вперёд, закрывшись щитами, попутно истребляя гремлинов, одного за другим. Их враги отступали, отстреливаясь от арокандов. Гримбаш сражался яростно и бесстрашно как никогда; только он один убил десятерых, а отряд лишил жизни почти трёх дюжин врагов. Но несмотря на героизм и умение сражаться орков, они были в шатком положении: гремлины окружили их в кольцо, стреляя по добровольцам как по тренировочным мишеням. Ароканды, уже готовые отправиться к богам, бились храбро и отчаянно, погибая один за другим, при этом забирая с собой и гремлинов. Врагов было слишком много.

Гремлины начали активное наступление. Умение метать копья у них было на высоте, но дальность стрельбы оставляла желать лучшего. Если орки уйдут, гремлины не смогут их достать. Однако, один орк за другим, несмотря на умения и количество убитых врагов, продолжали падать на землю, медленно уносясь к богам. Но если они смогут выбраться из леса, возможно, некоторые из них вернутся к волкам. Если смогут.

Со временем бойцов осталось всего десятеро. Но это были опытные и крепкие воины, знающие вкус крови. Однако Гримбаш более не хотел терять солдат.

— Отступайте к волкам! Я задержу их как смогу! — скомандовал он, закрывшись щитом.

— Мы останемся с тобой! Ты один не справишься! — возразил Озрог.

— Если уж и помирать, то помирать в бою! — прокричал другой ароканд, ринувшись в атаку на гремлинов. — Убьём этих тварей!

Отряд, а точнее то, что от него осталось, вместо того чтобы следовать к волкам, бросился в атаку, беспощадно уничтожая гремлинов по одному. По крайней мере, ещё два десятка этих тварей теперь кормили червей. Орки убивали всех, до кого могли дотянуться. Но несмотря на свой отчаянный натиск, они не могли справиться с постоянным, непрекращающимся обстрелом. Спустя несколько минут беспощадного сражения в живых осталось всего двое: Гримбаш и Озрог.

— Озрог! Держись рядом! — приказал Гримбаш, охваченный страхом и смятением из-за потерь. Он понимал, что привел товарищей на бойню из-за личной утраты. Гримбаш позволил им всем умереть; это чувство вины давило на него.

Озрог прижался к Гримбашу спиной к спине, убив попутно трёх гремлинов, но копьё, попавшее ему в ногу, уже дало о себе знать. Хромая, Озрог кое-как поднялся на ноги, правда ему это никак не помогло: гремлин, стоявший рядом с ним, проткнул копьём живот, а в то же время другое копьё прилетело орку в правый бок. Озрог тут же упал замертво.

— Озрог! — отчаянно закричал Гримбаш, осознавая, что остался один.

Сын вождя встал в стойку, держа щит и принимая на себя метаемые копья. Убив несколько гремлинов, он протиснулся ближе к врагам. Однако после нескольких попаданий его щит стал непригоден для боя. Он отбросил его и ринулся вперёд, умело орудуя своим копьём, сносив врагов, как будто это были больные крестьяне, до тех пор, пока одно из копий не вонзилось в его ногу. Согнувшись от боли, он простонал, но продолжал сражаться, забирая жизнь ещё одного врага.

На поле боя появился Крарстаак, вождь гремлинов, метнувший копьё, которое вонзилось в левое предплечье Гримбаша. У того помутнело в глазах, но он не сдался. Схватив копьё в правую руку, Гримбаш заколол ближайшего гремлина. Крарстааку было невыносимо видеть, скольких он уже потерял. Он приказал своим соплеменникам не стрелять, желая завершить сражение сам.

Гримбаш, обессиленный и находящийся на грани жизни и смерти, обернулся к вождю гремлинов. Только он это сделал, как новое копьё пронзило ему грудь. Он упал на колени и, всё ещё крепко сжимая своё копьё, почувствовал, как холод начал окутывать его тело. Он настолько готов был умереть, что даже боли уже не чувствовал.

Крарстаак подошёл к полумёртвому врагу, желая поиздеваться над ним и заодно добить. Он попытался отобрать копьё у Гримбаша, чтобы забрать этот трофей себе, но не смог: крепкая рука Гримбаша так сильно сжала оружие, что хилый гремлин и сдвинуть его не мог. Видимо силой вождь похвастаться не мог. Это позабавило полумёртвого Гримбаша, отчего он улыбнулся. Крарстаак подозвал к себе пару гремлинов и с их помощью всё-таки вынул копьё из рук ароканда.

Крарстаак, злясь, взял топор у одного из своих подчинённых и, с усилием, попытался сломать копьё перед Гримбашем. Но снова не смог! Поверженный орк начал смеяться над беспомощным гремлином. Неужели тот хотел сломать оружие, выкованное лучшими кузнецами Гойрана?

Крарстаак пришёл в ярость Он отобрал топор у другого гремлина, после чего положил копьё на огромный пень. Крарстаак, собрав последние силы, с пятого удара, наконец, разломал копьё пополам. Взяв часть с наконечником, он стал крутить её перед лицом Гримбаша. Тот лишь усмехнулся в ответ. Вождь гремлинов нахмурился в недовольной гримасе.

— Ты. Проиграть. Ты слабый. Гремлин сильный. — насмехался он над арокандом.

— Я отправляюсь… к предкам и богам, — ответил Гримбаш, сплюнув сгусток крови. — Ты тоже скоро туда отправишься, гремлин, — продолжил он, усмехнувшись.

Вождю гремлинов это не понравилось, и он оборвал жизнь молодого воина ударом копья в грудь.

— Зафика, — прохрипел Гримбаш, прежде чем упасть замертво. Это было его последнее слово. Он оставил мир в мрачной тьме с горьким чувством утраты и мести.

Гремлины, несмотря на количество убитых, были вне себя от радости и ликования. Крики и смех разносились по лесной поляне, когда они собирали различные вещи с убитых. Крарстаак уже собирался было отрубить голову Гримбашу в качестве трофея, но неожиданно услышал протяжный рёв боевого рога. Он предвещал появление новой угрозы.

Пришли ароканды из Гойрана с большим войском. Пять сотен орков стремительно наступали вперёд, первыми из которых мчались всадники на волках. Гремлины, испугавшись, начали убегать от них, пытаясь скрыться среди гущи деревьев, но быстрые и крупные волки, достаточно манёвренные, достигали своей цели, грызя и кромсая на части врагов.

Лесная поляна быстро заливалась кровью мелких существ. Всадников возглавил лично Гулзур, который убивал врагов своим большим и размашистым боевым молотом — Крушителем Черепов. Название оружия оправдало себя: молот, встречавшись с головой врага, ломал кости до того самого страшного хруста. Крарстаак, видя это зрелище, что пришло время убираться. Он решил сбежать с небольшой группой гремлинов, оставляя большинство на растерзание оркам. Его так и не удалось поймать, он скрылся в лесу. Однако большую часть его соплеменников полегла под мечами воинов арокандов.

Ароканды одержали победу практически без потерь, за исключением неудачной вылазки Гримбаша. После битвы Ураг, находившийся в войске отца, в спешке искал брата. И нашёл. Увидев его мёртвое тело, он в ярости бросил свой меч на землю. Его сердце наполнилось печалью. Мысли о потери брата заполонили разум Урага.

Я же говорил, что это безумие.

Гримбаш не послушал брата и поплатился за это своей жизнью. С другой стороны Ураг понимал, что его старший брат ценил жизнь своей жены гораздо больше, чем свою собственную. Слёзы потекли из глаз молодого ароканда; он был не в силах сдержать горе. Ураг не мог смириться с потерей брата по оружию. Брата по крови.

Ты погиб как настоящий воин. Ты не хотел такой участи, брат. Я знаю это. Не хотел такой участи и для Зафики… Она умерла с не рождённым дитя в утробе… Но жизнь несправедлива. Очень несправедлива.

— Да успокоишься ты в царстве Боргода, брат, — горестно попрощался с покойным Ураг.

Жизнь — сплошная насмешка. Прибудь мы на десять минут раньше, ты остался бы жив. Но боги решили иначе.

Гулзур и Вутергур подошли к Урагу, стоявшему над телом погибшего Гримбаша. Вутергур почувствовав печаль брата, положил ему руку на плечо в знак поддержки. Вутергур прекрасно понимал его, представляя как больно брату.

Гулзур, вечно холодный и мрачный, сразу же изменился в лице: он сегодня потерял наследника и сильнейшего воина крепости. Он потерял сына. Своего сына! Хоть он и не жаловал никого из отпрысков, относясь ко всем одинаково, но смерть Гримбаша сильно опечалила вождя. Хотя он это старался не показывать, чтобы сохранять вид сильного и непоколебимого правителя. Но утрата сына стала для него тяжёлой ношей. Гулзур чувствовал свою вину, что не успел спасти Гримбаша… Не успел спасти Зафику.

— Возьмите тело. Мы похороним в Гойране, рядом с моими предками. — приказал сыновьям Гулзур. В его голосе ощущалась нотка опустошённости.

Ураг и Вутергур принялись за дело, хоть и братья были совсем не в том состоянии, взяв и тело Зафики. Гулзур явно страдал; ведь негоже отцам хоронить своих сыновей. Однако суровая реальность жизни была такова: пока молодые умирали в бою, старые доживали свой век, ожидая славной смерти.

Забрав тела погибших и загрузив их на ездовых волков, войско Гулзура начало путь обратно домой. Тишина окутала отряд, пока они двигались под покровом леса, а воздух наполнялся горечью утраты. Смерть Гримбаша напоминала всем о том, как хрупка жизнь и как быстро она может ускользнуть. Каждый шаг приближал их к дому, где их ждал жестокий ритуал прощания и слияния с предками, которых они почитали.

Но вместе с тем, в сердце каждого из воинов горела искра мести: Гримбаш погиб, защищая честь и семью, и долг каждого из них — отомстить за его смерть. Нога гремлина более не ступит на их земли. Оставалось только найти Крарстаака.

В Гойране в это время было тихо и спокойно. Горожане, которые не пошли вместе с войском, занимались своими привычными делами. А все младшие дети вождя находились в длинном доме, ожидая родственников с войны. Райсенкард осматривал кинжал, который он выковал, осматривая засечки на нём. Он хотел выковать себе новый, так как этот был лишь его первым опытом. Младший сын хотел себе кинжал получше. Одокар в это время упражнялся с деревянным мечом, оттачивая удары на деревянном манекене. Маленькая Хукура лежала в постельке рядом с матерью — Аргой. Арга, закончив свои алхимические дела, смотрела за дочерью. А Шинегра сидела одна в комнате, держа в руке кузнечный молот. Она явно тревожилась за старшего сына, чувствуя что-то неладное. Материнский инстинкт.

В доме царила мёртвая тишина, не считая звуков меча упражняющегося Одокара. Никто не хотел разговаривать друг с другом. Все тревожились по поводу похода Гулзура; они были наслышаны о проделках гремлинов, особенно после их недавнего грабежа крепости. Однако они ещё не знали о гибели Гримбаша. Их эта новость опечалит куда сильнее. Особенно Шинегру — всё-таки она его мать. Терять ребёнка очень тяжело, и это ни с чем не сравнить. И неважно сколько лет сыну на момент смерти, сам факт, что он мёртв, приводит в уныние.

Хукура начала плакать. Она весь день периодически ревёт ни с того ни с сего, хотя она спокойный ребёнок сама по себе. Арга то и дело её пыталась успокоить, что она делает снова.

— Тише, дитя, тише, — успокаивала Арга свою маленькую дочку, не понимая её постоянного плача. Она даже давала ей успокаивающие травы, но это помогало только на время. — Всё хорошо, дитя моё, всё хорошо. Скоро все вернутся.

Одокар же по всей видимости устал драться с манекеном и махать мечом. Решив хоть с кем-нибудь поговорить, мальчик направился в комнату вождя, где сидела Шинегра. Войдя в комнату, Одокар сделал несколько выпадов мечом, как бы хвастаясь. Да и в принципе ему хотелось разрядить мрачную атмосферу в доме.

— Устал упражняться? — спросила Шинегра у Одокара. — Можешь это отложить на завтра?

— Мне надо больше тренироваться. Когда-нибудь и я буду воевать бок о бок с отцом. Буду самым сильным воином в его армии! — самоуверенно заявил Одокар.

— Давай не сейчас, Одокар, — отмахнулась тревожная Шинегра. Ей было сейчас не до этого. Неизвестно, вернётся ли её старший сын, а тут младший про войну говорит.

Одокар, слегка обиженный, вернулся в центральную комнату, где пересёкся взглядом с Райсенкардом. Он хотел заговорить, но младший брат не дал ему даже начать диалог.

— Приставай к кому-нибудь другому, великий воин, — отмахнулся Райсенкард, не желая на данный момент выслушивать хвастовство брата. Он тревожился по поводу Гримбаша.

Одокар фыркнул и пошёл в свою комнату. Его сегодня все игнорировали, и это раздражало юного орка. Он не понимал переживаний остальных членов семьи. Мальчик верил, что все вернутся в целости и сохранности.

Вдруг в дом зашла Оланва, которая всё время находилась в домике провидицы, где она уже практиковалась в мистическом искусстве. На её шее висел амулет, который давал знать всем, что она провидица. Вид у неё был словно зомбированный: пустые глаза, лицо, в котором пропали эмоции. Оланва с опущенной вниз головой медленно подошла к центру комнаты, где застыла, не произнеся ни слова. Все члены семьи, кроме маленькой Хукуры, уставились на неё, ожидая что-либо услышать — вид у Оланвы был, мягко говоря, странный.

Оланва подняла голову, осмотрев свою семье, всех до единого. Услышав, что пришла юная провидица, Шинегра вышла из своей комнаты, посмотрев на нее, будто она ждала ответа. Оланва остановила свой взгляд на первой жене вождя и заговорила:

— Копьё. Оно сломалось. Копьё сломалось.

Слова Оланвы повисли в воздухе, как тяжелая тень. Все в комнате замерли, не в силах понять, что именно она имела в виду. Но Шинегра поняла; лишь она могла понять. Это могло означать только одно… Гримбаш мёртв. Шинегра упала на стул: её глаза были полны горя, а сердцебиение участилось. Она надеялась, что это ложь. Оставалось только дождаться войска Гулзура. Тогда раскроется правда…