Глава 7. Трапеза, и её последствия

Коридор был пустым. И за те минуты, что я здесь находился, посторонних так и не появилось. И я даже знаю почему. Место, должен я сказать, достаточно мерзкое: воздух влажный и тяжёлый, пахнет сырой землёй, гнильцой и чем-то химическим. Растения здесь были не просто зелёными — чёрные лианы, плотоядные цветы с острыми краями, мох, пульсирующий слабым светом. Идеальное место, чтобы кого-то «не найти».

А этот идиот… Стоит спиной ко входу. Похоже он меня совсем не чувствует.

Я прислонился к каменному столбу, скрывшись за ним, пристально наблюдая. Мы тут были одни, и я мог в любой момент забрать у него ману. Но я решил подождать, чтобы точно не было случайных свидетелей, ну и мне просто было интересно, что он тут делает.

Корвин копошился у подножия огромного, похожего на скелет дерева. Из его склянки на корни капала густая жидкость цвета запёкшейся крови. Руки у него дрожали. От него шла волна магии — не ровная, а рваная, нервная. Моё нутро, моя проклятая пустота внутри, отозвалась на неё судорогой желания. Не просто поесть. Вычерпать эту гадость до дна.

Я сделал шаг вперёд и. Потом ещё один. Мох под ногами был густой, шаги беззвучные. Мне даже не пришлось красться. Он что-то бормотал себе под нос, весь в своём эксперименте.

Ещё пара шагов. Вот так. Совсем близко.

Он начал оборачиваться, будто что-то услышав. Его глаза, мутные от концентрации, встретились с моими. В них мелькнуло недоумение, а потом — дикий, животный страх. Он понял. Слишком поздно.

Моя рука вытянулась сама, и ухватила за его руку.

И началось.

Не рывок, а медленное, неумолимое всасывание. Я чувствовал, как что-то тёплое и жидкое тянется из него ко мне по руке, вливается в сухое русло моих собственных прожилок. Это не было приятно. Это было как пить солёную воду, когда умираешь от жажды — тело кричит «да!», а горло обжигает. Корвин затрясся. Он не закричал — у него не хватило на это воздуха. Только короткий, хриплый выдох. Кожа натянулась на костях, потеряла цвет, стала пергаментной.

Вот так. Ещё. Всё до капли. Ты мне не нужен. Мне нужна только твоя мана.

Через несколько секунд в моей руке было уже нечто сухое и ломкое, обтянутое тканью. Мумия в мантии Дома Когтей. Голод утих. Давление за глазами отпустило. По телу разлилась тяжёлая, сонная теплота. Сытость.

Теперь тело.

Я огляделся. Лианы. Толстые, жирные, они висели повсюду. Я подтащил высохшее тело к самой густой паутине из них. Как только ветви коснулись ткани, они ожили. Не быстро, а лениво, как питоны после еды. Обвили запястья, лодыжки, шею и потащили в тень, под сенью чёрных листьев. Через мгновение от Корвина не осталось и следа — лишь слегка шевелящаяся завеса из растений. И тишина.

Я отряхнул руки. Ладони были сухие. На них не осталось ничего. Ни крови, ни пыли. Только лёгкое покалывание — след чужой, теперь уже моей, силы. И я вернулся к месту ритуала.

Именно тогда за спиной раздался голос. Чистый, любопытный, без единой нотки страха.

— Кайран Вейл? Что ты здесь делаешь?

Я медленно обернулся. В арке, залитой тусклым светом, стояла Бэлла Ситцен. Её сизая мантия почти сливалась с полумраком, но глаза внимательные, горели как два осколка льда. Она смотрела прямо на меня, а потом её взгляд медленно, очень медленно, скользнул к тому месту, где только что копался Корвин.

— Я, — сказал я, и голос прозвучал у меня на удивление ровно, — заблудился. Думал здесь можно пройти к аудитории профессора Вербуса, Он будет у нас вести «Договорное право».

Она не улыбнулась. Её губы лишь слегка тронулись.

— Куда? А, факультет… — повторила она без интонации. — М что? Через Оранжерею плотоядных тропейских лиан. Оригинальный маршрут. А где тут Корвин? Я видела, что он сюда направлялся.

Она покрутила головой, но так никого и не нашла. Я почувствовал, как сытость внутри меня замерла, сменившись насторожённостью. Холодной и острой.

— Даже не представляю, я его тут не видел. — ответил я, и обойдя девушку, направился к выходу.

— Вэйл! — окрикнула она меня, это было куда громче, чем ожидаешь от адепта Дома Шёпота. — Что это?

— Где? — я повернулся к девушке, меня чуть пот не прошиб, но я вспомнил, что улик рядом быть не могло.

Там, где было дерево с ребристым стволом, очень похожим на скелет, теперь было очень похоже на скульптуру парня. Хоть и из дерева, но было выполнено детально. Настолько, что это дерево можно принять за человека, просто покрытого тонкой корой.

— Оно… шевелится, — прошептала Бэлла, и в её голосе впервые прозвучал не холодный анализ, а щемящее отчаяние. — Будто дышит. Смотри, кора на… на груди приподнимается.

Она была права. Мерзкое подобие человеческого силуэта пульсировало слабым, но ритмичным движением. Это уже не было случайным узором. Слишком уж похоже.

Она задела ногой склянку, и несколько капель зелья цвета ржавчины вылились на мох, мгновенно впитавшись. Бэлла наклонилась, подхватила склянку, прочла этикетку.

— «Усилитель корневой структуры… с витальным связующим», — её голос дрогнул. — Это не для растений. Это… стабилизатор для пересадки. Для удержания жизненной сущности в чуждом носителе. Боже правый, он пытался…

Она подняла на меня глаза, и в них бушевала буря: ужас, догадка, какая-то дикая, почти безумная надежда.

— Он пытался привить себе что-то древесное для устойчивости. Но что-то пошло не так. Сила пошла в обратную сторону. Дерево… оно вобрало его форму. Его… витальность.

Она шагнула к пульсирующему стволу, не боясь, протянула руку, но не коснулась.

— Он не исчез. Он… здесь. В ловушке. Его можно вытащить. Надо найти кого-то, кто разбирается в витальных связях! Сейчас же!

Её слова резали мне сознание как нож. Я думал, что покончил с проблемой. Оказалось, я её законсервировал в самом неподходящем месте. Если бы это был и правда Корвин, и его сейчас спасут… Первое, что он скажет — это про меня. Про прикосновение. Про опустошение. Но это точно был не он. Черты лица на стволе дерева были удивительно реальными. Будто «Маска Смерти», снятая с умершего человека. И это точно был не Корвин, память на лица у меня была хорошая.

— Бэлла, подожди, — моя рука сама потянулась, чтобы схватить её за локоть, но я вовремя остановился. — Ты на уроки не собираешься? Получить прогул в первый же день, в этом месте… Это опасно.

— Опасно оставить человека в таком состоянии! — она выпрямилась, и её взгляд стал твёрдым. — Я иду за профессором Жилой. Он ведёт «Основы витальности» у Когтей. Он поймёт, и если надо будет, освободит от уроков.

И она побежала, её мантия мелькнула в проёме арки и исчезла. Я остался наедине с этим пульсирующим уродцем, в котором, возможно, тлела искра сознания того, кого я только что высушил.

Мозг лихорадочно работал. Профессор Жила. Кракc Жила. Дом Когтей. Грубый, прямой, но не дурак. Он увидит следы. Не физические — энергетические. Следы моего голода, выжженные на остатках витальности Корвина. Он почувствует искажение. И тогда вопросы начнут сыпаться не только от Бэллы.

Я не мог сбежать. Это выглядело бы как признание вины. Оставалось одно — присутствовать. Контролировать. Искажать картину, если потребуется.

Минуты, тянувшиеся как часы, закончились, когда в Оранжерею ворвался Кракc Жила. Он шёл не бегом, а тяжёлой, быстрой походкой быка, расталкивая воздух массивными плечами. За ним, запыхавшись, следовала Бэлла.

— Где? — прорычал он, и его голос звучал как скрежет камней.

Бэлла молча указала. Жила подошёл к дереву, и его свирепое, изуродованное шрамами лицо стало непроницаемым. Он не стал принюхиваться или щупать кору. Он просто уставился на дерево, и я почувствовал, как от него исходит волна сконцентрированной, грубой жизненной силы. Она упёрлась в пульсирующий ствол, ощупывая его изнутри.

— Мальчишка, — проворчал он наконец. — Глупый щенок. Пытался играть с силами роста, не рассчитал. Обратный осмос. Дерево потянуло его на себя как губка. Сознание не ощущается. Возможна глубокая спячка, либо полная потеря сознания. Витальность… привязана к целлюлозе.

— Его можно спасти? — выдохнула Бэлла.

— Вытащить? Можно, — Жила повернул к ней свою багровую от гнева физиономию. — Но будет ли там что спасать после такого? Мозг, размазанный по годовым кольцам? Душа, спутанная с фотосинтезом? Это не моя специализация. Это для Дома Костей. Для тех, кто ковыряется в душах.

Его взгляд, тяжёлый, как кувалда, скользнул по мне, задержался на мгновение.

— Ты. Новенький. Вейл. Ты тут был. Видел, что он делал?

Все внутри меня сжалось в тугой, ледяной узел. Это был момент.

— Нет, профессор, — я заставил себя встретить его взгляд. — Я зашёл, думая, это короткий путь. Увидел его уже… почти таким. Я не обратил внимания, но дерево так сильно в глаза не бросалось.

Жила хмыкнул.

— Бред… — Он отвернулся, потеряв ко мне интерес, и снова уставился на дерево. — Ладно. Выдворить отсюда жизнь не получится без спецов по некросвязям. Будем транспортировать. Ты, — он кивнул Бэлле, — беги к Весперу, скажи, чтобы готовили изоляционную камеру в лазарете. А ты, — его взгляд снова нашёл меня, — поможешь тащить. Силы, я думаю у тебя хватит.

Это был не вопрос. Это был приказ. И лучшей возможности следить за ситуацией мне бы не выпало. Но и худшей — тоже. Теперь я должен был нести это дерево, этот памятник моей работе, туда, где его начнут изучать лучшие диагносты академии. И каждый момент рядом с ним был риском.

Я кивнул, подошёл, взялся за скрюченную, похожую на руку ветвь. Кора под пальцами была тёплой и, хоть трапеза была совсем недавно, я ощутил Тепло. То самое, чем обладают только живые. Где-то глубоко внутри, в спутанных волокнах, возможно, тлела искра сознания этого странного парня. Искра, которая могла вспыхнуть в тот самый момент, когда Корвин лил по корни это странное зелье.

Бэлла бросила на нас последний взгляд — полный тревоги и того самого аналитического огня — и убежала исполнять поручение.

— Ну что, новичок, — проворчал Кракс Жила, обхватывая ствол своими могучими руками, — тащи. Посмотрим, что из этой дурной головы можно выковырять.

Мы подняли пульсирующее дерево, и его вес лёг мне на плечи.

Тащить это… это по коридорам Морбуса было одним из самых противоестественных ощущений в моей жизни. Дерево-труп было не просто тяжёлым. Оно было живым грузом. С каждым моим шагом оно слегка покачивалось, и сквозь кору, обхваченную моими пальцами, я чувствовал тусклый, чуждый пульс. Не сердцебиение. Скорее, медленное движение соков, в которых теперь, возможно, плавали обломки чужого сознания.

Профессор Жила шёл впереди, его мощная спина напряглась, неся основную тяжесть. Он не обращал на меня внимания, весь погружённый в ворчание себе под нос: «…дурак… года обучения коту под хвост… витальность с деревом спутал…»

Но я чувствовал на себе другой взгляд. Сбоку, чуть сзади, шла Бэлла. Она не помогала нести, лишь указывала путь в лазарет. Но её внимание было приковано ко мне. Не к дереву — ко мне. К тому, как я держусь, к выражению моего лица, к тому, не дрогнули ли вдруг мои руки. Она собирала данные. Я был для неё живым, дышащим пазлом, и эта сцена добавляла новые кусочки.

Лазарет Морбуса не был похож на больницу. Это было стерильное, холодное помещение с такими же тёмными стенами, и каменными столами с полками. Заваленные инструментами, больше напоминавшими орудия пыток или ювелирные инструменты для вскрытия душ. В центре одной из палат уже ждал Сирил Веспер. Рядом с ним стоял высокий, тощий мужчина в мантии Дома Костей с нездоровым блеском в глазах — вероятно, дежурный врач-некромант.

— Что за экспонат принесли? — равнодушно спросил врач, его взгляд скользнул по дереву, будто оценивая редкий образец грибка.

Кракс Жила грузно опустил свой конец ствола на подготовленный каменный постамент. Я последовал его примеру, с облегчением разжимая закоченевшие пальцы.

— Ученик Когтей, Корвин, — отрывисто доложил Жила. — Глупый ритуал с витальным связующим. Обратная ассимиляция с тропейским скелетодревом. Сознание, предположительно, в коматозном состоянии внутри растительной матрицы.

Сирил склонился над «телом», его бесстрастное лицо ничего не выражало. Он приложил ладонь к коре на месте, где должна быть грудь. Помолчал.

— Эхо есть, но это не Корвин, если присмотреться к лицу. — констатировал он. — Профессор, как вы могли не узнать адепта своего Дома?

На что Кракс присмотрелся получше к лицу. Сильно щурясь, он достал пенсне, и кивнул.

— Веспер, а ты прав! — произнёс Жила. — Но очень похож! Может его брат, или кузен?

Веспер вернулся к изучению ствола дерева.

— Как я уже говорил… Сильно искажённое эхо его души. Переплетено с паттернами роста. Отделить без потерь… будет сложно. Возможно, невозможно. — Он поднял взгляд на Жилу. — Ваше заключение, профессор?

— Моё заключение — он идиот, — буркнул Жила. — Делайте что хотите. У меня через полчаса спарринг с третьим курсом.

И он развернулся и ушёл, оставив нас втроём с Сирилом, врачом и пульсирующим деревом.

Сирил повернулся ко мне. Его серо-зелёные глаза, холодные и оценивающие, уставились на меня.

— Вейл. Ты обнаружил его?

— Нет, — ответил я чётко, отработанная легенда сработала автоматически. — Я заблудился. Нашла его Ситцен. Она же всё видела и побежала за помощью.

Сирил кивнул, переводя взгляд на Бэллу.

— Благодарю за бдительность, Ситцен. Ты можешь идти. О твоей… наблюдательности будет доложено в Дом Шёпота.

Это была не благодарность. Это было напоминание: «Твоя работа — видеть. Моя — знать. Не лезь дальше своего дела».

Но Бэлла не уходила. Она сделала маленький шаг вперёд.

— Сирил, я… хотела бы остаться. На случай, если ему понадобится помощь. Или… если он очнётся. Чтобы сразу узнать, что произошло.

Её голос звучал почти искренне — забота о сокурснике. Но я видел в её глазах сталь. Она не упустит шанса услышать первое слово Корвина, если то вдруг вырвется наружу.

Сирил секунду смотрел на неё, затем медленно кивнул.

— Как хочешь. Но не мешай работе брата Хельвина. — Он кивнул на тощего врача, который уже доставал тонкие серебряные иглы и кристаллические линзы.

Сирил снова повернулся ко мне. Казалось, он собирался меня отпустить. Но потом его взгляд упал на мои руки. Я машинально сжал кулаки, пряча ладони.

— Ты помогал нести, — сказал он не вопросом, а констатацией. — Иди в прачечную у Склепа, возьми раствор для очистки от органических остатков. Кора скелетодрева выделяет едкую смолу. Оставишь пятна на мантии — значит оставлять пятна на репутации Дома Костей. Я передам учителям, что ты помогал в одном важном деле. Но надолго не пропадай.

Это не была забота. Это был приказ удалить возможные улики. И тончайший намёк: «Я знаю, что ты что-то скрываешь. Сделай так, чтобы мне не пришлось это доказывать».

Я кивнул и вышел, чувствуя, как взгляд Бэллы провожает меня до двери. Я вышел в коридор, и тишина обрушилась на меня. Но внутри почему-то не было облегчения.

Сменив мантию, я отправился на последний урок, но встретил идущих обратно Леона Харта и Марка Дьюса.

— Последний урок отменили. — произнёс Леон, с некоторой грустью. — Профессор не успела подготовить для нас материал.

— А ты где был? — спросил у меня Марк. — Такой интересный урок пропустил. Правда я вообще ничего не понял. — Почесал он затылок. — И, кажется, ничего не запомнил. Но было интересно!

— Опять к ректору? — поправил очки на носу Леон.

— Не каждый день! — усмехнулся я, и мы направились обратно в Дом Костей. — Нет, меня попросил помочь кое-что донести до лазарета.

— А что именно, секрет? — хмыкнул Леон.

— Деревце, небольшое, но тяжёлое. — ответил я.

И на этом как-то расспросы закончились. А уже в спальном блоке Леон поделился со мной конспектами с прошлого урока, чтобы я не получил плохую оценку, и не растерял баллы факультета.

На пропущенном мною уроке было рассказано как заглянуть в себя, чтобы увидеть свои каналы маны, и проверить наличие магического ядра. И это же было домашним заданием. Об этом будут спрашивать на следующем уроке. Будут ли проверять, никто не знал. Поэтому весь наш спальный блок со временем погрузился в тишину. Всё было достаточно понятно рассказано, и сделать это самому не составило труда.

Ледяная пустота, что не горела и не болела. Она просто была. Абсолютный холод в самом центре магического естества. Я пытался прощупать ядро внутренним взором, понять…

И тогда оно заговорило.

Я слышал это, не ушами. Это не было моей мыслью. Это было ощущение, возникающее прямо внутри меня, в вибрации самой маны. Голос без звука, сухой, как шелест рассыпающегося в прах пергамента, и древний, как трещины в материке.

«Наконец-то… более сильный носитель. Есть шанс на более частое пробуждение. Ты слышишь меня мальчик? Ты же чувствуешь пустоту, такую же, на которой они построили свой Замок.»

Я замер, не в силах пошевелиться. Это был не Голод. Голод был инстинктом, животным и ненасытным. Это же было чьё-то сознание.

— Кто ты… — мысль не смогла оформиться в голос.

Загрузка...