Кайран Вэйл. Академия Морбус

Глава 10. Бэлла и Голос

На следующий день продолжились уроки, и началась настоящая учёба. Не тем магическим истинам, что преподавали на уроке. А настоящее обучение магии от мудреца древности.

Как раз на уроках я и узнал от своего духа, что он был в древности великим магом, настолько могущественным, что его душа осталась в этом мире, перескакивая от одного мага к другому. Так вот он мне рассказал, насколько ничтожна нынешняя магия. И прямо на уроке я смог повторить «самые простейшие» заклинания его времени. Чем удивил не только профессора, но и вообще всех.

После этого моё доверие к нему выросло, и я попросился к нему в ученики. После этого и началось моё обучение…

Тишина Архива академии Морбус была особого свойства. Это не была тишина отсутствия звука — скорее, звукопоглощение. Звук здесь не отражался от стен, а тонул в них, как в глубокий песок. Воздух пах старым пергаментом, воском и тем особым запахом магии, что напоминал озон после грозы, смешанный с запахом влажного камня.

Я сидел за одним из длинных дубовых столов, заваленных свитками. Передо мной лежал объект моего первого официального задания — гримуар в кожаном переплёте, потемневшем от времени. Метка на сопроводительной табличке гласила: «Фолиант Кельдорских видений. Категория: условно-стабильный. Симптомы: головные боли у смотрящего, спонтанные носовые кровотечения, кратковременная потеря ориентации. Заявка от архивариуса, Брата Хельвина».

Причина, по которой этот мусор отдали новичку, была проста — никто другой не хотел с ним возиться. Гримуары «условно-стабильной» категории были недостаточно опасны, чтобы вызывать панику, и недостаточно ценны, чтобы за них боролись. Они были магическим эквивалентом хронической болезни — не убивает сразу, но медленно отравляет.

Я положил ладонь на переплёт, закрыл глаза и позволил себе почувствовать.

Сначала — обычная волна отвращения. Магия Морбуса всегда была для меня фоновой болью. Но под ней… да. Что-то другое. Что-то липкое и колючее, будто книгу опутали невидимой колючей проволокой. Это было искажение, но не хаотичное. Оно пульсировало с неровным, но узнаваемым ритмом. Как шрам, который ноет при смене погоды.

«Не спеши,» — прозвучало у меня в голове. Голос был тише, чем обычно, словно он тоже прислушивался. «Это не просто порча. Это след. Шов. Посмотри глубже.»

Я втянул воздух и сосредоточился, пытаясь не просто ощутить дискомфорт, а разобрать его на части, как учили на лекции Вербуса о диагностике проклятий. «Разложи симптом на составляющие», — монотонно бубнил он.

Шов. Да. Именно это я и чувствовал. Искажение было не аморфным пятном, а структурой. Сеткой. Узлами, связанными между собой нитями гниющей магии. И узлы эти… они напоминали тот едва уловимый узор, что я видел в фундаменте академии через связь с Элриком. Только в тысячи раз меньше и примитивнее.

Мой собственный голод шевельнулся, почуяв пищу. Я сжал зубы, стараясь удержать его. Не сейчас. Сначала нужно понять.

— Вейл. Неожиданное место для затворничества.

Я вздрогнул и открыл глаза. Бэлла Ситцен стояла в проходе между стеллажами, прислонившись к полке. На ней была её сизая мантия, но капюшон сдвинут назад, и длинные чёрные волосы падали на плечи. Она смотрела на меня с тем же аналитическим интересом, с каким я только что смотрел на книгу.

— Ситцен, — кивнул я, убирая руку с гримуара. — Шёпоты потерялись?

— Шёпоты никогда не теряются, — она сделала несколько шагов вперёд и села на стул напротив, положив локти на стол. — Они знают, где нужно быть. А здесь, судя по всему, происходит что-то интересное.

— Очистка гримуара, — пожал я плечами, стараясь говорить ровно. — Скучная работа для новичка. Наверное, тебя это не впечатлит.

Она посмотрела на книгу, потом на мои руки. Её взгляд был острым, сканирующим.

— Твои пальцы… они почти белые. И ты сидишь так, будто тебя только что ударили в живот, но пытаешься это скрыть. Это не «скучная работа», Кайран. Это должно быть больно.

Я не ответил. Лгать ей напрямую было бесполезно — она бы это почувствовала. Молчание было лучшей тактикой.

— Ладно, — она откинулась на спинку стула, скрестив руки. — Не хочешь говорить о боли — поговорим о деле. Я слышала, ты попал в поле зрения брата Хельвина. Старый архивариус не просто так раздаёт свои «условно-стабильные» артефакты. Он тестирует. Ищет тех, кто может чистить вещи, не ломая их окончательно.

— Откуда ты знаешь, что он мне это дал?

Она улыбнулась, и в её улыбке не было ничего тёплого — только удовлетворение от правильно собранного пазла.

— У Дома Шёпота есть уши даже в каменных стенах Архива. Особенно когда эти стены принадлежат такому… неоднозначному наследнику, как Кайран Вейл.

— Поздравляю, — проворчал я. — Ты подтвердила, что за мной следят. Это должно было меня удивить?

— Нет, — согласилась она. — Но должно было заставить задуматься. Почему я пришла сюда лично, а не просто записала наблюдение в отчёт?

Я посмотрел ей прямо в глаза. Голубые, ясные, бездонные. В них не было ни насмешки, ни угрозы. Был расчёт. Интерес хирурга, рассматривающего интересную патологию.

— Почему? — спросил я наконец.

— Потому что я думаю, мы можем быть полезны друг другу, — сказала она, понизив голос до шёпота, который всё равно был отчётливо слышен в гробовой тишине архива. — Ты видишь то, что не видят другие. Чувствуешь болезнь системы. Я… я знаю, где искать симптомы. У меня есть доступ к разговорам, к слухам, к тем историям, которые не попадают в официальные отчёты.

Мой внутренний голод на секунду отступил, уступив место холодной настороженности.

— Ты предлагаешь сделку.

— Я предлагаю партнёрство, — поправила она. — Ты — уникальный диагностический инструмент. Я — проводник, который может направить тебя к самым интересным пациентам. Вместе мы можем выяснить, чем на самом деле болеет Морбус.

«Она умна,» — прошептал Голос. — «Опасна. Но её мотивы… искренни. Она ищет истину, как хирург ищет источник заражения. Это можно использовать.»

— А что ты получишь? — спросил я, игнорируя внутренний комментарий.

— Ответы, — просто сказала она. — Моя тётя закончила Морбус десять лет назад. Она была… яркой. Любопытной. Как я. Она вернулась домой пустой. Не повреждённой, не сумасшедшей. Пустой. Как будто кто-то вынул из неё самое главное и оставил только оболочку, которая идеально выполняет все функции. Я хочу понять, что здесь происходит, прежде чем со мной или с кем-то ещё случится то же самое.

В её голосе впервые прозвучало что-то, кроме холодного анализа. Слабый, едва уловимый тремор — отголосок настоящего страха. И это было убедительнее любой клятвы.

Я снова посмотрел на гримуар. На эту маленькую, больную часть большой болезни.

— Ладно, — сказал я. — Допустим, я согласен. Что за первый шаг?

Она достала из складок мантии небольшой, сложенный вчетверо листок бумаги и положила его на стол.

— Это список мест и имён. То, что я собрала за первые дни. Аномалии, которые не сошлись в официальных отчётах. Пропавшие предметы, странные «несчастные случаи» в лабораториях, студенты, которые внезапно меняют поведение. Проверь их. Почувствуй. Если твой дар действительно видит болезнь… он должен на них среагировать.

Я взял листок, не разворачивая.

— А ты?

— Я буду искать больше. И создавать нам прикрытие, — она встала. — С завтрашнего дня у нас с тобой совместный проект по межфакультетному сотрудничеству. Изучение малых аномалий в неживых носителях. Одобрено как Домом Костей, так и Домом Шёпота. Всё официально и красиво.

Она повернулась, чтобы уйти, но на пороге остановилась.

— И, Кайран… будь осторожен с этой книгой. Брат Хельвин — не дурак. Если он дал её тебе, значит, ждёт чего-то особенного. Не разочаровывай его.

Она исчезла между стеллажами так же бесшумно, как и появилась.

Я развернул листок. Там было семь пунктов. Аккуратный, почти каллиграфический почерк.

Восточное крыло, зал 3. Статуя плачущей гаргульи. Студенты жалуются на «ощущение наблюдения».

Библиотека, сектор «Запрещённые гимны». Свиток с шифром L-44. После контакта — временная потеря голоса.

Студент Дома Теней, Лиам Вер. После ритуала сновидений перестал узнавать знакомых. Говорит на неизвестном языке во сне.

Катакомбы, уровень 2. Помещение для хранения отработанных кристаллов. По ночам слышны «шепчущие» звуки.

Профессор алхимии Горн. После инцидента в лаборатории стал левшой (был правшой).

Зеркало в женских покоях Дома Когтей. Иногда показывает не того, кто в него смотрится.

Служебный ход рядом с кухнями. Воздух постоянно на 5 градусов холоднее. Растения вьются от него прочь.

Это был не случайный набор страшилок. Это была карта. Карта симптомов.

«Она систематизирует,» — заметил Голос. — «Хорошо. Очень хорошо. Начни с книги. Сними этот шов. Посмотрим, чему ты научишься.»

Я снова положил руку на гримуар. На этот раз я не сопротивлялся голоду, а направлял его. Не просто поглотить, а… разобрать. Как учат на уроках по анатомии проклятий. Я представил, как моя пустота — не пасть, а тонкий скальпель.

Боль сменилась чем-то иным. Холодным, почти механическим процессом. Я чувствовал, как узлы искажения сопротивляются, цепляются за ткань книги. Но мой голод был точнее, острее. Он не пожирал всё подряд. Он вонзался в места соединений, разрывал нити, всасывал гнилую магию, оставляя после себя… пустоту. Чистую, нейтральную пустоту.

Через несколько минут книга перестала «фонить». Искажение исчезло. Но что важнее — я понял, как оно было устроено. Как сеть. Как ловушка для сознания.

Я откинулся на стул, вытирая пот со лба. Впервые после «кормления» я чувствовал не просто сытость, а усталость от умственного усилия. Я чему-то научился.

«Примитивно, но для начала…» — прозвучало в голове. — «Теперь ты знаешь, как выглядит один узел их сети. Маленький, гнилой узелок. Ищи другие. Сравнивай.»

В тот вечер, вернувшись в спальный блок, я попытался заняться учёбой как остальные. У нас была задана теория по стабилизации мана-каналов. Я уселся на свою койку с учебником, пытаясь сосредоточиться на диаграммах и мантрах.

Ничего не выходило.

Я повторял слова, пытался визуализировать потоки энергии внутри себя, как советовал профессор Спирус. Но внутри не было потоков. Там была пустота. Холодная, ненасытная пустота, которая не хотела «циркулировать» или «стабилизироваться». Она просто была.

Леон, заметив мои мучения, посмотрел поверх очков.

— Проблемы с резонансом? — спросил он без особого интереса.

— Что-то вроде того, — пробормотал я, откладывая книгу.

— Не парься. У половины нашего курса каналы кривые от рождения. Для этого и существуют практикумы — чтобы научить обходить собственные дефекты.

Но я знал, что это не дефект. Это иная конфигурация. Я был не сломанным инструментом. Я был инструментом другого типа, для которого не было инструкций.

Когда свет погас и занавески вокруг коек зашелестели, я лёг на спину и уставился в темноту.

«Зачем пытаться стать тем, кем ты не являешься?» — спросил Голос. — «Ты — ключ. Не молоток. Не пытайся забивать гвозди лбом.»

— А что мне делать? — мысленно спросил я. — Они будут проверять. Будут заставлять демонстрировать прогресс.

«Тогда покажи им то, что они хотят видеть. Но по-своему. Твоя сила — в поглощении. Значит, учись поглощать избирательно. Не как воронка, а как пинцет. Начни с малого. С завтрашнего практикума.»

Практикум на следующий день вёл сам Аргус Вербус. Тема: «Выявление и классификация слабых проклятий на предметах повседневного использования».

Нас привели в лабораторию — длинную комнату с каменными столами, на каждом из которых лежал какой-то предмет: перо, кубок, монета, нож.

— Ваша задача, — говорил Вербус, расхаживая между рядами, — не снять проклятие. Ваша задача — идентифицировать его природу, силу и потенциальный вектор воздействия. Дом Костей — это прежде всего аналитики. Мы ставим диагноз. Лечение — задача других отделов.

Мне достался нож. Не боевой, а столовый, с костяной ручкой. На первый взгляд — обычная вещь. Но когда я взял его в руку, я почувствовал слабое, едва уловимое покалывание. Не боль. Скорее, ощущение лёгкого беспокойства, как будто смотришь на что-то неприятное, но не можешь отвести взгляд.

Я закрыл глаза, как делал это с гримуаром. Сконцентрировался. Покалывание стало чётче. Это было не структурное искажение, как в книге. Это было что-то проще. Эмоциональный отпечаток. Страх. Не панический ужас, а тупой, повседневный страх — того, кто боится быть отравленным за собственным столом.

Я открыл глаза и посмотрел на нож. Кто-то много лет ел им, боясь каждой крошки. И этот страх въелся в кость рукояти.

— Вейл? — Вербус остановился у моего стола. — Ваши выводы?

Я заколебался на секунду. Потом решил сказать половину правды.

— Предмет несёт эмоциональный отпечаток, профессор. Не классическое проклятие, а… наслоение. Страх. Страх отравления. Длительный, хронический.

Вербус поднял бровь. Его сухое, жёсткое лицо ничего не выражало.

— Интересно. Большинство чувствует лишь «негативный оттенок». Вы смогли детализировать. Метод?

Я сглотнул.

— Я… сконцентрировался на тактильном ощущении. Оно было не магическим, а почти физическим. Как холодок.

— Хм, — Вербус взял нож из моих рук, повертел его. — «Тактильная диагностика». Редкий, но зарегистрированный навык. Обычно у тех, чья магия связана с некромантией или психометрией. Продолжайте.

Он двинулся дальше. Я выдохнул.

«Видишь?» — сказал Голос. «Ты не можешь создать искру. Но ты можешь прочитать историю, которую оставила в предмете чужая искра страха. Это тоже сила. Просто другая.»

После практикума ко мне подошёл Леон. Он выглядел задумчивым.

— Тактильная диагностика, а? — сказал он, снимая очки, чтобы протереть их. — Удобно. Особенно если не хочешь демонстрировать активную магию.

Я насторожился.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — он водрузил очки на место. — Просто констатация факта. У тебя уникальный набор навыков, Вейл. Полезный для Дома Костей. Думаю, брат Хельвин это уже оценил.

Он ушёл, оставив меня с неприятным ощущением, что я — открытая книга, которую все читают, но делают вид, что нет.

Вечером я отправился на Нейтральный Пол — место, о котором говорила Бэлла. Это оказался небольшой внутренний двор, зажатый между крыльями разных факультетов. Здесь не было ничьей явной власти. Студенты разных Домов сидели отдельными группами, но в воздухе висело негласное перемирие.

Бэлла уже ждала меня у старого фонтана, вода в котором была чёрной и неподвижной.

— Ну? — спросила она без предисловий.

Я кивнул.

— Книгу очистил. Нож на практикуме — прочитал.

— И?

— И ты права. Я вижу структуру. Искажения похожи на… швы. Или узлы.

Она достала ещё один листок.

— Вот. Следующая порция. Четыре пункта. Проверь их в течение недели. И… будь готов. Завтра наше «совместное исследование» официально начинается. Сегодня была лишь проверка. Нас вызовут к куратору для постановки задач.

— Кто куратор?

— Сирил Веспер с вашей стороны. С моей — мастер Арсан Валемар. Но реально курировать будет Сирил. Он не доверяет межфакультетным проектам.

От этой новости у меня похолодело внутри. Сирил. Тот, кто уже подозревает меня больше, чем нужно.

— Идеально, — пробормотал я.

— Не волнуйся, — она положила руку мне на запястье. Её прикосновение было лёгким, быстрым, профессиональным — как врач, проверяющий пульс. Но от него по коже побежали мурашки. — У нас всё официально. Мы просто два любопытных студента, желающих внести вклад в академическую науку. Ничего подозрительного.

Она убрала руку и встала.

— До завтра, Кайран. И… удачи с пунктом номер два из первого списка. Свиток в «Запрещённых гимнах». Говорят, он особенно неприятный.

Она ушла. Я остался сидеть у фонтана, глядя на чёрную воду.

«Она ведёт тебя к опасным местам,» — заметил Голос. — «Намеренно. Проверяет твои пределы.»

— Я знаю, — ответил я мысленно.

«И всё равно идёшь.»

— А какой у меня выбор?

Вода в фонтане не отражала свет. Она была как портал в никуда. Я встал и пошёл прочь. Впереди была ночь, а утром — встреча с Сирилом и первое задание в рамках «научного проекта».

Я возвращался в Склеп, когда в коридоре услышал странный звук. Тихий, прерывистый скрежет. Как будто где-то далеко точили огромный каменный нож.

Я остановился, прислушиваясь. Звук шёл из стены. Из тёмной, ничем не примечательной каменной кладки.

«Не трогай,» — немедленно предупредил Голос. — «Это не для тебя. Ещё рано.»

— Что это? — мысленно спросил я.

«Пищеварение,» — ответил Голос, и в его «голосе» прозвучало что-то вроде отвращения. — «Система перемалывает то, что в неё попало. Иди. Быстрее.»

Я пошёл, стараясь не смотреть на стену. Но звук преследовал меня ещё несколько шагов, пока не растворился в обычной тишине каменных коридоров.

В спальном блоке все уже спали. Я забрался на свою койку, отгородился занавеской и достал листок Бэллы. Пункт номер два: «Библиотека, сектор „Запрещённые гимны“. Свиток с шифром Л-44. После контакта — временная потеря голоса.»

Завтра. Завтра я это проверю.

Я лёг и закрыл глаза. Внутри была знакомая пустота, но теперь в ней что-то изменилось. Было не просто голодно. Было… любопытно. Как у хирурга, впервые взявшего в руки скальпель.

Морбус был тюрьмой. Бэлла дала мне карту его камер. А Голос научил меня, на что смотреть в замках.

Осталось только начать открывать двери.