Бедовый 11. Источник

Глава 8

Человек, как выяснилось, невероятно быстро привыкает ко всему хорошему. Когда я жил с бабушкой в однушке, то считал, что если это и не предел мечтаний, то очень даже неплохой вариант. У нас в классе учился Женька с Ленинградского проспекта, который обитал в коммуналке и к которому мы ходили в гости. Тогда почему-то считалось, что коммуналка — это такое невероятное приключение. И вот если сравнивать с этим Женькой, у меня был просто полный фарш — отдельный туалет, отдельная кухня. Красота!

Когда я переехал в дом, пусть и крохотный, но на три комнаты, то искренне недоумевал, как же я раньше жил в однушке? Тут уже и свой небольшой дворик, баня, да и вообще есть где и развернуться, и грифониху выгулять.

А вот прошло всего пару дней со времени нашего появления в особняке Инги, и я не представлял, как вообще можно жить по-другому? Казалось разумным, что в доме целых три санузла. Как минимум потому, что обнаружилась одна небольшая особенность лесного черта — Митя страсть как любил лежать в ванне. Просто этому его увлечению раньше негде было проявиться.

Опять же, можно полдня слоняться и не встретить нечисть. Учитывая степень озорства последней — почти подарок судьбы. Да и вообще выяснилось, что для комфортного сожительства у каждого в доме должен быть свой угол, где он сможет заняться действительно важными делами.

Гриша, к примеру, чувствовал себя ныне хозяином жизни. Он где-то нашел халат, нет, не купил в детском мире, а явно укоротил уже готовый, и теперь важно дефилировал в нем круглые сутки. Ему бы еще сеточку для волос и сигару в зубы — так вылитый мафиози. Жалко, что рога сетку порвут.

Вполне вольготно чувствовала себя и Куся, для которой сдвинули два дивана в огромной зале в качестве лежанки. Днем она гуляла на просторном заднем дворе, благо высокие заборы спасали от любопытных глаз, а вечером носилась по дому под неустанные причитания домового.

Последнему вообще пришлось тяжелее всего. Начнем с того, что имя Саня к нему все же прочно прикрепилось. И с этим нечисть как-то еще смирилась. А вот с тем, что мои подопечные разносили дом, пытался бороться. Правда, с переменным успехом. Сам бедолага разрывался между долгом и тем, что его приняли в семью. Под последним подразумевалось ежедневное распитие спиртных напитков и разговоры по душам. Оказалось, в первый же день Гриша общался с домовым больше, чем Инга за все предыдущее время. А это, как выяснилось, очень расположило нечисть. Доброе слово оно ведь и кошке приятно.

В оправдание своих балбесов могу сказать, что они не пытались намеренно разнести этот особняк. Просто так случается, когда крестьяне с грязными ногтями и крайне сомнительным воспитанием вламываются в графское имение и видят хрустальный сервиз. Сразу хочется все потрогать, попробовать, и порой от соблазна и всяких возможностей кружится голова.

Я считал, что ничего страшного не случилось. Просто идет процесс притирки, своеобразной адаптации. Захватившая жилплощадь орда столкнулась с цивилизацией и определенными правилами. Пройдет совсем немного времени, и мы ко всему привыкнем, а домовой перестанет дергаться. Наверное. Или мы просто доведем Саню, каким бы настоящим именем его не звали раньше, до инфаркта.

Единственным, существом, кроме домового, которое тоже все время держало брови в сдвинутом состоянии, оказалась лихо. У меня вообще сложилось ощущение, что Юния слишком уж долго прожила среди русских. Поэтому в последнее время она пребывала в постоянной древнерусской тоске. То ей не так, это не эдак. И постоянно прихода глобального пушистого зверька. Не могу сказать, что она была не права, как раз со страной угадала, тут каждые десять лет какие-нибудь катаклизмы, но так жить никаких нервов не напасешься. Если все время говорить себе, что завтра настанет жопа, когда-нибудь твои прогнозы сбудутся. И дело не в том, что даже сломанные часы дважды в день показывают точное время. Просто подобное притягивает подобное.

Поэтому я решил благоразумно дистанцироваться от: «Не к добру всс… се это. Этот Царь царей что-то задумал». И проводил время с пользой либо на заднем дворе, где валял дурака с грифонихой или изучал хозяйство, либо в кабинете Травницы, читая интересные записи, а порой и делая свои. Естественно в дневник. Непонятно только для чего и кого.

Для начала я посоздавал формы новых заклинаний. А то в последнее время (да и вообще всегда), мне доводилось обращаться к волшбе лишь когда жареный петух пытался клевать туда, куда проктологи настоятельно делать этого не советовали. И как выяснилось, совсем не зря. Тяжело в учении, легко в бою, или как там говорилось?

Первое заклинание мне вообще понравилось. Называлось оно не иначе как «Близнец» и, что неудивительно, создавало точную копию какого-либо объекта. Жалко только с формой пришлось помучиться, уж слишком она выходила заковыристой и неоднородной. Сначала линии шли широкие и длинные, а затем укорачивались и изгибались. При этом приходилось все создавать в едином ритме. Но правильно говорят, что дело мастера боится. После двадцати повторений я наконец создал мерцающую копию стола, а еще через десять собственного «я». Правда, мне очень хотелось, чтобы Матвей Зорин намбер ту двигался сам, но по факту он лишь зеркалил мои движения. Грустно, досадно, но ладно. Глядишь и подобное может где-нибудь пригодиться.

Второе заклинание называлось «Щелчок». Почему — оставалось лишь догадываться. Никаких звуковых сопровождений я не различил. Зато эффект вышел неплохим. После направленного действия заклинания, подопытный переставал видеть и слышать.

С «Теплым хлебом», я если честно, так и не разобрался. По описанию вроде оно воздействовало как нечто успокоительное, однако подопытный Гриша сказал, что никакого теплого хлеба не чувствует. А из образов у него возникло молоко, пыль и солнечные лучи, которые били в глаза. Как это заклинание могло облегчить мне жизнь, я так и не понял, поэтому перенес его в список ненужных.

Последним значился «Крючок». И вот это было самое важное, коварное и страшное из всего, что мне приходилось изучать. Начнем с того, что заклинание оказалось обведено черной пастой, рядом поставлено три восклицательных знака и дописано «Запрещено». И было понятно почему.

Наверное, каждый хоть раз в жизни задумывался, что если вместо тебя все шишки, неприятности и удары судьбы получал бы кто-нибудь другой? Именно в этом и заключалась вся соль заклинания. Весь урон, проклятия и прочие негативные эффекты сваливались на твоего спутника. Я только так и не вкурил, тот должен находиться рядом по доброй воле или его необходимо заставить? Понятное дело, опробовать мне было не на ком. Гриша пусть и сомнительный персонаж, но свой. Митю вообще жалко, а больше бы никто и не согласился.

Вот именно на эти четыре заклинания пополнился мой боевой набор. Но было бы неправдой сказать, что я лишь протирал джинсы у Инги в кабинете. Помня, что мою универсальную дверь в виде крышки от унитаза пришлось оставить в лесу и в ближайшее время возвращаться туда я не собирался, мне нужны были заготовки для новых дверей. Именно этим я и занялся на заднем дворе.

Все-таки хорошо, что у нас с Травницей ничего не получилось. Потому что создавалось ощущение, что в какой-то мере она оказалась мужиком. Ну, или папа хотела мальчика, а родилась Инга. Так или иначе, в гараже или помещении, которое эту функцию выполняло, располагался плотницкий верстак, множество инструментов и разных материалов. Мне оставалось лишь найти несколько реечек, скоб и в довольно короткий срок сделать из них широкие складные квадраты. Хоба — и перед тобой проход в любой мир.

Таких заготовок я намастрячил пять штук, после чего благополучно сложил все на Слове. И заодно проверил ключ. Не знаю, как он работает, подзаряжается от меня или от энергии солнца, но суть в том, что реликвия была готова к использованию. Еще бы знать, куда отправиться, чтобы решить все проблемы. Хотя в кои-то веки спасение мира было переложено с моей больной головы на здоровый черепок Морового. И меня это полностью устраивало.

Более того, когда на третий день моего неожиданного отпуска вдруг прозвучал «вызов», я даже обрадовался. Голос Феди, в отличие от Илии не давил, а мягко оповещал о срочном собрании в Подворье. С таким тембром либо работать в службе психологической поддержке или сексе по телефону. Не знаю, это из-за неопытности Моровой так общался с подданными или у него подход такой. Лично мне было по барабану.

Тогда как Гриша крестил меня в дорогу, напутствуя в духе «Ты там это самое, не посрами свою нечисть», Юния без всяких слов влезла в Трубку. Давая мне понять, что каким бы легкомысленным меня ни считала, но одного не отпустит. На том и порешили.

На улицах людей стало будто бы еще меньше. Я помнил грозные предостережения лихо в духе: «Мы все умрем», но вслух ничего не сказал. Не хотелось бы озвучивать вполне резонные мысли, что власть Царя царей усилилась. И, возможно, легкой прогулки для собранных кощеев действительно не получится. Так или иначе, такси я не дождался — пришлось добираться на «одиннадцатом» маршруте, как шутил отец Костяна, имея в виду две ноги. Зато уже в Подворье царило небывалое оживление. Словно весь Выборг переселили сюда, выдав каждому по рубцу.

Я сначала даже растерялся, не зная куда податься. А как себя вести рубежнику, который просто «мимокрокодил» и в битве участвовать не собирался? К тому же, раньше Илия прям так и говорил: «Явиться пред мои светлые очи», ну, разве что другими словами. Федя никаких конкретных распоряжений не давал. Что вообще удивительно, я же помню, что мы как раз разболтались при нашем знакомстве на тему службу (Моровой тогда обмолвился, что тянул срочку в Союзе). А всем известно, если хочешь добиться хорошего итога, то подчиненному нужен четкий приказ, без возможности проявить инициативу. Всем известно: «Без внятного ТЗ — результат ХЗ».

К слову, именно сейчас как раз этим и занимались адъютанты Морового, объясняя кощеям, что им следует ждать от жизни. Я постоял минут двадцать в толпе, ожидая, что на меня обратят внимание, но услышал множество имен, кроме собственного, и решил — ну их, эти приготовления к битве. Поэтому почти со спокойной совестью отправился в кружало, заполненное едва ли на треть. В основном местными низкоранговыми рубежниками.

— Пивка для рывка? — поинтересовался Василь, кивнув вместо приветствия.

— Ага, чтобы в самый ответственный момент искать подходящий куст. Хотя еще вопрос, так ли я нужен на этом празднике жизни?

— Да тут непонятно что с самого утра, — вкрадчиво поделился владелец питейной. — Про бывшего воеводу не принято говорить, но при нем порядка больше было.

— Ага, и небо голубее, и деревья выше… А чего не принято, Роскомнадзор запретил, что ли? Они в последнее время да, разбушевались.

Василь то ли не понял шутку, то ли был не сильно в курсе чужанских дел.

— Так чего будешь? Так и быть, налью за счет заведения.

— Чай. Василь, только обычный, я тебя умоляю. Не хотелось бы потом разбираться со всякими сюрпризами.

— Не вопрос. У меня, к тому же, все равно почти все закончилось. Я тебе по секрету скажу, вчера два раза в «Красное и белое» бегал. Мои поставщики не справляются с возросшей нагрузкой.

— А ты плачешь и вытираешь глаза купюрами, да?

Василь как-то странно улыбнулся, но ничего не ответил.

Я же следил за столпотворением на центральной площади. Вся эта суета и не думала заканчиваться. Отходили одни кощеи и тут же подходили другие. Видимо, это я слишком быстро явился на зов. Спустя час поток подданных стал иссякать. Вот тогда и настало мое время.

Моровой решительным шагом направился к кружалу вместе с внушительной делегацией. Из них я знал только одного персонажа, с которым, к слову, у нас были несколько натянутые отношения — Саню Печатника.

Правда, сейчас я забыл о старых обидах (естественно не своих), ибо Саня выглядел внушительно. Не потому, что еще немного подкачался. Над ним застыло около трех десятков печатей. Я, помнится, в бытность ведуном три создал — чуть богу душу не отдал. Нет, сейчас, наверное, могу еще немного наколдовать, но точно до десяти не дотяну.

Секрет оказался прост и заключался в мрачного вида кощеях возле Сани. От них к Печатнику тянулись толстенные, как оптоволоконные кабеля, яркие линии. Видимо, они и подпитывали хист Сани. Первый раз подобное вижу.

— Матвей, вот ты где, — сказал Моровой таким тоном, будто все это время только меня и искал.

— Ага, жду дальнейших распоряжений. Но если не нужен, могу домой поехать.

— А как же лично посмотреть на уничтожение Царя царей? — поинтересовался Федя.

— Не, потом в газетах почитаю. Ну, или фильм посмотрю, когда вы его снимете. Когда речь касается собственной жизни, я удивительно не любопытный.

— Очень смешно, — произнес Моровой с таким видом, будто ему как раз шутка не понравилась. — Ты нам нужен, будешь руководить отрядом наших «батареек».

Я скривился. Хотя бы потому, что «батарейки» — звучало как-то не особо презентабельно. Впрочем, так и оказалось. После короткого ввода в курс дела выяснилось, что помимо основной ударной силы — кощеев — в тылу будут находиться «забракованные» рубежники и «батарейки».

Забракованные — это те, кто так или иначе контактировал с Осколками. Чтобы не усиливать армию Царя царей, их решено было разместить подальше от основного места действия. Но, само собой, просто так оставить их куковать представлялось глупой затеей, поэтому мы (а я оказался в числе забракованных) должны были присматривать за батарейками.

Выяснилось, что хитрый план Морового включает в себя поддержку хистом основных бойцов. Короче, Саня должен был создать нечто вроде защитной сети, а мы эту сеть и будем заполнять. Не то чтобы я оказался в восторге, но кто Матвея спрашивает?

— Сколько у него? — спросил Печатник. Причем не у меня.

Вместо ответа Федя ткнул пальцами в сидящих неподалеку рубежников. А Саня окинул хмурым взглядом сначала их, затем меня и стал быстро шевелить пальцами в воздухе — создавал форму.

Вообще очень интересно наблюдать за работой мастера. Печати Саня делал так быстро, как умелый токарь превращал болванки в готовые детали. Наверное, практикуй я столько, тоже бы так умел.

Суть в том, что в довольно короткие сроки надо мной повисла печать. Совсем крохотная, серая, напоминающая какую-то метку. И стоило ей возникнуть над моей бедной головушкой, как в мир пришли новые ощущения. Точнее, я сразу услышал множество нестройных голосов, которые будто бы общались у меня в голове.

Что интересно, мое появление не прошло незамеченным. Довольно скоро эти голоса замолчали, а я с запозданием понял, кому они принадлежат — девятерым рубежникам низкого пошиба, ивашкам трех-четырех рубцов. Самым высокоранговым среди них оказалась знакомая симпатичная девушка, которая очень любила здороваться пожиманием моей попы. Лучница вроде.

— Печать лидера, — объяснил Моровой. — У меня такая же. Теперь ты можешь отдавать приказы хоть шепотом, тебя все равно услышат.

— Можешь даже подумать, если говорить нельзя будет, — поправил воеводу Печатник. — И тогда услышат. Главное — желание.

— Я прошу прощения, а не слишком ли они… слабоваты.

Когда-то я думал, что рубежники с тремя отметинами — это практически вершина пищевой цепи. И вроде времени-то прошло всего ничего, но как все поменялось.

— Их задача не сражаться, а только подпитывать остальных, — спокойно ответил Моровой. — И то, это всего лишь перестраховка на самый крайний случай.

— Понял, принял.

На этом и попрощались. Точнее Моровой пошел дальше инструктировать таких же как я — командиров батареек.

— Здорово, Матвей, — вместо привычного приветствия Лучница ткнула мне в бок. Ткнула больно. Хоть не схватила за задницу — и на том спасибо. — Что, привередливые тебе попались кони?

Она указала на робко подходящих ивашек. Те, видимо, почувствовали, что надо следовать примеру более высокоранговой рубежницы, поэтому поплелись за ней. Знакомиться.

Я же все думал, сколько лет Лучнице. По внешнему виду, совсем немного, около двадцати пяти. Но вот эти старперские выражение. Что это вообще значит? Откуда это?

— Ты о чем? — переспросил я.

— Всем сплавляют ведунов, а тебе сборный ансамбль ивашек-промокашек.

— Ну и ладно. Моровой сказал, мы же воевать не будем. Постоим в сторонке.

— Ага, писарями в штабе отсидимся, — порщилась Лучница. — Знаешь, как определить, когда воевода врет? Он шевелит губами. Видела я этого Царя царей, легкой прогулки не будет

— Хоть кто-то умный сс… среди этой толпы баранов, — сразу возбудилась Юния.

Я лишь мысленно закатил глаза. Вот мало мне было одной лихо.