Конечно, надо было прошерстить Выборг, чтобы найти уцелевших рубежников. Но первым делом я решил выяснить, что же произошло с близкими мне людьми. Поэтому направился к Костяну. Пешком. Нет, наверное, при желании можно было кого-нибудь поймать. Только попробуй сначала отстоять минут пятнадцать, прежде чем проедет залетная машина. Потому на рубежной тяге оказалось как-то надежнее.
И если честно, мой родной город пугал. Создавалось впечатление, что здесь живут сплошь пенсионеры, а по телевизору вдруг сегодня передавали (именно передавали, а не показывали) лучшие выпуски «Поле чудес». Хотя парочка прохожих мне все-таки попалась. Пусть и с такими же потерянными взглядами, словно они рассматривали на ходу альбом «Третий глаз». Это те невнятные картинки, в которые если вглядеться, то можно увидеть что-то вменяемое.
Зато двор Костяна порадовал. Двумя пьянчугами в растянутых трениках, которые всегда «охраняли» район, а чаще просто сшибали рублей двадцать. Даже гордость берет, все-таки существуют вещи, которые и нежизни не под силу изменить. Алкоголизм, например. Но, к слову, завидев меня, потомки Прометея, тоже мучившегося из-за проблем с печенью, никак не отреагировали. Раньше бы точно поприветствовали, а после попросили подлечиться. И не потому, что я доктор.
— Давай скорее, — позвал меня друг, уже открыв дверь, когда я поднимался по лестнице.
— А то что, соседи увидят? Не переживай, судя по всему, им не до этого. У меня даже дядя Степа полтинник на бутылку не стрельнул.
Костян вроде кивнул, но когда я зашел в квартиру, тут же захлопнул за мной дверь и закрыл на всевозможные засовы. Правда, не успел он успокоиться, как в замочную скважину с противоположной стороны кто-то вставил ключ. Костик в принципе никогда не отличался особой храбростью, а сейчас и вовсе с лица спал.
— Костя, блин, ты опять параноишь? — послышался голос его жены из-за двери, после бесплодных попыток попасть по месту прописки. А у них имелась одна маленькая особенность — если закрыться изнутри, то снаружи не отопрешь. — Сказала же, сейчас приду, открывай давай.
— Мотя, чего делать? — затравленно спросил друг.
— Если у тебя ЗАГС был классический, то плыть по этой жизни в лодке любви, минуя рифы невзгод. А в данном случае открыть жене. Я Олю знаю, она так или иначе все равно войдет.
— Матвей, ты там что ли? Объясни этому болезненному… — не унималась моя одноклассница.
— А если это не она? — даже не стал дослушивать супругу Костик, что делал чрезвычайно редко.
— А кто? — удивился я.
— Ну не знаю. Много там всяких же есть.
— Ох, Костян. Давай так, если нас убьют, то пусть это будет на моей совести.
Я открыл дверь и… меня даже передернуло. За последнее время довелось насмотреться на всякое, но вот картина, вставшая перед глазами, повергла в шок. На меня, нагруженная двумя тяжелыми пакетами, смотрела ненакрашенная, наспех одетая Ольга. Такого раньше вообще видеть не доводилась. Даже на совместных попойках в молодости тогда еще Костяновская девушка всегда в с утра выглядела, словно всю ночь купалась в огуречном скрабе.
— Матвей, ты чего не предупредил, что придешь? — нахмурилась она. — А, погоди, это ты звонил? Теперь хотя бы все встало на свои места. После тебя этот, — она указала на Костика, — весь дерганный.
— А прежде был вареный, — решил я, что пора вступать в схватку, которая уже почти закончилась.
— И что? Всем хорошо, — унесла Ольга пакеты на кухню, сразу юркнув в ванную. Явно, чтобы привести себя в порядок. Правда, разговаривать не перестала. — Никаких этих отмазок вроде: «Мне надо срочно на объект» в девять часов вечера. Сидит тихонечко, смотрит телевизор.
— Ага, замечательный муж, если ему шестьдесят, — хмыкнул я. — Погоди, тут все понятно, а почему ты не в спящем режиме?
— Не знаю, — пожала плечами Ольга. — Нет, один день все время сонная ходила, а потом нормально. Да у нас многие, вон дядя Степа с Леней во дворе сидят, тетя Маша на кассе в магазине. Правда, единственная.
— Нечисс… сть внутри нее, — подсказала Юния.
Я, кстати, уже думал по этому поводу. И это действительно все объясняло. Тут все та же строгая последовательность восприятия: кощеи не так остро реагируют на Царя царей, ведуны уже ощутимее, а ивашки с нечистью чуть кипятком не писают. Чужан такая участь миновала — все-таки нас на Земле почти восемь миллиардов, попробуй на всех воздействуй. Вот первожрец жизни и работал только на свою целевую аудиторию — на тех, в ком было много хиста.
Но когда Царь царей проник сюда, пусть и в чужой шкурке, он стал «бить по площадям». Иными словами, поменял тактику. И теперь его влияние легло одинаково на всех. Поэтому чужан прибило, а те, у кого внутри было хоть немного хиста, постепенно оправились. Зачем — не совсем понятно, но логично. Меня смущал только один момент.
— А алкоголики во дворе? — помотал головой я, словно старался, чтобы мысли выстроились в каком-то правильном порядке. — Дядя Степа с этим, вторым, молодым…
— С Леней, — вышла в коридор Ольга, уже слегка припудренная, и махнула рукой на кухню. Точнее, мне махнула, а Костяну указала на пакеты, мол, разбирай.
— На них вроде воздействие другое. И сама говоришь, тетя Маша в магазине работает. Эта которая толстая такая, да?
— Она. Так у нее же жизни, кроме магаза, нет, — пожала плечами жена Костика. — Сын вырос, в Питере живет. Она же там трется даже когда выходная.
— Когда у нее выходные, — на автомате поправил я. Мне это выражение нравилось еще меньше, чем дешевый пакетированный чай.
— Получается, если у человека есть какое-то острое желание, невероятно развитая потребность, на него почти не распространяется воздействие Царя царей… — рассуждал я вслух.
— Кого? — опять побледнел Костян.
— Будешь плохо себя вести, познакомлю, — пообещал я. — У алкоголиков понятно, у них страсть выпить выше чувства самосохранения. Хотя и тут промашка. Выползти они выползли, а вот как дальше жить, пока не понимают. У тети Маши вся жизнь — это магазин.
— По этой логике чего, у меня никаких целей в жизни? — внезапно возмутился Костян. Правда, весьма вяленько.
— Почему, пожрать, поспать и выпить, — не смог я сдержать улыбку. — Это едва ли тянет на крутую цель в жизни. Но ты не переживай, судя по всему, у нас в Выборге вообще не очень много тех, кто справился с воздействием Ца… этого самого.
— Если бы не все это колдунство, ты бы тоже слюни пускал, — надулся друг.
— С этим даже спорить не буду.
А что тут скажешь? Костик прав. У меня не было какой-то сверхцели в жизни. Разве что вылезти в один из дней отремонтировать «Ласточку», но и то вряд ли.
Я посидел у «воссоединенной» семейной пары минут десять. Попил чаю с магазинным курабье, послушал, как Ольга пилит Костяна за то, что у него нет цели в жизни, в общем, удостоверился, что все идет именно так, как и должно быть. А затем отчалил, наказав им особо не высовываться и пока по возможности тусоваться дома. А что, клиенты Костяна тоже «притихли», поэтому работы особой нет. Небольшую подушку безопасности мой друг всегда имел, в этом плане при все своей веселости он был невероятно скрупулезен. Домашний режим в эпоху короны они же как-то пережили, значит, и нынешние невзгоды преодолеют.
Но сейчас мне предстоял еще один неприятный разговор, к которому едва ли можно подготовиться. Я даже постоял у дверей подъезда минут десять. Однако единственное, чего добился, так это что дядя Степа — худой, удивительно черноволосый (без намека на седину) мужик, который годился мне в деды, — поднялся и неуверенной походкой добрался до меня.
— Это… того, дико извиняюсь… — было заметно, что слова даются профессиональному служителю культа Бахуса с трудом. — Но мне бы…
— Подлечиться, да? — помог я ему, заслужив благодарный кивок.
— Да… Сколько не жалко.
Я вытащил из карманов джинсов помятую пятисотку, бог весть сколько там пролежавшую и словно ждавшую того момента, чтобы оказаться в дрожащих мозолистых руках. И тут же получил искреннее спасибо, пусть колыхнувшее хист на грани погрешности.
— Премного благодарен.
Дядя Степа махнул рукой своему молодому напарнику, и этот стройный дуэт направился к ближайшему сетевому магазину. Тому самому, где работала тетя Маша. А я зашагал к Василичу.
Что интересно, только сейчас я ощутил сильный фон промысла. Точнее, промыслов. И судя по всему, исходило все со стороны Подворья. Там явно царило нечто невероятное, обычно таким хист можно было почувствовать, если недалеко находился крон, который не хотел скрывать свою силу. И моим главным желанием было сейчас рвануть к рубежникам, однако я понимал — не приду к Василичу теперь, не приду никогда.
Мой бывший дом тоже ничем особым не удивил. Разве что вдали виднелась какая-то знакомая женская фигура в возрасте, уж не соседка ли, часом, но я благоразумно не стал ее отвлекать. Заскочил в подъезд и поднялся на нужный этаж. Где уже завис перед дверью. Есть ситуации, где как ни выбирай момент, лучше не станет. И сейчас был именно тот самый случай.
Поэтому я пересилил свой страх и громко постучал костяшками. Конечно, я немного опасался, что Василич может впасть в анабиоз. Но все-таки довольно сильно надеялся на характер правца, да и нечисть у него под боком была. Уж она точно постаралась бы привести своего хозяина в должное состояние.
Мои ожидания оправдались, довольно скоро я услышал шаги, а после щелкнул замок и открылась дверь.
— Матвей!
Василич сгреб меня в охапку, напоминая о своем происхождении недюжинной силой. И держал так долго, что мне в какой-то момент стало даже неудобно.
— Слава Богу, что с тобой все хорошо. Заходи.
Правда, не успел он закрыть дверь, как пристально посмотрел на меня.
— С Рехоном…
Он не договорил, только отрицательно помотал головой, одновременно спрашивая и словно почти уже приготовившись к самому худшему. Я не смог ничего сказать, лишь повторил его движение. Только на сей раз утвердительно.
Не скажу, что это известие убило Василича. Но что-то в нем надломилось. Будто из старика вытащили какой-то стержень, и он вдруг обмяк. Он сказал единственное слово, причем произнес его четко и твердо: «Рассказывай».
И я рассказал. Все как было. Благо, Рехон перед смертью вел себя так, что даже и приукрашивать ничего не пришлось. А Василич сидел с безжизненным лицом и периодически кивал. То ли мне, то ли сам себе.
— Что лучше, когда твой сын живет, но живет неправедно, или умирает, но как герой? — спросил правец, подведя нечто вроде итога моего монолога.
— Когда он просто живет, — ответил я. — Простите, Федор Васильевич, это моя вина.
— Не твоя. Рехон был взрослым и умным мужчиной, он сам решил, что пойдет с тобой. Разве что… Не попадайся пока на глаза Зое. Она все поймет, но не сразу.
— Как она? — спросил я. — Ну, после того, как здесь появился Царь царей.
— Непросто. Но она сильная и целеустремленная, сама пробудилась. Матвей, если тебе не сложно, оставь меня пока одного… И не смотри так, ничего я с собой не сделаю, мне есть для кого жить. Ты, наверное, не знаешь, но…
Он замолчал, махнув рукой, словно хотел сказать что-то несущественное.
— Потом, все потом. Нам всем надо смириться с тем, что случилось. К тому же, я уверен, у тебя есть свои, рубежные дела.
Я кивнул. Странно, но я жуть как не хотел сюда идти, а теперь очень сильно желал остаться. И даже объяснить себе не мог природу своих эмоций. Хотелось как-то поддержать старика. Не знаю, взять его, сказать самую большую ложь в жизни взрослых: «Все будет хорошо». Беда в том, что не всегда все бывает хорошо. И не у всех. И это не потому, что ты какой-то не такой, неправильно себя ведешь или отрабатываешь карму. Просто иногда дерьмо случается.
Но сейчас я вышел из собственной квартиры, понимая, что точно не хочу в ближайшее время сюда возвращаться. В том числе, чтобы не столкнуться с Зоей. Василич говорил, что не винит меня в смерти сына. Так ли оно было на самом деле? Не знаю, я бы не смог быть настолько великодушным.
Впрочем, стоило мне оказаться на улице, как ноги сами понесли меня в сторону рубежной силы, что манила издалека. Она напоминала собой ослепительный белый маяк в черном чреве ночи. И что самое важное, я ощущал, что это часть живой силы. Не какая-то хитроумная ловушка нежизни, а именно точка сбора тех, кто пытался бороться с прихвостнями Царя царей. И это воодушевляло. Даже удивительно, что я прежде не почувствовал подобного. Наверное, был слишком занят мыслями о Костяне.
Ноги, само собой, привели меня к Подворью. Только теперь это было не подобие сельской деревушки, спрятанной среди каменных и кирпичных домов, а настоящий форт. Не по внешним признакам, само собой, — тут все тот же ничем не перекрытый, например баррикадой, проход, деловито снующая нечисть и рубежники, которых стало значительно больше.
Единственная разница — это десятки печатей, которые висели над Подворьем и пульсировали, словно кровоточащие язвы и набухшие бубоны, протягивали сотни нитей ко множеству зданий и людей. И это было поистине ужасно и прекрасно одновременно. Словно огромный спрут завис над городом, запустив повсюду свои щупальца.
А ведь я был в питерском особняке, который отвели под жилище самому Новгородскому князю. Но даже там не видел такой защиты. Создавалось ощущение, что здесь поработали совместно несколько рубежников. Да еще на протяжении долгого времени. С наскоку подобное не создашь.
Все, что меня сейчас интересовало — это ответы. Чтобы нашелся какой-нибудь добрый человек, который мне расскажет, что именно здесь происходит. А кто больше всего подходил на эту роль? Ну, если вынести за скобки слово «человек» — то несомненно фурии. Это я шлялся по всем мирам, а они тут сидели на заднице ровно. То есть четко собирали информацию. Возможно, даже против своей воли.
Правда, стоило мне добраться до кружала, как стало ясно, что незаметно отсесть и поговорить о том о сем не получится. Хотя бы потому, что большая часть столов рубежной питейной оказалась занята. Причем ладно бы знакомыми рубежниками — так все сплошь кощеи, да еще непонятно откуда. Я разве что с определенным трудом заметил пару относительно родных физиономий, но не мог вспомнить, где именно их видел.
— Василь, — махнул я рукой. Вот только ответа не получил.
Владелец кружала работал с ловкостью тайских массажисток. Кому-то наливал, с другими разговаривал, успевал кивать, брать деньги и менять стаканы. Заметив меня, он еще какое-то время работал и только спустя секунд пять, улучив момент среди общения посетителей, кивнул головой, давая знак подойти к стойке. При этом, несколько кощеев рядом испытующе поглядели на меня, словно рентгеном просветили.
— Матвей, где пропадал? — спросил Василь, не переставая мельтешить.
— Да то тут, то там. А что здесь происходит?
— Если одним словом, то война. Тут из Прави к нам тварь одна проползла, видел, что с чужанами? Вот то-то. Но это тебе воевода лучше расскажет. Он тебя, кстати, искал.
— Илия живой? — обрадовался я.
Чем заслужил множество неодобрительных взглядов. Видимо, сегодня в этой части Подворья человеколюбие было не в чести. Меня вообще напрягали эти рубежники, которые вдруг перестали разговаривать и принялись внимательно слушать нашу беседу.
— Другой у нас теперь воевода, — мрачно заметил Василь. — Ты сходи, поговори, лишним не будет.
И не прощаясь, сразу же принялся болтать с кем-то из посетителей. Мда, чем дальше, тем все страннее. Я же ясно сказал — получить ответы, а не заработать новые вопросы. Но ладно, мы люди не гордые, можно и сходить до воеводы.
Я не спросил, где именно он сидит, но этого и не требовалось. Если замок пустует, то тут имеется только один дом, где у воеводы мог быть кабинет. Я там уже разок бывал, когда меня сильно отчитывали за произошедшее с водяным. Вот так, Илия, ругал меня, а теперь вон как все обернулось. Был бы поласковее, может… Да нет, точно бы ничего не изменилось.
У здешней резиденции, как я и предполагалось, оказалась охрана. Правда, в этот раз из местных ведунов. Едва ли в их обязанности входило четкое пресечение нарушений, ребята, скорее, выступали в роли адъютантов. Мы перекинулись несколькими фразами, и один сразу скрылся внутри — докладывать. А спустя секунд десять выскочил наружу, давая мне знак войти.
После прохладной улицы в деревянном доме оказалось тепло, хотя тут даже камина или печи не было. Опять магия. Правда, все это меня интересовало в последнюю очередь. Мое внимание привлек тот, кто сидел в окружении кощеев за столом, уткнувшись карту. И только когда он поднял голову, на мое лицо наползла глупая улыбка.
— Привет, — сказал я, никак не ожидая увидеть этого рубежника на посту выборгского воеводы.