Бедовый 11. Источник

Глава 7

Мой старый приятель тяжело поднялся из-за стола и сделал немыслимое — махнул кощеям рукой. А те, что еще более удивительно, послушались. Рубежники, шагнувшие за порог десяти отметин на груди, безропотно повиновались ведуну. Да, Моровой подобрался к кощейству почти вплотную, однако пока еще не был ровней собравшимся.

— Здравствуй, Матвей, — серьезно сказал Федя, когда мы остались наедине.

— Ты — воевода? — наконец задал самый насущный вопрос я.

— Ну, типа, да, — улыбнулся Моровой. Правда, тут же спохватился. — Да. Теперь я воевода.

— А Илия где? Я пытался поговорить с Василем, но мне показалось, что ему эта беседа не доставляет удовольствия.

— Илия теперь не с нами. Он, типа… с Ним.

До меня не сразу дошло, о чем говорит Моровой. Благо, Федя, хотя он, наверное, теперь именовался Федором да по отчеству, не стал томить меня и рассказал все сам. Как они после ненужного дежурства у роддома ломанулись в лес и встретили там Царя царей. А дальше половина передовой дружины погибла, а остальные выжили разве что благодаря печатям Сани и самоотверженности Илии. Признаться, я от воеводы, вернее, уже прошлого воеводы, подобного вообще не ожидал. Мне всю дорогу казалось, что он самовлюбленный мудак. Даже стало немного совестно.

Но самое главное, что после этого события в короткие сроки начали пропадать рубежники. Сплошь кощеи, которые жили вблизи Выборга. Все, что их объединяло, — это связь с Осколками. Как там говорили по телеку: «Совпадение? Не думаю».

— И что теперь? — спросил я.

— Давай не торопиться, — ответил Моровой. — Я, типа, немного утолил твое любопытство, так что теперь ты расскажешь мне обо всем.

При этих словах у меня внутри как-то все сжалось. Как Федя узнал, что именно я замазан во всем этом непотребстве? Или просто на понт берет?

— Я призывал всех рубежников, но ты не пришел, — продолжал Моровой. — А на мне княжеская печать, я, типа, реальный воевода, со всеми полномочиями.

— Типа или реальный? — съязвил я.

— Реальный, — покраснел собеседник.

— Ладно, я просто был не совсем в этом мире, — успокоился я, решив врать как обычно: нагло и непринужденно.

Правда, тут же наткнулся на внимательный и вместе с тем недоверчивый взгляд Федора. Примерно такой же бывал у бабушки, когда я говорил, что не ел конфеты, а она перед этим проверила наши запасы.

— Чуры закрыли все проходы сразу, как здесь объявился Царь царей… — Моровой хотел сказать еще что-то, но сдержался. Держу пари, там было «типа». Надо ему завязывать с мусорными словечками, а то никакого авторитета у нового воеводы не будет. — И вообще исчезли.

— Понятно, санкции в виде всемирной изоляции, пока мы не разберемся с засланцем. А мы разберемся? В смысле, это же реально?

— Разберемся, — кивнул Федя, но тут же спохватился. — Ты меня с мысли не сбивай. Ты где был?

— Ладно, ладно, я тут закрутил с одной тетенькой, ну и немного выпал из реальности.

— Закрутил? С тетенькой? Во время суда, когда тебе приказали не отлучаться из Выборга?

Вообще, с ложью всегда так — стоит начать врать, и невозможно остановиться. И несет тебя, несет. Будто бы и лгать уже не хочешь, но попробуй перестать, куда уж там. Вот только в этот раз судьба сделала немыслимое — неожиданно улыбнулась. Или оскалилась, я уже перестал разбирать.

— Вообще, это похоже на тебя, — вздохнул Моровой. — Тут весь мир в труху, а Бедовый всякой фигней занимается. Я надеялся, что ты что-то знаешь, даже совет прервал.

— Да я сам в шоке от всего происходящего. Вернулся, а тут жесть жесткая, края крайние.

Нет, если бы мне было не плевать на собственную репутацию, то именно сейчас тот самый момент, когда стоило возмутиться. Но у меня имелась верная жизненная максима (одна из немногих): ценить нужно только мнение тех, кто тебе важен. Ну подумаешь, Моровой считает, что я без царя в голове, зато он, смотрю, с Царем в одном месте. Думает и думает, что ж теперь, повеситься? Если бы мне давали каждый раз рубль, когда кто-то говорил, что я непутевый, мне бы никакая инфляция была не страшна.

— В другое княжество удрал? — с видом ментора, отчитывающего ученика, спросил Моровой.

Вот я люблю таких людей, которые сами отвечают на свои вопросы. Мне не оставалось ничего кроме как утвердительно кивнуть и развести руками. Мол, что с меня возьмешь. Как говорил незабвенный Григорий свет мой Евпатьевич: «Че хошь делай, у меня обе руки левые». В том смысле, что на мне где сядешь, там и слезешь.

— Матвей, Матвей, — покачал головой Федор. — Будь ты с нами, может, и обошлось все. Но ладно, чего уж теперь. Типа, чего после драки кулаками махать.

Я ничего не ответил, но был категорически согласен с Моровым. Вообще, мне новый воевода нравился намного больше предыдущего. Хотя бы потому, что этот не пытался выставить меня виноватым во всех смертных грехах. А вот именно в данном конкретном случае я оказался завязан по уши.

— Царь царей обосновался неподалеку от Выборга, — вернулся за стол Федор. — Словно медом ему тут намазано.

Я даже примерно понимал, что ищет первожрец нежити. Того самого рубежника, у которого в паспорте написано: Ленинградская область, Выборгский район, г. Выборг. Он понимает, что это мой дом. И рано или поздно я сюда вернусь. Значит, когда-нибудь получится выудить у меня ключ. Да, плевать, что реликвия привязана ко мне. Для этого всего-то и надо сделать, что убить Мотю Зорина, тогда связь разорвется.

Что самое глупое, я так уверился в своей непогрешимости и некоторой неуязвимости, что даже не убрал ключ на Слово. Как только мы переместились в дом Инги, тут же бросил реликвию в рюкзак. Артефакт, позволяющий путешествовать между мирами — кинул на дно заплечной сумки. Нет, если меня когда-нибудь убьют, это будет справедливым итогом. Нельзя так безалаберно относиться ко всему.

— Скажу больше, — продолжал воевода. — Он словно специально не прячется, а провоцирует нас. Сам он напасть не может, как только мы поняли, с кем имеем дело, сразу же доложили князю, а он, типа, прислал большую дружину. Мы повесили защитные печати и теперь здесь наш военный штаб. Мы собираем войска, чтобы ударить по этой мрази и уничтожить его.

— Уничтожить, — задумчиво пробормотал я.

— Ну чтобы уничтожить — это я махнул. Как мы поняли, его, типа, прям совсем нельзя убить. Нежизнь сама выбирает себе военачальника. Ну, или типа того.

— Отсечешь одну голову, появится другая. Как в наших любимых русских сказках.

— Как там, сказка ложь, да в ней намек, да? — горько усмехнулся Моровой. — Суть в том, что если уничтожить Царя царей, то нового генерала нежизнь будет выбирать из своих почитателей, а где их много?

— В Прави, — на автомате ответил я.

— Ага. А это, что называется, уже, типа, не наши проблемы.

Узнаю старую добрую рубежную логику — после нас хоть пожар, да и вообще мы живем в хате с краю. Перефразирую: если бы рубежники работали в правоохранительных структурах, то вся их деятельность сводилась бы к перетаскиванию трупа на соседний участок, которым заведуют другие ведуны и кощеи. Зато лично мне эта логика была понятна. Более того, она стала какой-то ожидаемой, что ли.

— И чего ты от меня хочешь? — поинтересовался я.

Впервые за все время разговора Моровой выдавил из себя подобие улыбки. Причем эта улыбка была снисходительной. Мне даже не по себе стало, будто с говном смешали.

— Конечно, ты кощей, — задумчиво рассуждал вслух Моровой. — Но уж больно неопытный. Опять же, подчиняться не любишь. Наверное, потому, что слишком быстро возвысился…

На мгновение какая-то догадка мелькнула во взгляде Феди. Кто поопытнее мог бы назвать ее надеждой.

— А ты случайно Осколки не использовал?

Я открыл рот, чтобы ответить веское: «Нет». Однако сначала вспомнил Башню Грифонов, затем обряд с Анфаларом, опять же, фекойцы когда-то Осколком, пусть почти опустевшим, со мной расплатились. Я никогда не использовал часть разрушенной Оси для собственного возвышения, как выразился Моровой, но и сказать, что не сталкивался с Осколками, не мог.

Как я уже заметил, Моровой чудесным образом дополнял меня. То есть додумывал то, о чем я соврать не успевал. Так получилось и на этот раз.

— Так я и думал. Нашел где-то схрон с Осколками и давай, типа, получать рубцы на халяву. По-хорошему, тебя надо поставить на учет.

— Еще в детскую комнату милиции отвези. Я пару раз сталкивался с Осколками, все рубцы получил сам, натуральным образом.

— Мы не можем так рисковать. Ты будешь в группе прикрытия, так сказать подстраховкой. В передовой отряд тебя взять не смогу, извини.

Нет, не скажу, что я оказался сильно расстроен. Вот уж что-что, а умирать я точно не торопился. Даже под таким чутким руководством. Если можно посмотреть с берега, как воды принесут труп твоего врага, — я категорически согласен. Пусть Тугарин-Трепов-Царь царей уже давно мертв. Ну, или как там с этой нежизнью — так сложно, что я до сих пор голову ломаю.

— Когда выдвигаемся? — спросил я.

— Ты узнаешь, — как-то хищно пообещал Моровой.

— Федя, ты меня извини, но ответь на самый главный вопрос. Почему ты?

Моровой густо покраснел. Буквально как женщина, застигнутая за каким-то постыдным действом.

— Нет, ты не подумай, я ничего не имею против, просто интересно.

— Я хорошо знаю здешние места, как ближайший дружинник прошлого воеводы в курсе всех дел, не запятнал свое имя скандалами, верен князю, не использовал Осколки. Довольно?

— Вполне.

Собственно, на этом аудиенция была закончена. Хотя Федя предупредил, что с данного момента мне отлучаться ну никак нельзя. Если сквозану отсюда, то меня объявят врагом государства. Причем, без всяких «типа». Что тут скажешь — военное положение и все дела.

Зато после нашего разговора я вышел наружу можно сказать другим человеком. Не то чтобы Федя сделал меня мужчиной или воином. Слава Аллаху, нет. Просто я теперь стал обращать внимание на всякие нюансы. К примеру, на кощеев в странных одеждах с многочисленными кармашками на предплечьях. При мне один распихивал туда разноцветные камешки — явно драгоценные. Собирался усиливать артефакты во время боя?

На главной площади и вовсе стоял великан. Так мне сначала показалось. Но, подойдя ближе, я рассмотрел, что это обычный рубежник, просто ростом метра два с большими копейками. Да веса в нем килограмм сто пятьдесят — причем не жира, а мяса. Этот молодец с двенадцатью рубцами забавлял остальных тем, что жонглировал здоровенными дубинами. На сколько здоровенными? Ну, если бы он разок не поймал такую, то она размозжила бы голову любому недотепе до состояния «эта лужица здесь до меня была».

«Великана» звали Захар, и, насколько я успел подслушать, у него хист оказался завязан на силу. Оттого рубежник и предстал таким здоровым. Лишний раз задумаешься — это хист продолжение тебя или ты хиста. Вот взять того же Захара. Промысел требовал, чтобы он был огромным. Потому что чем ты больше, тем сильнее. А так ли уж этого хотел рубежник?

У самых казарм устраивали что-то вроде потешных поединков. Захара туда благоразумно не брали, иначе бы армия нового воеводы значительно поредела. Хотя у ребят и так получалось неплохо. Я поглядел на несколько падений, лещей, зуботычин, и мне прям не по себе стало. Вся проблема в том, что я невероятно впечатлительный и сразу стал примерять все это на себе. Вот уж бабушка меня точно не для того воспитывала, чтобы всякие непонятные типы с Петербурга и без того не слишком красивое лицо портили.

Хотя, потолкавшись еще немного, я понял, что тут полный интернационал. Питер, Новгород, Гатчина, Старая Русса, даже с десяток тверских набралось. Как я понял, они выполняли сразу две функции. Официально помогали, а неофициально получали информацию из первых рук, чтобы после обо всем доложить собственному князю.

Я потоптался еще немного, благоразумно решив не подходить снова к кружалу, где уже стоял дым коромыслом. А после покинул Подворье.

— Не нравитсс… ся мне все это.

— Согласен. Могли бы выпивку бесплатной сделать. Так Василь в полтора раза цены задрал, монополист хренов.

— Слишком весс… село, — продолжила лихо. — Будто они уже всех победили.

— А, ты из секты тех теток, которые говорят: «Не смейся громко, а то придется горько плакать?».

— Я не тетка, — резко, наверное, даже чересчур, ответила Юния. — А что до моих сс… слов, то ты их еще вспомнишь.

— Слушай, не нагнетай. Я и так с тобой стал законченным пессимистом. Все нормально будет. У русских есть один старый обычай.

— Какой еще? — заинтересовалась лихо.

— Мы очень медленно запрягаем, но когда беда все-таки пришла в дом, так разгоняем сани, что их уже не остановишь.

— А под полозья попадают и сс… свои и чужие, так?

— Ой, с тобой вообще невозможно разговаривать.

Только мы захотели добраться до дома, как вдруг… да шучу, ничего не случилось. Выборг все так же жил жизнью постапокалиптического городка. Я думаю, это одна из причин, почему Царь царей не стал двигать в сторону того же Питера. Там его движуху бы сразу заметили.

Короче, по пути я зарулил в магазин и закупился продуктами. А что? Война войной, а не использовать кулинарный талант Гриши — это практически смертный грех. Правда, из-за того, что моя машина сейчас стояла совершенно в другом месте, а «светить» ее было никак нельзя, пришлось все покупки сложить на Слово. И таким макаром добираться до дома. Точнее, моего временного места пребывания.

Выяснилось, что бес с чертом не просто обжились, но уже даже принялись вовсю совращать домового. А тот будто бы только этого всю жизнь и ждал. Короче говоря, эту тепленькую компанию я обнаружил на кухне за распитием какой-то пузатой бутылки коньяка. Наверное, что-то из прошлых запасов Инги.

— Ты, Саня, главное, с меня пример бери, — обнимал Гриша волосатую нечисть. — Они же не понимают, что на нас с тобой все держится.

— И на мне еще, дядя Гриша, — встрепенулся черт.

— Ну, Митя да, тоже там такой, подай-принеси, — благодушно махнул рукой бес. — Ты, Саня, главное, сам себе скажи, вот меня устраивает так жить, как я раньше жил или я этот, как его, кузнец своего счастья?

Домовой именно в данный момент как раз собрался что-то брякнуть, но Гриша его перебил.

— Ты не торопись, Саня, подумай. Это вопрос филосфсфи… филологи… сложный вопрос. А хочешь, давай к нам? Мужик ты нормальный, работящий, убирать любишь. Я за тебя словечко замолвлю, хозяин у нас добрый, всякую шелупонь в дом берет. В смысле, никого на улице не оставляет. Саня, представляешь, один раз кикимору приютил.

Домовой опять захотел что-то сказать, даже палец поднял, но бес вновь его перебил:

— Ты не переживай, мое слово тут кремень. Я как скажу, так и будет. Без меня тут вообще…

Что именно «вообще» Гриша не успел придумать, поэтому просто ударил кулаком по столу. Митя ойкнул, а вот домовой не испугался. Напротив, он поднял палец перед собой, привлекая внимание.

— Один момент.

— Че такое, Сань?

— Я вот как раз об этом и хотел поговорить. Я не Саня.

— Да? — растерялся бес. — А так на Саньку-покойника похож. И волосы такие же.

Именно на этом моменте я решил, что пора внести чуток хаоса в этот тарантиновский диалог. Поэтому вошел на кухню. Мое появление произвело примерно такой же эффект, как возникновение бутылки водки на вечеринке любителей трезвого образа жизни. Митя покраснел и метнулся в одну сторону, псевдо-Саня в другую, а Гриша неуловимым движением смахнул бутылку со стола.

— Хозяин, я тебя жду, жду, а ты все не идешь, не идешь. Кушать будешь? Мы тут… чем бог послал.

— Накладывай.

На столе как-то сама собой появилась ароматная гречка и две котлеты. Я вдохнул одуряющий запах обычной вроде бы еды, и в животе призывно заурчало. Откуда только бес продукты взял? Нет, гречка, возможно, могла оставаться где-нибудь в закромах у Инги, а вот котлеты?

— В морозильнике фарш был, — словно прочитал мои мысли Гриша. — Эта Травница вообще молодец, у нее везде порядок, продукты на всю неделю расписаны, в лоточки уложены. Жалко, стухло больше половины. Хозяин, а чего вы там узнали?

— Выборгский воевода Федя Моровой при поддержке князя хочет покрошить в лоскуты Трепова тире Царя царей.

— Это хорошо, — кивнул сам себе бес. — Ты чай будешь, хозяин?

— Будешь.

— Если так пойдет, скоро все образуется. Заживем как прежде или даже лучше, да хозяин?

— Хотелось бы.

— Нам бы тогда очень понадобился домовой, — вкрадчиво произнес бес.

— Гриша, бога побойся, у нас в доме три комнаты.

— Так есть новый дом, — пожал плечами Григорий. — Вроде не занят, можно жить.

— Не о том вы говорите, — почти что с ненавистью прошипела Юния, выбираясь наружу. — Вы сс… сначала одолейте Царя царей.

И как всегда накаркала.