Бедовый 11. Источник

Глава 10

Моя голова славилась удивительной способностью — создавать несколько мыслительных цепочек, подчас не связанных друг с другом, одновременно.

Стоило мне повернуть голову, как я сразу же передумал множество всякого. К примеру, что мы недооценивали Царя царей. Считали его полуживым мертвяком, тогда как жрец нежизни довольно сильно преуспел на ниве рекрутинга.

Или что наш отряд прикрытия по сравнению с надвигающейся лавиной выглядит мелковато и не справится с внезапным ударом в тыл. Еще что у нежизни имелось одно явное преимущество: ее бойцы не испытывали эмоций. А я, да и все, кто уже заметили стремительно приближающихся кощеев, их очень даже испытывали.

Мне казалось, что именно мы использовали старую проверенную методу: «Разделяй и властвуй». На самом деле Царь царей лишь позволил нам так думать, пожертвовав несколькими отрезанными от отряда кощеями, чтобы отрубить голову нашему воинству. И тут даже не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как все обернется в дальнейшем.

Около трех десятков (а может даже и меньше) рубежников с огромными мечами вошли нам в спину, как нож в масло. Вот только эффект от этого удара превзошел все ожидания. Нельзя сказать, что они не встретили никакого сопротивления. Однако скорость, с которой неживые кощеи расправились с себе подобными, устрашала.

Тут мне в голову пришла еще одна ненужная мысль, что едва ли вокруг Выборга водилось столько кощеев, сколько сейчас находилось под стягом нежизни. Получается, Царь царей раскинул свои щупальца еще дальше, а этого никто не заметил. Но теперь хотя бы ясно, как в его нестройные ряды попал Ткач. Впрочем, мои мысли никак не повлияли на скорость физической реакции. Что называется, глаза боятся, а руки из ж… в смысле, делают.

Я на автомате бросил на ближайшего врага Щелчок, с удовлетворением заметив, как несчастный споткнулся, однако хватило заклинания ненадолго. Чтобы неприятель продолжал оставаться глухонемым, требовалось огромное количество сил. Причем, не только моих. И по закону подлости именно сейчас наша «энергосистема» трещала по швам.

Что интереснее всего, освободившись от заклинания, неживой бросился не на меня, ту самую причину, по которой он стал невольным клиентом доморощенного отоларинголога, а дальше. Не сильно полагаясь на хист, а прорубая себе путь холодным оружием под ослепительные вспышки хистов.

Мои испуганные ивашки пригнулись к самой земле, кое-кто обхватил голову руками, будто это могло помочь, однако мы не интересовали скрытый отряд Царя царей. Один за одним они пролетали мимо, как смертельные метеориты, рвущиеся к земле под силой тяготения. И их конечной целью был единственный рубежник.

Не Моровой, который с ближней дружиной замер в полупозиции между передовым воинством и многочисленными «батарейками», видимо, чтобы лучше руководить всем, что происходит. Не даже самый сильный из кощеев, как тот же здоровенный рубежник-великан, который втаптывал в землю одного из приближенных Царя царей. Засадный отряд прорывался к Печатнику.

Если кто-то вставал на пути, неживые молниеносно расправлялись с воинами без жалости и пощады, но, правда, и без всякой кровожадности. Словно отмахивались от мух во время быстрой езды, даже не глядя на насекомых. Однако по большей части никто ничего и не сделал. Слишком стремительным оказался удар, слишком слабыми силы, которые должны были оказать сопротивление.

Я бы сказал, что кощеи налетели на Саню и его окружение разъяренными шершнями, однако на лицах нападающих читалось откровенное равнодушие. С таким обычно читают в туалете состав освежителя, а не пытаются убить человека. Потому у Печатника не было никаких шансов.

Нельзя сказать, что Саню не охраняли. Именно вокруг него и находилась львиная доля высокоранговых батареек, не считая личных секьюрити. Но напор, с которым действовали воины нежизни, казалось, ошеломил всех. Да и рубцы рубцами, однако, как я понял, подавляющее большинство тыловиков были рубежниками сугубо мирных направлений. Или чересчур уповали на хист. А тут нужен был опыт, решительность и скорость.

К чести телохранителей Печатника, именно такими они и оказались. Матерыми, суровыми, готовыми на все. Атака притормозила, перемалывая собравшихся вблизи Сани кощеев, а троица уже начала действовать. И действовать весьма успешно.

Я зажмурился от яркой вспышки, пригнулся от ощущения чего-то острого и тяжелого, появившегося в воздухе. Тогда как ближайших из неживых располовинило на две части, опалив окружающих резким выплеском промысла.

Вспыхнул и упал, трясясь, еще один из нападавших. Судя по телодвижениям, смертельно раненный, но пытавшийся удержать то подобие жизни, которое расходилось в его теле.

Споткнулся и упал другой, раскинув руки в стороны. Охрана Сани яростно буравила взглядами подступающий катаклизм, скрипела зубами от злобы и хиста, сводившего мышцы, и самим своим видом олицетворяло мужество с большой буквы. Вот только смотреть надо было не на них.

Печатник, который все еще продолжал держать над собой все нити, ведущие к остальным рубежником, побледнел за долю секунды. Его губы мелко задрожали, а в глазах явственнее всего читалась лишь одна эмоция — страх.

Я уже встречал такое. В моменты чего-то неминуемого, опасного для жизни, человек будто начинает видеть будущее. Ему подвластно что и как случится, хотя этого еще не произошло. У меня так было за секунду до того, как я попал в аварию. Перед глазами словно уже возникло ДТП, и я четко понимал куда я въеду и какие будут повреждения, хотя в этот самый момент моя нога только тянулась к тормозу.

Наверное, нечто подобное случилось сейчас и с Печатником. Хотя его телохранители и намеревались сопротивляться так долго, как только это будет возможно, Саня все уже понял. Не его последнее пророчество сбылось. Несмотря на ожесточенное сопротивление охраны, состоящей из отборных кощеев, неживые стали собираться вокруг них, как бешеный поток утыкается в невысокую преграду. На мгновение может показаться, что она устоит, но в следующую секунду бушующая вода разносит в щепки крохотный затор и рвется дальше.

Я не увидел, как все произошло. Будто бы неживые попросту сгрудились вокруг защищающихся, а затем все и случилось. Вместе с сильным вылеском промысла, который вылился из трех кощеев и одного опытного ведуна, словно разрушился уже известный мир. Потухло солнце, состоящее из сотни лучиков, связанных вместе. Рухнула защита, оплетающая каждого рубежника и связывающая его с остальными. Всего лишь со смертью одного единственного человека вдруг осиротело все воинство.

Дело было даже не столько в силе, неожиданно покинувшей меня, сколько в ощущении одиночества, которое захлестнуло каждого. Именно об этом я и раздумывал, когда впервые ощутил себя частью Цепи. Тогда воодушевление было невероятным, всеобъемлющим, таким же оказались эмоции и сейчас, только со знаком минус. Точно неведомый злодей выключил все, что некогда питало тебя, и ты остался в пустой комнате, без всякого намека на возможный просвет.

При всем при этом мне казалось, что я в относительном порядке. Да, жутко напуган, разобран, даже слегка приуныл. Однако могу довольно трезво оценивать ситуацию. Тогда как мои ивашки попросту повесили головы. Захоти неживые подойти сейчас и передавить их как слепых котят, у них бы это получилось без всяких напрягов.

Вот только засадный отряд, который выполнил сейчас главную функцию, переключился на второстепенные цели.

Именно тепер я понял, что совершенно не понимаю, как бороться с нежизнью. Потому что все, что они делали, не укладывалось у меня в голове в какую-то логичную и последовательную картину.

Что надо сделать после того, как ты отрубил главную голову гидре? Перебить остальные, чтобы умерло туловище. Однако вместо того, чтобы броситься на помощь своим братьям, которые почти всех перебили, или напасть на Морового, который теперь орал, что есть мочи, потому что по-другому дружинники не могли его услышать, неживые выбрали третий вариант.

Посреди творящегося кавардака это можно было бы назвать забавным, как некий странный обряд на свадьбе или пьяная борьба. Неживые подскакивали к командирам батареек, оглушали их и тащили в сторону, прочь от общей сутолоки. Я не сразу понял, в чем причина такого поведения, пока не увидел худого Трепова, который откуда-то со стороны стремительно приблизился к своим.

Я даже не понял, как он выбрался из плотного окружения нашего ударного кулака. И только с запозданием осознал, что же именно случилось. Царь царей пожертвовал теми двумя десятками кощеев, с которыми еще не так давно вышел к кромке леса. Пал, теперь уже окончательно, Ткач, не виднелся и Илия, явно лежа под ногами воинства, разве что в отдалении шла какая-то непонятная возня, финал которой был вполне предсказуем.

А Царь царей попросту бросил своих воинов, отступил в лес, обошел стороной сражающихся и появился с другой стороны. Аккурат туда, куда ему и поставляли теперь бесчувственных кощеев. И тогда я все понял. Еще прежде, чем жрец нежизни коснулся первого из плененных.

Не стоило вообще брать сюда тех, кто оказался осквернен Осколками. Даже в качестве батареек. Возможно, нужно было бросить клич тверским, да что там, и кощеям из Суоми. Наверное, необходимо бы…

Сотни «надо было» пронеслись у меня в голове за тот краткий миг, пока сухая рука в ободранном и грязном костюме потянулась к бесчувственному кощею. И тот не только открыл глаза, а поднялся. Как проснувшийся от долгого сна воин, как воспрявший духом боец, как новый слуга Царя царей.

У меня редко случались озарения в сфере прогнозирования. Наверное, потому я никогда и не делал ставок на спорт. С моим русским азартом и невероятным еврейским везением подобное казалось просто бессмысленным.

Однако сейчас я понял, что именно произойдет. Или уже произошло, но мы еще не осознали этого. Выборг, а может, и все Новгородское княжество — проиграло. Мы не просто не одолели врага, а собственными руками сделали его сильнее. Взамен убитых воинов привели к нему новых, до которых Царь царей прежде не мог добраться.

Моровой бесновался и что-то кричал с помощью своей волшебной луженой глотки дружинникам. Те, как медленная и неповоротливая машина, разворачивались, чтобы вернуться и защитить тех, кого еще можно было защитить. Более того, у подавляющего большинства рубежников в глазах читалась искренняя растерянность, которая так и не прошла с момента смерти Печатника и разрушения Цепи.

А меж тем воинство неживых не просто оправилось, оно стало еще больше. Можно сказать, что в короткий срок все подданные Царя царей попросту перегруппировались. На место уничтоженных кощеев пришли новые, желающие служить новому повелителю и новой идее не меньше, чем их предыдущие товарищи. У них не было робости перед превосходящим по числу врагом или нерешительности после отданного приказа, не было страха перед смертью. Потому что неживые плевали на смерть, как плевали и на жизнь. У меня возник всего один вопрос — можно ли одолеть такого врага?

И затем случился тот форменный хаос, который возникает у каждого нормального человека, когда он понимает, что если он прямо сейчас не займется спасением собственной жизни, то довольно скоро не останется того, что можно спасти. Войско, теперь уже обескровленное, лишенное большинства сильных кощеев, дрогнуло. И побежало.

Да, пусть не все, дружинники-кощеи еще будто колебались, добравшись до Морового и с недоумением поглядывая то на воеводу, то на Царя царей. Замер и сам Федя, который еще недавно четко знал, как они выдержат удар нежизни, а затем перебьют всех, кто как-то причастен к этому гадкому явлению. Бежали без порядка ведуны–батарейки, да и множество кощеев из оставленных в тылу и теперь лишенных охраны. В этот момент нас можно было резать, как тупых баранов. И именно этим и занялись неживые.

Зато теперь я хотя бы понимал их логику. Сейчас, когда они добились основных целей, можно заняться побочными — а именно уничтожить всех, кто мешает нежизни.

— У тебя хоть меч есть или будешь пытаться убить их голыми руками? — зло толкнула меня Лучница. Будто это я был виноват во всех несчастьях, которые на нас свалились.

В ее руках уже появился какой-то крутой блочный лук, больше походивший на произведение современного искусства, чем на оружие. И что хуже всего, моя подопечная ведунья действительно не собиралась отступать. Она выпустила несколько стрел, искоса взглянув на меня.

— Хист растет, когда я попадаю существу в глаз, — прокомментировала она, словно отвечая на немой вопрос.

— Да плевать! Надо уходить. Брать наших и уходить!

Лучница на мгновение даже лук опустила, оглядываясь на «наших». На ивашек, то есть. Что тут скажешь, они действительно сейчас казались скорее обузой, чем какими-то помощниками. Виталик шмыгал кривым носом, Андрей чесал ежик мозолистой рукой, словно пытаясь связаться со «своими», чтобы его забрали отсюда, Петя-заика и Молчун просто замерли, а Маргарита Борисовна вытащила из кармана какую-то поделку, выполненную из старого советского конструктора, и теребила ее в руках.

— Меня это успокаивает, — виновато призналась она.

М-да, команда мечты.

— Мы с ними не выберемсс…ся, — озвучила мои мысли Юния.

Мозгами я это все понимал, конечно, а вот сердцем принимать отказывался. Наверное, надо было, чтобы Моровой подобрал мне в команду тех, кого оказалось бы не так жалко. Хотя, едва ли у меня получилось бы оставить даже группу, состоящую из одних Андреев.

— Ну все, сушим весла, — как-то заискивающе протянул урка. — Приплыли.

Что самое забавное, говорил он без всякого страха, хотя испугаться было чего. Чуть подальше кощеи шли через наши батарейки, с меньшим сопротивлением, чем нож сквозь масло. Либо Андрей видел много смертей в своей жизни, либо уже совершенно отчаялся.

Едва я подумале о наблюдении за смертями, как вспомнил про Морового. Вот уж действительно, кому война, а кому… Я повернулся и нащупал того взглядом, убедившись в правильности своих догадок — уже кощей. И дело тут не только и не столько в кровавом побоище, сколько в тех, кто именно сейчас умирал. Цвет рубежного мира, люди, пережившие многих чужанских правителей. Одна жизнь такого рубежника вмещала в себя множество жизней обычного человека. А если у тебя хист завязан на то, чтобы наблюдать, как умирает существо — это поистине подарок судьбы.

Правда, Моровой выглядел как угодно, но только не довольным своим внезапным возвышением воеводой. Держу пари, он многое отдал бы, чтобы остаться ведуном, но победить. Вот только ничего уже не отмотаешь назад.

— Утерли сопли и слушаем меня, — сказал я, одновременно запуская дрожащую руку на Слово.

— Матвей, это плохая сс… идея! Надо отступать сс… самим.

То, что мысль была так себе, я догадывался. Однако ничего лучше в условиях отсутствия времени придумать не смог. Если послушать лихо и отступить… Я мысленно чертыхнулся, да никаким отступлением здесь и не пахло. Скорее это был бы побег и предательство. Нет, не Морового. Одно дело принести присягу воеводе и совершенно другое — умереть из-за чьей-то ошибки. Но когда речь идет о спасении собственных жизней, оставаться и безнадежно ждать помощи было бы глупо. Все так, вот только отступать самому не вариант. Иначе все эти ивашки уже меньше чем через минуту будут перебиты.

Поэтому я вытащил со Слова два предмета. Первый — раскладную рамку из реечек, которая тут же упала квадратом на землю. И второй — ключ. Быстрая концентрация внимания, образ единственного в данный момент безопасного места и активация прохода. Все произошло почти мгновенно. Видимо, нынешняя схватка требовала именно такого развития событий. Максимально стремительного.

Теперь реечки и и тягучее нечто внутри них походили на старый деревенский колодец. Вот только мои манипуляции не остались незамеченными.

Казалось, на короткий миг все неживые зависли, словно роботы, которым дали новые вводные. А затем я повернул голову, как если бы меня кто-то давно и настойчиво звал, и встретился взглядом с Треповым. Точнее, тем, кто сейчас сидел внутри него. И по позвоночнику пробежал мерзкий холодок.

— Быстро! — крикнул я ивашкам, показывая на импровизированный портал в лучшую жизнь. — Прыгаем туда.

— Че за порожняк? — нахмурился Андрей.

Я был готов сейчас даже на то, чтобы ударить его и волоком протащить к «колодцу». Однако неожиданно помог Молчун. Он разбежался и ухнул в своеобразный проход. Выяснилось, что в любом деле главное начать. Потому что практически сразу его примеру последовал Петя-заика, затем ломаный Виталик. Чуть медленнее, но тут за ним прыгнула и Маргарита Борисовна.

— Матвей! — крикнула Лучница, вскидывая лук и одновременно вспыхивая хистом.

Нет, не из-за того, что выплеснула промысел, напротив, она получила новый рубец. Я обернулся и увидел ближайшего к нам кощея, с торчащей из пустой глазницы стрелой. Что тут скажешь — меткий выстрел. Жалко, что на скорости неживого рубежника это никак не сказалось.

— Уходи! — крикнул я, одновременно создавая форму недавно выученного заклинания.

Только на сей раз быстро крутил форму раз за разом, словно выписывая одну и ту же букву, пока позволяло расстояние. А уже после выплеснул хист.

Сработало. На поле брани появился не просто близнец, а несколько версий Матвея Зорина. Хотелось бы сказать, что лучших версий, но куда уж там. Меж тем хист потянуло. Это походило на ощущение, когда молодой и неопытный взваливаешь на Слово много больше, чем можешь вынести. Я обернулся и понял причину — Лучница послушалась моего совета и воспользовалась переходом.

— Андрей! — крикнул я.

Наверное, в моем голосе было слишком много злости, или дело было в том, что сразу несколько одинаковых человек обернулись к урке и заорали, что было мочи. В общем, он решил, что порожняк, конечно, порожняком, но лучше прыгнуть в это странное подобие колодца, чем связываться со злым (или злыми) кощеями. Что тут скажешь, мудрое решение, пусть и немного запоздалое.

— Уходи, Матвей! — выскочила из артефакта Юния.

— В Трубку, бл…!

Вообще, я, конечно, не хотел ругаться. И это последнее слово было адресовано не лихо. Точнее ей, но именно мою нечисть оно никак не характеризовало. Скорее, проснулась память предков, когда вместо: «Батарея, огонь» или «Ну-ка отставить, рядовой Селиверстов, напрасно расходовать крем для обуви» речевой аппарат выдавал более емкое, короткое и, что самое важное, действенное слово.

Потому что Юния, которая на ровном месте собралась пожертвовать жизнью, тут же юркнула обратно в артефакт. А я прыгнул вслед за остальными.

Что плохо — наверное, именно эта заминка с лихо и сыграла дурную шутку. Потому что еще во время прыжка я почувствовал, как кто-то резко схватил меня за ногу, и мое тело потеряло равновесие. Как там, благими намерениями вымощена дорога в Ад? Именно туда я, похоже, сейчас и направлялся.