Искатель Ветра. Полет

Глава 40

Те кто пережил мясорубку в первый же день принялись разбирать то, что прежде было Вангелосом. Из опустевшей и обречённой на забвение стальной коробки снимали всё, что может пригодиться и работать. После потери 99% населения города победителям просто некому было отказать в этом праве. Кружась, как стая стервятников, союзный флот компенсировал убытки за счёт уцелевших технологий и богатств некогда великого города.

В этом не участвовали только альвы. Они погрузились на “Истину”, “Звезду Надежды” и “Грезы”, после чего отбыли обратно в твердыню Клыка сразу после победы. Ну и, разумеется, генерал Грозострах со своими воинами. Отдав дань памяти погибшим, они устроились в пустошах лагерем и закатили грандиозную попойку, пугая всю окрестную нечисть злыми и полными тоски криками, ожидая, когда от мародёрства и грабежей освободятся принесшие их сюда корабли Гильдии.

Именно в их лагере новый капитан и его команда решили останавливаться по ночам, сразу же побратавшись с каждым местным гвардейцем и офицером. Среди солетадцев, которые чтили и восхваляли жертву тех же богов, экипаж “Искателя Ветра” не так отчётливо ощущал ноющую пустоту там, где были прежде мозг и сердце их корабля. Найт, очевидно, был его печенью.

Солард отбыл вместе с Дарландом, став временным капитаном “Звезды Надежды” и сообщив Найту, что не может заставлять ждать людей Берандара. Магимат понимал, что альв по-своему переживал утрату, и уважал его выбор. Но присоединиться к его экспедиции пока не мог. В грабеже они не участвовали, с настойчивостью одержимых поставив себе цель — всё глубже и глубже вгрызаться в руины города, чтобы достичь его центра.

***

Когда Ненависть был побеждён, из храма в стоявшее над миром чёрное солнце ударил зловещий столб тьмы. Некогда величественное центральное сооружение Вангелоса провалилось вглубь города призраков, а он сам, потеряв структурную целостность, начал разваливаться на куски. В этот страшный момент Найт тащил на себе раненого Угля и Зару и не сразу заметил, что Смертник отстал. Бывший Гаситель, как зачарованный, остановился напротив того коридора, куда с возлюбленной на руках ушёл Ричард, и, не обращая внимания на зловещий скрежет и дрожь проходившие по стенам, вглядывался в темноту, борясь с искушением пойти вслед за ними.

Лишь когда Найт достиг зала, где сражался Грозострах, и солетадцы приняли с его рук раненых товарищей, магимат обнаружил отсутствие своего старпома и принялся крыть его благим матом. Как ни странно, но это подействовало. Стряхнув с себя наваждение, зовущее к смерти, долговязый вспомнил про долг перед живыми. Он лишь с помощью сил своего контрактера успел выбраться из строения, прежде чем оно, пробив верхние ярусы, под собственным весом, словно стрела, ушло вглубь города.

Первый, наполненный разладом и хаосом, день был самым тяжёлым. Плимутцы, зефирцы и представители СБ Вайрна принялись делить ещё не успевший остыть труп. Мнения выживших вангелосовцев никто спрашивать не собирался — каждый хотел себе урвать кусок пожирнее. Рич предупреждал, что так будет, и посоветовал не лезть. В этом мире всем были нужны ресурсы, а Город Движимой Силы сейчас стал просто трофеем — сундуком с сокровищами. Мало бы кто смог пройти мимо.

Найта разве что удивил Грозострах. Максимилиан Шасс, которого Лина любила называть за глаза “совёнок”, объявил солетадцам, что их возвращение в родные края откладывается на целый месяц, пообещав выплатить десятикратную компенсацию и предоставить еду и продовольствие на означенный срок, если северяне временно освободят его корабли.

Он ссылался на какую-то статью в договоре про “обстоятельства неодолимой силы”. Старый генерал хорошо понимал эти обстоятельства и сам был “неодолимой силой”, способной захватить все грузовые корабли Плимута за одну ночь. Но Талбен не стал угрожать или спорить. А на предложение Патрона предоставить ему бойцов в качестве свободных рук за долю в добыче тоскливо ответил:

— Я им предложу. Но вряд ли кто-то из моих согласится. Эх, парень, неужели ты не понимаешь? Умерли ваши боги, чтобы мы жили. А вы уже терзаете труп соседа над их могилой.

— Не пропадать же добру. Вы сами рискуете загнуться без этих ресурсов ещё до жаркой поры. Ричард прекрасно знал, насколько вы брез… чистоплотны. Так что я буду выполнять своё обещание. А вас, генерал, раз не хотите участвовать в этом, попрошу стать нейтральной стороной и обеспечить то, что мы все тут не перегрызёмся при делёжке добычи. Взамен, кроме отступных за задержку, четверть полученных материалов я отправлю в Солетад, — прикрыв глаза, предложил “совёнок”. К удивлению старого вояки, он тоже всё понимал.

***

Этим же вечером, в стоянке северян, окружённой по периметру десантными челноками и чуткими турелями внешнего наблюдения, запылали костры. Всего лишь одиннадцать — по числу погибших бойцов. А потом, когда ветер развеял их прах, зажглись два пустых, самых высоких и ярких. К этому времени Найт со своими бойцами уже прибыл к их лагерю, оставив “Искатель Ветра” висеть наверху. Он не мог заставить себя войти в принадлежавшую ему капитанскую каюту. Не мог пройти по коридору к ней, мимо трёх офицерских. Не мог даже есть. Горечь безмерной потери сжигала повидавшего жизнь магимата изнутри. И даже Зара не могла исцелить эту боль — её сердце страдало не меньше.

Когда, спустившись на шаттле, Найт, Уголь, Зара и Смертник вошли внутрь периметра, ночные небеса над головой раскалывались от дружной, тоскливой песни. Все выжившие северяне, взяв друг друга за плечи и встав кольцом вокруг величественных костров, рвали глотки, вскинув лица к луне. Они пели Песнь Прощания. Шольм опустил руку Найту на плечо и негромко произнёс по внутренней связи:

— Так прощаются только с главами своих кланов, ближайшей роднёй. Это великая честь.

— Они не умерли, не могли. Ричард обещал, — скрипнув клыками, отрезал магимат. — И мы их найдём.

Заметив чужаков, солетадцы замолкли, а Грозострах направился Искателям навстречу. Ему давно доложили о их прибытии, и Талбен приказал пропустить всех четверых. Хотя одному из них ещё каких-то два месяца назад он бы снес голову при встрече, не размышляя. Но это было до того, как Баррет спасла их город, а Последний Гаситель — их королеву. Сейчас всё изменилось, генерал шёл приветствовать выживших героев, на этот раз защитивших уже весь их мир.

— Пусть огонь всегда горит в ваших сердцах, — звучно ударив себя в нагрудник, произнёс северянин, встав напротив отряда.

От Талбена несло крепким алкоголем, сушёной рыбой и пеплом, а на лице застыла неистовая улыбка, словно он всё ещё находился в том последнем бою. Такой же оскал у него Найт видел, когда они вместе с Ричем и Линой прорывались сквозь зал, занятый солетадцами. Сейчас было не время для масок. Найт снял шлем, а затем заботливо украшенную твёрдую каркасную маску из дублёных шкур, что для него изготовила Зара. И, оскалившись в ответ, сверкнув в ночи длинными звериными клыками, гулко ответил:

— Пусть и в ваших сердцах он не угасает. Вы отважно держались, без вас мы бы не ушли из храма.

— У нас есть обычай. Чтобы прославить погибших героев и предков, кто-то должен сразиться на последнем пиру. Без оружия и доспехов. Бой гордости и славы, а не ради убийства. Я уверен, что они сейчас счастливы в лучшем мире. Так давайте воздадим им хвалу. Окажете честь?

— С удовольствием, генерал. Мне как раз не терпится с кем-то схлестнуться. Только вот вы не правы. Они ещё живы, и мы их вернём, — Найт под шелест сервоприводов принялся стягивать доспех. В процессе он обратился к Углю, который опирался на плечо Зары: — Повтори, что нам приказал передать капитан после победы.

— Помните нас, даже если забудете имена. Помните нас настоящих, и мы однажды вернёмся, — почти нараспев, словно молитву, произнёс чернокожий сержант.

— Слава богам! — Звон удара десятков крепких кулаков по нагруднику прокатился над лагерем, на миг затмив треск сгорающих в жарком пламени дров.

Солетадцы были не очень религиозны, ровно до того момента, пока не увидели во время битвы, как мимо их рядов, чеканя шаг, Воин несёт на своих руках пылающую божественным светом Деву. Они сразу вспомнили схватку на площади Вайрна, в достоверности которой северяне несколько сомневались, подозревая, что это уловка хитрых южан. Но своим глазам они верили и сейчас знали правду.

— Они были не боги, а люди. Такие же, как мы с вами. Жили, любили, сражались и шли до конца ради цели. Лина и Ричард Генар, а не Дева и Воин! — прорычал Найт. Избавившись от доспехов, он стянул через голову вязаную кофту и рубашку, передав их Заре.

— Боги или люди — пусть решит бой, — усмехнулся Грозострах. Старик, был тоже уже по пояс обнажённый и несмотря на возраст оказался даже крупнее и шире в плечах, чем Найт.

— Зря ты это сказал. Теперь я обязан победить, даже если придётся отгрызть тебе руку, — мрачно усмехнулся магимат, медленно шагая к противнику.

— А разве нельзя признать, что они были и боги, и люди? Мы ведь не выбираем вождя. Разве обязательно ради этого драться? — смущённо спросила Зара, не любившая конфликты, ведь после них у неё обычно значительно прибавлялось работы.

— Разумеется! — раздражённо прорычали оба мужчины. Девушка тяжело вздохнула, покачав головой, сокрушаясь, какими болванами они бывают.

Перед тем как войти в круг возле костра, составленный солетадцами, Найт, вспомнив в последнее мгновение, потянул с пальца массивный перстень — точную копию того, что носил Ричард. Абсолютно такие же были на пальцах всех членов команды, кроме Угля. Эти кольца им оставил Солард перед своим уходом в Берандар, без всяких объяснений, просто попросив не снимать их. Но в кулачном бою оставить перстень на руке было невозможно. Магимат бережно передал его Заре.

— Кот драный! — выплюнул Грозострах, принимая боевую стойку. Он надеялся, что Найт знал: обмен ругательствами во время солетадской кулачной дуэли — это священная традиция.

— Болтливая развалина, — хмыкнул Найт. — Да разве это оскорбление для воина Кланов?

Они обменялись первыми ударами, и толпа загудела. Грозострах славился как лучший боец Солетада последние двадцать лет — и не на пустом месте. Выносливый и хищный магимат был немного быстрее, но от каждого молодецкого удара ветерана он отлетал на пару метров, не в силах навязать ближний бой, в котором бы наверняка победил. Бойцы кружили по арене, обмениваясь оскорблениями и проклятиями. Спустя десяток минут, несмотря на рассеченную бровь и сломанный нос, Найт чувствовал себя уже значительно лучше.

Сейчас, в бою, сомнения и страхи уже не разъедали его душу, и он твердо знал, что обязан одержать победу и утвердить свою точку зрения на близких друзей. И плевать, что в этом не было никакого смысла. Здравая логика для него отошла на второй план еще в тот момент, когда он проводил последним взглядом спину Ричарда, что унес с собой во тьму сердце всего их экипажа. В данную секунду он как никогда прежде понимал Гермеса. Осознавал, как тяжело приходится тем, кто остался в живых, когда лучшие ушли навсегда.

— Да ты не кот, а ссыкливая мышь! — пробасил Талбен, когда Найт, ловко увернувшись от его града ударов, разорвал дистанцию, чтобы дать себе мгновение передышки.

— А тебя наверняка бабы не любят? — сплюнув кровь, прохрипел Найт.

— Это еще почему? — вскинул вверх уцелевшую бровь солетадец.

— ГрозоТрах! Это потому что кончаешь быстро как удар молнии? — рявкнул магимат, бросаясь в ближний бой.

Солетадцы пили, шумно смеялись и подбадривали бойцов — никто не хотел чьей-то победы. Чем дольше продолжается схватка, тем веселей она тем, кто оставил их мир. К успевшему захмелеть от выпитой браги Шольму подошел Дэллан Рейлин. Страж королевы хотел задать бывшему другу отца всего один лишь вопрос.

— Ты простил мою королеву? — негромко спросил парень, но, несмотря на гомон толпы, Гаситель его услышал.

— Она простила меня. Я больше не держу зла на нее. То, что я сделал, — было ошибкой. Я каждый день жалею об этом. Но вернись время назад... — Смертник замолчал. В этот момент Найт ловким ударом выбил Талбена из равновесия и, пользуясь этим, нанес целый шквал ударов, бросивший старика на колени. — Вернись все назад, я бы наверняка поступил так же. Такой уж я человек. Ничему не учусь и не меняюсь. Как живой труп.

В славном бою определился победитель: Грозострах, раскинув руки, лежал на холодном песке пустоши, а Найт, покачиваясь, стоял над ним, все еще не веря в одержанную победу.

— Разве ты все еще поешь песню отчаяния? Когда вы уходили в святилище, я слышал тебя, — мягко и уважительно спросил юноша.

Смертник замер, а затем, тяжело выдохнув ставший спертым в груди воздух, отрицательно покачал головой:

— Нет. У меня появился дом и верные друзья. То, ради чего хочется жить.

— Тогда ты в чем-то лжешь. Или мне, или себе. И думаю рад будешь услышать что Ее Величество просила меня передать, отныне ты — герой нашего города. Твое имя восстановили в списке родов. И если однажды пожелаешь вернуться, тебя примут с почестями.

Вот сейчас Шольм натурально опешил, пытаясь понять, верно ли он расслышал Дэллана за гомоном бойцов, поздравляющих победителя. Тот медленно и торжественно кивнул в знак подтверждения. Для Смертника это все еще было важно: он чувствовал себя частью Солетада. И, несмотря на то что не собирался покидать Искатель Ветра, внезапно ощутил выступившие на глаза слезы. Сейчас у одинокого Гасителя вновь были как дом, так и народ.

***

Наутро Найт, уже здоровый, неутомимый и свежий благодаря целительным силам возлюбленной, погнал экипаж на расчистку завалов. Сколько бы это времени ни заняло, они найдут чертов храм и друзей. Обычных людей, а не богов. Вскоре ему удалось привлечь к работе могильщиков.

Точнее, ушлые ограбляторы, не желающие оставлять ценный куш, сами на него вышли. У них сейчас на шее сидели пять тысяч выживших из Вангелоса, которых гордые подземные Искатели не собирались бросать и решили принять к себе, чтобы восстановить город на месте Ноктюрна. А для безопасной транспортировки наиболее ценных и хрупких технологий, например, пищевых фабрикаторов и энергосистем, им был нужен корабль.

Найт не стал загибать цену, и они быстро договорились. У магимата было одно лишь условие: он отправится в путь только после нахождения храма. Еще три недели потребовались, чтобы обнаружить остатки монументального строения, провалившегося глубоко в штольни, и неделя, чтобы пробить к нему путь. Грозострах и гвардейцы вызвались его сопровождать, когда Найт с командой отправился в подземные глубины.

Место чудовищно пострадало: центральный зал превратился в обломки стали, пластика и бетона. Гордые шпили были выворочены и погрузились в толщу породы. А все мутанты, созданные Астером, стали просто безвольными куклами, не способными представлять какую-либо угрозу. По мере того как тяжелый скальный проходчик проламывался сквозь укрепленный бетон к священным залам, которые, согласно размышлениям уцелевших механиков из Коллегии, могли остаться неповрежденными, Найт размышлял о том, что собирается здесь найти. Для чего он задействовал столько людей и потратил так много ресурсов? Вряд ли бы Ричард это одобрил.

Но когда они наконец пробились к месту последнего боя, магимат ощутил, как его палец с перстнем словно окунули в жидкую магму. Реплика реликта ярко пылала, жадно забирая энергию его контрактера. Рядом тревожно вскрикнула Зара, сжимая правую руку, которую окружило ласковое, зеленое сияние Леса. Смертник удивленно щурил глаза — потоки пылинок вокруг него словно остановились в воздухе. Найт понял, что не ошибался, и ускорил шаг.

Влетев в зал, где находилась сфера, почти не пострадавшая благодаря прочности конструкции этой “святая святых”, Найт шумно, словно хищник, выслеживающий добычу, заозирался. В месте, где, судя по всему, находилось ядро, осталась лишь гладкая воронка в стальном полу. Такие же следы были на невысоком потолке и по краям помещения. И не следа Лины или Ричарда. Не было крови, предметов одежды или брони. Словно они полностью растворились в момент уничтожения Ненависти.

Но кое-что все же осталось: двойственный реликт, не существующий в обычном пространстве. Призрачный перстень клятвы и связи душ, который Ричард получил из коллекции Гермеса, а затем утащил в Ноктюрн, где реликт изменился. Сейчас этот реликт, мерцая и переливаясь, горел столь же ярко, как тот, что был на пальце у Найта. Магимат бесстрашно потянулся к нему и прижал свою копию, на мгновение услышав безумно далекий, затухающий шепот. На суровом, клыкастом лице проступила улыбка — он узнал этот голос. И разобрал приказ.

***

Лина шла по длинному пустому коридору, украшенному лишь колоннами, что подпирали безлунный небосвод. Огни звёзд вспыхивали и гасли, одни созвездия сменялись другими с каждым её шагом. Столь неизменные и вечные — но она знала: все они давным-давно потухли навсегда.

— Уйди. Вернись, где была. Тебе здесь не место, — пропел ветер, похищая отрезок времени длиною в мгновение.

— Нет. Меня ждут. Я пришла забрать отражение зеркала, страж, — ответила девушка и обратила свой взор на собеседника.

Реальность — это необработанный алмаз. Плод восприятия. Она не может быть объективной для участника, каждый наблюдатель — лишь собственного бытия. Сейчас она исказилась, и звёзды погасли. Осталась лишь бескрайняя пустошь из расплавленного стекла. Таким был мир стража, первой, кто владел клинком по собственным правилам.

Она до сих пор была здесь, в преддверии. Вне цикла жизни и смерти, замершая на острие. Каштановые волосы и глаза стылой стали. Непоколебимая, всё потерявшая, но верная мечте до конца. Они были похожи — первая и последняя. Лина была другой. Она не утратила человечность.

— Ты впервые на меня посмотрела. Что изменилось? — спросила страж.

Она словно скульптор была хранителем и ваятелем бесчисленных соляных фигур, что находились вокруг в этом зеркальном саду. Пленники вечности. Идеи, обретшие плоть. Враги. Паразиты, которых экзархи не стали уничтожать окончательно. Они все были здесь. Повергнутые эндорим.

— Вечность закончилась, Финиала. Мне нужен последний фрагмент той, кто проложит путь. Ты проводишь меня? — Лина почтительно поклонилась своему отражению. Её службе, её идеалу, её долгу. Другим, но близким и понятным.

Вдали высилась башня, столь монументальная, что, казалось, с её вершины можно вновь зажечь звёзды. Наивные. Она была всего лишь тюрьмой. Лина знала: башню сейчас можно достичь. Она осталась лишь как символ былого великолепия и упадка. Пути в никуда.

Её прошлые хозяева давно стали солью, кормом бесконечного потока времени. Это ей показалось забавным, и она холодно рассмеялась. Она знала сейчас столь много, но стоит ей вернуться, и все эти знания растают, как утренний туман. Ведь они принадлежали не ей. В них не было смысла. У неё не было чужих вопросов. Ей не нужны были чужие ответы. Лишь одна-единственная вещь здесь имела значение.

— Тебя здесь быть не должно, — уверенно и твёрдо ответила Фина. Её глаза рассфокусировались и потухли.

Она была готова отвернуться, но на плечо, покрытое побитой кольчугой, опустилась рука. Искательница ухмыльнулась. Не в силах стража было отрицать её существование, даже в её собственном мире, ведь за Линой Наблюдали куда более могучие силы из высшей размерности. Скрипнул металл — экзарх первого цикла впервые увидела свою собеседницу.

— Ты не искажение. Настоящая. И всё же ты здесь, — в сухом, выжженном голосе Фины слышался намёк на удивление.

— По собственной воле. Как и ты, я прошла путь до конца, — гордо кивнула Лина в ответ. — Так ты проводишь меня?

Стражу бескрайнего сада грешников на границе пустоты не оставалось ничего иного, кроме как согласиться. Вечность действительно завершилась. Но не для неё. Её решение всё ещё было непоколебимо. Оно было не неизбежностью судьбы, а её собственной волей.

Мир опять изменился, когда страж отворила ей путь. Алмазные врата, сотканные из долга и вечного служения, были невероятно тяжёлы. Столь тяжёлы, что, казалось, сама реальность искажается рядом с ними. Но Долг оставила свой пост, и сейчас врата были распахнуты. За ними была тьма, не та, что нам чудится безлунной ночью, а истинная. Скорее не отсутствие света, а наличие чего-то противоположного ему. Девушка усмехнулась и взмахнула рукой в приветственном жесте.

— А. Вот ты где, — тьма колыхнулась и попыталась стать её частью, но та лишь рассмеялась.

— Брось. Ты меня перепутал с той, кем я не являюсь, глупец. Неужели ты вновь хотел достичь Башни путём грубой силы, Астер? Орды кукол, великий поход, вновь зажечь небосвод? Смешно. Ты пытался это сделать уже сотни раз, и каждый раз неудачно. В этот раз ты даже не смог перезапустить цикл. Есть другой путь.

Тьма колыхнулась, окутывая девушку. Фиолетовый и чёрный смешались, замерцав в её волосах.

— Прекрати. Мне всего лишь щекотно. Ты — лишь последний огрызок того, кем когда-то являлся. Она тебя долго искала и, наконец-то, нашла благодаря почти забытому сну. Насколько же ты боялся забвения, что решил спрятать часть себя в Башне ещё до того, как врата затворились и сон начался? Ты жалок. Богиня Чудес мне не союзник, но она права. Та, кого Спящие звали ***** ****, — путь к нашей свободе! Ты создал этот феномен. Запытал её до того, что бедняжка решила создать из ничего — всё. Она потеряла имя и шагнула за горизонт, а сейчас я пришла за тобой. Ты нам нужен. — В жаре зловещей улыбки не было ни намёка на страсть. Лина никогда не была страстью.

Тьма вновь попыталась облечь себя в форму, но Лина покачала головой и щёлкнула пальцами. Мир замерцал, дробясь на осколки мгновений. Сквозь них на неё осуждающе смотрел фиолетовый мрак. Блондинка засмеялась и скрутила его в тугой шар, сунув за пазуху. Пришла пора возвращаться.