Император Пограничья 14

Глава 3

Я вышел из разорённой командирской палатки, ведя за собой дрожащего ребёнка. Он цеплялся за мою руку, словно боялся, что я исчезну, оставив его одного среди этого кошмара. Воздух пропах гарью и кровью — привычные запахи войны, к которым десятилетний ребёнок не должен был привыкать.

Грудная клетка горела. Эфирные клинки Воронцова пробили защиту ровно там, где я и ожидал — три узких прореха в каменном коконе. Через них хлынуло пламя Железнова, тонкими раскалёнными лезвиями врезавшись в плоть. В некоторых местах боль была адской — кожа пульсировала с каждым вдохом, висящая лохмотья рубашка вместе с панцирем из Костедрева прилипли к обожжённой плоти. Но там, где пламя ударило точно в центр прорех, не чувствовалось ничего. Совсем ничего. Плохой знак — нервы сожжены. Запах паленого мяса — моего собственного — въелся в ноздри. Но я держал спину прямо, не подавая виду. Нельзя показывать слабость, чтобы не тревожить зря ребёнка.

Железная кровь запечатала бы раны от клинка или пули металлическими швами, остановила бы кровотечение, но против ожогов она бесполезна. Заклинание работает с кровью и открытыми ранами, склеивает края разрезов. А здесь ткани не разрезаны, а сожжены дотла. Кожа, мышцы, нервы — всё превратилось в мёртвую обугленную массу, которую никакие металлические швы не восстановят. Нужен целитель, способный регенерировать плоть.

У края лагеря нас встретила Ярослава с моими гвардейцами. Княжна выглядела безупречно даже после боя — медно-рыжая коса с металлическими кольцами едва растрепалась, на щеке красовался свежий порез, а серо-голубые глаза светились азартом победы.

Но он померк, как только её взгляд упал на мою грудь. Ярослава шагнула ближе, нахмурившись:

— Сильно задело?

— Царапины, — коротко ответил я, перехватывая руку Петра поудобнее — движение отозвалось болью в груди. — Ничего серьёзного.

Серо-голубые глаза сузились недоверчиво:

— Царапины не пахнут жареным мясом.

— Поверхностные ожоги, — признал я, глядя на неё спокойно. — Найду целителя, как только вернёмся.

Ярослава сжала губы, явно готовясь к спору, но я качнул головой:

— Не сейчас. У нас ещё работа. А боль я переживу — не в первый раз.

Она выдержала мой взгляд несколько секунд, потом фыркнула и отступила:

— Упрямый осёл. Только смотри не свались в обморок по дороге, — с тревогой добавила она.

— Не свалюсь. Как всё прошло?

— Зачистили всю охрану, — доложила она, вытирая окровавленный эспадрон о штанину поверженного врага. — Потерь нет, пара царапин у твоих ребят. А вот местные бояре… — Засекина презрительно фыркнула, кивнув в сторону двух связанных аристократов, валявшихся у костра. — Эти павлины сидели в тылу «для магической поддержки». Один пытался метнуть в меня огненный шар, промахнулся на три метра. Второй вообще обмочился, когда я к нему подошла. Вырубила обоих — не стала марать клинок о такое отребье.

Гвардейцы вокруг заухмылялись. Один из них, бородатый детина с автоматом в руках и топором за спиной, добавил:

— Они ещё кричали про свои древние рода и неприкосновенность. Княжна им популярно объяснила, что на войне титулы не спасают от нокаута.

Я кивнул, оценивая ситуацию. Лагерь противника был полностью подавлен, сопротивление сломлено.

— Дементий, Наталья, — обратился я к двум усиленным бойцам, которые на тренировках показали себя самыми разумными. — Вместе с товарищами остаётесь контролировать лагерь. Соберите документы — особое внимание любым упоминаниям Гильдии Целителей. Смотрите за пленными в оба. Спуску им не давать, но и не издеваться.

— Будет исполнено, воевода, — басовито отозвался Дементий.

Ярослава подошла ближе, разглядывая мальчика.

— Это тот самый пацан, что кричал?

— Пётр Вдовин, — представил я. — Сын Макара.

Княжна вздрогнула, узнав фамилию убийцы, но промолчала. Вместо этого она вытянула руки, и воздух вокруг нас завихрился.

— Держитесь крепче, полетели к форту. Пешком тащиться — время терять.

Воздушные потоки подхватили нас троих, и земля стремительно удалилась. Пётр вцепился в меня мёртвой хваткой, зажмурившись. Мы неслись над лесом на высоте тридцати метров — достаточно низко, чтобы не привлекать внимание возможных вражеских магов, но достаточно высоко, чтобы сократить путь.

— Не бойся высоты, — сказал я мальчику, стараясь отвлечь его. — Ярослава — Мастер аэромантии, она не уронит. Лучше расскажи, как ты оказался в том лагере?

Пётр приоткрыл один глаз, потом второй. Ветер трепал его волосы, щёки раскраснелись от холода.

— Твоя Светлость… мне нужно… нужно тебе кое-что сказать, — выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Я усмехнулся:

— Никакого официоза, Петька. Можешь звать просто воеводой. Или Прохором, если хочешь.

Мальчик глубоко вздохнул, собираясь с духом. И начал рассказывать — сбивчиво, путано, но честно. О том, как подслушал разговор дружинников о нападении на меня. Как сопоставил даты и понял, что убийцей был его отец. Как мать подтвердила страшную правду.

— А потом появился Василий, — голос Петра дрогнул. — Сказал, что был другом отца. Рассказал, будто папа шёл к тебе с повинной, безоружный, хотел просить защиты для нас. А ты… ты просто убил его, не дав сказать ни слова.

— И ты поверил, — констатировал я без осуждения.

— Я хотел верить! — выкрикнул мальчик. — Хотел, чтобы папа не был плохим! Василий дал мне флакон, сказал — это блокатор магии, ты станешь беспомощным, почувствуешь, каково было отцу. Я следил за тобой, выжидал момент… — Пётр всхлипнул, — но не смог. Ты не такой, каким я тебя представлял. Ты помогал той женщину на рынке, спас меня сегодня, закрыл собой от огня…

Я молчал, обдумывая слова. Ярослава продолжала нести нас сквозь воздушные потоки, но я чувствовал её напряжение.

— Я не буду оправдываться за смерть твоего отца, — сказал я твёрдо. — Он пришёл меня убивать, я защищался.

Мальчик заслуживал правды. Всей правды, без прикрас и детских сказок. Я говорил с ним, как говорил бы со взрослым воином — прямо и без недомолвок.

— Но есть детали, которые твой любезный «друг» Василий явно упустил. Макару приказали выпить «Ярость Берсерка» — алхимический стимулятор, который превращает человека в машину для убийства на пятнадцать минут. После этого сердце не выдерживает нагрузки и разрывается. Твой отец был мёртв в любом случае, Пётр. Гильдия послала его на самоубийственную миссию.

Мальчик побледнел. Ярослава добавила, не оборачиваясь:

— И он собирался убить меня, между прочим. Я защищала Прохора, бывшего без сознания, когда твой отец ворвался. Если бы не моя реакция, его скрамасаксы вспороли бы мне горло. Прохор вступил в бой, когда я уже была ранена отравленным клинком.

— Но Василий сказал… у папы были только ножны, оружия не было…

— Василий — агент Гильдии, — спокойно, но твёрдо произнёс я. — Он использовал твою боль, чтобы сделать из тебя оружие. Как ты уже понял, тот флакон, что он тебе дал — не блокатор магии, а яд. Плеснуть, и смерть обеспечена. Железнов почти проверил это на себе.

Пётр закрыл лицо руками. Я положил руку ему на голову, чувствуя, как дрожит худенькое тело.

— Макар оказался в безвыходной ситуации, — продолжил я мягче. — Гильдия шантажировала его вами с матерью, угрожала убить, если он откажется. Макар любил семью больше жизни — в этом Василий не соврал. Но именно эту любовь Гильдия использовала, чтобы превратить его в оживший клинок. Я не прошу прощения за то, что защитил свою жизнь, но я понимаю твою боль.

Понимаю слишком хорошо. Я вспомнил себя в шестнадцать — когда отец погиб в бою, и мир перевернулся.

— Такая потеря… — я помолчал, — это рана, которая остаётся навсегда.

Мальчик поднял заплаканное лицо:

— Я уже сделал выбор. Там, в шатре, когда кинул яд в того гада. Это они убили папу, не ты. Они заставили его стать убийцей, они послали на смерть. — Пётр вытер слёзы рукавом. — Воевода… Прохор… возьми меня в ученики, как Егора. Научи сражаться. Я не хочу быть чьим-то инструментом, не хочу, чтобы меня когда-либо использовали, как папу.

Я посмотрел в решительные детские глаза. За несколько часов мальчик, который видел мир простым — добрые и злые, герои и злодеи, — начал осознавать его сложность. Он прошёл путь от слепой ненависти к пониманию — мир не чёрно-белый, жертвы могут быть палачами, спасители вынуждены убивать, а хорошие люди становятся инструментами в чужих руках. На такое прозрение у взрослых уходят годы, а десятилетний ребёнок осознал это, глядя смерти в лицо.

— Хорошо, — кивнул я. — Буду тренировать тебя лично. У тебя сильный дар хайломантии, редкий и ценный. Но предупреждаю — будет тяжело. Я не делаю поблажек ученикам.

— Справлюсь, — упрямо выдвинул подбородок малец.

Мальчик выбрал свой путь — не месть, но справедливость. И я помогу ему стать достаточно сильным, чтобы защитить себя и других от таких, как Гильдия Целителей.

Ярослава мягко опустила нас у ворот Южного форта. Как только ноги коснулись земли, она повернулась ко мне и тихонько сжала мою ладонь. На губах княжны играла тёплая улыбка — не саркастичная ухмылка воина, а искренняя, почти нежная.

— Правильное решение, — шепнула она. — Пацан хороший, просто запутался. Из него выйдет толк.

Я сжал её пальцы в ответ, чувствуя необычное тепло в груди, после чего заставил себя сосредоточиться на непосредственной проблеме.

Внутри укрепления, где ещё недавно кипел бой, застыла сюрреалистичная картина — около двухсот вражеских солдат сидели, стояли и лежали в самых разных позах, вмороженные в толстый слой льда до пояса, а некоторые — по грудь. Прозрачная ледяная масса сковала их движения полностью, оставив свободными только головы и плечи. Вокруг пленников выстроились наши дружинники с автоматами наизготовку, а Полина Белозёрова и двое гидромантов поддерживали ледяную тюрьму, не давая ей растаять.

Картина напоминала жуткую инсталляцию — живые ледяные статуи с испуганными лицами, пар от дыхания поднимался в холодном воздухе. Некоторые пытались шевелиться, но лёд держал крепче железных кандалов.

Я усилил голосовые связки магией, и та разнесла мои слова по всему форту, отражаясь от полуразрушенных стен:

— Воины армии Владимира! Я — маркграф Прохор Платонов, воевода Угрюма. Ваш командующий генерал Хлястин мёртв. Патриарх Климент Воронцов мёртв. Железнов из Гильдии Целителей мёртв. Ваша армия разбита — половина погибла или ранена в нашей ловушке, остальные бежали или взяты в плен. Вы брошены вашими командирами и заказчиками. Сопротивление бессмысленно и бесполезно.

По рядам замороженных прокатился ропот. Где-то раздались проклятия, кто-то начал молиться, но большинство просто поникло головами — моральный дух окончательно сломлен. Потеря всего командования, элитных бойцов, половины товарищей — это был полный разгром.

Из толпы пленников поднял голову пожилой мужчина с длинными седыми усами. Даже вмороженный по пояс в лёд, он сохранял достоинство:

— Я боярин Фёдор Петрович Курагин. Говорю от имени всех здесь присутствующих. Какие гарантии личной безопасности вы дадите тем, кто сложит оружие?

Я спустился ближе, чтобы смотреть старику в глаза:

— Даю слово маркграфа — всем сдавшимся гарантирована жизнь и свобода после окончания конфликта. Никаких пыток, издевательств или казней. Раненым будет оказана медицинская помощь, — я обвёл взглядом замёрзшие лица. — Моя война не с вами, а с самозванцем Сабуровым, который узурпировал власть во Владимире, убив законного князя. Вы — такие же жертвы его амбиций.

Курагин переглянулся с несколькими другими боярами, застывшими рядом. После короткого обмена взглядами он кивнул:

— Мы принимаем ваши условия.

И тут же воскликнул громче:

— Всем сложить оружие!

Это не звучало как приказ. Очевидно у него не было власти приказывать армии. Скорее как попытка воззвать к голосу разума всех присутствующих.

По льду застучали немногочисленные падающие автоматы, мечи, кинжалы. Полина и гидроманты начали медленно растапливать ледяной плен, по одному освобождая пленников. Каждого из них сразу обыскивали, связывали руки и отводили в сторону.

Ко мне подошёл Борис, вытирая копоть с лица:

— Воевода, докладываю по потерям противника. Примерно полторы сотни сумели сбежать — в основном маги и немного наёмников, которые не стали даже пытаться вытащить своих из грязевой ловушки, сразу дали дёру. Примерно двести взято в плен здесь, в форте. Около трёхсот погибло — часть при штурме, часть утонуло.

Я кивнул. Потери врага катастрофические.

— Собери командиров в Угрюме, нужно обсудить дальнейшие действия. И пошли кого-нибудь за Световым или другим целителем.

Борис скользнул по мне понимающим взглядом и кивнул без лишних вопросов:

— Сделаю.

Через четверть часа в доме воеводы собрались мои ближайшие соратники — отец, Коршунов, Ярослава, Борис, Василиса, Полина, Тимур и Феофан Рысаков, как представитель отряда из Сергиева Посада. Лица усталые, но в глазах — мрачное удовлетворение.

— Что делать с таким количеством пленных? — первым озвучил очевидную проблему Борис. — Двести человек охранять, кормить…

— И раненых у нас самих хватает, — добавила Полина. — Нужно время на восстановление.

Я поднял руку, прерывая поток вопросов:

— С пленными я поговорю лично и возьму с магов клятву. Большинство — бояре и их младшие сыновья, втянутые в эту войну Воронцовым. Через несколько дней их можно будет безопасно отпустить. А теперь главное — мы не даём врагу времени на перегруппировку.

— Что ты задумал, сын? — напрягся Игнатий Платонов.

Качнувшись на пятках, я почувствовал, как в груди разгорается холодный азарт охотника, почуявшего раненую добычу. Голос прозвучал ровно, но я знал — в нём слышится сталь:

— Собираем все доступные силы и выдвигаемся к Владимиру.

В караулке повисла тишина. Ярослава присвистнула:

— Ты хочешь добить змею, пока она оглушена?

— Именно. Сабуров потерял армию, Воронцова, поддержку Гильдии. Сейчас он слаб как никогда. Нужно ковать железо, пока горячо.

Игнатий нахмурился:

— Сын, как ты собираешься брать укреплённый город? У нас нет нужного количества орудий, да и людей не хватит для правильной осады. Это уж не говоря о том, что в случае атаки ты будешь выглядеть в глазах Содружества агрессором, а не жертвой противозаконного нападения.

Уголки губ дёрнулись в хищной улыбке. Я представил лицо Сабурова, когда тот поймёт, что происходит:

— Не переживай. Воевать не придётся или почти не придётся. Думаю, врагу будет не до того…

Коршунов, мой начальник разведки, внимательно посмотрел на меня и медленно улыбнулся:

— Воевода, будем использовать нашу заначку?

Я ответил ему такой же улыбкой:

— Именно так, Родион Трофимович. Пришло время показать Владимиру наш козырь.

Князь Михаил Фёдорович Сабуров стоял у окна своего кабинета во владимирском дворце, наблюдая за площадью внизу. Ещё вчера там собирались толпы зевак, надеясь услышать новости о великой победе над мятежным маркграфом, а главное — о возвращении членов своих семей. Сегодня площадь опустела — редкие прохожие торопливо пересекали её, не поднимая головы к государевым окнам.

Двери распахнулись без стука. В кабинет ворвался Илья Петрович Акинфеев — верный советник, державший руку на пульсе информационных потоков. Пожилой мужчина выглядел так, словно постарел на десять лет за последний час. Князь медленно повернулся, уже зная по выражению лица подчинённого, что новости катастрофические.

— Ваша Светлость… армия… — Акинфеев сглотнул. — Полный разгром. Генерал Хлястин мёртв. Патриарх Воронцов мёртв. Силы Гильдии Целителей уничтожены. Половина войска погибла, остальные взяты в плен или бежали.

Сабуров почувствовал, как пол уходит из-под ног. Он схватился за край стола, костяшки пальцев побелели.

— Сколько вернулось?

— Около сотни в пути, Ваша Светлость. В основном бояре и наёмники, которые… которые бросили своих товарищей и бежали с поля боя.

Князь закрыл глаза. Тысяча человек — лучшие бойцы, маги, элита Владимирского княжества. И от них осталась жалкая сотня трусов.

— Созвать совет, — приказал он севшим голосом. — Немедленно.

Но на совет пришли единицы. Вместо залы, полной советников и военачальников, Сабуров увидел пустующие кресла. Князь достал магофон, пытаясь связаться с командирами ратных компаний. Большинство не отвечало — погибли или бежали. Наконец удалось дозвониться до командира «Иноходцев».

— Ваша Светлость, — голос наёмника звучал устало, на фоне слышался топот множества ног и тяжёлое дыхание шагающих людей.

— Где вы? Собирайте выживших и возвращайтесь во Владимир!

— Возвращаться? — в голосе Рустама прозвучала горькая ирония. — Мы как раз уходим в противоположную сторону. К Покрову движемся, оттуда — куда глаза глядят.

— Это дезертирство! Контракт…

— Контракт предполагал военные действия, а не самоубийственную атаку на подготовленные позиции, — перебил Рустам. — Неукротимые потеряли две трети состава. Иноходцы — больше половины. Стальные Псы, Чёрные Молнии и Убойные Стрелки вообще перестали существовать!

— Я заплачу двойные премии!

— Мёртвым деньги не нужны, Ваша Светлость. Из тысячи человек спаслось около сотни. Мы видели, как Платонов расправился с вашей элитой. Командиры наверняка уже все мертвы. Нет, князь. Ищите других дураков.

— Дезертирство карается смертью!

В трубке раздался злой, усталый смех:

— Каралка ещё не выросла. Да и чем карать будете? Мы — это и есть вся ваша оставшаяся армия. Прощайте, князь. И совет — бегите сами, пока не поздно. Платонов не остановится на этой победе.

Связь оборвалась. Михаил Фёдорович остался в пустом зале, глядя на молчащий магофон.

Хуже было с боярскими семьями. Магофоны во владимирских особняках звонили не переставая — те из беглецов, кто сохранил средства связи, торопились сообщить родным, что живы.

Старая боярыня Курагина прислала князю короткое гневное послание: «Мой муж и сыновья не выходят на связь уже несколько часов. Если они погибли по твоей вине, узурпатор, — проклятие на твой род. Если живы — я буду в неоплатном долгу перед тем, кто их пощадил».

Боярин Андрей Толбузин вообще не ответил на вызов князя. Его управляющий передал: «Господин жестоко страдает от подагры и не может вам ничем помочь. Сказал только — его брат воюет на правильной стороне».

Жёны и матери метались по приёмной дворца. Одни рыдали, получив известия о гибели мужей и сыновей. Другие в отчаянии ждали хоть каких-то вестей — большинство пропавших просто не выходили на связь.

— Мой племянник только что позвонил! — кричала молодая супруга одного из бояричей Мещерских. — Он бежит к Коврову! Говорит, всё командование перебито, армия уничтожена! Это правда⁈

— Где мой сын⁈ — боярыня Шаховская хватала за рукав каждого входящего. — Младший Миша! Он был с отрядом патриарха Воронцова!

Сабуров не мог ответить ни на один вопрос. Он сам толком не знал, кто жив, кто мёртв, кто в плену. Хаос и паника царили во дворце.

К полудню из дворца сбежала половина слуг. Стражники перешёптывались в коридорах, обсуждая, не пора ли искать новую службу. Казна опустела — Демидовы и Яковлевы дальновидно переводили Михаилу Фёдоровичу транши частями под конкретные нужды, а не разом всю обещанную сумму. И потому выплаты наёмникам, подкуп бояр, финансирование армии съели все полученные средства.

Но истинная катастрофа грянула, когда Акинфеев вновь показался в княжеском кабинете. Руки его тряслись, когда он протягивал князю скиржаль.

— Ваша Светлость… десять минут назад… все крупнейшие новостные каналы, газеты, сайты в Эфирнете… — голос сорвался. — Князь Оболенский опубликовал пакет документов.

Сабуров вырвал скрижаль из рук советника. На экране красовался заголовок: «Владимирское княжество — организатор теракта против Сергиева Посада».

Кровь отлила от лица князя. Он читал, и с каждой строкой ужас сковывал его всё сильнее. Протоколы допросов владимирских диверсантов, включая генерала Карагина, захваченного в Сергиевом Посаде. Детальное описание операции по подрыву крепостной стены во время Гона. Все улики указывали на Владимир.

— Это же Веретинский! — как-то по-детски обиженно выдохнул Михаил Фёдорович, растеряв княжеское величие. — Это он организовал!

— Кому теперь какая разница? — тихо ответил собеседник. — Вы долгое время были при нём церемониймейстером, а теперь вы — князь. Вся вина ляжет на вас.

Сабуров смотрел на строки обвинений, и холодное понимание сковало грудь. Использование Бездушных против мирного населения. По меркам Содружества это даже не предательство, а преступление против всего человечества. Люди это не простят — ни крестьяне, ни горожане, ни купцы. Ненависть к тварям слишком глубока, слишком первична. А князья… Князья будут вынуждены осудить его публично, иначе собственное население обвинит их в попустительстве чудовищному злодеянию. Политическая изоляция станет неизбежной.

Но Илья Петрович ещё не закончил. Дрожащим пальцем он перелистнул страницу на экране.

— Это ещё не всё, Ваша Светлость. Вторая часть досье…

Сабуров читал и чувствовал, как земля уходит из-под ног. Доказательства его сотрудничества с Хасаном Волкодавом — главой наркокартеля из Восточного каганата. Банковские переводы: 50 тысяч рублей с пометкой «аванс за услуги» и ещё 50 тысяч за «успешное завершение подготовительных мероприятий». План похищения Святослава Волкова, двоюродного брата Платонова. И самое страшное — детальное описание планируемого теракта в Астрахани с подрывом склада химикатов, который должен был унести сотни жизней и окончательно дискредитировать Платонова.

— Откуда… откуда у него это? — прохрипел князь.

— Юсуфов мёртв, — пояснил советник. — Очевидно, Платонов убил его в Алтынкале. И забрал все документы. Скорее всего наркобарон хранил компромат на всех своих «партнёров» — для подстраховки. Дневники, записи разговоров, банковские выписки…

Сабуров рухнул в кресло. Всё рушилось. Годы интриг, тщательно выстроенные планы, желанный захват власти — всё превратилось в прах.

— И это ещё не конец, — продолжал Акинфеев безжалостно. — Третья часть — списки коррумпированных чиновников Содружества. Судьи, таможенники, полицейские начальники — все, кто брал деньги у Волкодава. Схемы контрабанды через Астрахань, Царицын, Саратов. Списки аристократов, распространявших Чёрную Зыбь, включая некоего Сергея Бутурлина.

— Замолчи! — взревел Сабуров, швырнув скрижаль в стену. Устройство разлетелось на куски.

Но от этого реальность не изменилась. Князь прекрасно понимал, что означают эти разоблачения. Владимир станет изгоем среди княжеств. Торговые пути перекроют. Дипломатическая изоляция. А его самого…

— Это полный крах, Ваша Светлость, — подвёл итог Илья Петрович. — Нужно бежать. Сейчас, пока ещё есть время. Пока бояре не успели отреагировать.

Михаил Фёдорович поднял голову и посмотрел на советника помутневшим взглядом. Всего три дня назад он был на вершине власти — князь солидной территории, командующий армией, правитель, имевший обширные планы на шахту Сумеречной стали. А теперь… беглец, предатель, организатор терактов.

Платонов победил, даже не появившись во Владимире. Он уничтожил Сабурова информацией — страшнее любой армии, смертоноснее любой магии.

— Да… Надо бежать… — только и сумел просипеть охрипшим горлом правитель княжества, под которым очень резко зашатался трон.