Император Пограничья 14

Глава 17

Накопившиеся дела не давали мне покоя. Я просматривал очередной отчёт о ремонте тракта между Владимиром и Покровом. Хоть я и перенёс столицу в Угрюм, вначале надо наладить дела во Владимире, а потом уже возвращаться в острог. Княжество нуждалось в руководстве, в системном подходе. Нельзя было просто уехать и бросить всё на самотёк — так власть быстро протухнет изнутри.

Родион Коршунов вошёл в кабинет уверенным шагом. Бывший военный разведчик выглядел озабоченно — морщины между бровей стали глубже, чем обычно. По моей просьбе он утром прибыл во Владимир, чтобы мы обсудили работу его ведомства.

— Реакции на газету собрали, Прохор Игнатич, — начал он без предисловий, доставая блокнот. — Большинство позитивные. Крестьяне читают, обсуждают в трактирах, расходится тираж быстро. Купцы тоже одобряют — говорят, что впервые видят газету, которая не врёт напропалую.

— Но есть и недовольные, — заключил я вместо него.

— Угу, — Родион потёр переносицу, — Демидов прислал гневное письмо. Требует опровержения, угрожает судебным иском за «клевету и очернение» его роли в финансировании Сабурова.

Я усмехнулся, откинувшись в кресле:

— Уже беседовал со Стремянниковым об этом письме. Пётр Павлович смеялся минут пять, не меньше. Потом сказал, что Никита Акинфиевич, видимо, не понимает одну простую вещь — правду в суде опровергнуть сложно. Особенно когда есть документы, свидетели и показания самого Сабурова под протокол.

— Демидов идиотом не выглядит, — заметил Коршунов, листая записи. — Странно, что решил блефовать такими угрозами.

— Пытается запугать, — я махнул рукой. — Надеется, что Листьев испугается судебных расходов и начнёт смягчать публикации. Не выйдет. Станислав не из тех, кто прогнётся. Усиль, кстати, его безопасность, а то мало ли что…

— Сделаю. И вот что ещё странно, — Родион почесал подбородок, — от Яковлева никакой реакции. Хотя его тоже упомянули в первом номере, причём не менее жёстко, чем Демидова. Молчит, ядрёна-матрёна, как рыба об лёд!

Я нахмурился. Действительно странно. Два человека финансировали Сабурова, оба оказались в центре скандала. Один бьётся в истерике, второй молчит. Либо Яковлев умнее и готовит что-то серьёзное, либо…

В дверь постучали. Вошёл мажордом — Савва Михайлович, степенный седой мужчина с залысинами, служивший ещё при Веретинском.

— Ваша Светлость, к воротам дворца прибыл граф Яковлев Мартын Потапович. Просит аудиенции.

Повисла тишина. Коршунов выпрямился, глаза сузились. Я медленно переварил информацию.

— Не прислал запрос в княжескую канцелярию? — уточнил я.

— Нет, Ваша Светлость. Не назначал встречу заранее. Приехал сам, лично.

Интересно. Очень интересно. Аристократ такого уровня не ездит к кому попало без предупреждения. Либо это какая-то попытка давления, либо что-то настолько необычное, что требует личного присутствия.

— Надо бы усилить охрану, — буркнул Коршунов, делая шаг к двери. — Я дёрну ребят, пусть будут наготове. Вдруг он…

— Вряд ли Яковлев решил пойти в самоубийственную атаку, — перебил я спокойно. — Слишком умён для этого. Нет, здесь что-то другое.

— И всё же пусть Гаврила и Евсей встанут у дверей, мало ли что…

Кивнув, я встал, взяв пиджак со спинки кресла. Интересно, что задумал противник. Потому что Яковлев был именно противником — человек, финансировавший войну против меня. И вот теперь он пришёл сам.

— Савва Михайлович, пригласи его сюда, — обратился я к мажордому.

Тот отрывисто поклонился и покинул помещение.

Через десять минут, я ждал визитёра за массивным княжеским столом в своём кабинете. Мартын Потапович Яковлев вошёл один, без телохранителей. Демонстрация мирных намерений. Графу было лет семьдесят, но выглядел он крепко — прямая спина, уверенная походка, седые волосы аккуратно зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Тёмный костюм от хорошего портного, массивный перстень на пальце с родовым гербом — орёл, вбивающий когти в кусок руды.

В отличие от типичного богатея-выскочки, который пытается компенсировать происхождение показной роскошью, Яковлев держался с аристократической выправкой. Спокойствие человека, привыкшего к власти. К настоящей власти, а не купленной на деньги.

Он остановился перед столом, поклонился, посмотрел мне в глаза. Ни вызова, ни страха. Просто оценка.

— Ваша Светлость, — голос ровный, без дрожи, — я пришёл договориться о мире. И о Сумеречной стали.

Прямо к делу. Без реверансов, без дипломатической обёртки.

— Внимательно слушаю вас, Ваше Сиятельство, — я жестом предложил ему сесть.

Яковлев опустился в кресло, скрестил пальцы на коленях.

— Мы с Демидовым сделали ставку на Сабурова, — начал он спокойно. — Ставка не сыграла. Это факт, от которого никуда не деться.

Честное признание ошибки. Неожиданно от человека такого статуса.

— Никита считает, что нужно биться до конца, пытаясь переиграть ситуацию, — продолжил граф. — Я считаю иначе. Теперь вы контролируете Владимирское княжество, у вас имеется поддержка Голицына, Оболенского, Разумовской, растущее влияние. Противостояние с вами будет стоить мне больше, чем принесёт выгоды. Это деловая логика, без эмоций.

Он помолчал, потом добавил:

— Кроме того, я узнал кое-что о том, как именно Сабуров использовал наши деньги. Не всё шло на войну. Многое оседало в его карманах. У меня есть документы.

Намёк на информацию. Интересно. Собеседник явно подготовился к этому разговору.

— Поскольку во всю эту мутную историю с Лихтенштейном я не верю, очевидно, — граф чуть наклонился вперёд, — вы нашли месторождение Сумеречной стали. Крупное. Иначе не было бы такого объёма поставок в различные города Содружества. Это меняет всю расстановку сил на рынке.

Я всё ещё молчал, давая ему говорить. Яковлев продолжил:

— Если вы выбросите на рынок большие объёмы, цена обрушится. Пострадают все — и мы с Демидовым, и вы тоже. Сумеречная сталь перестанет быть редким Реликтом. Потеряет ценность.

Я с трудом сдержал усмешку. Потрясающая наглость собеседника заслуживала уважения. Вспомнилась крестьянская поговорка: «Ему хоть плюй в глаза — и то Божья роса». То есть, Яковлев пытался извести меня, финансировал войну, а теперь приходит как ни в чём не бывало, предлагает мир и сотрудничество.

С другой стороны, я оценивал его как опасного противника именно из-за этого прагматизма. Враг, который упирается до конца — предсказуем. Враг, который умеет отступать и менять тактику — опасен вдвойне. Такие выживают.

И Яковлев был прав насчёт цен. Бесконтрольная продажа действительно обрушит рынок. Мне это не нужно. Но интересно, что он предложит взамен.

— Я готов публично признать ошибку, — продолжил граф. — Дам интервью «Голосу Пограничья», где признаю, что был введён в заблуждение Сабуровым относительно целей финансирования. Не буду оспаривать факты, изложенные в газете.

Публичное признание вины дорогого стоит для человека его статуса.

— Также перечислю в вашу казну сто тысяч рублей, — добавил Яковлев. — На восстановление и компенсации семьям погибших солдат.

Понятно: отступные мне за отказ от нашей вражды. Значительная сумма…

— Документы о том, куда ушла часть наших денег, — граф достал из внутреннего кармана свернутые несколько раз бумаги, положил на стол. — Сабуров нас тоже обманывал. Часть средств он присвоил. У меня есть доказательства. Это усилит вашу позицию на троне.

Такая информация действительно может быть полезна.

— И я публично дистанцируюсь от дальнейших действий Демидова, — закончил Яковлев. — Пусть Никита сам разбирается со своими амбициями.

Разрыв с союзником. Умно. Оставляет Демидова один на один со мной.

— А что вы хотите взамен? — спросил я спокойно.

Собеседник выпрямился:

— Соглашение по Сумеречной стали — главное. Квоты на продажу. Вы не выбрасываете на рынок больше определённого объёма в год. Согласование цен — не картель в чистом виде, но… джентльменское соглашение о рамках. Вы контролируете объёмы, не обрушиваете цены демпингом. Все остаются при своих.

Первое требование. Совместный контроль рынка.

— Гарантии безопасности, — продолжил граф. — Торговой и физической. Вы не предпринимаете действий против меня или моего бизнеса. Торговые караваны моего рода получают безопасный проход через Владимирское княжество — маршруты на Тамбов, Арзамас, Нижний Новгород, Сызрань, Самару, Пензу, Саратов.

Второе. Защита от возмездия.

— И деловое партнёрство, — Мартын Потапович посмотрел прямо в глаза. — Право на поставки определённых товаров во Владимир. Я не прошу монополии, но хочу быть в числе допущенных поставщиков.

Третье. Доступ к рынкам.

Я откинулся в кресле, обдумывая услышанное. Предложение интересное. Очень интересное, но соглашаться сразу было бы глупо. Переговоры — это торг. А в торге выигрывает тот, кто терпеливее.

— Почему сейчас? — спросил я прямо. — Почему не раньше?

Яковлев не моргнул:

— Раньше была надежда, что Сабуров удержится. Что он окажется достаточно силён, чтобы вернуть Угрюм под контроль Владимира. Теперь этой надежды нет. Он проиграл. Полностью, — граф сделал паузу. — И раньше Демидов был союзником. Сейчас он стал обузой. Никита одержим идеей реванша, не считается с реальностью. Я не намерен тонуть вместе с ним.

Честный ответ. Холодный расчёт без прикрас. Яковлев умел резать правду-матку, не оборачивая её в вату дипломатических формулировок.

— Давайте поговорим о цифрах, — предложил граф, наклонившись вперёд. — Я предлагаю вам получать стабильно высокую прибыль вместо разовой выгоды с последующим обвалом рынка. Посчитайте сами: если вы продадите пять тонн Сумеречной стали по текущей цене — девятьсот рублей за килограмм — это четыре с половиной миллиона рублей. Отличные деньги.

Он выдержал паузу, давая мне переварить цифры, потом продолжил:

— Но если попробуете продать десять тонн, цена гарантированно упадёт процентов на пятьдесят-шестьдесят. И вы получите те же четыре с половиной миллиона, только распродав вдвое больше металла. Рынок Содружества не способен поглотить такое количество за короткий срок. Так что лучше? — Яковлев развёл руками. — Давайте договоримся о квотах, и вы будете продавать по четыре-шесть тонн в год по девятьсот рублей за килограмм. Стабильно. Годами. Предсказуемый доход, стабильные цены, никаких потрясений.

Внутри я усмехнулся. Яковлев был прав математически. Абсолютно прав. И ровно к таким же выводам пришли мы с Василисой, когда обдумывали плановую добычу металла. Наше месторождение могло давать больше, гораздо больше, но резкий выброс товара на рынок убил бы цены. Лучше контролируемые поставки с максимальной прибылью, чем хаос с временной выгодой и долгосрочными убытками.

— Соглашение будет действовать пять лет, — подумав, сказал я. — Потом пересматриваем условия с учётом изменений на рынке.

— Десять лет, — парировал Яковлев. — За пять рынок не стабилизируется. Нужен долгосрочный горизонт планирования.

— Семь лет, — предложил я компромисс. — С правом пересмотра условий через пять, если рыночная ситуация кардинально изменится.

Граф задумался на мгновение, потом кивнул:

— Приемлемо.

— И ещё, — добавил я, не давая ему расслабиться. — Вы не препятствуете моей торговле другими Реликтами. Никаких «джентльменских соглашений» с другими монополистами против меня. Никакого сговора по ценам или попыток выдавить с рынка.

Яковлев приподнял бровь:

— Согласен. Но взамен — вы не используете Сумеречную сталь как оружие против нас в торговых войнах. Продаёте в рамках квот всем желающим, без дискриминации. Если кто-то хочет купить у вас металл по рыночной цене — вы продаёте, не отказывая покупателям в угоду личным конфликтам.

Разумное требование. Мартын Потапович страховался, чтобы я не начал подрывать его бизнес через избирательный демпинг, продавая сталь его клиентам дешевле или давая особые условия своим союзникам. Он хотел равных правил игры для всех покупателей

— Договорились, — кивнул я.

Повисла короткая пауза. Яковлев смотрел на меня выжидательно. Но я не спешил. Один вопрос требовал ответа. Главный вопрос.

— А что помешает вам через год снова попытаться устранить меня? — спросил я прямо, глядя графу в глаза. — Когда я расслаблюсь, поверю в наш «мир»? Что гарантирует, что вы не наймёте очередного убийцу или не профинансируете нового Сабурова?

Яковлев не отвёл взгляд. Секунду он молчал, обдумывая ответ. Потом произнёс медленно, чеканя каждое слово:

— Ничего не помешает, если вы окажетесь слабым правителем. Я не буду врать вам про вечную дружбу и нерушимые клятвы. Но я делаю ставку на то, что вы будете сильным. А с сильным правителем выгоднее дружить, чем враждовать. Это простая математика выгоды, Ваша Светлость. Война с вами уже обошлась мне в деньги, репутацию и потерянные возможности. Мир с вами даст стабильность и прибыль. Я выбираю второе.

По крайней мере, честно. Никакого притворства, никаких красивых слов о чести и верности. Холодный прагматизм бизнесмена. В каком-то смысле это даже внушало больше доверия, чем клятвы верности.

Но недостаточно.

— Такой вариант меня не устраивает, — сказал я ровно. — Слишком много зависит от вашей субъективной оценки моей «силы». Слишком много места для интерпретаций. Нужны гарантии посерьёзнее.

— Какие же? — Яковлев слегка прищурился.

— Магическая клятва, — ответил я просто. — На соблюдение основных пунктов нашей сделки. Квоты, цены, отказ от враждебных действий. Связывающая обе стороны.

Граф замер. На его лице мелькнуло удивление — первая настоящая эмоция за весь разговор. Потом он медленно выдохнул:

— Магическая клятва… Вы знаете, как проводить такой ритуал?..

— Знаю, — подтвердил я. — Иначе какой смысл в этом разговоре? Вы сами сказали — ничто не мешает вам попробовать снова. Клятва станет препятствием. Надёжным препятствием.

— Какова будет санкция за её нарушение?

— Смерть, конечно же, — я позволил себе улыбку.

Яковлев молчал долгую минуту. Его пальцы барабанили по подлокотнику кресла — единственный признак внутреннего напряжения. Магическая клятва была серьёзным делом. Мучительную смерть, когда магия пожирала нарушителя изнутри.

Наконец граф кивнул:

— Хорошо. Магическая клятва. На взаимных условиях — вы тоже связываете себя теми же пунктами.

— Разумеется, — согласился я.

Я достал из ящика стола небольшой канцелярский ножик для распечатки конвертов — часть княжеского реквизита. Лезвие из обычной стали, рукоять украшена красивой гравировкой. Протянул клинок Яковлеву:

— Капля крови из указательного пальца правой руки.

Граф взял кинжал, не дрогнув. Быстрым точным движением провёл остриём по подушечке пальца. Алая капля выступила на коже. Яковлев вернул мне нож.

Я повторил его действие. Укол острой боли, тёплая влага крови на пальце. Протянул руку через стол. Яковлев сделал то же самое. Наши указательные пальцы соприкоснулись — кровь к крови.

— Повторяйте за мной, — сказал я и начал негромко произносить слова клятвы.

Граф повторял за мной, слово в слово, не запинаясь. Голос твёрдый, без дрожи. Я вливал магическую энергию в связь между нашими пальцами. Тонкая нить силы, протянувшаяся от моего резерва к месту соприкосновения крови. Воздух вокруг наших рук сгустился. Появилось слабое голубоватое свечение, едва заметное в дневном свете из окна.

Свет вспыхнул ярче. Тонкая нить голубого сияния соединила наши пальцы, пульсируя в такт сердцебиению. На секунду я почувствовал чужое присутствие — холодную решимость графа, его расчётливый ум, стальную волю. Потом связь оборвалась.

На подушечке моего пальца на мгновение возник яркий мерцающий глиф — сложная руна обязательства. Такой же проявился на пальце Яковлева. Через секунду оба символа исчезли под кожей, впитавшись в плоть.

Готово. Клятва дана. Нарушить её теперь значило умереть.

Граф посмотрел на свой палец, потом на меня. Усмехнулся без особой радости:

— Значительно более надёжная гарантия, чем я ожидал получить.

— Надёжная для обеих сторон, — напомнил я. — Я тоже связан этой клятвой.

— Именно, — Яковлев поднялся, разглаживая костюм. — К делу, Ваша Светлость. Теперь мы не враги, но и не друзья. Партнёры. Это устраивает?

— Партнёры, Ваше Сиятельство, — согласился я, тоже поднимаясь. — Но если нарушите условия — клятва убьёт вас раньше, чем я успею добраться.

Граф усмехнулся шире:

— Это работает в обе стороны. Не так ли? Именно поэтому я её и дал. Взаимные гарантии — самые надёжные.

Он взял со стола папку с документами о махинациях Сабурова, протянул мне:

— Как договорились. Там найдёте интересные детали о том, куда ушла часть наших денег. Уверен, вам пригодится. Возможно, сможете ещё отыскать пропавшее…

Я принял папку, кивнул. Яковлев направился к двери. У порога обернулся:

— Интервью «Голосу Пограничья» дам на днях. Компенсация поступит в казну в течение недели.

— Договорились.

Граф вышел. Гаврила закрыл за ним дверь. Я вернулся за стол, откинулся в кресле. Через минуту в кабинет вошёл Родион Коршунов — ждал в соседней комнате.

— Как всё прошло? — коротко спросил он.

— Сделка, — ответил я. — Яковлев выходит из игры. Публичное признание вины, компенсации, информация о Сабурове. Взамен — соглашение по Сумеречной стали и гарантии безопасности.

Коршунов присвистнул, потирая подбородок:

— Чешу репу… Умён, старый лис. Превратил поражение в выгодную сделку.

— Да, — согласился я. — Он потерял монополию, но сохранил прибыльность своего дела. И ушёл от войны, которую не мог выиграть. Разумный ход.

— А Демидов? — Родион сел в кресло напротив, которое только что занимал Яковлев.

— Демидов теперь один, — я посмотрел в окно. — И в ярости, судя по тому письму с угрозами. Яковлев публично от него дистанцируется. Никита останется без союзника, без поддержки. Загнанный в угол.

— Загнанные звери опаснее, — заметил Коршунов. — Могут броситься в безрассудную атаку.

— Могут, — согласился я. — Но могут и сломаться. Посмотрим.

Я открыл папку с документами, которую оставил Яковлев. Пробежал глазами первые страницы. Финансовые выписки, переписка, свидетельские показания. Подробный разбор того, как Сабуров воровал деньги у своих же спонсоров. Полезная информация. Очень полезная.

Внутри я анализировал ситуацию. Яковлев вышел из игры элегантно, даже получив определённую выгоду. Умный ход со стороны опытного игрока.

Для меня сделка тоже выгодна. Стабильный доход от продажи Сумеречной стали без обвала цен. Нейтрализованный враг, превращённый в партнёра. Компенсации в казну. Информация о Сабурове. И магическая клятва, связывающая обе стороны — надёжная гарантия.

Да, клятва ограничивала мою свободу действий. Но она же давала предсказуемость. Я точно знал, что Яковлев не попытается устранить меня в ближайшие семь лет. А это немало.

С другой стороны, Демидов. Оставшись один, он станет либо слабее, либо опаснее в отчаянии. Яковлев был расчётливым прагматиком — с такими можно договориться. Никита Акинфиевич, судя по всему, был более импульсивным, более склонным к эмоциональным решениям. Его реакция на газету — гневное письмо с угрозами вместо холодного анализа ситуации — говорила о многом.

— Усильте наблюдение за Демидовым, — приказал я Коршунову. — Хочу знать каждый его шаг. Куда едет, с кем встречается, что планирует. Он предсказуемо непредсказуем сейчас.

— Уже работаем, — кивнул Родион. — Мои соколики в Нижнем Новгороде начеку. Что-нибудь да вынюхают.

Загнанный в угол враг, потерявший союзника, униженный публичным судом и газетными разоблачениями… Что он предпримет? Попытается ударить из последних сил? Или признает поражение, как Яковлев?

Ответ на этот вопрос я получил уже после обеда, когда мажордом принёс срочную депешу.

Конверт оказался увесистым. Внутри лежало официальное требование на гербовой бумаге с печатью нотариуса. Магнат Демидов Никита Акинфиевич настаивал на возврате долга Владимирского княжества. Миллион рублей плюс проценты. К требованию прилагалась долговая расписка, заверенная княжеской печатью и подписью Сабурова.

Срок выплаты — тридцать дней.