Глава 18

Я откинулся в кресле, разглядывая депешу от Демидова, и почувствовал, как внутри разливается холодное веселье. Не злость, не возмущение — именно веселье от феерической наглости происходящего.

Никита Акинфиевич и Мартын Потапович фактически спонсировали войну Владимира против Угрюма. Они дали Сабурову два миллиона рублей на то, чтобы тот уничтожил меня и захватил мой острог. А теперь Демидов хочет стребовать с меня — с меня! — деньги, которые передал Сабурову для моего же уничтожения. Это уже не просто наглость. Это наглость мирового, космического масштаба.

— Демидов что, совсем с ума посходил на почве поражений? — пробормотал я вслух.

С одной стороны, Никита Акинфиевич загнан в угол, а загнанные звери от отчаяния творят такое, что и в страшном сне не привидится. С другой стороны, отчаяние — это когда человек бросается на противника с голыми руками. А это… Это что-то другое. Расчёт. Пусть кривой, но расчёт.

Я вытащил из ящика стола магофон и набрал номер Петра Павловича Стремянникова. Тот ответил после третьего гудка — голос ровный, деловой, без намёка на раздражение от очередного звонка. Ещё бы, он из обычного юриста незаметно превратился в главного юридического консультанта целого князя.

— Ваша Светлость.

— Пётр Павлович, у меня тут интересная депеша пришла, — начал я, не скрывая иронии в голосе. — От магната Демидова. Требование возврата долга Владимирского княжества. Миллион рублей плюс солидные проценты. Срок — тридцать дней. Прилагается долговая расписка, заверенная княжеской печатью и подписью Сабурова.

Повисла короткая пауза. Стремянников не из тех, кто выражает удивление возгласами. Через секунду он спокойно произнёс:

— Понятно. Вышлите мне копию всех документов на магофон. Мне нужно изучить формулировки и печати.

— Уже отправляю, — я сфотографировал бумаги магофоном и переслал юристу. — Но я хотел бы услышать ваше мнение прямо сейчас. Хотя бы общую картину.

— Юридически, — Стремянников сделал паузу, видимо, уже просматривая полученные файлы, — основания для иска у Демидова есть. Сабуров давал расписки как должностное лицо, князь Владимирский. Очевидно, Никита Акинфиевич не хотел просто направить миллион рублей чужому княжеству, не имея рычагов для давления на покойного Сабурова. Если бы тот победил, расписку можно было бы уничтожить как ненужный компромат. В случае проигрыша — попытаться стребовать возврат либо с самого Сабурова, либо с княжества. Поскольку вы возглавили Владимирское княжество, долг реально повис на Владимире.

Я потёр переносицу, анализируя сказанное. Логика железная. Демидов перестраховался от обеих сторон — и занял выгодную юридическую позицию, даже проиграв войну.

— Какие у меня есть правовые возможности? — спросил я прямо.

— Для начала важно понимать контекст, — ответил юрист. — Демидов никак не может юридически принудить Владимирское княжество к выплате долга. Это проистекает из самой природы формы государственного устройства Содружества Русских Княжеств.

— Поясните подробнее, — я взял со стола стакан с водой, устраиваясь поудобнее. Предстоял обстоятельный разговор.

— Содружество — это конфедерация, — начал Стремянников с той методичностью, которую я в нём ценил. — То есть союз суверенных государств, заключивших конфедеративный договор. В конфедерации нет единого высшего законодательного и судебного органа, так же как и единого гражданства. Каждое княжество — отдельное государство со своими законами, судами и порядками. Договор регулирует только вопросы общей безопасности, торговли и дипломатии.

Я кивнул, хотя юрист меня не видел:

— То есть Демидов не может просто подать в суд Нижнего Новгорода и заставить меня платить?

— Именно. Если бы речь шла об иске магната к графу или боярину, тогда да — суд шёл бы по месту подачи иска, то есть в Нижнем Новгороде. И то, сюзерен второй стороны мог бы попытаться оградить своего подданного тем или иным образом. Однако внутри Содружества вы и Демидов теперь имеете равные аристократические титулы, — в голосе Петра Павловича прозвучала холодная удовлетворённость. — Титул магната, свойственный главе Нижнего Новгорода, приравнен к княжескому титулу. Демидов — князь своего города. Вы — князь Владимирский. Равные по статусу.

— И что это означает практически?

— Князья свои судебные споры могут решить только двумя путями, — Стремянников говорил размеренно, давая мне время осмыслить каждое слово. — Либо через добровольную медиацию, то есть посредничество третьей стороны, которую обе стороны признают авторитетной. Либо через обращение в Переславскую Палату Правосудия.

Я нахмурился. Название было смутно знакомо.

— Слышал краем уха, что там решаются княжеские юридические и торговые споры, но не знаю деталей. Поясните контекст.

— Поскольку жизнь в конфедерации совершенно без конфликтов невозможна, — юрист продолжал терпеливо, — а выше князей никого нет, был создан нейтральный межкняжеский судебный орган, чью власть добровольно признают князья для решения взаимных споров. Для этой цели был выбран клочок земли на стыке нескольких княжеств, где был создан вольный город Переславль-Залесский, который не подчиняется ни одному княжеству.

Я откинулся в кресле, переваривая информацию. Умно. Очень умно.

— И как этот город получил такой статус?

— История длинная, — Пётр Павлович сделал паузу, явно прикидывая, сколько деталей необходимо. — Город основал Юрий Долгорукий как будущую столицу. По тем временам Переславль был огромным — больше были только Киев и Смоленск. В Смутное время, в тысяча шестьсот восьмом году, Переславль захватила Речь Посполитая. А в тысяча шестьсот одиннадцатом город полностью уничтожили во время массового Гона Бездушных.

— Жнец? — уточнил я коротко.

— Жнец… Прорвался к городу, крепостные стены пали. Население вырезано и стало частью армии Бездушных, город превратился в руины. Это произошло на фоне распада Империи Рюрика. Смутное время нанесло серьёзный урон всем землям — монастыри разграблены и сожжены, торговые пути уничтожены, целые княжества исчезли с карты.

Я слушал молча.

— После окончания Смуты, — продолжил Стремянников, — четыре княжества — Москва, Сергиев Посад, Ростов Великий и Ярославль — осознали стратегическую важность Переславля. Город стоял на пересечении торговых путей между их землями. В тысяча шестьсот девяносто пятом году был подписан Переславский пакт — договор о совместном восстановлении разорённого города и признании его с нейтральным статусом. Любое княжество, подписавшее пакт, обязалось не размещать в Переславле свои войска. Город объявили нейтральной территорией для решения межкняжеских споров. Позже к пакту присоединились почти все княжества Содружества.

— И именно в Переславле-Залесском заседает орган, который разбирает претензии одного князя к другому, — заключил я вместо него.

— Верно, — подтвердил юрист. — Переславская Палата Правосудия. Но важно понимать: точно так же, как княжество Нижнего Новгорода не может принудить княжество Владимира исполнить решение ничем, кроме военных или экономических мер агрессивного характера, так и Переславская Палата Правосудия по сути тоже не может никак принудить проигравшую сторону исполнить решение суда.

Я усмехнулся:

— Тогда в чём смысл?

— Весь процесс стоит на двух столпах, — Стремянников говорил с той уверенностью, которая приходит от многолетней практики. — Первое: стороны, которые передают своё разбирательство в Переславль, клянутся, что исполнят решение Палаты. Таким образом, в случае дальнейшего отказа от выполнения решения идёт очень большой удар по репутации князя. Потому что слово князя нерушимо. Нередко правители, отказавшиеся от выполнения решения этой Палаты, в дальнейшем теряли престол в результате переворотов или дворцовых интриг.

Логично. В аристократическом сообществе публично нарушить своё слово — расписаться в том, что ты полнейшее ничтожество. Ведь репутация в нашем мире стоит дороже золота. Князь, нарушивший клятву, становится изгоем. С ним перестают заключать союзы, торговые договоры, династические браки. Его изолируют, и рано или поздно он падёт.

— А второе?

— Все княжества, подписавшие хартию о создании Переславской Палаты Правосудия, обязались вводить различные оговорённые заранее санкции против княжества, что передало своё разбирательство в Переславль, а потом отказалось исполнять его решение, — ответил Пётр Павлович. — Торговые эмбарго, отказ в транзите через территорию, запрет на династические браки, прекращение дипломатических отношений. Вот эти два сдерживающих фактора и заставляют стороны серьёзно относиться к таким судебным спорам.

Я задумался. Система изящная. Нет прямого принуждения, но есть мощнейшее давление через репутацию и коллективные санкции. Умно. Кто бы ни придумал эту схему, был неплохим стратегом.

— Расскажите об организационной стороне вопроса, — попросил я. — Как именно работает Палата?

— Княжеский спор разбирает коллегия из семи случайно выбранных судей, — начал Стремянников. — Обычно в Палату отправляются опытные, заслуженные судьи, которым пора на пенсию, потому что это почётная, но не слишком обременительная служба. Юридические споры между княжествами не то чтобы редки, но и не слишком часты. В Палате числится по одному судье от каждого из семисот семнадцати княжеств Содружества. В начале каждого квартала случайным образом выбираются двадцать один судья, которые приезжают в Переславль и живут здесь три месяца. А для каждого конкретного дела из этих двадцати одного случайным жребием выбирают семерых — за сутки до заседания.

— Случайный выбор исключает подкуп, — отметил я.

— Именно, — юрист одобрительно хмыкнул. — Никто не знает заранее, какие судьи попадут в коллегию. Конечно, теоретически можно попытаться подкупить всех семьсот семнадцать судей, но это нереально ни финансово, ни организационно. К тому же судьи дают клятву беспристрастности, и нарушение этой клятвы означает не только личный позор, но и санкции против княжества, которое они представляют.

Я вернул разговор к главному вопросу:

— Ладно с экскурсией в историю всё понятно. Вернёмся к главному. Вы утверждаете, что этот иск никак не отбить?

— Такого я не говорил… — возразил Пётр Павлович, и в его голосе прозвучал азарт.

* * *

Мы выезжали из Владимира ранним утром, когда город ещё только просыпался. Три чёрных автомобиля княжеского кортежа выстроились у ворот дворца — строго, официально, как и полагалось дипломатической миссии князя Владимирского. В первом Муромце ехала моя охрана: Гаврила, Евсей, Михаил и Ярослав — четвёрка моих ветеранов. Во второй — я, Ярослава и Пётр Павлович Стремянников, мой главный юрист, с кожаным портфелем, набитым документами. В третьей — ещё четверо гвардейцев из первой партии, прошедшей усиление Реликтами у Зарецкого.

Мысль сразу же прыгнула к небольшому, но крайне важному делу, которое я давал себе зарок исполнить, но всё никак не успевал выполнить — побеседовать со вдовой Каменева, который погиб на нейтральной полосе.

Я откинулся на сиденье, наблюдая, как Владимир остаётся за спиной. Стремянников перебирал бумаги, методично проверяя каждую страницу. Адвокат работал с документами так же, как хирург с инструментами — точно, аккуратно, без лишних движений.

— Всё на месте? — спросил я.

— Да, Ваша Светлость, — юрист поправил очки.

Дорога до Переславля заняла несколько часов. Мы ехали через деревни и небольшие городки, мимо полей и лесов. Я смотрел в окно, вспоминая, как тысячу лет назад эти земли были частью единой Империи. Сейчас — лоскутное одеяло княжеств, каждое со своими законами, границами, таможнями. Абсурд. Но я это изменю. Рано или поздно.

К обеду показался Переславль-Залесский.

Город встретил нас особой атмосферой. Не могу точно описать — просто чувствовалось, что здесь действуют другие правила. На улицах патрулировала городская стража в серых мундирах с нейтральными гербами — ни одного княжеского символа. У ворот гостиниц висели табличка, приветствующая гостей из разных княжеств. На центральной площади стояли флагштоки с флагами всех членов Содружества — семьсот семнадцать полотнищ развевались на ветру, создавая какофонию цветов и символов.

Но главное, что притягивало взгляд, находилось впереди.

Озеро. Большое, спокойное, с тёмной гладью воды. А посреди озера — искусственный остров, соединённый с берегом широким каменным мостом. И на этом острове возвышалось здание Переславской Палаты Правосудия.

«Белая Палата», как называл её народ. Трёхэтажное строение из белого ослепительно чистого камня. Колонны у входа, высокие окна, строгая архитектура без лишних украшений. Над зданием развевался флаг Переславля — нейтральный серебристо-синий с изображением весов.

Символика была очевидна. Остров посреди озера — изоляция от княжеств. Белый цвет камня — беспристрастность, чистота суда. Мост — единственный путь к правосудию, открытый для всех.

Умно. Кто бы ни придумал эту архитектурную метафору, понимал толк в политическом театре.

Вскоре наш кортеж остановился у гостиницы, и я вышел из машины, оглядываясь. На улице было оживлённо — конные экипажи, аристократы в дорогих костюмах, купцы с документами, мужчины с портфелями. Переславль жил межкняжескими спорами, как другие города — торговлей или ремеслом.

Гаврила с Евсеем заняли позиции по бокам от меня. Михаил с Ярославом проверили периметр. Остальные четверо гвардейцев распределились по точкам наблюдения. Отработанная процедура, много раз проверенная в боевых условиях.

— Ваша Светлость, — Стремянников указал на вестибюль гостиницы, — похоже, Демидов тоже уже в городе.

Я посмотрел в указанном направлении. На диване в окружении охраны расположился Никита Акинфиевич собственной персоной. Он смотрел на наш кортеж, и даже с расстояния чувствовалось напряжение в его позе.

Мы обменялись взглядами. Два князя, встретившихся перед судом. Ни приветствия, ни жеста — только молчаливое признание того, что завтра начнётся война. Не мечами и огнём, а документами и свидетельствами. Но война всё равно.

Мы зашли в гостиницу, проигнорировав оппонентов, и разместились по номерам. Стремянников тут же развернул мобильную канцелярию — разложил документы на столе, проверил печати, составил план выступления. Адвокат работал с той же методичностью, что и в дороге.

Вечером я спустился в вестибюль, чтобы прогуляться по городу. Гаврила, Евсей, Игнат и Раиса пошли со мной — дипломатический иммунитет дипломатическим иммунитетом, но расслабляться не стоило. Остальные остались в гостинице на случай, если ударить попытаются по моему юристу и Ярославе, которой пришлось разбираться с делами её ратной компании.

Мы шли по мощёной улице мимо лавок и контор, мимо таверн, где обсуждали предстоящие дела, мимо зданий с табличками адвокатских контор. Переславль был городом юристов, посредников и переговорщиков. Здесь не решали споры мечом — здесь их решали словом, документом, аргументом.

Мы свернули на узкую улочку, ведущую к мосту. Хотел посмотреть на Белую Палату вблизи. И тут из-за угла вышли шестеро мужчин.

Не городская стража. Не случайные прохожие. Наёмники — по выправке, по взглядам, по тому, как держали руки близко к оружию под плащами.

Они распределились полукругом, перекрывая улицу. Классическая тактика для провокации — создать давление, спровоцировать на первый удар.

Старший, коренастый мужчина с бритой головой и шрамом через всю щёку, ухмыльнулся:

— Ишь ты, какой-то аристо прогуливается, князь не иначе. Да почти без охраны, без церемоний… Опасно это, Ваша Светлость. Мало ли что может случиться в тёмных переулках.

Я остановился в трёх шагах от них. Бойцы заняли позиции по бокам — не вытаскивая оружие, но готовые действовать мгновенно.

— Дорогу, — бросил я ровно, без повышения голоса.

— А мы вот тут стоим, — развёл руками коренастый. — Воздухом дышим. Частные лица, понимаете? Никакого отношения к политике. Просто… отдыхаем после тяжёлого дня.

Провокация в чистом виде. Он хотел, чтобы я либо применил силу первым, либо показал слабость и отступил. Конечно же эта шваль не могла мне навредить, но вот её уничтожение в черте города… В первом случае — нарушение порядка нейтрального населённого пункта. Во втором — удар по репутации.

Но я не собирался играть по его правилам.

— Я — князь Владимирский, прибывший в Переславль с официальной дипломатической миссией, — произнёс я чётко, чтобы слышали все. — Обладаю дипломатическим иммунитетом, и потому любая попытка помешать моему передвижению или угрожать моей безопасности является нарушением нейтралитета города и будет рассматриваться как враждебный акт против моего княжества. Игнат, — кивок усиленному громиле-бойцу по левую руку от меня, — если эта падаль, сейчас же не исчезнет, будь добр, оторви ему голову. Я хочу увидеть в его глазах осознание полной бесперспективности затеянного им и его недалёкими дружками, прежде чем увижу его окровавленные шейные позвонки.

Мой голос прозвучал холодно, без эмоций.

— С превеликим удовольствием, Ваша Светлость, — откликнулся Молотов, делая шаг вперёд и вскидывая медвежьих размеров пятерню.

Коренастый дёрнулся, явно не ожидав такого ответа. Его товарищи переглянулись — провокация захлёбывалась. Почему-то никто не рвался умирать по-настоящему за интересы нанимателя. Прямо мистика какая-то…

И тут из соседней улицы показался патруль городской полиции. Восемь человек в серых мундирах, во главе с офицером. Старший сержант, судя по нашивкам.

— Что здесь происходит? — спросил офицер жёстко, оценивая ситуацию опытным взглядом.

— Эти люди блокируют мне дорогу, — ответил я спокойно. — Я князь Прохор Платонов, прибывший на заседание Переславской Палаты Правосудия. Обладаю дипломатическим иммунитетом.

Офицер повернулся к коренастому:

— Документы.

— Мы просто стояли… — начал тот.

— Документы. Немедленно, — обрезал офицер.

Провокаторы нехотя достали бумаги. Офицер просмотрел их, потом кивнул своим людям. Стража окружила шестерых наёмников.

— Вы задерживаетесь за попытку нарушения нейтралитета города и угрозу лицу с дипломатическим статусом, — объявил офицер формально. — Будете доставлены в управление полиции для разбирательства.

— Но мы ничего не сделали! — возмутился коренастый.

— Вы создали ситуацию угрозы для суверенного князя, — офицер был непреклонен. — Это нарушение пакта. Проходите.

Патрульные увели провокаторов. Офицер повернулся ко мне, отдавая честь:

— Прошу прощения за инцидент, Ваша Светлость. Переславль гарантирует безопасность всем участникам процессов Палаты Правосудия. Если возникнут ещё проблемы — обращайтесь в управление полиции.

— Благодарю, — кивнул я.

Я посмотрел на Гаврилу с Евсеем — оба расслабились, убрав руки от оружия.

— Чую, старик Демидов совсем отчаялся, — пробормотал Гаврила. — Провокации устраивать…

— Загнанный в угол зверь, — согласился я. — Но здесь его методы не работают. Переславль защищает свой нейтралитет жёстче, чем княжества — свои границы.

Мы вернулись в гостиницу. Завтра начнётся суд. И я был готов.

* * *

Утро началось рано. Я встал с первыми лучами солнца, умылся холодной водой, чмокнув сонную Ярославу, надел строгий тёмно-синий костюм с белой рубашкой и галстуком в тонкую диагональную бордовую полоску.

Странное ощущение. Тысячу лет назад споры между князьями решались либо на дуэли, либо на вече, где главным аргументом была сила рода. Здесь же — формализованная процедура, семь независимых судей, строгие правила доказывания. Цивилизованно. Эффективно. Но для меня — чужая стихия.

Стремянников ждал в холле гостиницы. Пётр Павлович выглядел как всегда — сухопарый, подтянутый, с острым профилем хищной птицы. Серый костюм отутюжен до идеального состояния, галстук завязан безупречным узлом, очки начищены до блеска. Адвокат олицетворял порядок, систему, закон.

— Ваша Светлость, — кивнул он мне. — Готовы?

— Готов, — ответил я.

Гаврила, Евсей, Михаил и Ярослав заняли позиции вокруг. Ярослава взяла за руку. Ещё четверо гвардейцев распределились по периметру. Охрана князя — даже на нейтральной территории, даже в здании суда.

Мы вышли на улицу. Утренний Переславль был тих — город только просыпался. Мост к Белой Палате выглядел ещё более внушительно при дневном свете. Широкий каменный настил, перила из белого мрамора, вода озера спокойно плескалась внизу. На середине моста стояли два стража в униформе с автоматами — чисто символическая охрана, но символ важный. Никто не пройдёт к правосудию с оружием. Никто не нарушит священный нейтралитет.

У входа в Палату нас встретил секретарь суда — пожилой человек в строгой мантии с небольшой эмблемой весов на груди.

— Ваша Светлость князь Платонов Прохор Игнатьевич? — уточнил он сухо.

— Да.

— Дело номер семь-четыре-два-один, «магнат Демидов против князя Платонова». Зал номер три, начало в восемь часов. Прошу следовать за мной.

Мы прошли через высокий холл с мраморными колоннами. Стены украшали портреты великих юристов прошлого, цитаты о справедливости. Всё дышало торжественностью и строгостью закона.

Зал суда оказался просторным, с высокими потолками и большими окнами. В центре — длинный стол для судей, обтянутый тёмно-зелёным сукном. По бокам — столы для сторон процесса. В дальнем конце — скамьи для публики и представителей прессы.

За столом справа уже сидел Никита Акинфиевич Демидов. Грузный пожилой мужчина в дорогом тёмном костюме, седые волосы аккуратно зачёсаны назад. Страшный шрам тянулся от шеи к виску — напоминание о каких-то давних событиях. На пальце поблёскивал нефритовый перстень. Рядом с ним — трое юристов в строгих костюмах, все с портфелями и папками документов.

Демидов присутствовал лично. Демонстрация силы. Магнат Нижнего Новгорода, глава Палаты Промышленников, один из богатейших людей Содружества — и он сам пришёл на процесс. Послание всем: это дело важно. Это дело принципиально.

Наши взгляды встретились. Никита Акинфиевич смотрел спокойно, оценивающе. Держал эмоции в узде. Взгляд бизнесмена, который пришёл вернуть свои деньги и готов использовать все доступные методы.

Я улыбнулся, показав чуть больше клыков, чем требовалось, и мой оппонент в раздражении поморщился.

Мы заняли место за левым столом. Стремянников методично разложил документы, расставил папки в определённом порядке. За нами расположились свидетели — несколько человек из Владимира, которых адвокат вызвал для подтверждения обстоятельств дела. Они также приехали под охраной. От Демидова стоило ждать любых грязных трюков.

На скамьях для публики сидело человек двадцать. Журналисты с блокнотами и магофонами для записи. Представители других княжеств — наблюдатели, которые потом доложат своим господам об исходе процесса. Несколько адвокатов — видимо, пришли посмотреть на громкое дело.

Ровно в восемь часов в зал вошли семеро судей. Все в строгих чёрных мантиях, все с серьёзными, непроницаемыми лицами. Мужчины и женщины разного возраста — от пятидесяти до семидесяти.

— Прошу всех встать, — произнёс секретарь.

Мы встали. Судьи заняли свои места за длинным столом. В центре — председатель коллегии, высокая женщина лет шестидесяти с седыми волосами, собранными в строгий пучок.

— Садитесь, — разрешила председатель. — Заседание Переславской Палаты Правосудия по делу «магнат Демидов против князя Платонова» объявляется открытым. Коллегия судей в составе: председатель — Державина, судьи — Скоболев, Рыльцова, Ростовцев, Белова, Зимин и Муравьёв.

Она оглядела зал строгим взглядом.

— Стороны представлены?

— Истец — магнат Демидов Никита Акинфиевич из Нижнего Новгорода, представлен лично и в лице адвокатов, — встал один из юристов Демидова, представившись.

— Ответчик — князь Платонов Прохор Игнатьевич из Владимира, представлен лично и в лице адвоката Стремянникова Петра Павловича, — поднялся Стремянников.

— Хорошо, — кивнула Державина. — Слово истцу для изложения требований.

Главный юрист Демидова — высокий мужчина лет пятидесяти с аккуратно подстриженной бородкой-эспаньолкой — встал, открыл папку:

— Уважаемая коллегия. Истец, магнат Демидов Никита Акинфиевич, обратился в Переславскую Палату Правосудия с требованием о взыскании долга с ответчика, князя Платонова Прохора Игнатьевича. Сумма требований составляет один миллион рублей основного долга плюс двести семнадцать тысяч рублей процентов за пользование средствами.

Он выдержал паузу, давая судьям записать.

— Обстоятельства дела следующие. Третьего сентября текущего года между магнатом Демидовым Никитой Акинфиевичем и Сабуровым Михаилом Фёдоровичем, на тот момент исполняющим обязанности князя Владимирского, был заключён договор займа на сумму один миллион рублей плюс проценты по формуле, указанной в той же долговой расписке. Дебитор получил средства и подписал долговую расписку с обязательством вернуть деньги по требованию кредитора.

Юрист достал из папки документ, передал его секретарю суда. Тот отнёс бумагу судьям. Державина внимательно изучила расписку, передала коллегам.

— Как видите, — продолжал адвокат, — расписка заверена личной печатью князя Сабурова и его советником Акинфеевым. Подлинность документа не вызывает сомнений. Однако князь Сабуров не вернул долг в установленный срок. Более того, он был отстранён от власти, и новым князем Владимирским стал ответчик — Его Светлость Прохор Игнатьевич Платонов.

Он повернулся ко мне, указывая жестом.

— Согласно статуту Содружества о финансовых обязательствах от 1997 года, новый правитель принимает на себя все обязательства предыдущего правителя, включая долговые. Это базовый принцип правопреемства, закреплённый в статье сорок два, пункт три. Князь Платонов, став правителем Владимира, автоматически принял на себя обязательства князя Сабурова, в том числе обязательство вернуть долг магнату Демидову. Однако до настоящего времени долг не возвращён. Истец вынужден был обратиться в суд.

Адвокат сел. Державина посмотрела на нас:

— Ответчик готов дать пояснения?

Демидов откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди — жест человека, который пришёл за тем, что ему причитается, и никакие оправдания его не интересуют. Магнат явно считал дело решённым, оставалось только выслушать оправдания и дождаться вердикта. Он глубоко заблуждался.

Стремянников встал, откашлялся, поправил очки и начал:

— Уважаемая коллегия судей, — голос Петра Павловича прозвучал спокойно, почти буднично, — князь Платонов заявляет встречный иск к магнату Демидову Никите Акинфиевичу.

Загрузка...