Император Пограничья 14

Глава 20

Документы с маслянистыми пятнами от чернил лежали передо мной аккуратной стопкой, но читать я их уже перестал. Взгляд скользил по строчкам автоматически, регистрируя цифры и названия частей, а мысли крутились вокруг одной-единственной проблемы — армии, которую я унаследовал вместе с престолом.

Три полка владимирской армии, расположенных треугольником вокруг столицы в отдалённых крепостях-гарнизонах. Три артиллерийские роты, усиливающие эти опорные пункты. Стрелецкий полк. Инженерная рота. И, разумеется, княжеская гвардия — элита из элит, цвет аристократического воинства, те самые двести человек, которым полагалось защищать правителя от любой угрозы. Теоретически.

Я откинулся на спинку кресла, чувствуя, как накатывает раздражение. Кабинет Сабурова, теперь уже мой кабинет, был обставлен с показным великолепием: массивный дубовый стол, кожаные кресла, гобелены на стенах. Даже наполнение книжных шкафов подбирали не по содержанию, а по цвету переплётов. Всё для престижа. Всё ради создания образа. И ничего — ради реального дела.

Точно как эта гвардия.

Я потёр переносицу, прикрывая глаза. За окном, в серой пелене тумана, стучал мелкий ноябрьский град. Холод пробирался даже сквозь толстые стены дворца. Где-то внизу, в казармах, гвардейцы, наверное, завтракали, обсуждали погоду, чистили оружие. Жили своей привычной жизнью, не подозревая, что через час их мир изменится.

Парадокс. Именно это слово вертелось в голове последние несколько дней. Княжеская гвардия — подразделение, которое создавалось для защиты правителя. Лучшие воины. Отборная магия. Привилегии, жалование, почёт. И за что? За то, чтобы раз за разом не справляться со своей единственной обязанностью.

Веретинский умер от кинжала в горло, хотя в дворце дежурило чуть меньше сотни гвардейцев. Сабуров захватил власть, а гвардия даже не пыталась предотвратить узурпацию — просто выжидала, кто победит, чтобы продать свою верность дороже. Да, Ленский с Акинфеевым в итоге арестовали Сабурова, когда стало ясно, что его власть кончается. Правильный поступок с точки зрения закона. Но это только подтверждало главную проблему — гвардия снова решила, кому править.

Защитники, которые не защищают. Страж, который выбирает, когда стоять на посту. Элита, которая давно забыла, что значит служить.

Стук в дверь прервал мои размышления.

— Войдите.

Дверь распахнулась, впуская подполковника Ленского. Жилистый мужчина лет сорока с седыми висками и шрамом через правую бровь шагнул внутрь с отточенной военной выправкой. На левой руке поблёскивали три ряда орденских планок, правая покоилась на эфесе церемониальной сабли. Мундир выглажен до совершенства, сапоги начищены до зеркального блеска. Образцовый офицер, если смотреть поверхностно.

На груди красовался орден Святого Владимира — знак, который выдавался за оборону города от Бездушных двадцать лет назад. Значит, этот человек знал, что такое настоящий бой. И именно он арестовал Сабурова при попытке бегства. После этого его временно восстановили в должности — как человека, который остановил узурпатора. После смерти бывшего командира гвардии Ладушкина, Ленский сейчас занимает высшую должность в этой структуре.

— Подполковник Ленский прибыл по приказу, Ваша Светлость, — отрапортовал он, застыв по стойке смирно в трёх шагах от стола.

Я не спешил приглашать его сесть. Пусть постоит. Пусть почувствует серьёзность момента.

— Подполковник, — начал я, складывая руки на столе и глядя ему прямо в глаза. — У меня к вам вопрос. Как вы считаете, почему княжеская гвардия дважды не смогла выполнить свою главную функцию — защитить правителя?

Лицо Ленского дёрнулось, но он быстро взял себя в руки. Только кисти непроизвольно напряглись.

— Ваша Светлость, обстоятельства были сложными…

— Обстоятельства всегда сложные, — перебил я, но без агрессии. Просто констатация факта. — Расскажите мне, как это произошло. Что пошло не так в ночь смерти князя Веретинского?

Ленский сглотнул. Кадык дёрнулся под туго затянутым воротником мундира.

— Князь Веретинский к концу правления вёл себя… параноидально, Ваша Светлость. Боялся всех, в том числе собственной гвардии. Постоянно отсылал нас прочь. В ночь убийства мы стояли не у дверей кабинета, как положено, а в дальнем конце коридора, у поворота. Физически не могли услышать звуки борьбы.

— Вы сейчас мне объясняете, что не смогли защитить князя, потому что он вас далеко поставил? — я наклонился вперёд, чувствуя, как холодок ярости пробегает по позвоночнику. — Подполковник, ваша работа — защищать правителя. Даже от него самого. Даже если он параноик. Если Веретинский вас боялся — значит, либо вы дали повод, либо не сумели заслужить доверие. В любом случае — провал. Стоять в дальнем конце коридора вместо того, чтобы быть у двери? Это не защита. Это имитация службы.

Ленский побледнел, но держался с достоинством. Молчал, понимая, что оправданий нет.

Я откинулся на спинку кресла, делая глубокий вдох. Эмоции не должны затмевать суть проблемы. Ленский — не враг. Он часть системы, которая давно сломалась.

— Но дело не только в той ночи, — произнёс я тише, потирая переносицу

Встал, подойдя к окну.

— Что касается Сабурова… — продолжил я, давая ему возможность объяснить вторую ситуацию.

— Он бросил подразделение гвардии в бой против Угрюма, наплевав на наше фактическое предназначение, — голос Ленского звучал напряжённо, но твёрдо. — По его приказу убили полковника Щербина, нашего командира и достойного человека. Когда стало ясно, что ваша армия идёт к Владимиру… я счёл, что узурпатор должен ответить перед законом.

— Вы поступили правильно, — сказал я ровно. — С точки зрения закона, Сабуров был узурпатором. Его нужно было остановить.

Ленский слегка расслабился, но я видел напряжение в его плечах. Я вернулся к столу, но не сел — прошёлся вдоль него, собирая мысли.

— Однако именно в этом и заключается проблема. Не в ваших действиях лично, подполковник. А в том, что они иллюстрируют. Гвардия снова приняла решение о том, кому править. Да, правильное решение. Но кто дал гвардии право решать? В этом и парадокс — вы защищаете правителя, пока не решите, что нужен другой правитель. Вы превратились из щита князя в тех, кто выбирает, кому сидеть на троне.

Приблизившись, я замер в паре шагов от подполковника. Тот инстинктивно напрягся — старая военная привычка реагировать на потенциальную угрозу.

— История знает немало аналогичных примеров, — продолжил я. — В Ярославском княжестве десять лет назад именно гвардия, возглавляемая министром финансов Шереметьевым, свергла князя Засекина. Просто решила, что так будет лучше. Помните этот случай?

— Да, Ваша Светлость, — голос Ленского звучал глухо.

— В Рязани гвардейцы возвели на трон младшую ветвь династии после пресечения старшей. Помните?

— Да.

— Даже здесь, во Владимире. Князь Мстислав Андреевич, ваш древний князь, создавший гвардию, давший ей особые привилегии и независимость… Он погиб, потому что гвардия не предотвратила его убийство. Просто не вышла из казарм, когда один из сыновей князя с заговорщиками убивали законного правителя. Помните?

Молчание. Мой визави стоял, словно изваяние из камня, только глаза выдавали бурю эмоций внутри.

— Римские преторианцы, — продолжил я, мерно расхаживая перед ним. — Янычары Османской империи. Всегда одна и та же история, подполковник. Когда охрана решает, кому быть на престоле, государство деградирует. Потому что это уже не защита власти. Это торговля властью.

Молчание повисло тяжёлое. Ленский стоял, стиснув челюсти.

— Я не обвиняю вас лично, подполковник, — сказал я тише. — Вы пытались служить честно. Отказались подчиняться узурпатору, за что вас и вышвырнули. Арестовали его, когда появилась возможность. Это достойные поступки.

Собеседник едва заметно выдохнул.

— Но, — я вернулся за стол, — проблема не в отдельных офицерах. Проблема в системе. Даже когда в гвардии служат порядочные люди, институт как таковой прогнил. Гвардия превратилась в политическую силу. А это несовместимо с её главной функцией.

Подполковник стискивал зубы так, что желваки заходили на скулах. Молчал. Наверное, понимал, что любое оправдание сейчас только усугубит ситуацию.

Я сел, глядя на него спокойно, но твёрдо.

— Княжеская гвардия в текущем виде расформировывается. Немедленно. Это не наказание, — добавил я. — Это необходимость. Нельзя строить новое на прогнившем фундаменте. Нельзя латать то, что требует полной перестройки.

Ленский вздрогнул, словно его ударили. Глаза расширились, рот приоткрылся в немом возмущении.

— Ваша Светлость, это… мы служили верой и правдой…

Вместо ответа я достал из ящика стола уже подготовленный приказ и положил его перед собой.

— Всем гвардейцам предоставляется выбор. Перевод в Стрельцы с сохранением звания для офицеров. Перевод в полевые армейские части. Перевод в правоохранительные органы. Или увольнение с выходным пособием в размере трёхмесячного жалования. Каждый решает сам. Доведите эту информацию до личного состава и подайте рапорт моему секретарю до конца завтрашнего дня.

Ленский смотрел на меня с горечью, смешанной с плохо скрываемым возмущением.

— Будет ли… — он запнулся, подбирая слова. — Будет ли сформирована новая гвардия, Ваша Светлость?

— Да, — кивнул я. — Из проверенных людей. Тех, кто доказал верность делом, а не словами. Состав не раскрывается до окончательного формирования.

Я встал, давая понять, что аудиенция окончена.

— В будущем бывшие гвардейцы могут попытаться доказать, что достойны высшей чести — защищать князей. И попытаться перевестись в новую гвардию после тщательной экзаменации. Включая вас, подполковник. Вы показали, что способны действовать по совести, даже когда это невыгодно. Это ценное качество. Но всё это будет потом.

Ленский отдал честь — механически, на автомате. В его глазах мелькнуло что-то похожее на признательность за то, что его не записали в предатели.

— Благодарю за понимание, Ваша Светлость, — произнёс он с достоинством.

— Армия должна защищать государство — повторил я, — а не решать, кому этим государством править. Вы свободны, подполковник.

Развернулся и направился к двери. Спина прямая, шаги твёрдые, но я видел, как дрожат его плечи под безукоризненным мундиром. Дверь закрылась за ним с тихим щелчком.

Я опустился в кресло, глядя на список военных частей. Реформа военных сил княжества — масштабная, сложная работа. Расформирование гвардии — только первый шаг. Впереди встреча с главой Стрельцов, пересмотр структуры армии, кадровые перестановки. Огромный объём работы.

Но иначе нельзя. Нельзя строить новое на гнилом фундаменте. Нельзя доверять институту, который привык торговать верностью, даже если в нём служат порядочные люди. Проблема не в людях — проблема в системе.

За окном град усилился, барабаня по стёклам. Я взял следующий документ из стопки — отчёт о состоянии Стрелецкого корпуса.

Полковник Огнев вошёл в кабинет через три часа после ухода Ленского. До него были ещё встречи — с командиром городской полиции Владимира и дознавателем Волковым Лукой Северьяновичем из местного Сыскного приказа. Начальник сыска, видимо, побоялся явиться лично и отправил подчинённого, рассчитывая, что наше знакомство сыграет роль.

Они докладывали о состоянии своих сил — удручающая картина недофинансирования, нехватки людей и устаревшего подхода к работе. Я объявил о проверке боеспособности через месяц в виде учений. Дал им время подготовиться и привести части в порядок. Мне нужно было понять реальное состояние дел, чтобы решить, что делать с этими структурами дальше — реформировать или перестраивать с нуля.

Обсуждали также криминогенную ситуацию в столице и раскрываемость преступлений. Картина оказалась предсказуемой — при Сабурове полиция и сыск больше занимались политическими делами и защитой интересов узурпатора, чем реальной борьбой с преступностью. Воровство процветало, бандитизм поднял голову, а раскрываемость упала до жалких двадцати процентов.

Теперь же передо мной сидел седовласый мужчина за пятьдесят с глубокими морщинами и усталыми льдистыми глазами двигался с уверенностью ветерана, который повидал столько, что мало что могло его удивить. На груди мундира красовались три ряда орденских планок — свидетельства десятков столкновений с Бездушными за тридцать лет службы.

Я жестом пригласил его сесть. На этот раз разговор требовал другого тона — не разбора провалов, а обсуждения будущего.

— Василий Евгеньевич, благодарю, что пришли, — начал я, когда ветеран устроился в кресле напротив. — Хочу обсудить с вами реорганизацию Стрельцов. Не урезание полномочий, а расширение. Возвращение к тому, для чего это подразделение изначально создавалось.

Собеседник приподнял бровь, но промолчал, ожидая продолжения. Умный человек — сначала выслушать, потом делать выводы.

— В Угрюме уже действуют патрульные отряды, — продолжил я, раскладывая на столе карту княжества. — Они охраняют деревни под моим протекторатом, патрулируют дороги, реагируют на появление Бездушных. Хорошо обученные, хорошо вооружённые, действуют слаженно в пределах Марки. Но их недостаточно. Территория княжества в десятки раз больше, чем я могу покрыть своими силами. И главное — нет единой системы взаимодействия с вашими Стрельцами. Мы используем разные тактики, разные подходы, действуем независимо друг от друга.

Я провёл пальцем по карте, обводя территорию между Угрюмом и Владимиром.

— С другой стороны, владимирские Стрельцы. Отличная подготовка, богатый опыт, чёткая структура. Но последние десятилетия вас использовали неправильно. То бросали на подавление бунтов, то заставляли участвовать в войнах между князьями, то превращали в личную охрану аристократов. Всё что угодно, кроме главной задачи — защиты людей от Бездушных.

Полковник кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на горькое понимание.

— Вы правы, Ваша Светлость, — произнёс он хрипловато. — Когда я только поступил на службу, Стрельцы были элитой. Мы патрулировали Пограничье, спасали целые деревни, первыми приходили туда, где появлялись твари. Люди нас уважали. Знали, что мы служим им, а не прихотям князей.

— И это можно вернуть, — сказал я твёрдо. — Я предлагаю объединить ваши Стрельцы и мои патрульные отряды в единую систему. Под общим командованием, с единой тактикой, с чёткими зонами ответственности.

Огнев выпрямился, и усталость в его взгляде сменилась живым интересом.

— Расскажите подробнее.

Я развернул карту полностью, показывая отмеченные красными точками населённые пункты.

— Во-первых, расширение полномочий. Стрельцы получают конкретные территории под свою ответственность — не только столицу, но и все крупные деревни, небольшие города, торговые пути между ними. Каждый отряд закрепляется за определённым участком, знает его как свои пять пальцев, устанавливает связи с местными жителями.

— Это разумно, — кивнул полковник, наклоняясь к карте. — Когда знаешь местность, реагируешь быстрее. И люди доверяют тем, кого видят регулярно, а не раз в год.

— Во-вторых, оперативное реагирование, — продолжил я, постукивая пальцем по столу. — Сейчас, когда в деревне появляются Бездушные, из-за отсутствия связи проходят дни, пока весть дойдёт до ближайшего гарнизона. Ещё несколько часов, пока отряд доберётся на место. За это время твари могут выпить половину населения. При новой системе у каждого участка будет мобильная группа быстрого реагирования, а в каждой деревне у старосты магофон. Да, самый простой и базовый, но даже он повысит скорость вашей реакции. Услышал сигнал тревоги — и ты уже в седле, едешь на помощь.

Огнев задумчиво потёр подбородок, прикидывая логистику.

— Это потребует увеличения численности. Мой полк — тысяча человек. Чтобы покрыть всё княжество…

— Две тысячи, — сказал я. — Да, требуется удвоение численности Стрельцов. Ваши опытные бойцы плюс тысяча рекрутов, которых мы наберём и обучим по улучшенным стандартам. Плюс интеграция моих патрульных отрядов — ещё человек семьдесят, которые уже имеют боевой опыт против Бездушных.

Полковник медленно выдохнул, и я увидел, как в его глазах загорается что-то, чего там давно не было — надежда.

— А командование? — спросил он осторожно. — Кто будет координировать такую систему?

— Вы, — ответил я без колебаний. — Вы остаётесь главой Стрельцов. Но вам понадобится толковый заместитель, который знает специфику Пограничья изнутри.

Я достал из папки послужной список.

— Сержант Панкратов Ефрем Кузьмич. Двадцать лет службы в Стрельцах Рязани, последние полгода служил в моём остроге. Помогал защищать его во время Гона. Знает тактику борьбы с Бездушными не по учебникам, а по десяткам реальных столкновений. Он разработает единую тактику для мобильных групп, обучит новобранцев, наладит взаимодействие между отрядами.

Огнев взял список, пробежал глазами по строчкам, и его лицо смягчилось.

— Панкратов… Слышал о нём. Хороший боец. Если он согласится работать под моим началом…

— Он уже согласился, — заверил я. — Ефрем Кузьмич понимает важность объединения. Один в поле не воин, особенно против Бздыхов.

Полковник отложил документ и снова посмотрел на карту.

— Вооружение, — произнёс он деловито. — Если мы будем действовать мобильными группами, нужно пересмотреть оснащение. Сейчас у нас разношёрстный арсенал — кто с автоматами, кто с ружьями, не у всех магов есть жезлы — не хватает финансирования…

— Упор на автоматы, плюс наличие в группе одного-двух штуцеров и одного пулемёта для подавления многочисленных групп Бздыхов, — сказал я. — Каждый боец получает оружие и запас патронов из Сумеречной стали — те самые, что я показывал офицерам на нашем первом совещании. Плюс ближний бой — мечи, топоры, алебарды из той же стали для тех случаев, когда твари прорываются вплотную.

Огнев одобрительно кивнул.

— А для стационарных постов? Если мы закрепляем отряды за конкретными участками, логично иметь тяжёлое вооружение на базах.

— Пулемёты и гранатомёты, — подтвердил я. — На каждой базе по два-три станковых пулемёта и один гранатомёт. Когда орда Бездушных идёт на деревню, мобильная группа занимает оборону и держит их огнём, пока не подоспеет подкрепление. Один пулемёт может остановить десятки Трухляков.

— Боеприпасы? — уточнил ветеран, явно прикидывая масштаб снабжения.

— Арсеналы на каждой базе, плюс регулярные поставки из Угрюма. У меня налажено производство патронов. Переориентировать его на боеприпасы из Сумеречной стали — не в тех смехотворных объёмах, что были раньше, а в промышленных масштабах — несложно. Стрельцы получат приоритет в снабжении.

Я не сомневался, что теперь князь Голицын не откажет мне в долгосрочном контракте на поставку пороха, капсюлей и всего необходимого.

Собеседник откинулся на спинку кресла, и морщины на его лице разгладились. Впервые за разговор он выглядел не просто заинтересованным, а воодушевлённым.

— Зоны ответственности, — произнёс он, возвращаясь к карте. — Как планируете делить?

Я пододвинул карту ближе к нему и начал объяснять:

— Княжество делим на восемь секторов. Первый — Владимир и ближайшие деревни в радиусе пяти километров. Второй — деревни в радиусе десяти километров. Третий — торговый тракт между Владимиром и Покровом. Четвёртый — торговый тракт между Владимиром и Суздалем. Пятый — треть пути до Мурома, весь мы не охватим. Шестой — до нашей северной границы в деревни Небылое. Седьмой — до нашей восточной границы по реке Клязьма в Пенкино. Восьмой — Угрюм и Пограничье на юго-западе.

— В каждом секторе — базовый гарнизон из 250 человек, поделённый на десять мобильных групп по 25 человек, — продолжил я. — Гарнизон обеспечивает координацию, снабжение, связь. Мобильные группы патрулируют территорию, реагируют на угрозы, обучают местных жителей основам обороны.

Огнев задумчиво провёл пальцем по линиям дорог на карте.

— Связь между секторами? Если в одном участке появится крупная орда, соседние группы должны оперативно прийти на помощь.

— Магофон и амулеты связи, — ответил я. — Дорого, но необходимо. Одиночные твари — не проблема. Проблема, когда собирается орда или обнаруживается гнездо. Тогда нужно быстро стянуть силы из нескольких секторов и дать бой.

Полковник молчал, обдумывая услышанное. Я видел, как в его голове выстраивается вся система — логистика, тактика, координация. Наконец, он поднял взгляд.

— Это вернёт Стрельцам смысл, — произнёс он тихо, но твёрдо. — Мы снова будем делать то, для чего создавались. Защищать людей. А не участвовать в разборках князей.

— Именно, — подтвердил я. — Никаких карательных операций против собственного народа. Никакого участия в междоусобицах. Только защита от Бездушных. Это ваш устав, ваша присяга. Я просто возвращаю вам возможность её выполнять.

Огнев встал, и несмотря на возраст, в его движениях появилась энергия молодого офицера. Но затем он замер, и энтузиазм на его лице сменился внутренней борьбой.

— Ваша Светлость, — произнёс он, подбирая слова. — Всё, что вы описали… это именно то, о чём я мечтал последние годы. Вернуть Стрельцам настоящую цель. Но есть одна проблема. Деликатная.

Я приподнял бровь, ожидая продолжения.

— У моих людей образовалась серьёзная задолженность по жалованью, — полковник говорил сдержанно, но в голосе звучала затаённая горечь. — Два месяца при Сабурове. В последний раз… в последний раз вместо денег нам выдали муку и соль.

Я почувствовал, как челюсти непроизвольно сжались. Муку и соль. Профессиональным воинам, рискующим жизнью ради защиты княжества, платили как крепостным крестьянам.

— Мои бойцы терпят, — продолжил Огнев тихо. — Понимают, что было тяжёлое время. Но у них семьи, дети. Нельзя кормить детей обещаниями светлого будущего. И если мы начнём набор новобранцев, расширение численности… Ваша Светлость, люди захотят знать, что им будут платить. Регулярно. Деньгами, а не едой.

Я медленно выдохнул, ощущая, как холодок прошёл по позвоночнику. Реформа армии, новое вооружение, расширение Стрельцов — всё это прекрасно выглядело на бумаге. Но бумага не кормит семьи. Не оплачивает аренду жилья или дрова зимой. Не покупает одежду для детей.

— Сколько? — спросил я коротко. — Общая сумма задолженности перед Стрельцами?

— Около двадцати с половиной тысяч рублей, Ваша Светлость, — ответил полковник. — Тысяча человек, по десять рублей на брата за два месяца плюс офицерский состав.

Я прошёлся к окну, глядя на серые крыши Владимира. Двдацать тысяч — не такая уж огромная сумма в масштабах княжеского бюджета. Собственно, её я мог бы закрыть из своего кармана одним чеком, но если задолженность есть перед Стрельцами, значит, она есть и перед другими. Городская стража. Полевые части. Чиновники. Подрядчики.

Системная проблема. Не просто недосмотр или временные трудности. Системная, чёртова проблема.

— Давайте пока прервёмся и продолжим завтра утром. Вопрос с задержкой жалованья я обещаю решить немедленно. Даю слово князя.

Собеседник козырнул и покинул кабинет. Я же распахнул дверь в приёмную и рявкнул:

— Где Германн Белозёров⁈

Мажордом Савва Михайлович едва не подпрыгнул за своим столом.

— Его Сиятельство ожидает аудиенции уже два часа, Ваша Светлость. Просил передать, что вопрос срочный, но не хотел прерывать ваши встречи.

— Немедленно приглашайте.

Германн вошёл через минуту. На нём не очень ладно сидел строгий тёмный костюм. Воротник рубашки выглядел помятым, словно отец Полины провёл бессонную ночь над документами.

— Ваша Светлость, — он поклонился.

— Германн, у Стрельцов задолженность по жалованью, — сказал я без предисловий. — Два месяца. Больше двадцати тысяч рублей. Почему долг до сих пор не погашен?

Белозёров побледнел и опустил взгляд.

— Ваша Светлость, я пытался попасть на совещание к вам ещё два дня назад, но вы были на суде в Переславле. Я… — он развёл руками, и в этом жесте читалось отчаяние. — Казна пуста.

Тишина повисла тяжёлая, как свинец. Я вскинул брови.

— Что значит «пуста»? — голос прозвучал тише, чем я рассчитывал, но в нём звенела сталь.

Белозёров сглотнул и достал из портфеля папку с документами. Его пальцы дрожали, когда он раскрывал её.

— Мне не утверждали финансирование практически ни на что, Ваша Светлость. Я вертелся из последних сил — перераспределял остатки, замораживал второстепенные расходы, договаривался с кредиторами об отсрочках. Но после проигранной войны… всё рухнуло окончательно.

Он положил первый лист на стол.

— Нет денег на жалованье войскам. Стрельцы, городская стража, оставшиеся полевые части — все ждут выплат. Общая сумма задолженности военным составляет восемьдесят семь тысяч рублей.

Второй лист.

— Через неделю подходит срок выплаты жалованья чиновникам. В казне есть средства только на треть от положенного. Если не выплатим, администрация княжества будет парализована — люди просто перестанут работать.

Третий лист.

— Заморожены все программы капитального строительства и ремонта. Мосты, дороги, городские укрепления — всё остановлено. Но это ещё полбеды.

Четвёртый лист, и рука Германна дрогнула сильнее.

— Владимир должен подрядчикам за уже выполненные работы. Строители починили западную стену после недавнего Гона — не получили ни копейки. Поставщики провианта, производители пороха, ремесленники… Тоже ждут оплаты…

Пятый лист лёг на стол с глухим стуком.

— И самое страшное — долги поставщикам из других княжеств. Московский Бастион поставил оружие и тяжёлую технику для армии, а Новосибирск — новый коммуникационный менгир для стабильной работы Эфирнета. Продовольствие из Рязани и Астрахани, строительные материалы из Ярославля, металлы из Нижнего Новгорода. Они не местные, их не уговоришь подождать. Они требуют немедленной оплаты или прекращают поставки.

Германн поднял взгляд, и в его глазах читалась безнадёжность.

— Общая сумма долга княжества составляет около одного миллиона восьмисот тысяч рублей, Ваша Светлость.

Я догадывался, что в княжестве тяжёлая финансовая ситуацию, но чтоб настолько!.. Сцепив зубы, я опустился в кресло. Почти два миллиона рублей долга. Это не просто финансовые трудности. Это катастрофа. Полный, абсолютный коллапс казны.

Передо мной стояла задача страшнее любого боя — спасти княжество от финансового краха, иначе моё правление станет ещё короче, чем у Сабурова.