Утром мы спустились с холма, на котором стояла гостиница, в долину. В ней раскинулось довольно крупное село. Распогодилось, и в Воронью Падь со всех сторон въезжали люди, чтобы успеть к началу торговли.
Перед въездом в село раскинулась богатая ярмарка. Чего там только не было. Фермеры не только продавали излишки зимних запасов, но и обменивали их у охотников на кожи, шкуры, незамысловатое оружие. Высились горы глиняных горшков и тарелок, рулонов холста и мотков яркой шерсти.
Нам требовались одежда на смену, сушеное мясо, крупы, специи, мед и разные бытовые мелочи.
Клара моментально преисполнилась важности, стоило мне поручить ей покупать все, что потребуется – серебра нам пока хватало. Пожилая женщина отвергла мою помощь и немедленно наняла за пару медяков мальчишку, который таскал за ней покупки. И хотя их было не так много, видимо, здесь было так принято: в определенном статусе обязательно использовать прислугу.
Тюрбан Клары мелькал то тут, то там.
— Матушка! — окликали ее торговцы: — Купи! Возьми! Попробуй!
Она снисходительно пробовала жирные сливки, медовые соты, полоски мяса и слегка увядшие овощи. И торговалась, торговалась… Корзинка мальчишки-носильщика наполнялась.
Я была уверена, что Клара отчитается по всем тратам и не потратит лишнего.
В небольшой лавке с меня сняли мерки. За лишние монетки сверху общей стоимости белошвейки обещали закончить заказ к вечеру следующего дня. Пара простых нижних рубах, шерстяных юбок, плотных корсетов и жилетов с вышивкой значительно облегчили наши кошельки. Одежда, даже простая, была дорогой.
Агнесс ничего не покупала. Она вообще старалась поменьше бывать в толпе и быстро вернулась на постоялый двор, забрав у нас некоторые покупки.
Пока Клара закупала продукты, я прошлась вдоль рядов с безделушками. Ленты, бусы, медные и серебряные украшения для волос, серьги, браслеты... У меня зарябило перед глазами.
Задержавшись у прилавка с кожаными браслетами, я скорее почувствовала, чем заметила постороннее внимание. Опустила глаза и увидела, как тоненькие, грязные пальчики аккуратно снимают мой кошель с крючка на поясе.
В мешочке было всего несколько медных койнов, и я не спешила разоблачать маленького воришку. Ребенок нырнул в толпу и какое-то время был почти невидим за пышными юбками покупательниц. Однако к краю ярмарки толпа поредела, деревянный настил закончился, и воришка вынужден был показаться на глаза на фоне грязных сугробов.
Это была девочка, малышка лет девяти. Она шла, кутаясь в такое тряпье, по сравнению с которым даже тряпки Клары в нашу встречу в лесу показались бы королевским одеянием. Обуви у ребенка не было, девочка шагала, обязав вокруг ступней куски драной кожи, перевязанной бечевой. Под короткой юбкой, из которой она явно выросла, мелькали посиневшие лодыжки в язвочках.
Не таким уж процветающим королевством оказался Гессланд. Здесь по-всякому нашлось место для нищеты и горя.
Успела ухватить ребенка за плечо перед входом в кошмарные трущобы, слепленные в буквальном смысле из грязи и палок. Девочка громко завизжала, вырываясь из рук. Я испугалась, что сейчас из жуткой норы выползут ее покровители, те, кто посылал ребенка воровать, и оттащила малышку в сторону.
— Тихо! Спокойно! — рявкнула я. — Оставь себе деньги, а кошель верни мне. На нем мой знак. Видишь? Черная роза. По нему тебя легко поймают.
Девочка перестала биться в моих руках и подняла на меня глаза. Я даже вздрогнула. На грязном лице они казались невероятно огромными, словно две ярко-голубые капли акварели на замаранном холсте.
— Чей ето? — недоверчиво спросил ребенок. — Оставите денег и приказникам меня не сдадите?
— Не сдам, — пожала плечами я, — больно много мороки. А ты, наверное, голодная?
Девочка фыркнула, мол, что вы понимаете в голоде, сытая госпожа?
А вот и понимаю. В безбашенной юности попадала в разные ситуации.
Я сама вытащила из грязных пальцев ребенка свой кошель и под недоверчивым взглядом небесно-голубых глаз высыпала из него медь. Монетки перекочевали в ладошку воришки.
— Как тебя звать? — быстро спросила я, видя, что ребенку не терпится улизнуть.
— Нечто я дура чужим свое имя называть? — презрительно бросила девочка. — Ученая я, на других глядючи. Одну нашу девчонку, Рыбку, вот такая же барышня пудингом угощала. Сюсюкала, обещала к себе забрать. И где теперь Рыбка? А нету Рыбки, весной на бережку нашли, обескровленную.
Я снова заглянула в глаза малышки и увидела в них... недетское Понимание, основанное на наблюдении и опыте. Даже мороз по коже пробежал.
— Я не такая барышня, — сказала я, понимая, что мне ни на грош не поверят. — Давай куплю тебе какую-нибудь еду и одежду. Там есть чайная с горячим...
Я отвела от ребенка взгляд, чтобы показать направление, А когда повернулась, малышки и след простыл.
Я вернулась и отыскала Клару.
— Что-то не так? — сразу заволновалась та.
— Все хорошо, — уверила я пожилую женщину.
Но на душе скреблись кошки.
… Потребовалось какое-то время, чтобы подогнать одежду по фигуре. Воодушевленные хорошими чаевыми белошвейки очень старались. А чтобы нам не было скучно, трещали без умолку, пересказывая местные сплетни… и не всегда сплетни.
Я устала от впечатлений и слушала девушек краем уха, а вот Клара с удовольствием участвовала в оживленной беседе. Это меня радовало, чувствовалось, что вдова обеспеченного ремесленника была в своем привычном кругу.
Я насторожилась, заметив знак со стороны Клары, и начала прислушиваться.
— … барон Холенц тоже присоединился. А что ему было делать? — рассказывала пожилая рукодельница, не глядя вывязывая кружево из тонкой шелковой нити. — Молодая королева пошла против мачехи Моргаты, великой колдуньи, и обещала хорошую мзду за помощь всем, кто владеет магией. А у барона сынок во все тяжкие пустился. И дочь пропала. Вот и потребовались живые индульгенции.
— Живые индульгенции? — ляпнула я.
Клара быстро замяла ситуацию:
— Моя племянница – будущая жрица Драконьего бога, — пояснила она. — В нашем храме не принято раздавать обещания от имени Вечного.
Белошвейки понимающе кивнули. Кажется, они сами были не в восторге от последних тенденций от основной религии королевства.
Я решила, что больше ни при каких обстоятельствах не буду встревать в разговор. Что такое «индульгенция», я знала, чай не юное поколение, которое искренне полагает, что Наполеон – это торт.
Как выяснилось из беседы, живыми индульгенциями назывались грамоты от имени властвующего монарха с подтверждением главы церкви одной из местных религий, самой многочисленной по количеству прихожан, Ордена, как называли его белошвейки.
Предъявителю живой индульгенции, в отличие от обычной, позволялось не только совершать грехи, но делать абсолютно… все, даже убивать! Все было заранее прощено Церковью и Властью. Ограничение имелось лишь одно: своим поступком владелец священного актива не должен был вредить правящему монарху.
Вот тут все было тонко. Вредить – это как? Убивать подданных, конечно, тоже вред, но смотря какие подданные.
Молодому баронету Эдгару Холенцу тоже достались «волшебные» бумаги. Он казнил народ направо и налево, но исключительно простых людей, за которых некому было заступиться. И, поговаривали, даже развил маленький, но прибыльный бизнес: поставлял детей богатым любителям утех с малолетними.
На этом месте мне сделалось очень тревожно. Девочка с голубыми глазами не выходила у меня из головы. Ну, может, то, что из таких вот бесприютных детей в буквальном смысле пьют кровь, она и присочинила (хотя зная местную нечисть и не такое примешь за чистую монету), но торговля детьми, организованная всякими мерзавцами без чести и совести – это естественный плод любого гнилого государства.
Меня удивляло, почему белошвейки без страха болтают с незнакомыми людьми и таких вещах. А вдруг мы донесем. Но потом я увидела, что глаза Клары странно мерцают, словно переливаются крошечными грозами, и догадалась: моя спутница применила магию.
— Зачем? — спросила я, когда мы вышли из лавки со свертками под мышкой.
— Так надо, — отмахнулась Клара.
— Они вспомнят, как ты выпытывала подробности, и испугаются. Сдадут нас.
— Они не вспомнят, что именно выболтали.
— Клара, ты страшный человек, — пошутила я, поежившись. — С такой силой… не знаю, что еще от тебя ожидать.
— Нет, — возразила добрая старушка, — я вовсе не страшна. Я не использую магию во вред, это грех.
— Но ты говорила, что ничего не умеешь.
— Сама удивляюсь. Такое чувство, что рядом с тобой моя сила подросла.
Когда мы миновали шумные ряды, женщина призналась: она долго приглядывалась к Агнесс и убедилась, что девица не проста. Певица постоянно глядела на очертания замка Холенц в окно постоялого двора. Пару раз она собирала вещи и порывалась уйти, но возвращалась и, дрожа, забиралась под шкуры на нашем спальном месте. Лежала и молчала, односложно отвечая на все вопросы.
— У барона Холенца год назад пропала дочь, Астелла, — проговорила Клара. — Уехала на охоту с братом и исчезла. Никто не потребовал выкуп, тела не нашли. Молодой баронет клялся, что сестра погналась за косулей и как сквозь землю провалилась. Барон страшно горевал и очень сдал за год. И именно это было причиной, почему он перешел на службу к Белоснежке, твоей падчерице. Моргата оказалась вне власти, а молодая претендентка на корону могла дать Холенцу право проводить поиски и вершить суд. Да только девицу так и не нашли. И сдается мне, что Астелла жива…
— … и едет с нами, — кивнула я. — Но это немного притянуто за уши.
— Она сама говорила, что проработала в таверне чуть меньше года, — не сдавалась Клара. — Девочка обучена игре на музыкальных инструментах, сочинительству, истории, танцам и пению. Попросилась к нам попутчицей до земель Холенца. Согласись, но для бродячей певички она слишком хороша.
— Может, ты и права, — кивнула я, перейдя и шепот, поскольку мы уже заходили в ворота постоялого двора. — В любом случае, скоро все узнаем.
Я оставила Клару в гостинице, а сама вернулась к торговым рядам. Ярмарка сворачивалась, и приказники низших чинов разбивали сооруженные бродягами трущобы.
На мой вопрос, куда ушли попрошайки, солдаты ответили, что «табор» двинулся за ярмаркой. Некоторые маргиналы, более привычные жить трудом, все же остались – помогать барону Холенцу в замке, куда собирались многочисленные гости. Там готовилась особая прощальная месса в честь погибшей дочери барона. Проведав об этом, нищие, в надежде на щедрое подаяние и подработку, потянулись к жилищу скорбящего отца.
… — Теперь понятно, зачем тебе нужно в Воронью Падь, — заговорщицки сообщила я Агнесс вечером. — Хочешь заработать на поминках в замке?
— Да-да, — обрадованно подхватила менестрель. — Барон и молодой баронет Эдгар, — девушка запнулась на имени наследника Холенца, будто оно далось ей с трудом, — соберут в Холенц-холле своих соратников…
— … скорее банду, — проворчала Клара. — Уж чего только о них не говорят. И девиц крадут, и народ обирают.
Она сидела на шкурах и вязала Унцику теплую одежку из шерсти, купленной на ярмарке. Клара посчитала, что котенышу тоже нужен новый наряд.
Агнесс прикусила губу:
— Там будет много людей, — продолжила она, опустив глаза. — Я знаю несколько печальных баллад. И еще эта история о короле Лире, которую ты мне рассказала, Мара… думаю, она всем понравится.
— Да уж, — пробормотала я, почему-то ощутив неприятный холодок на коже. Мне не нужно было напоминать, что случилось с младшей дочерью шекспировского персонажа. — Мы с Кларой проведем тебя до самых ворот замка. Холодает… и вообще.
Агнесс благодарно улыбнулась.
— Я знаю, что ты задумала, — предостерегающе пробормотала Клара, когда мы сели в сани. — Ты хочешь проникнуть в замок. Это очень опасно. Барону знакомо лицо королевы Моргаты, он долгое время был ее преданным вассалом, но затем перешел на сторону твоей падчерицы. Тебя выдадут ей при первом же удобном случае.
— Пойми, — виновато прошептала я, — я должна узнать, куда делась та девочка. Должна и все! Не могу тебе объяснить.
— Голос судьбы, — вздохнула пожилая женщина.
— Вот и ты все понимаешь! Мы прошмыгнем в замок под видом музыкантов, я поищу девочку, а потом... Потом мы потихоньку улизнем. Останься на постоялом дворе, Клара. Я не хочу рисковать еще и твоей жизнью.
— Куда ты, туда и я, — упрямо покачала головой моя преданная спутница.
— Ну ты ведь немножко ведьма, — мой голос прозвучал заискивающе. — Разве ты не можешь... как это говорят... отвести обитателям замка глаза, чтобы меня никто не узнал?
— Могу, — призналась Клара. — Но, поговаривают, барон сам довольно сильный маг. Кто я против него?
Мы выехали с первыми лучами солнца и через час взобрались на холм, на котором стоял Холенц-холл.
Подвесной мост через ров был опущен, и в замок вливалась толпа народа: воины, поставщики вина и снеди, селяне в поисках работы.
Я полагала, что мы проскользнем внутрь незамеченными. Оставив сани и лошадей в хозяйственных пристройках, оплатив постой и корм и сообщив на входе цель своего визита, мы перешли мост. Впереди прошагали акробаты на ходулях и огнеглотатели, пестро одетые и шумные.
— Интересные поминки намечаются, — пробормотала я. — И конкурсы, держу пари, будут хорошими.
— Человек и смерть должен принимать с радостью, — безжизненным голосом сказала Агнесс.
Я только хмыкнула. Чужую? Может быть.
Стоило нам войти, с балкона внутреннего двора донесся громкий крик:
— Астелла! Доченька моя!
Кричал крепкий еще старик в плаще, богато отделанном белым мехом. Пожилой мужчина немедленно побежал по балкону к деревянной лестнице. Агнесс застыла на месте. В ее глазах одновременно светились обреченность, надежда и радость.
Слуга с корзиной яблок, шагающий рядом с нами, досадливо сплюнул и пробормотал:
— Старый Холенц совсем выжил из ума. Опять принял кого-то за свою покойную дочь.
Мужчина в богатом одеянии подбежал к Агнгесс и вгляделся в ее лицо.
— Это ты? — пробормотал он, нежно прикоснувшись к девушке своей грубой ладонью. — Ты вернулась?
—Да, отец, — нежно произнесла Агнесс. — Я вернулась.
Старик и девушка обнялись, рыдая. Толпа зашумела. Люди переговаривались и пожимали плечами. Однако из замка выбежало еще несколько человек, узнавших некогда пропавшую дочь барона. Прислуга и пожилая дама, видимо, нянька или кормилица, упали на колени у ног Агнесс.
— Отец! — раздалось с балкона. На этот раз это был молодой голос, раздраженный и нетерпеливый. — Вы опять за свое?
— Посмотри, Эдгар, — дрожащим голосом воскликнул барон. — Твоя сестра вернулась. Разве это не чудо? Я знал, я чувствовал! С утра сердце трепетало.
Мужчина на балконе, молодой человек лет двадцати пяти, хмыкнул и наклонился. Увидев Агнесс, он отшатнулся назад, его лицо исказилось. Он явно узнал сестру. Однако Эдгар немедля вернул себе самообладание и надменный вид и бросил:
— Ты во всех видишь Астеллу? Эта девушка просто на нее похожа.
— Ты не прав, сын мой, — нахмурился барон. — И наша родовая магия докажет, что это Астелла. Доченька, ты согласна на проверку? Я-то знаю, что это ты, но другие могут сомневаться.
— Конечно, отец, — спокойно улыбнулась Агнесс. — Только позаботься о моих друзьях, почтенных Кларе и ее племяннице Маре. Они вылечили меня, когда я была больна, и проводили сюда. Благодаря им я здесь.
— Разумеется, — барон махнул рукой, и вокруг нас засуетились люди.
Нас провели внутрь замка. Я старалась держать голову склоненной, якобы из почтения к хозяевам, но старательно зыркала по сторонам. Так-так-так. Слева тянет запахом еды, значит, там кухня. А с галереи виден еще один хозяйственный двор: женщины мнут в корытах ткань и одежду. Среди них несколько маленьких фигурок, но кто именно, не разглядеть.
Мы вошли в огромный зал со стенами, увешанными длинными стягами с гербом Холенцов – трехглавым драконом. «Слава, доблесть, смирение» – было написано на гербе.
В зале быстро собралось несколько вельмож. Многие ахали, увидев Агнесс. Эдгар с мрачным видом подпирал стену, скрестив руки на груди.
О таких, как он, говорят «порочная красота». Баронет был очень хорош собой: темноволосый, зеленоглазый, с породистым лицом. Но сквозь приятные черты молодого человека наружу выглядывала Тьма.
В зале появился мужчина в длинном одеянии. Жрец, догадалась я. Священнослужитель острой иглой добыл кровь барона и Агнесс из их ладоней и смешал алую жидкость в прозрачной чаше, при этом бормоча какое-то заклинание.
Кровь засияла ровным золотом. Это подтверждало принадлежность Агнесс к роду Холенцов. По залу вновь пронеслись ахи и вздохи. Вельможи по очереди кланялись Агнесс.
— Да будет пир! — громко воскликнул барон. — Нам больше не по кому скорбеть!
— Астелла! Сестрица! Как же я рад! — вскричал Эдгар и обнял Агнесс.
Однако его улыбка в этот момент показалась мне фальшивой.
Собравшиеся продолжали радоваться и восхвалять богов. Досталось и нам. Барон, глядя в нашу сторону, очень проникновенно заговорил о «неравнодушных сердцах». В общем, нас с Кларой похвалили за помощь.
Я старалась прятать лицо под капюшоном, раздумывая, как бы половчее сбежать. Но место барона занял баронет Эдгар. Брат Агнесс-Астеллы выдавил несколько фраз, свидетельствующих о его глубочайшей радости. Его сестра вежливо улыбалась, чуть склонив голову.
Нам с ней не дали поговорить. Астеллу увели в ее покои, с ней ушел барон. Свита баронета – сплошь молодые люди с лицами, не обремененными интеллектом – бряцая ножнами, живо всосалась в одну из арок галереи.
К нам подошел слуга и предложил отвести в комнату для гостей. К нашей огромной радости, там уже исходила паром огромная деревянная кадушка с горячей водой. Но я уступила очередь Кларе, а сама выскользнула в коридор. Пробежав по галерее, понаблюдала, как слуги готовят к пиршеству огромный трапезный зал.
В углу зала репетировали акробаты, а на балконе – музыканты. В такой суете затеряться было несложно.
Кухню я нашла почти сразу, помнила, в котором из переходов нужно было повернуть, да и аппетитные запахи вели лучше всякого сопровождающего.
Там было шумно. На огромных плитах скворчали, шипели и булькали огромные чаны с едой, поваренок крутил вертел с кабаном над очагом.
Мне несколько раз предложили пищу и вино, но я отказалась, сделав вид, что просто заблудилась. Поинтересовалась, кому отдать одежду для стирки, и мне показали небольшую дверь, ведущую в правый дворик.
Но девочку-потеряшку я нашла гораздо раньше. Услышала голоса: требовательный старушечий и жалобный детский, и затаилась под лестницей, с которой эти самые голоса и доносились:
— Мерзкая грязнуля! — возмущенно бормотал пожилой голос. — Как ты могла изгадить новое нарядное платье?
— Госпожа, — бормотал тоненький детский голосок. — Я не знаю... Я... Оно болело и жгло... И я не смогла сдержаться.
— Нужник не так далеко, идиотка! Если простыла, нужно было сказать и попросить ведро. Эх, кабы насчет вас, побирушек, не распорядился сам молодой господин, — продолжала неистовствовать невидимая старуха, — я бы заставила тебя трудиться с ночи до зари, чтобы отработать стоимость испорченного платья. Но господин щедр и милостив. Он сам радуется возвращению сестры и готов порадовать своих соратников. Тебе велено было вымыться душистым мылом и тихо сидеть в комнате, ожидая приказа.
— Но госпожа, — девочка всхлипывала, — я не могла больше терпеть. Я и так долго терпела... И не добежала.
— Порождение тьмы! На месте молодого господина я бы поискала девиц почище и посмазливее. Но с господином не спорят. Снимай платье, вот, надень это. Жди тут. Я позову служанку с новой одеждой, водой и тряпкой, хотя очень не хочется отвлекать челядь ради такой замарашки, как ты.
Раздались тяжелые шаги, ступеньки жалобно заскрипели. Старуху я так и не увидела, она пошла в другую сторону, а девочка продолжала тихо плакать.
Я взвилась по лестнице и приложила палец к губам. Девочка не взвизгнула, но глаза ее удивленно округлились. Она переминалась, стоя в луже и натягивая на себя какой-то бесформенный балахон. Бедное дитя. Еще удивительно, что разгуливая с голыми ножками, она не заработала себе не только цистит, но и воспаление легких.
— Тихо, — велела я, помогая ребенку одеться. Господи, да у нее все ребра пересчитать можно!
Просто подхватила ее на руки и понеслась по галерее, благо там никого не было. Увидят, скажу, что приняла дитя за потерявшуюся гостью и решила найти ее родителей.
— Я Мара. Хочу тебе помочь, — сказала я на бегу. Девочка тут же недоверчиво насупилась. Ясно, были прецеденты с «помогальщиками». — Верь не верь, но моя знакомая ведьма сказала, что мы связаны нитями судьбы. Быстро говори, что тут происходит.
Трясясь у меня на руках, малышка начала бормотать. Много рассказывать ей не пришлось. Я с первых слов во всем разобралась.
Детей, девочек и мальчиков, из трущоб сюда доставили приказники. Остальных бродяг просто выгнали из городка.
Беатрис быстро раскусила, для чего ребят моют и наряжают в красивое. Баронет Эдгар пригласил в замок много гостей, и среди них имеются любители класть к себе в постель маленьких детей.
Трисс хотела сбежать. Она ничего не ела и не пила из рук слуг замка. Остальные дети от еды стали странными: послушными и заторможенными. На полпути к выходу Беатрис стало плохо. Она даже описалась на лестнице. Тут ее и поймали.
— У тебя жар, — пробормотала я, пощупав горячий лоб.
К счастью, мне удалось проскочить в покои незамеченной. Прислуга уже сменила воду в кадушке, из горячей она стала просто теплой, и я без промедления опустила в нее Трисс.
Девочка тихо пискнула, но потом принялась ожесточенно тереть себя руками. Клара, не задавая лишних вопросов, заглянул в лицо ребенку, охнула и принялась растирать грудь и спинку ребенка мазями, которыми мы лечили Агнесс.
— И что теперь? — спросила она, когда я вынула Трисс из ванной и положила дитя в кровать, укрыв шкурами.
— Не знаю, — буркнула я, грызя ноготь. — Ты сможешь скрыть ее магией?
— Только не от хозяев замка. Барон Холенц очень силен магически, его сынок тоже.
— Надеюсь, они подумают, что она сбежала, и не станут обыскивать комнаты гостей. Не такая уж ценность, просто одна из маленьких наложниц.
— Трисс, — я присела перед кроватью. — Это Клара, она мой друг. Если вас тут вдруг застукают, не говори, хрипи и указывай на горло. Сделаем вид, что сердобольная почтенная матушка нашла тебя полураздетую в галерее, из твоих объяснений ничего не поняла и забрала к себе. Поняла? Мы постараемся сбежать. Нам с Кларой тут тоже опасно находиться.
Девочка кивнула. Я спустилась на кухню и на этот раз попросила еды и горячего питья. Трисс ела, запихивая в рот огромные куски жареной курицы и лепешки. Наевшись, она начала клевать носом.
Шум в замке усилился. Из трапезной доносились звуки труб и лютней. Начинался пир, и мы с Кларой были обязаны на нем присутствовать. Посидим до ночи, а дальше нужно будет действовать быстро. Как, я сама пока не знала. Что ж, будем решать проблемы по мере их возникновения.