Доктор Дженкинс, и так бледный, стал совсем серым. Второй раз в жизни я лично почувствовала отношение к неблагим в этом мире: страх, настороженность, а оттуда — ненависть, конечно.
Его лицо исказилось.
— Шутить надо мной вздумала? Немедленно выпускай! — рявкнул он. — Ты, думаешь, я не пойду в полицию? Знаешь, что полагается за сокрытие силы?
— Не пойдете, — хмыкнула я, скрещивая руки на груди.
От страха тряслись прожилки.
— Еще как пойду! Ты, девка, еще увидишь, с кем связалась! Я немедленно, как только переступлю порог этого дома…
— А как вы отсюда выйдете? — светским тоном спросила я, ощущая, что от страха вот-вот могу упасть в обморок.
Кажется, мне конец. Но какие у меня еще были варианты? Сказать, что я на самом деле — хозяйка этого приюта? И что дальше? Ждать, пока на пороге появится жаждущий отомщения и заключения меня в монастырь бывший муж? Разве мое настоящее имя убедило бы доктора Дженкинса в том, что я справлюсь? Нет. А вот целый ворох проблем я бы обязательно получила.
Несколько секунд ничего не происходило, а затем доктор Дженкинс, бросив шляпу-котелок на пол, разразился гневной тирадой:
— Ах ты блудница прародительницы! Да чтоб тебя черви сожрали! Да провались ты прямиком в преисподнюю! Шутить со мной вздумала? Я как только отсюда выйду, я тебе такое устрою! Да тебе бездна покажется с ворбьиный х...
Доктор ругался на все лады минут пять. Кое в чем он не соврал: он в самом деле был не самым глупым человеком. Ну, как минимум словарный запас у него был приличным.
Но и он закончился.
Услышав “блудница прародительницы” во второй раз, я вмешалась:
— Доктор Дженкинс, мы можем проводить так время бесконечно долго, но пока я, нравится вам это или нет, управляющая этим приютом. У меня много дел. Давайте либо поговорим спокойно, либо, — я помолчала, — либо я вас оставлю и вернусь позже. Когда вы будете в состоянии продолжить диалог.
Его водянистого цвета глаза округлились.
— Да ты…
— Видите ли, мне не так уж нужен кабинет, — прервала я. — Так что стойте здесь сколько угодно, вы мне абсолютно не помешаете. Ну, до тех пор, пока не согласитесь поговорить со мной на равных.
— Ты мне угрожаешь?
— Кажется, да.
— Ты — мне? — повторил он, шокировано вглядываясь в мое лицо.
— Я же сказала, что хочу позаботиться об этих детях. А вы встаете у меня на пути. Я вынуждена принять меры: я отвечаю за их благополучие. Сомневаюсь, учитывая пример Долорес, что из агентства пришлют кого-то толкового. У меня есть дар — давайте, скажите теперь, что я не смогу кого-то из неблагих детей удержать. Так что большой вопрос, лучше для блага города, я или кто-то вроде Долорес, из-за которой дети только озлобляются.
— Но…
— А что касается всего остального… пожили бы вы с моим бывшим — я бы на вас посмотрела, как далеко бы сбежали. И как тщательно бы спрятались, подальше от счастливой семейной жизни!
А уж если с обоими бывшими… Я поморщилась, надеясь, что когда-нибудь лицо генерала Реннера перестанет маячить перед глазами. И что в груди при мыслях о нем перестанет колоть — тоже.
Несколько секунд доктор Дженкинс смотрел на меня, не моргая. Его брови поползли вверх, лоб пересекли полоски морщин, глаза стали круглыми, размером с золотые монеты.
Я тоже не моргала: все-таки я воспитатель, знаю правила игры в гляделки.
Должно быть, мы представляли собой забавную картину: высокий одетый в черный костюм доктор и я в теле Ивари Хант, ниже его на голову и хрупкая, как воробей. Еще и платье из розового шифона… А другого у меня просто не было.
Не знаю точно, сколько это длилось, но доктор Дженкинс сдался первым. Он покачал головой.
И вдруг расхохотался.
— Ой, я не могу…. — Выдавил он. — Святые простыни... Иви, ты... Вы... Счастливой семейной жизни!
Я сжала зубы.
— Я сказала правду, доктор Дженкинс. Вы можете пойти в полицию. Но зачем? Если вас в самом деле беспокоит, что я могу не справиться с детьми — то, надеюсь, сейчас вы убедились. Я справлюсь с ними лучше любого другого.
Он качнул головой, кончиком большого пальца вытирая выступившие на глазах слезы.
— Нет-нет! Мне просто нужно… ох, святые простыни… смириться с этим. — Он наконец вскинул на меня заинтересованный и какой-то изменившийся взгляд. — Зовите меня Аб. Что вы на меня так уставились? Убедили, никакой полиции. Пока.
***
Несмотря на это, еще какое-то время я сомневалась, выпускать ли доктора Дженкинса из ловушки. Нет, рано или поздно пришлось бы… но я ему не доверяла.
— Вы передумали? — настороженно спросила я.
— Вы не оставили мне выбора, дамочка, разве сами не заметили? — засмеялся доктор Дженкинс, а потом помрачнел. — Снимайте ваш купол, я понял. Вам некуда податься после развода, и вы решили спрятаться там, где вас точно не будут искать. В ваших же интересах, чтобы ваш рассказ оказался правдой от начала и до конца.
Абсолютная правда! Ну, может, я умолчала кое о чем.
Но ведь мне не стоит ждать, что сюда заявится генерал Реннер и узнает во мне истинную? Нет? Не стоит ведь?
Я потерла запястье и сосредоточилась на том, чтобы выпустить доктора Дженкинса из импровизированной ловушки.
— Значит, — сказал доктор Дженкинс, опасливо оглядываясь и делая шаг вперед: ему это удалось, потому что купол я с божьей помощью сняла. Не с первого раза. — Вы собираетесь заботиться об этих детях? Добровольно? Остаться здесь? С вашей внешностью? Вместо того, чтобы как полагается такой хорошенькой девушке, выйти замуж где-нибудь подальше от бывшего мужа и связанных с ним проблем?
— Замужем я уже была, доктор Дженкинс. А эти дети… как вы могли увидеть, я сама — одна из неблагих.
Он кивнул, поднимая с пола шляпу и принимаясь ее отряхивать от налипшей пыли. Сколько же здесь, в этом полуразрушенном доме, было пыли, ее просто невозможно всю вычистить за день! Еще одна проблема, которую предстоит решить.
— Аб, я же просил, — напомнил он. — Родители решили не отдавать вас в приют? Смело с их стороны. И глупо.
Я замерла.
— Простите?
— Должно быть, они очень вас любили. Надеюсь, они еще живы? Не поплатились за это?
О чем он?
Из нашего дальнейшего разговора с доктором Дженкинсом, который больше напоминал партию в покер, где он пытался выпытать побольше о моем прошлом, а я — узнать побольше деталей о положении неблагих, и при этом не выдать того, насколько я не осведомлена.
Правда оказалась… не то что неожиданной, но еще более жестокой.
Дар в неблагих детях просыпался в разное время. Кто-то уже рождался не таким, как все — тут мне невольно вспомнилась Лили, гордая обладательница рожек, и девочка с глазами совы, — а кто-то становился неблагим намного позже.
Как бы то ни было, родителям надлежало немедленно заявить об этом в городскую администрацию. Там с помощью драконьей магии ребенку ставилась метка, которая сообщала всем о том, что он — неблагой, и помогала отслеживать его передвижения.
А затем такой ребенок попадал в приют, где воспитатели и управляющая заботились о том, чтобы привить ему принятые в этом обществе правила: никому не причинять вреда, не использовать дар, помнить о том, что в них сидит опасность и “скверна”. Молиться о прощении и искуплении.
— Дар запрещено использовать — совсем? — прищурилась я. Это был самый важный вопрос, от этого напрямую зависел весь мой план!
— Во вред, — уклончиво ответил Аб. — Но я ни разу до сих пор не видел, чтобы кто-то из неблагих использовал свои таланты для чего-то другого. Они… ошибки этого мира. Им можно сочувствовать, я понимаю, у меня самого болит сердце за поломанные судьбы, но с ними необходимо держать ухо востро. Иначе вы же и поплатитесь за излишнюю мягкотелость.
То же самое говорила Долорес — но другими словами.
— В ноже, которым можно порезать салат и которым можно кого-то проткнуть, тоже сидит скверна. Потенциально, — упрямо откликнулась я. — Эти дети не выбирали, кем рождаться. Их дар — может быть полезен.
И у меня есть множество планов для того, как обратить магию детей, которая здесь считается их проклятьем, на пользу.
Но для начала — хорошо бы заняться более насущными вопросами, которых накопился примерно миллион, начиная от крыла Дерека и заканчивая неисправным водопроводом. И, раз уж у меня появился такой неожиданный союзник... Разумеется, я не собиралась доверять полностью Абу, доктору Дженкинсу. Он заявил, что не пойдет в полицию, но что ему стоит соврать? Или передумать? Как бы то ни было, стоит оставаться настороже. И думать, как обернуть наше с ним знакомство мне и детям на пользу.
Аб вздохнул.
— Вы идеалистка, Иви. Позволительно в вашем возрасте. И все-таки я хотел бы вас предостеречь от опасности…
— Вы забыли, с кем имеете дело, Аб? — хмыкнула я. — Мне снова набросить на вас купол?
Я угрожающе пошевелила пальцами — и Аб, на несколько секунд замерев, усмехнулся, пожимая плечами.
Я перевела дух: кажется, пока он на моей стороне. Но расслабляться нельзя: ему ничего не стоит передумать и сдать меня полиции хотя бы за то, что я скрываю дар. Ну, пока скрываю.
Всему свое время.
— Подловили меня! Я понял. И все-таки — будьте осторожны. Если нужна какая-то помощь…
— Для начала — с крылом Дерека. И с тем, где бы найти кого-то, кто может разобраться с водопроводом и канализацией в этом доме. Идемте, — я открыла дверь кабинета, — нужно проверить, как там дети.
Потому что вопросов у меня было — хоть отбавляй. Понадобится долгий разговор, а я пока опасалась оставлять детей на няню Урсулу и Юджина надолго.
Мало ли!
Доктор Дженкинс удержал дверь.
— Иви, вы вообще хоть немного понимаете, с кем имеете дело? Насколько опасны эти… создания? Вы… я вижу, вы неплохой человек, и вы искренне хотите помочь, но… Поймите, эти…
— Дети. Это дети.
Я принялась спускаться по лестнице, выглянула в холл — и замерла, открыв рот.
Такого я точно не ожидала увидеть.
Лили, улыбчивая малышка с рогами и красными глазками…
Отчаянно захотелось перекреститься.
Стоящий за моей спиной доктор ругнулся — еще более витиевато, чем до этого.
Потому что малышка Лили подняла вверх Юджина. Тот парил под облупившимся потолком, распластавшись на воздухе, как на воде, а Лили, стоящая внизу, радостно смеялась.
— Ю-ин! — воскликнула она.
Мое сердце рухнуло в пятки. Юджину было высоко лететь до пола. Он разобьется!
Глазки Лили радостно горели красным — кроме этих двоих в холле никого не было.
Не успела я сказать ни слова, как Юджин полетел вниз.
— Нет! — выпалила я, бросаясь вперед.
Юджин замер, недолетев до пола буквально пару десятков сантиметров, а затем поднял голову.
— Леди! Вы…
Он забарахтался, как будто пытался выплыть из воды, и наконец шлепнулся на пол. Лили радостно гинкула и сказала что-то вроде: “Упа-у!”
(Интересно, как у нее с речью, к слову? Нужно учить ее говорить, пока это еще возможно.)
— Леди Иви! — выпалил Юджин, вскакивая и вытягиваясь в струнку.
Бросив взгляд на доктора, он тут же покраснел. У меня складывалось ощущение, что этих двоих что-то связывало — но что? Никто из них не спешил рассказывать.
— Что здесь происходит? — скрывая панику в голосе, спросила я.
— Так играли мы, леди! Няня Урсула попросила за Лили присмотреть, пока они кашу варят — вот. Присматриваю! Да?
Юджин улыбнулся, подхватывая Лили на руки и подбрасывая в воздух, а у меня внутри остатки ужаса смешивались с облегчением.
Играли. Отлично.
Но почему во имя игры дети всегда пытаются или навредить себе, или другим? А дети, у которых есть способность к телекинезу явно способны вредить себе и другим с особым размахом.
Лили что-то пролепетала и протянула ко мне руки.
— Видите, доктор Дженкинс? — с достоинством спросила я, забирая девочку у Юджина. — У нас все под контролем.
— Неужели, — хмыкнул доктор Дженкинс, но, к счастью, воздержался от замечаний.
Нужно провести для детей инструктаж и объяснить, что с полетами нужно быть осторожнее.
С другой стороны, это все равно что бороться с ветряными мельницами: в моем мире дети, не владеющие телекинезом, занимались лазаньем по деревьям и точно так же вполне успешно подвергали себя опасности.
И все-таки провести воспитательную беседу — нужно.
Доктор Дженкинс согласился остаться на завтрак, который, к счастью, прошел без происшествий. Почти. Самым неприятным из произошедшего было то, что Мелисса не проглотила ни кусочка, сверля меня и доктора Дженкинса напряженным взглядом, а вслед за ней ложки один за другим откладывали и остальные.
Даже Лили, которая совсем недавно при Юджине просилась ко мне на руки, в присутствии Мелиссы как будто вся деревенела и смотрела на меня настороженно.
Я пока так и не смогла придумать, что с этим делать. Мелисса явно была у детей лидером, на нее равнялись, ей подражали. И она, очевидно, решила объявить мне войну.
Что ж.
Поглядим.
— Все хорошо? — улучив момент, спросила я у девочки с совиными глазами.
Та, помедлив, кивнула, поглощая кашу с тарелки так быстро, что я даже не могла уследить за ее движениями. Ладно. Пускай ест. Сколько она голодала? Должна привыкнуть, что еды теперь — хватает. Мимолетно я порадовалась тому, что воспитанников в приюте совсем немного и у меня есть возможность уделять побольше внимания каждому. Страшно подумать, как было бы сложно с двадцатью или даже десятью потерянными ребятишками.
— Вам понадобится кабинет, доктор Дженкинс? — намекнула я после завтрака.
— Аб, мы же договорились. Зачем? — поднял он брови.
— Чтобы помочь Дереку с его проблемой.
— Я вполне могу сделать это в столовой.
Я окинула взглядом притихших детей. Конечно, отличная идея. А успокаивать их потом мне?
— Это не лучший вариант, — отрезала я. — Давайте я одолжу для этого свою спальню.
Я подмигнула Дереку, который справился с завтраком вполне ловко, орудуя единственной рукой. На месте второй красовалось крупное кожистое крыло, суставы которого были согнуты под неестественным углом.
Под пристальным взглядом Мелиссы я поправила одеяло, в которое кутался Дерек.
— Зачем? — спросил Аб, откладывая ложку и вставая. — Это займет всего две минуты. Ты же не против? — Он улыбнулся Дереку. — Если я еще раз взгляну на твое крыло?
Тот, бросив короткий взгляд на Мелиссу, промолчал, болтая в воздухе ногами и облизывая ложку.
— Надо ответить, — укорила няня Урсула. — Что ты застеснялся, что ты?
— Позвольте вас на минутку, — теряя терпение, попросила я.
Когда мы с Абом вышли из столовой, я прошипела:
— Доктор Дженкинс, если я не ошибаюсь, вправить вывих — это довольно болезненная процедура.
— Смотря с чем сравнивать. Вы сомневаетесь в моих навыках?
— Я не сомневаюсь в том, что детям не нужно этого видеть! Они привязаны друг к другу — и переживают.
— Поверьте, от этого не будет вреда. Они вряд ли настолько чувствительны, как вы о них думаете.
— Доктор Дженкинс, — рявкнула я, загораживая ему путь в столовую. — Аб. Если бы на их месте были обычные дети — как бы вы поступили? А?
Аб замер, уставился на меня, его лоб перерезали морщины. Ответ я поняла без слов.
— Я покажу вам мою спальню.
Аб окинул меня странным взглядом, но все-таки кивнул. Отлично!
Большой вопрос, кто испугался процедуры больше: Дерек, с которым неожиданно ласково общался Аб, или Мелисса, которая считала, что с ним за закрытой дверью комнаты будут делать что-то страшное.
Не помогали даже убеждения Юджина: девочка с черными косами и в черном платье бросалась на дверь, поднимала ураганы и звала Дерека — все те полторы минуты, которые понадобились Абу для того, чтобы вправить вывих.
Едва дверь открылась, как Мелисса бросилась к Дереку, сгребла его к себе и обняла, покачивая в руках.
От этой сцены на душе заскребли кошки, и я выразительно посмотрела на Аба: все еще будете убеждать меня, что эти дети не настолько чувствительны? Тот отвел взгляд, смущенно откашлявшись. Ну, у него хотя бы хватило совести застесняться! Может, он правда не так уж плох?
Я решила, что это хороший момент, чтобы рассказать детям, как важно быть внимательными во время игр, особенно — полетов. Вопросы, касающиеся использования дара, я пока обходила стороной: не ругала за это, но и не просила использовать почаще.
Во-первых, хватит на сегодня впечатлений, не все сразу, во-вторых, лучше бы поговорить на эту тему без лишних ушей.
Зато у меня было кое-что, чем можно поднять всем настроение. Кажется, пришла пора опустошить еще часть запасов Долорес.
— Кто хочет конфет?
Не зря я приберегала их для особого случая.
Дети немного оживились (все, кроме Мелиссы, конечно), когда я позволила всем зайти в мою спальню и, рассевшись на кровати рядом с Дереком и на полу, полакомиться конфетами, передавая вазочку из рук в руки. Даже Аб принял участие, а няне Урсула конфеты явно пришлись по душе. Я сделала вид, что не вижу, как девочка с совиными глазами (у нее есть имя? или нам стоит выдумать новое?) прячет несколько конфет в складках своей одежды.
А потом я наконец-то поговорила с Абом о том, что меня волновало больше всего остального: о водопроводе и канализации.
Все оказалось не так уж просто, хотя решаемо.
И все бы ничего, но спустя несколько дней после произошедшего мой бывший муж, генерал Реннер, снова решил напомнить о себе.
В самый неподходящий момент.