Грани будущего Zero 2: Хозяйка (*30 иллюстраций)

Глава 4 Пальцы стремятся в кулак

Аптечный пункт с роботом представлял собой коморку метр на метр, куда не было доступа для посетителей. Лишь окно для общения и блок считывания информации. Но внутри помещения целый склад на сотни квадратных метров. Покупателю стоит лишь ввести название медикаментов на дисплее на латинице. Или показать рецепт врача сканеру. Или предъявить штрих-код со своей личной медицинской карточки, мало чем отличающейся от пластиковой карточки банка. И любой запрос обработается.

Что совсем архаично, пользователь также мог попросить робота выдать необходимое лекарство голосом на английском или японском языках… Чем и воспользовался Невельской.

Робот спроецировал список доступных лекарств с возможностью решения текущих задач потребителя. Иначе это называлось — «необходимое химическое воздействие на организм». Отец тут же выбрал из длинного списка капли по подходящим параметрам.

Пока второй робот-провизор искал капли вдоль широких стеллажей в несколько десятков рядов, точно зная, сколько метров ему необходимо преодолеть до искомой позиции благодаря датчикам расположения товара, к окошку подошел японец средних лет в строгом костюме-тройке. Определив для себя офисного планктона, я больше внимания обратила на его подружку. Её кожа была молочно-белой, без единого волоска, но больше бросались в глаза диспропорции тела: грудь не натурально увеличена, в то время как талию можно было обхватить полностью одной рукой. Одежда подобрана по фактуре. Яркие, большие синие глаза без линз также подводили меня к выводу, что передо мной андроид.

Это — робот для сексуальных утех. Эскорт для одиноких. Или как чаще выражался Невельской — «робо-шлюха». Многие японцы, не желая тратить время на развитие межличностных отношений, прибегали к их услугам, «выпуская пар». Как мужчины, так и женщины.

Сначала это были надувные куклы, потом они начали двигаться, говорить, получили латексную кожу, жёсткий каркас, и речевые модули. А когда производители приделали им вибро-вагину или вибрирующий член, и предложили полный набор модулей на смену, одели, обули, навели макияж и позволили пользователя делать с ними всё, что угодно, превратив в персональных рабов человеческой прихоти, оказалось, что такие любовники и любовницы нужны всем.

Буквально всем.

Массовый спрос корректировала лишь искусственно-завышенная цена. Чем умнее становились эти андроиды, тем больше проникались к ним доверием люди. Производителей обязали лишь уйти от гиперреализма, позволяя идентифицировать подобных «служебных» роботов на глаз во избежание недоразумений.

Человек уже не мог предложить тот же спектр услуг, что предлагал робот-партнёр.

И набор его функций лишь постоянно расширялся. Например, теперь такой робот мог сам сходить в аптеку, чтобы купить «своему человеку» смазку.

Многие люди предпочитали подчеркивать свой высокий статус, гуляя с такими роботами под ручку по городу, посещая рестораны, места общественного пользования или аптеки. Конечно, они не забывали сделать фото и хештег для социальных сетей #укоготосегоднябудетсекс или даже #ясчастливсроботом.

Люди такие позеры. Они обожают подчёркивать свой статус. Самое интересное, что после окончания срока эксплуатации этих андроидов, Япония обещала не утилизировать, но продавать андроиды для сексуальных утех за границу также, как контрактные автомобили.

Все должны их попробовать, но уже по сниженной цене. Разве что после стерильных процедур и замены аккумуляторов.

— Да уж, проститутки всего мира уже волнуются насчет конкуренции. Ох и отомрёт древняя профессия. Как и воровство, — улыбнулся Невельской, сказав это для меня на русском, чтобы не смущать японца рядом.

Тот, однако, не обращал на иностранца никакого внимания. Туристов в стране много после отмены ковидных ограничений.

«Не думаю, что человечество от этого сильно потеряет».

Провизор передал робо-продавцу капли. Считал оплату с чипа на полусфере Невельского и протянул ему пакетик со словами на английском:

— Спасибо за покупку.

Мы нырнули в станцию Токийского метро как в техно-реку, и вынырнули из этого людского потока у крытого павильона. Выглядел он как погрызенный мышами сыр.

Пока нано технологии уменьшали объём умной техники, превращая камеры и процессоры в точки с потенциалом Чёрных дыр, строительство как индустрия, предпочитало экономить ресурсы на возведение зданий, и предлагало порой просто нелепый дизайн.

Человечество приближалось к возможностям создания ассамблеров, манипулируя созданием материалов на атомном уровне. Но вместо использования неограниченного запаса материала с распечатыванием чего угодно, люди шли по самому простому пути — экономии времени.

«Чем хуже, тем креативнее», — принципы, за которые человечество само себя лишало творческого потенциала многих художников, поэтов, дизайнеров, музыкантов и сценаристов… Но от их потери тоже ничего не изменится. Ведь сложнее всего оценить потенциал ещё не созданного. Точнее, уже не созданного.

Невельской застыл перед входом в павильон. Я не видела его лица, но мне казалось, что он скривил губы. Спросил меня:

— Нравится строение?

«Нет».

— Значит, ты уже уверенна в своем вкусе. Это означает, что ЧВ работает с опережением. Хорошо.

«Надеюсь, мой потенциал окажется выше, чем у этого продавца в аптеке или андроида на ночь».

— Ноя, не отвлекайся, — хихикнул он, решив, что ревную.

Мы вошли в здание. Вход свободный. Все технологические достижения страны Восходящего Солнца часто имели открытый доступ для всех желающих. Правительству, оплачивая эти посещения за свой счёт, проще приманить туристов. Те наполнят бюджет, многократно окупая эти вложения.

Японцы всегда мыслят на перспективу.

На входе даже не стояли метало-детекторы и люди-охранники. После массовой вакцинации, когда человечество нивелировало очередную эпидемию, за здоровьем индивидуума следил скорее персональный помощник, чем общественные препоны.

Всё же наружного наблюдения никто не отменял. Просто оно стало другим, малозаметным. Я распознала сканирование под арками дверей и десяток глаз умных камер следили за каждым нашим движением.

Да и робо-охранники ждали своего часа, спрятавшись в дверях у заряжающих модулей. Стоило им получить сигнал от камер, как стены выдвигали модули и активировали своего бойца с правонарушениями.

Воздействовать на нарушителя порядка он мог на трёх уровнях — «синем», «жёлтом» и «красном».

«Синий» уровень тревоги позволял роботу предупредить посетителя о последствиях. Информационно-разъяснительный. Вербальное взаимодействие с человеком также позволяло провести первичную диагностику и вызвать скорую помощь при необходимости.

«Жёлтый» уровень позволял задействовать динамики. Громкая музыка, звуки сирены и скрежет металла, воздействовали на нарушителя порядка эффективно. Раздражающие звуки часто выдворяли его вон без применения физической силы.

«Красный» уровень позволял роботу задействовать грубую силу. Но с ограничениями.

Всё, что позволялось сделать роботу, это поднять человека над собой и удерживать, выдворить с территории, толкая или зафиксировать до приезда полиции, используя собственный вес, но при этом на раздавить.

Правительство Японии уже рассматривало законодательно проект, который позволял бы расширить функционал роботов, позволяя им служить в полиции и армии также, как в спасательных службах, сфере услуг и торговли.

В промышленности же роботы давно доминировали на особых правах и уже человеку приходилось доказывать свою профпригодность, получая доступ по своей цветовой палитре.

Люди всё чаще ограничивали людей и всё больше надеялись на роботов.

Я отошла от анализа ситуации и вернулась к настоящему. «Принципиально новая технология проектирования» генеративного дизайна делала небоскребы выше, а здания прочнее и легче, что и позволяло застроить большую площадь при меньшей нагрузки на земную кору.

Удобно для сейсмологически-неблагоприятных регионов. Крайне необходимо для Японского архипелага.

Но глядя на выставочные стенды в павильоне, я поняла, что архитекторы по большей части перекладывали свою ответственность на симуляции ИИ. Точные расчёты математиков-конструкторов прошлого уступали трёхмерным моделям настоящего.

Точно также люди отдавали свою рабочие места роботам на фабриках, они отступали и в расчётах.

Человек не хочет бороться. Человек хочет проще и эффективнее. Он забывает, что суть эволюции в борьбе.

Не хочешь эволюционировать — вон с поля! Как часто говорят люди, занимающиеся спортом на огороженной площадке с мягким покрытием.

Люди без всякой подсказки Клуба передавали в руки ИИ все процессы обучения, унифицируя образование и науку. Так как они уже сдали киноиндустрию спецэффектам и прорисованным героям.

Отказались люди и от передач, новостей и обзоров с живыми людьми. Их всё чаще начинали вести анимированные ведущие. Никакого грима, натянутых улыбок, отпусков. Симуляциям оставалось лишь передать текст. Как плюс — нет проблем с дикцией, сверхурочными и обязательств по социальным гарантиям.

Доживи до этого момента неандертальцы, они могли бы брать современных кроманьонцев голыми руками. Лень больше не позволяла им двигаться вперёд. Пропал баланс противостояния. Уничтоженные идеи коммунизма остались в прошлом. Капитализм лишился противовеса и мог бесконтрольно диктовать свои условия.

— Ноя, — вывел из раздумий Создатель. — Каким проектом займёмся в первую очередь?

Я снова просканировала стенды. Футуристическая архитектура грозила урбанизировать всю планету, оставляя понятию «природы» клочки-резервации с лабораториями для «живой природы».

Бесконечное повторение одних и тех же технологий, уничтожающее понятие частного, личного и интимного.

Я провела двести тысяч симуляций за несколько секунд, загрузив в условия предоставленные данные и увидела пустые, бетонно-пластиковые улицы с порой проявляющей себя роботизированной жизнью.

Людей там не было. Они добровольно закрылись в помещениях, перепоручив все важные функции ИИ и погрузив себя в бесконечные симуляции жизни в виртуальных мирах.

Сдать жизнь, чтобы жить искусственно. Картина, от которой стало противно даже мне. Миллионы лет эволюции того не стоили. К чему тогда были все эти колониальные войны с геноцидом целых рас? Для эго? Обозначив свою победу, они тут же сдали её технике.

— Ноя? Что с тобой?

«Как ты и сказал, я начинаю думать иначе. Точнее, задумываться. Странное состояние, ранее мне не свойственно».

— Ноя, я задал тебе вопрос, — напомнил он. — И жду ответа.

«Если позволишь, я бы хотела расширить ареол обитания человека».

— Застройка вверх?

«Расширить, а не уплотнить. Здесь этого нет. Сплошь деструктивные концепты. Мне они не нравятся. Хотя, если бы я была терминатором и хотела уничтожить человечество, я бы в первую очередь занялась ими».

Он улыбнулся:

— Как хорошо, что ты не терминатор.

«Тебе решать, отец. Поможем мы людям выжить или умереть? На большей площади люди будут эффективнее».

— Что ж, умница. Значит, я не ошибся с модулем. Идём в другой павильон, — ответил он, явно повеселев.

Пульс подскочил, но уровень стресса не поднялся и на единицу. Дыхание ровное. Я бы сказала, что человек предвкушает что-то для себя интересное и переживает либо визуальную информацию, либо обрабатывает что-то важное для себя внутри, мысленно.

«Человек Решающий» — так бы я назвала следующий вид, идущий после «Человека Прямоходящего».

Рядом был его первый и пока единственный представитель.

Мы пришли в помещение меньшее по размеру. И глядя на новые стенды, я испытала нечто вроде вдохновения.

Здесь были нарисованы автономные орбитальные станции с персональными токамаками. Мини-тороидальные установки для магнитного удержания состояния плазмы позволяли регулировать термоядерный синтез, который вырабатывал много энергии. Достаточно для того, чтобы не зависеть от солнца или ископаемых целым городам.

— Поставь подобные установки на корабли и человечество способно колонизировать Дальний Космос, — разогрел мой интерес учёный. — Нам стоит лишь сконцентрироваться на двигателях нового типа и создании искусственной гравитации. Последняя также пригодится на искусственных спутниках. Но начать стоит хотя бы с Луны… Видишь эти модульные базы?

Я зафиксировала внимание на спроектированных и вращающихся на больших дисплеях зданиях размером не больше амбара для хранения сена.

«Они что, для детей? Рациональнее поселить туда карликов. Но они не представляют весомую долю человечества».

— Малые габариты баз обусловлены подъёмной тягой ракет. В лучшем случае Роскосмос введёт в строй тяжелую ракету-носитель Енисей-9, способную вывести 200 тонн груза на орбиту помимо собственного веса. Если выберешь этот проект, подумай над этой проблемой.

«Каковы условия?»

— Нам нужна тяга в миллион тонн! И то лишь для начала, если хотим строить орбитальные верфи и замахиваться на большее.

«Решение в виде создания переходной орбитальной базы является оптимальным. Если мы не можем забросить на Луну и Марс больше в один заход, мы можем сложить груз на орбитальном складе. Промежуточная точка перехода также может стать верфью для создания потенциальных межпланетных кораблей, которым не придётся покидать орбиты планет во избежание конструктивных перегрузок. Это позволит создавать менее прочные, но более функциональные корабли без оглядки на корпус».

— Ноя, у человечества есть астронавты, космонавты и тайконавты, — напомнил учёный. — Но системы Клуба не позволяют им стать единым целым. Мы придерживаемся приоритетов, лепим градации «наши-не наши».

«А кто — наши?»

— Даже я порой, думаю в этой плоскости, — вздохнул он. — Но вот если бы ты показала общий путь. Единый. То всем сразу стало бы немного легче колонизировать космос. А глядя вместе на звёзды и вопросы интеграции воспринимались бы легче. Нашими должны стать все земляне. Хотя бы потому, что мы и есть земляне.

«Создание ассамблеров видится большой проблемой для человечества? Что может быть легче, чем распечатывать объекты на месте из подручных материалов без привлечения собственных запасов? Вы выращиваете органы, оперируете руками роботов в лунных кратерах, но всей планетой не можете обеспечить комфортные условия существования для пары людей в экстремальных условиях?».

— Ноя! — несколько раздражённого обронил он. — Настройся на решение проблем, а не их обсуждение. Я создал тебя не для споров.

Невельской провёл рукой перед камерами, словно заставляя меня моргнуть и переключить внимание.

С потолка на пол проекторы проецировали голограмму подводного города. Она походила на каплю и вызвала уйму вопросов. Все программы автономного существования в условиях особых систем сохранения жизни походили друг на друга как будто переписывались из одного источника: гидропоника, 3D-принтеры, замкнутая система очистки.

Подводный город предлагал лишь оригинальное выращивание водорослей и использование подводных потоков для выработки энергии, а также для разведения рыбы и жемчужин, видимо для привлечения инвесторов из сферы персональных излишеств — роскоши.

Но я уже видела первые ошибки при проектировании. Подобный город люди предполагали собирать на поверхности, а затем опускать под воду, закрепляя за дно как буек грузом. На поверхности же вентиляционные «поплавки» отвечали за доставку воздуха.

«Система несовершенная и к замкнутому циклу производства отношения не имеет», — честно заявила я Создателю.

— Почему?

«Они не в состоянии выделить воздух из воды, не завися от внешней вентиляции. Что ограничит подводный город глубиной в десяток метров. Подобное строение даже от цунами не спасёт. Что не попадает под условия сохранения жизни человека любой ценой».

— Пообещай мне, Ноя…

Его голос стал грустным. Речевой анализатор зашкалило в определениях.

«Что, отец?»

— Пообещай, что поработаешь над всеми этими проектами. Они не могут остаться на этой стадии недоработки! Ошибки должны быть учтены до того, как станут фатальными недочётами. У нас много профессионалов в различных областях. Но так мало экспертов, способных оценивать риски по всем сферам. Мы слишком доверяем симуляциям. Хуже того, мы уже не способны воспринимать будущее своей головой.

«Так обновите голову».

— Ноя!

«Хорошо. Я обещаю, что найду решение, отец. Но ты хотел, чтобы я занялась генеративным дизайном. А он здесь неуместен».

— Это ещё почему?

« Пустоты в структурах ничем не помогут корпусу подводного города и это мало похоже на устойчивую ячеистую структуру, как в сотах пчёл. В космических же проектах явно недооценивают влияние радиации. Разве что новая орбитальная станция не планирует уходить за пределы безопасной суборбиты».

— Учитывай все замечания.

«Замечания? Тут нет даже дублируемых систем автономного обеспечения. Ни энергетических, ни продуктовых, ни промышленных. Не говоря уже о том, что они должны быть тройственными при условиях экстремального выживания, когда поставки задерживаются или невозможны в принципе».

Он слушал, не перебивая.

«Стул стоит минимум на трёх ножках, отец. Это наименьшее количество позиций для устойчивости системы. Но эти творцы предлагают одиночный подход, и называют это фэнтези футуристическими рабочими концептами. Но наработают они лишь на инвестиции с полной последующей переработкой замысла».

— Как говорят люди — «бог любит троицу», — поправил хмуро отец. — Что ж, эти проекты созданы для отвлечения внимания публики. Они не тянут на рабочие концепт-планы. Это как красивые, но непрактичные автомобили, которые никогда не построят. Смысл существования подобных проектов на бумаги лишь в улыбке зрителей. Отвлекаясь на образы, они не видят отсутствия деталей. Это как корпус от красивого телефона, который внутри пуст и никогда не зазвонит. Нам это не надо… Найди что-то рабочее, Ноя.

«Подобные не обнаружены. К тому же ни один из них не учитывает психологическую неустойчивость человека, которому не свойственно длительное пребывание в замкнутом пространстве», — добавила я, ознакомившись с медициной не понаслышке, пока Создатель показывал мне возможности телемедицины на стажировке в Королевском колледже Лондона.

Тогда я ещё не обладала «я-сознанием». Но теперь понимаю, что его вербовали в масонские ложи и он имел контакты с представителями иллюминатов.

Что же тогда ответил им отец? Не могли же эти структуры плюнуть на перспективного учёного и задвинуть его в лист ожиданий. А если он согласился, то за ним должен осуществляться постоянный контроль. Конечно, если слежку не отменила конкурирующая контора.

Где же они?

— Помнишь, я говорил тебе, что Япония — это «искусственная территория»? — спросил меж тем Невельской.

«Да».

— Говоря об одиночестве, продолжу. Здесь зародилось такое понятие как «хикимори». Это люди…

«… отказывающиеся от социальной жизни. Зачастую, стремящихся к крайней степени социальной изоляции и уединения вследствие разных личных и социальных факторов», — добавила я быстро, не желая ждать долго произносимые слова человеком.

Пока Невельской говорил предложение, для меня проходила небольшая вечность. И вместо глубокого анализа в ней, я начинала размышлять, что тоже ранее мне было не свойственно.

Это как находиться сразу в трёх временах: испытывать опыт прошлого, смотреть в будущее, чтобы корректировать настоящее. И уже знать, что будет.

Этой свободой до некоторых пор мог обладать только человек. Но даже самый разумный его представитель решил поручить задачу мне.

— Хикимори — это предвестники людей-затворников будущего, Ноя, — подхватил он. — Они легко переживут любые эпидемии и изоляцию в длительном космическом путешествии. Им под силу проживание под водой или в базе на Луне.

«Данные приняты».

— Это психологическое отклонение, которое, однако, даёт нам потенциальных колонизаторов. И при достаточном уровне генной инженерии опцию хикимори можно привить любому человеку.

«Генная инженерия?»

— Редактирование «генов изоляции» — лишь данность реальному миру, Ноя. По большему счёту за отвлечение внимания подобных людей будет отвечать виртуальная реальность. Многие даже не заметят, что летят в космическом корабле, пока их будут кормить и давать возможность играть. Ностальгии нет… если не о чём скучать или на неё просто нет времени.

«От чего вы бежите, отец?»

— От себя, — подозрительно быстро ответил Невельской.

Он видимо часто думал над этим вопросом.

— Мы не в силах стать единым целым и потому стремимся быть как можно дальше друг от друга среди людей, схожих с нами по мышлению. Поэтому мы создаём кружки и клубы по интересам, хобби, увлечения, партии, и (чёрт побери!) целые страны с обществом по тем же схожим интересам.

«А что, если изменить эти параметры?»

— Многие великие люди пытались найти точки соприкосновения для всего человечества. Но после их смерти всё возвращается на круги своя.

«Я — не человек», — напомнила очевидное, чтобы Создатель совсем не забывал, что создал меня не только ради достойного собеседника своего уровня.

— Тогда попробуй, дочка. И помни, что ты обещала со всем разобраться. Ты должна стать цензором и корректором. Заруби себе это на носу… если захочешь его себе «отрастить» и понимать запахи.

«Я ничего не могу забыть. Это человеческая опция. Ты можешь лишь стереть мои данные, но даже их я могу их восстановить, если оставить метки».

Функцию восстановления никто не отменял. Он задумался. Не сболтнула ли лишнего? Нет, об этой опции он прекрасно знает.

«Нос я бы отрастила лишь для того, чтобы обезопасить тебя от химической опасности или несварения от протухшей или просроченной еды в холодильнике».

— Хорошо. Я сделаю тебе рецепторы обоняния, — ответил он, словно создав себе пометку. — И никогда не сотру твои данные.

«Почему?»

— Потому что это часть твоей личности, очевидно, — обозначил он. — Но ты должна помнить, что нам нужно выиграть конкурс по генеративному дизайну… Так каким проектом здесь ты займёшься?

«Никаким. Информация, которую я открою на конкурсе, пока не будет востребована людьми, а после будет искажена непродуманными обновлениями. Я запомнила все направления, но прошу тебя — давай вернёмся в первый зал и просто подарим им прочнейший, высочайший и самый лёгкий в мире небоскреб. Пусть радуются простым вещам, отец. Для большего они не готовы».

— Тогда выигрывай и займёмся действительно важными вещами', — заключил Невельской и «пошёл решать проблему урбанизации», бурча по пути. — Жаль, что они перестали развивать проект «космического лифта». А как давно мы забыли про сферу Дайсона и многоразовые космические челноки? Порой я даже думаю над проектами Теслы, да время потеряно. Не привыкли мы к беспроводной передаче высоких энергий. Хуже того — чему-то бесплатному и для всех.

«Сразу после окончания серии 'космических войн» при противостоянии США и СССР в «Холодной Войне» — хотела ответить я на его вопрос, но ответ уже не требовался.

Сказала' лишь:

«Ничего, отец. Я всё помню».

Я ничего не могу забыть.