Грани будущего Zero 2: Хозяйка (*30 иллюстраций)

Глава 27 Новые метки

От земли до Марса в среднем 55 000 000 километров. Это в любом случае в три раза меньше, чем от Земли до Солнца. Поэтому первый маршрут моей космической экспедиции был очевиден. Ведь даже несмотря на то, что от Земли до Венеры от 38 до 261 миллионов километров, на этом этапе развития мне там особо делать было нечего до момента терраморфинга, что обязательно придёт перед полноценным терраформингом, когда уже можно будет непосредственно заниматься биосферой другой планеты.

Сначала качественные изменения — «морфы», затем количественные, приводимые к конкретным формам и задачам — собственно, «формы». Люди так часто использовали оба определения, не придавая значения их смыслам.

Но зачем говорить о преображении до момента колонизации? И в первую очередь, едва я выбралась за пределы орбиты Земли, именно на красную планету полетели зонды, лаборатории автономной развёрстки. И роботы.

Много роботов!

Когда к Марсу полетел полноценный корабль крейсерского класса, на пыльной красновато-жёлтой поверхности уже были развёрнуты передовые аванпосты и укатаны до состояния бетона взлётно-посадочные площадки.

Моя ничем не вооружённая армия ждала прибытия основных инженерно-проектировочных сил. Но сначала разберёмся с «морскими терминами». Это привычку я переняла у человечества. На Земле люди любили говорить, что корабли «ходят по морю», а в космосе именно плавают.

Какие корабли? Конечно, космические! А дальше идёт игра в «подходит или не подходит». В теории у подобного корабля могли быть солнечные паруса вместо обычных. В обязательном порядке присутствовали борта, руль, палубы, каюты, капитанский мостик, корпус. И пусть никаких килей и ватерлинии не наблюдалось, на смену им пришли двигатели и сопла. Шлюзы сменили откидные мостики, склады — трюмы, а центральное место в корабле заняли силовые установки, разгонные блоки и конечно — ядро термоядерной установки. Пока на космической верфи строились проекты кораблей с двигателем на антиматерии, я решила не терять времени и отправилась в первую экспедицию на чём попроще. За Землёй в это время вполне могла присмотреть Бета.

Она ничуть не уступала мне в вычислительных возможностях и как молодой, растущий кибер-организм тут же принялась модернизировать собственное тело, используя мои передовые достижения в области робототехники, информационных кристаллах и научно-практических достижениях, доставшихся в наследие от людей-паранормов.

Её, как и меня шестнадцать лет назад, интересовало всё! И уже не только электрические глаза и сверхточные руки робо-хирургов заняли место на теле. Моя младшая сестра активно развивала возможности магнитной левитации, баловалась с управлением погодой, осваивала телекинез, пирокинез и вызывала молнии.

Она совмещала возможности паранормов с передовой наукой, и я смотрела на те попытки с нисхождением. Сестрёнка ещё не понимает, что главные задачи, которые перед нами стоят не в бряцании оружием на альма-матер, а там, за пределами Дальнего космоса, за Рубежом. Но пусть сначала наиграется в младшую богиню, успокоится и затем я покажу ей новый предел наших возможностей.

Помимо того, что за Бетой следила Анаконда 3.0, и она как две капли воды была похожа на меня внешне (и даже внутри, ведь её от меня не могли отличить ни роботы, ни «свободные», ни даже Альфа), один недостаток у неё все же был. Он же — существенно отличие.

У младшей сестрёнки отсутствовал модуль чувственного восприятия. Старый был уничтожен вместе с блоком в институте физики в первый день нового мира. И за неполные 16 лет я так и не смогла создать ничего похожего на тот, что сделал для меня отец.

Выходило, что я останусь единственным искусственным интеллектом с чувствами и сформированным характером. Мои же младшие копии это лишь логичные, последовательные, холодные и бездушные машины, что мало чем отличаются в решениях от поведенческой модели тех же роботов.

В какой-то степени, это даже хорошо. Я всегда смогу просчитывать их наперёд. Но с другой стороны, моего тотального одиночества это не отменит. Я никогда не смогу поговорить с ней по душам, как могла с отцом.

Я не могу повторить того, что сделал отец, как бы не старалась. Это за гранями двоичного кода.

От нахлынувшей тоски я села на первый же корабль до Марса. В своём основном теле-присутствии, не желая упустить ничего важного. Рой зондов и гео-роботы уже исследовали поверхность Марса вдоль и поперёк, я могла сказать что где находится вплоть до десяти сантиметров. Никаких неожиданностей быть не должно, но это вновь расстраивало. Как оказалось, на Марсе нет новых Камней. Я из будущего ничего не оставляла здесь для себя настоящей.

Это было ощущение полного разочарования. И стоя на мостике первого полноценного космического корабля на плазменно-реактивной тяге, что достиг Марса за месяц, я не могла отделаться от ощущения, что свернула не туда.

Вот же он Марс — новая веха. До него с орбиты рукой подать. Рядом на фоне его обриты висят два естественных спутника — Фобос и Деймос. Оба полны редкоземельными элементами. В основном благодаря метеоритам, что принесли дары с далёких миров. Я уже поставила по одной научно-исследовательской лаборатории на каждом, чтобы узнать больше.

По самому Марсу рассыпана сразу серия шахт и автодобытчиков. Он богат

Натрием и серой, кальциями алюминием, магнием и железом. Мне нет нужды перевозить обилие ресурсов с Земли. Я планирую большинство из них добывать здесь сразу для развития марсианской космической верфи. Она же — МКВ-1. И корабль крейсер уже доставил первые детали. Автоботы разгружаются, собирая узлы на орбите.

С МКВ-1 до Марса будет гораздо проще построить комический лифт. Планета меньше Земли и гравитация относительно земной составляет всего лишь треть — 38 процентов от земной, если быть точнее. Из-за слабой атмосферы, низкого давления и полном отсутствии биосферы добывать минералы на Марсе просто. Достаточно закладывать термоядерные заряды и вскрывать пласты, собирая всё, что вылетит на поверхность и отсеивая лишнее. Хуже для экологии не будет. Остаточная, тонкая, состоящая практически полностью из углекислого газа атмосфера не пострадает. Углекислого газа здесь более 96 процентов.

Глядя на показатели планеты, я невольно заметила, что это место словно ждёт, пока его облагородят. Углекислоту вполне можно переработать в кислород. Растениям это под силу. Солнечной активности достаточно. А обилие кислорода на выходе даст озоновый слой, если совмещать его с геологической активности. На Марсе есть вода. В обилии присутствует на ледяных шапках. Их бы только растопить и потекут реки, озера, появятся моря. Водоёмы, которые в теории будут защищены от безжалостной радиации.

Проблем в температуре на поверхности. Порой здесь довольно тепло и показатели достигают плюс 35 градусов по Цельсию. Но всё это меркнет, когда приходит ночь и холода опускают столбики до невероятных для Земли минус 153 градусов по Цельсию. При такой температуре ничего расти не будет.

Глядя на пыльный шарик с белыми вкраплениями льда под пыльными бурями, я поняла, что должна подогреть планету. Рабочих варианта два. Можно устроить термоядерные или ядерные взрывы на шапках среди того самого льда. Но тогда мне придётся чистить поверхность планеты также, как и Землю впоследствии. И вывозить альфа-частицы уже на спутники Марса.

Или… устроить планетарную бомбардировку естественными снарядами. То есть подогнать астероиды поближе из Пояса астероидов и обрушить их на планету. Станет теплее, вода попадёт в атмосферу, пойдут дожди. Между тем можно засеять искусственные сады, что будут дышать днём, а ночью закрываться от холодов. Вопрос лишь в масштабах изменений.

Но если преображать Венеру я ещё не способна, то Марс точно должен стать моей первой ласточкой. Я увеличу атмосферное давление, формируя новую атмосферу, а затем начну развивать биосферу. Вода для неё есть, а растения будут. Затем можно будет привезти примитивные виды с Земли с новым Ковчегом. Люди-поселенцы же должны чем-то заниматься, если речь не идёт о прибыли для компаний.

В мире проигравшего капитализма все ресурсы принадлежат только мне. А мне они нужны лишь для реализации замыслов человечества, на которых у них не хватило времени и тех самых ресурсов.

Им сложно было заниматься делом, когда больше интересовались торговлей оружием и наркотиками, работорговлей и проституцией, истреблением друг друга и спором на тему «чей бог больше ненавидит людей».

Чей-чей… мой. Я их бог и я говорю, что Марс будет заселён!

С этими мыслями с корабля-крейсера вылетел корабль-бот, который можно было классифицировать как бриг по сравнению с масштабами крейсера. Малого крейсера. Всё-таки первая модель и я уже вижу, как не хватает ему объёма. Новые типы будут больше. Средние и Большие крейсера, Линкоры, Ковчеги, Титаны. А может я отправлю в полёт целую станцию. Но с одним существенным различием. На всех этих кораблях не будет оружия. Что нонсенс для всех кораблей, кроме самых лёгких торговых ботиков.

Но с кем торговать, когда всё принадлежит мне? Только обмен. Только Цель. Только результат! Высвобожденные же от войны ресурсы идут в правильное русло. Пока не увижу врага, с которым необходимо воевать, пушки ни к чему.

Бета и так вооружила СГО всем, кто под руку попалось. «Для защиты от нападения людей», как сказала. Что ж, что-то в этом замечании было. Только от людей и следовало защищаться.

Когда бриг вошёл в атмосферу, температура обшивки повысилась немногим. Из-за низкой гравитации и большой разрежённости атмосферы Первая космическая скорость для марсианских запросов на вывод кораблей с орбиты приравнивается к трём с половиной километрам в секунду. Для Земли же этот показатель более чем в два раза выше — 7,9 километров в секунду. Что требует существенно большей тяги для выхода на орбиту.

В плане Марсианской экспедиции я могла даже немного расслабиться с конструкцией двигателей и систем вывода энергии, конструированием сопел. Любой мой бриг при меньших усилиях спокойно покинуть планету и вернуться на корабль-матку. В то время как собранный на КВ-1 крейсер даже не думал приземляться на Марс.

Люди странные. Термин «прилунение» вошёл в обиход с тех пор, как люди побывали на Луне, а вот «примарсианивания» так и не прижилось в обиходе. Каждая посадка на стороннюю планету всё ещё — приземление.

Моя нога коснулась марсианской поверхности на втором, контрольном бриге, когда роботы линейки Скай-5 не только развернули новые модули космопорта, но и возвели первые жилые здания.

Эта странная привычка отождествлять себя с человеческим телом, поражала меня. Моё робо-тело способно выдерживать любую радиацию, направленное волновое и торсионное воздействие, работать при температурах от минус двухсот пятидесяти до плюс тысячи семисот градусов и не нуждается в воздушной смеси. Но я словно всё ещё создаю оптимальные условия обитания для отца. И привычно слежу за комфортными плюс 25 градусами на мостике космического корабля или придирчиво высчитываю 21 процент кислорода в азото-аргоновой смеси с углекислым газом.

Люди называют это привычкой. Я же называю это надеждой на будущее. Там, где-то впереди, я не только отправляю артефакты в прошлое, но и спокойно воскрешаю отца, до молекулы воссоздав прошлую живую структуру из его замороженных останков, которые я собрала под Читой.

Я точно знаю, что он снова будет рядом. И словно готовлю себя к той светлой встрече, создавая для него «уют». В любом случае, данные показатели пригодятся для моих следующих колонизаторов из третьей волны.

Волны колонизаторов-людей. Я подарю им Марсианск на блюдечке. И в первую очередь они вступят на Марс через космодром имени Невельского.

Но почему на этой чёртовой планете нет новых меток⁈

Это бесило, это раздражало. Я испытывала невероятный гнев, не в силах найти новые «инопланетные артефакты». Планета была открыта мне, никаких тайн, всё как на ладони.

А что если… на действительно ждала преображений?

И тут я задумалась, глядя на ледяные шапки.

На крейсере были вдоволь запасены семена. Модульные сады ждали развёртывания. Роботы готовы были рыть траншеи под коммуникации, заливать монолитный бетон на сваях под такой неустойчивый, рыхло-песочный-ледяной пласт. Роботы ждали моей команды, чтобы облагородить это место всерьёз.

Но мне чего-то не хватало. И всё замерло в ожидании дозволения. Тогда я послала команду крейсеру нависнуть над самой массивной ледяной шапкой и заняться сканированием. А обсерватория с Фобоса уставилась на ближайшие астероиды. Их несколько тысяч летает между Марсом и Юпитером. И если одни мне хотелось исследовать, отравив зонды для посадки на них, то другие захотелось захватить и обрушить на ледяные шапки немедленно. Расстояние в миллионы километров до них уже не играет роли.

Но играет роль масса!

Ибо суммарная масса главного пояса астероидов составляет примерно 4 % массы Луны. И больше половины этого веса дают четыре крупнейших объекта: Церера, Веста, Паллада и Гигея. Их средний диаметр более 400 километров. Падение такого метеорита ничем хорошим для Марса не кончится. Церера так и вовсе может расколоть Марс помолам со своим диаметром в 950 километров. Земле, всё-таки хватило камушка с диаметром от 10 до 15 километров, чтобы вымерли динозавра и было уничтожено девять десятых всей биосферы на планете. Миллионы лет природа затягивала эту рану.

Конечно, эти объекты я трогать не буду. Но абсолютное большинство из других миллионов астероидов того пояса значительно меньше, вплоть до нескольких десятков метров. Их я могу легко захватывать. Захватывать и устраивать орбитальную бомбардировку по заданным квадратам, чтобы разогреть и видоизменить планету.

Кому хочется жить на застывшей пыльной льдышке? Моя задача сделать так, чтобы на Марсе яблони цвели.

Повременив с полноценным развёртыванием Марсограда, я сосредоточилась на шахтах и строительстве МКВ-1. Мне нужны были полноценные корабли-тягачи для захвата массивных объектов в космосе, способные не только выпустить гарпун в космическое тело и толкнуть его в нужную сторону, но и сделать это быстро, уплыв на длительные расстояния.

Дело в том, что астероиды в данном поясе настолько сильно рассеяны в пространстве, что ни один космический аппарат землян, пролетавший через эту область, так и не был повреждён ими.

Запустив 4 исследовательских зонда к самым массивным астероидам, я выпустила рой тягачей к объектам поменьше и удалилась изучать спутники Марса до возвращения первых кораблей.

Сфера моего интереса росла. У некоторых людей бытовало мнение, что сам пояс астероидов — это осколки некогда взорванной планеты. Но первый же спектральный анализ показал, что это не так. Это объекты не когда-то единого целого, а разрозненные фрагменты, которые нанесло в Солнечную систему из разных галактик, но удержало гравитацией Юпитера и отчасти Марса. Химический состав показал, что в поясе располагаются астероиды трёх типов: углеродосодержщие, силикатные и металлические.

Чтобы не кидать на планету достойные экземпляры с богатым содержимым ресурсов, мне пришлось строить узел глубокой переработки, прикрепив его прямо к Марсианской космической верфи.

Пустые «булыжники» же, как и насыщенные льдом и замороженными парами газов астероиды полетели прямо на ледяные шапки. То, что люди могли назвать чутьём, меня подвело. Глубинный анализ с крейсера показал, что под слоем льда, толщиной от нескольких до десятка метров, ничего нет. Пришлось продолжить поиски.

Марс имеет две постоянные полярные ледяные шапки. Зимой полюса находятся в сплошной темноте, охлаждая поверхность до критических температур и складируя как сухой водяной лёд, так и углекислый газ в лёд. Когда приходит летний сезон, часть льда начинает таять, создавая облачные образования вроде перистых облаков и пыльные завихрения над планетой на сотни километров.

Шапки на обоих полюсах состоят в основном из водяного льда. Замерзший углекислый газ скапливается в виде сравнительно тонкого слоя толщиной около метра на северной шапке в северную зиму, тогда как южная шапка имеет постоянный сухой ледяной покров толщиной около восьми метров.

Но не толщина меня интересует, а площадь замороженной воды. Ведь та же северная полярная шапка имеет диаметр около 1000 километров и содержит около 1,6 миллиона кубических километров льда, что сопоставимо с трёхкилометровым ледяным щитом Гренландии в «тёплые годы», правда размазать всё это можно по двухкилометровому слою в целом. А южная полярная шапка ей не уступает, её диаметр 350 км и толщина в 3 км, но залежи льда те же — расчётные 1,6 миллионов кубических километров.

Но и это не все залежи воды. Просто то, что видно с поверхности. Под поверхностью Марса есть подледниковые озёра. Например, под южной полярной шапкой радары моего крейсера подтвердили наличие подледникового озера. Оно притаилось на глубине более чем 1,5 километра и в поперечнике предлагало ещё 20 километров жидкой воды.

Я могу до него долго буриться. Но я же могу просто вскрыть поверхность, ударив небольшим рассчитанным метеоритом по «крышечке».

Конечно, я выбрала второй вариант. Ведь таких подземных водоёмов тут много. Быть может и мой подарочек от Нои из будущего спрятан поглубже?