Хейтер из рода Стужевых, том 3

Глава 4

Зачем я спрашивал Цветаеву об источнике? Потому что друзья цитировали учебник, а намеренно докапываться о личном опыте у них было бы странно. Они могли понять, что с моим источником что-то не так.

А сама Ксюша не была заучкой. Не сказать, чтобы она ненавидела учиться. Скорее, довольно легкомысленно относилась к этому. Всё пыталась упростить, так как не оперировала сложными конструктами. Потому я питал слабую надежду, что свои ощущения она сможет описать иначе, чем это преподносится в учебниках.

В целом, это даже в какой-то степени оправдалось. Цветаева обладала слабо выраженным даром, потому воспринимала его более тонко. Если в книгах источник описывался как нечто, похожее на «внутренний океан» шарообразной формы, то для неё формы не существовало, как и объёма. Лишь место в солнечном сплетении, откуда разливалось «тёплое сладкое молоко», как она это описала.

Кроме того, было очень много мелочей, которыми она охотно делилась. В основном, это субъективные переживания во время использования магии, которую девушка воспринимала как нечто воздушное, мягкое и тёплое.

Она никогда не испытывала истощения, но при долгом использовании магии ощущала слабость. И тут бинго! Это было похоже на мой опыт. Разве что в её случае в разы меньше эффект. То есть, истощение одинаково проявляет себя. Вот только её «сосущее» чувство не бывало таким, словно хотело поглотить все силы. И ей было достаточно поесть сладкого для облегчения симптомов.

В учебниках же истощение описывалось иначе. Как усталость, негативная для организма. И только сейчас я услышал нечто, похожее на свои переживания. Это обнадёживало.

Итак, мой источник не кардинально отличается от других источников. Но всё же он иной. К разгадке разговор с Ксюшей меня не приблизил, но хотя бы дал скоротать время за совместным ужином.

Девушка была очень странной. В ней чувствовалась неестественная привязанность и верность по отношению к мне. Раньше я бы радовался и не задумывался об этом, сейчас же… Мне нужны истинные причины происходящего.

Когда мы возвращались в общежитие после ресторана, она поинтересовалась, остался ли я доволен свиданием, на что я просто кивнул. Потом последовал вопрос, пара ли мы. Грубить ей не хотелось, как и отвечать. Благо, она не стала допытываться. Лишь крепче сжала мою руку.

Лишь через несколько дней стало ясно, что не стоило так поступать. Потому что пока я находился в Козлове, Цветаева всем растрепала, что мы встречаемся. Благо, её поведение в целом не сильно изменилось. И допекать больше обычного она меня не стала. Только Земская уступила ей место рядом со мной — кроме этого, ничего не поменялось.

Гораздо важнее то, чему я научился в этой поездке.

Так как пришла осень, мы с Холодовым занимались фехтованием в подвальном помещении. Оно было освобождено от хлама и прибрано, но даже так ощущался слабый запах пыли. Узкие окна под самым потолком давали недостаточно естественного света, так что приходилось включать электрический.

Перед тем, как спуститься туда, я бегал и разминался на улице. Внутри снимал ветровку и оставался в футболке. На руки наносил мазь, подаренную Холодовым, — хотелось испытать её в реальных условиях, но без риска. Кожа действительно оставалась чистой, не было ни намёка на татуировки. Для большего эффекта сверху добавлял тонкий слой жирного раствора, чтобы отталкивать влагу.

Пока фехтовали, Холодов расспрашивал меня о делах. Прежнее недоверие и высокомерие по отношению к нему рассеялось. Казалось, я сам изменился, поняв, что ничего не будет так, как хочу. И стоило бы порадоваться, что я аристократ, при деньгах и магии. В прежнем мире визжал бы от такого привалившего счастья, а здесь вечно всем недоволен.

Увы, я здесь не самый крутой. Очередной ли это финт «сюжета» мира, чтобы помочь мне превозмочь? Кто его знает. Уже всё равно, если честно. Всё задолбало. Неудовлетворенность и тоска в груди никуда не пропали, но стали не такими острыми. Потому бросать тренировки я не собирался. Возможно, однажды удастся совсем избавиться от этих неприятных чувств.

Так что я поддерживал спокойный, размеренный диалог со стариком. Рассказал ему о последнем бое в клубе, какие необычные ощущения испытал.

Пора было заканчивать тренировку, мышцы приятно ныли от испытанной нагрузки. Да и в целом урок мне понравился, немного расслабил. Мазь работала прекрасно, татуировки не проявлялись.

— Отлично поработали, — подтвердил мои мысли Холодов. Выглядел он задумчиво. — Я хотел бы рассказать тебе о кое-какой методике. Садись.

Он уронил прислонённый к стене мат и сам сел на него, скрестив ноги на манер индуса. Я, недоумевая, опустился рядом, приняв ту же позу, что и старик.

— Закрой глаза, — в его голосе появилась непривычная размеренность, почти монотонность. — И слушай. Не ушами. Внутри.

Он начал дышать. Медленно. Глубоко. Вдох — такой долгий, что, казалось, воздух наполняет его всего, сверху донизу. Затем такой же медленный, полный выдох, будто он выпускает наружу саму свою сущность.

Я попытался повторить, но у меня вышло резко и сбивчиво. Было будто неудобно.

— Не заставляй лёгкие, — посоветовал он, не открывая глаз. — Позволь телу дышать самому. Просто наблюдай. А потом… Отдайся тому, что чувствуешь.

Я нахмурился, сидя с закрытыми веками. Что я чувствовал? Остаточный азарт после спарринга. Усталость. Лёгкое раздражение от этой непонятной медитации.

— Не гони эмоции прочь, — словно угадав мои мысли, сказал Холодов. — Не пытайся их контролировать силой. Прими их. Даже если это будет гнев. Стань с ним единым целым. Почувствуй его жар, его вкус. Войди с ним в гармонию. Он — часть тебя. Ты — это он.

Это было странно. Я всегда старался подавлять сильные эмоции, особенно гнев. Да и учебники все твердили это. А тут… Мне предлагали не сражаться, а принять и даже обнять их.

Я попробовал. Перестал сопротивляться той самой, знакомой ярости, что тлела внутри после поражения от Рожинова. Позволил ей подняться, накрыть меня с головой. При этом не поддавался ей, не слепо шёл у неё на поводу. Я просто… признал её. Да, я в ярости. Это я. Похоже на то, что испытал в яме клуба совсем недавно.

Это невообразимое чувство охватило меня целиком. Не нужно было отвлекаться на бой, что усиливало погружение. Воздух вокруг меня будто сгустился. Моё дыхание, ещё недавно сбивчивое, вдруг само собой выровнялось и попало в ритм с дыханием Холодова. А потом я почувствовал её. Свою свечу. Тот самый, знакомый до боли сгусток пламени в груди.

Она редко отзывалась на мои эмоции. Но сейчас всё было иначе. Она трепетала, тихо и послушно, в такт моему дыханию. На вдохе её свет становился чуть ярче, на выдохе — чуть мягче. Она пульсировала, как второе сердце.

— Чувствуешь? — голос Холодова прозвучал где-то очень далеко. — Это не контроль. Это резонанс. Ты и твой дар — одно целое. Теперь… представь, что твой гнев — это не просто чувство. Это вода, что омывает тебя.

Это не сложно было представить, так как воздух вокруг уже ощущался, словно жидкость — тяжёлая, но не сковывающая. Я не стал заставлять свечу гореть ярче. Вместо этого просто… позволил гневу, с которым теперь находился в гармонии, «двигаться» сильнее, хоть чёткого направления и не было.

Свеча вспыхнула. Не взрывом, а мощным, ровным, ослепительным пламенем, что заполнило всё моё внутреннее пространство. Оно раздулось согласно моей воле, но без малейшего усилия. Я не толкал его, а дышал им.

Я открыл глаза. Вокруг не было видимого пламени, но чувствовалось, как от меня исходят волна тепла. Причём не магического, а словно «предмагического». Будто проложен путь, и нужно лишь захотеть…

Воздух задрожал. Я ощущал уже магию, которая «вылилась и разлилась» вокруг словно сама, но в то же время согласно моим мыслям. Будто мы единое существо.

Посмотрев на свои руки, увидел, что они слегка подрагивали, словно иллюзия из-за конвекции воздуха. Но я чувствовал, что могу поджечь всё вокруг одним лишь желанием. Не усилием воли, а простым разрешением себе это сделать.

И я сделал. В центре ладоней вспыхнуло «пушистое» пламя. Много тоненьких, почти плоских «пластин» огня трепетали. Все они складывались в кристаллическую решётку. Благодаря этому в маленьком объёме было много света, но очень незначительно энергии.

Именно энергии, которой во мне быть не должно. Или должно? Мой собственный гнев стал топливом. Но, в отличие от чужого, его прежде едва хватало на жалкие искры. Сейчас же контроль куда плотнее, лучше, поэтому и затраты минимальны, почти не ощутимы.

Но если сейчас кинусь в бой, то концентрация ослабнет, однозначно. Нужны тренировки.

Я перевёл взгляд на Холодова, вновь подпитывая себя гневом, уже на него. Это ведь и есть истинная медитация, а не та фигня, которой я страдал всё это время!

Холодов кивнул, на его лице впервые за всё время мелькнуло нечто, похожее на удовлетворение.

— Похоже, эта методика и правда подходит тебе.

Я был не в силах говорить, ощущая внутри целое мини-солнце, а не свечу. Это было прекрасно. Это солнце было мной. Не хотелось портить момент. Меня наполняли силы и приятное тепло.

И всё же я сжал ладони в кулаки и «успокоил» дар. Огонь в моих руках потух, тепло вокруг пропало, а солнце словно съёжилось и потускнело, ставь вновь пламенем свечи.

— Почему вы не обучили меня этому раньше? — прорычал я. Но вместе со злобой в голосе прозвучала обида. И мне даже не было стыдно её показывать.

— Потому что это запрещённая техника, — огорошил меня старик. — Никогда не практикуй её при свидетелях. Во время боя — другое дело. Но для этого сначала надо освоить ее в совершенстве. Основы я тебе объяснил. Есть ещё моменты, о них расскажу позже. Но в целом это лёгкая техника.

— Но почему ее запретили⁈ Если она настолько эффективна⁈ — не понимал я.

— Потому что чаще человек или заложник своих эмоций, или хозяин. Первые сгорают от собственного дара, вышедшего из-под контроля. Вторые — остальные маги мира. Ими написаны учебники с проверенными методиками. А тех, кто живёт в гармонии с собой и своими чувствами, — единицы.

— Но откуда вы…

— Методика менее опасна для талантливых, — он покачал головой. — Она их тоже калечит, но не сжигает, как одарённых. А вот в критической ситуации может стать шансом на спасение. Потому её негласно распространяли, но только лишь среди ветеранов. Тех, кто закалён в боях и отдаёт себе отчёт в собственных силах. Если узнают, что я передал тебе, молодому и зелёному, эту технику, то попаду под трибунал за разглашение секретных и опасных знаний. Твой батюшка так же вряд ли оценит моё решение.

— Но почему тогда…

— Я верю в тебя, Алексей. Ты сильно изменился за последние месяцы. И твой рассказ, по сути, и есть эта методика, лишь в зачаточном состоянии. Ты бы сам дошёл до неё, но мог при этом пострадать. Я лишь сократил путь и сгладил негативные эффекты. Но, похоже, ты действительно наделён уникальным даром. Ещё и эмоция, гнев… — он покачал головой, нахмурившись. — Это разрушительное чувство, оно никого до добра не доводит. Тебя же питает, но не калечит. Вы сосуществуете непостижимым образом. Кто рассказал бы о таком — не поверил. И ты об этом не распространяйся. Не поймут, не примут, лишь заклеймят.

Я задумался. Дельные вещи говорил старик, на самом-то деле. И всё же я весь необычный! Истинный герой мира! Ва-ха-ха!!!

Хотя ладно, не герой. Но умный, необычный пользователь дара. Медленно раскачиваюсь, но потом как зажгу — мало никому не покажется!

— Вы были правы, — сказал я, внезапно вспомнив другой немаловажный факт. — Валентин неофит второй звезды. Существует вероятность, что и третьей.

— Хм…

Старик вновь нахмурился. Мы недолго просидели в тишине, так как в дверь постучались. К нам заглянула Марфа. Она пришла сообщить, что завтрак уже готов, и мы запаздываем.

Интерлюдия

В тихом полупустом кафе на окраине Тамбова, у большого окна, за которым уже полностью стемнело, сидели Ксения Земская и Валентин Рожинов. От него не пахло дорогим парфюмом, а на лице вместо привычной надменности читалась задумчивость. Простая тёмная водолазка завершала образ, делая его проще и человечнее.

Земской он нравился таким. Она ловила себя на мысли, что со стороны выглядит для других студентов наверняка такой же высокомерной и холодной, а на деле это лишь маска.

Ей было интересно, изменилось бы его отношение, узнай он, что она княжна Юсупова? Потерял бы он всю эту комфортность, заменив её на опостылевшую заискивающую вежливость? Девушка так устала от условностей прежней жизни! Тамбов, который, по мнению родственников, должен был стать для неё клеткой, оказался глотком свежего воздуха. Никогда она ещё не чувствовала себя настолько счастливой, как в этом городе.

— Значит, основная разница не в объёме, а в контроле, — Ксения, увлечённая разговором, жестикулировала вилкой. — Ты говоришь, на второй звезде уже не просто направляешь силу, а чувствуешь каждую её частицу?

Валентин кивнул, отодвинув тарелку с десертом. Его движения были спокойными и точными.

— Именно. На первой звезде ты — грубая сила. На второй — скальпель. Ты не просто бьёшь, ты выбираешь, куда и как ударить, чтобы добиться максимального эффекта с минимальными затратами. Это как разница между молотком и хирургическим ланцетом.

Он смотрел на неё с искренним, как казалось девушке, интересом, ловя каждое её слово о боевых искусствах. Он не поучал, а делился знаниями. И это подкупало.

— А ведь мне казалось, что хорошо контролирую дар, — вздохнула она и положила на язык кусочек тирамису, наслаждаясь его вкусом.

— В этом и суть так называемых «повышений», — тепло улыбался парень. — На последующем контроль становится лучше, чем на предыдущем. Уже кажется, что это раньше работал молотком, а вот сейчас… — он сделал многозначительную паузу, придав лицу таинственное выражение. — Но измерения не врут, приборы видят качественный скачок. А ощущения… они непередаваемы.

— Просто поразительно, — удивлялась девушка, качая головой. — Не могу себе представить.

Земской нравилось общаться с этим парнем. Возможно, даже больше, чем с Алексеем. Так как Валентин был старше и будто мудрее. Но вот в спаррингах она бы предпочла как раз Стужева, за его азарт. Рожинов был более спокоен и размерен, девушка неосознанно подстраивалась под такой темп, что только усугубляло её положение. К тому же, с Валентином, как спарринг-партнёром, она вновь ощущала себя слабой и ни на что не способной. То чувство, которое она ненавидела с детства.

— А в Разломах? — не удержалась Ксения, понизив голос. — Ты же там был. Может, хотя бы намекнёшь? Жуть как интересно!

Выражение лица Валентина помрачнело. Он покачал головой, и в его глазах появилась неподдельная досада.

— Ксения, я бы с радостью… но это гостайна. Серьёзнее, чем ты можешь себе представить. Мои руки связаны. Все практиканты подписывают магический контракт, который жёстко контролирует соблюдение условий. Поверь, даже если бы я очень захотел, то не смог ничего рассказать. Даже под пытками. Лишь то, что был там.

Она вздохнула, но кивнула с пониманием. Его честность в этом вопросе вызывала скорее уважение, чем разочарование. Отец и остальные родственники просто грубили, настаивая на том, что её это касаться не должно.

— Как, кстати, Алексей? — спросил Валентин, как бы невзначай, отхлебнув кофе. — Справился? После нашего… поединка. Я до сих пор испытываю неловкость.

Ксения оживилась.

— Да, вроде бы. Он… снова в строю. Даже лучше прежнего.

Она рассказала несколько примеров их общения, сигнализирующих о возрождении мотивации у Стужева. Валентин слушал внимательно, и на его лице появилось искреннее, как показалось Ксении, облегчение.

— Я очень рад это слышать. Честно, — он сделал паузу, выбирая слова. — Скажи, а как ты думаешь, у меня есть шанс… Хотя бы попытаться наладить с ним отношения? Извиниться? Я понимаю, что после всего это звучит нагло, но мне правда неловко, что так вышло.

Ксения замялась, смотря на свой недоеденный десерт. Мысли путались. С одной стороны, она видела его искренность. С другой — мысль о том, чтобы признаться Алексею в этих тайных встречах, вызывала у неё тревогу.

— Я не знаю, Валентин, — честно призналась она. — Сейчас не лучшее время.

— Я понимаю, — он мягко улыбнулся. — Я не буду торопить события. Но я хочу, чтобы ты знала — я искренне хочу, чтобы твои друзья стали и моими друзьями.

Они допивали свои напитки, болтая о пустяках, и Ксения ловила себя на мысли, что ей с ним… легко. Он был умным, сильным, внимательным. И совсем не похожим на того монстра, с каким его ассоциировала молва. Алексей, в частности, был весьма невысокого мнения о нём. Может, они все ошибались? Может, он просто запутавшийся человек, который тоже ищет свой путь? Как и она, по сути.

Когда они вышли на пустынную ночную улицу, Валентин тактично не стал предлагать её проводить, просто попрощался и ушёл в сторону, противоположную от академии.

Ксения же постояла немного, глядя ему вслед. В её душе сталкивались две противоречивые картины: яростный, ломающий руки боец с арены и этот спокойный, знающий мужчина, с которым только что было так интересно общаться. И вторая картина почему-то казалась более значимой.