Хейтер из рода Стужевых, том 3

Глава 22

Макс нервничал, да и я, собственно, тоже. Тем более стоя впереди всех. Именно тогда Плетнёв и решил вступить в игру. Он мягко оттолкнулся от косяка, и его голос прозвучал с ядовитой издёвкой.

— А происходит, дорогой Максимилиан, то, что ты попался. Просто и банально. Запись… — он сделал драматическую паузу, — ты её сегодня не получишь. Если вообще получишь когда-нибудь.

Лицо Макса застыло. Я видел, как дрогнула его щека, но он сохранил самообладание.

— Что вам нужно? — спросил он, и его тон был ледяным.

Я открыл рот, чтобы ответить, подобрать нужные слова, но они застряли в горле. Вся ярость, вся обида на Татьяну подступила комом, мешая говорить рационально. К счастью, Холодов, видя мою заминку, мягко выступил вперёд.

— Нам нужна информация, — сказал он спокойно. — Компромат на Татьяну Рожинову.

Бровь Макса поползла вверх от искреннего, неподдельного удивления.

— На Татьяну? — переспросил он, озадаченно глядя то на меня, то на Холодова. — С какой стати? Какое вам до неё дело?

— Это личное, — наконец, выдавил я, и мой голос прозвучал более хриплым, чем я хотел.

Макс несколько секунд изучал моё лицо, затем медленно кивнул.

— Хорошо. Материалы я подготовлю. Но я не буду участвовать в её травле. И источник должен остаться анонимным. Моё имя нигде не должно всплыть.

— Согласен, — тут же ответил я. Лишь бы получить то, что мне нужно.

На лице Макса мелькнуло облегчение. Он даже усмехнулся, словно только что отделался лёгким испугом.

— Что ж, тогда я, пожалуй…

— Я тут подумал, — вновь подал голос Плетнёв. Все взгляды снова устремились на него. — И решил, что два процента… Это как-то несолидно. Мало. Хочу пять.

Глаза Макса округлились. Затем он фыркнул, и его смех прозвучал резко и фальшиво.

— Пять? С ума сошёл? Где мне, по-твоему, взять ещё три процента?

— Меня разве это должно волновать? — Плетнёв развёл руками. — Отщипни от своей доли, например. У тебя ведь пять, я знаю. В минусе не останешься. Но только не у местных акционеров. Договорённость есть договорённость.

— Плюс один процент, — попытался торговаться Макс, его лицо начало заливаться краской. — Максимум.

— Пять, — непоколебимо повторил Плетнёв. Его улыбка не дрогнула.

Макс смерил его взглядом, полным ненависти. Затем перевёл взгляд на меня и на Холодова, будто ища поддержки, но не найдя её, с силой выдохнул.

— Ладно. Разлом с тобой. Пять. Но это всё, надеюсь? — он окинул нас подозрительным взглядом, ожидая нового подвоха.

— Всё, — кивнул я.

Но смотрел он на Холодова и Плетнёва. Те тоже кивнули.

— В таком случае, прошу, — он протянул руку.

— Ты сначала документы подготовь, — усмехнулся Плетнёв. — Запись у меня на хранении побудет.

Макс резко развернулся и, подхватив свои вещи, направился к выходу, чуть не снеся всех нас тараном. Он уходил, выпрямив спину, пытаясь сохранить достоинство, но я ощущал его ярость. Дверь захлопнулась за ним с таким звуком, будто была готова треснуть в любой момент.

В комнате воцарилась тишина. Я медленно выдохнул, впервые за весь вечер чувствуя, как напряжение начинает отпускать. Первый этап был пройден. И пройден блестяще.

Интерлюдия

Холодная мраморная плита пола в коридоре, казалось, забирала всё тепло из тела Михаила. Он стоял перед массивной дверью кабинета отца, чувствуя, как поджилки предательски подрагивают. Каждая клеточка его тела помнила — вызов к Виктору Огневу никогда не сулил ничего хорошего.

Память услужливо подкидывала обрывки прошлых «воспитательных бесед»: сдавленное дыхание, приглушённые стоны, запах страха, смешанный с дорогим парфюмом отца, и его леденящий душу, ровный голос, звучавший в такт невыносимой боли.

Михаил сглотнул, пытаясь отогнать навязчивые образы, и нервно провёл пальцем по воротнику рубашки.

Внезапно его отвлекли быстрые, отчётливые шаги каблуков по мрамору — ритмичные, как приговор. Он обернулся и увидел мать. Элеонора шла по коридору, её прямая спина и сведённые брови были красноречивее любых слов. Холодный, испепеляющий взгляд, которым она уставилась на сына, заставил его внутренне сжаться. Он лихорадочно пытался сообразить, чем мог вызвать гнев обоих родителей, но в голове звенела пустота, залитая страхом и искренним непониманием.

Дела Миши только наладились, он отпраздновал победу над Стужевым вместе с друзьями. Завтра понедельник, он жаждал увидеть побитую и пристыженную рожу бастарда. Родители об этом не могли узнать ни пр каких обстоятельствах! Тогда что же случилось?

Не сказав ни слова, Элеонора, не сбавляя шага, с размаху отвесила ему звонкую, оглушающую пощёчину. Удар был настолько сильным и неожиданным, что у Михаила зазвенело в ушах, а в глазах поплыли тёмные пятна. Прежде чем он успел опомниться, мать железной хваткой вцепилась в его предплечье — её тонкие, но невероятно сильные пальцы впились в мышцы так, что он аж передёрнулся от боли — и, не встречая сопротивления, рывком втянула его в кабинет.

Виктор Огнев сидел за своим массивным дубовым столом, уставившись в экран ноутбука. Свет от монитора освещал его неподвижное, каменное лицо. Он поднял глаза, когда жена и сын вошли.

Элеонора не произнесла ни звука, лишь бросила на мужа многозначительный, исполненный молчаливого гнева взгляд. Она резко отпустила руку Михаила, словно избавляясь от чего-то неприятного, и так же молча вышла, прикрыв за собой дверь. Тишина, воцарившаяся в кабинете, была гуще и страшнее любых криков.

Михаил замер на том же месте, чувствуя, как по его спине бегут мурашки. Жгучее пятно от пощёчины пылало на его щеке, но эта боль была ничтожной по сравнению с леденящим ужасом, исходившим от неподвижной фигуры отца. Стук собственного сердца отдавался в его ушах оглушительным барабанным боем. Миша ждал, когда Виктор вынесет свой приговор. За иным отец ни разу его не звал к себе. И когда это, наконец, произойдёт, он знал — начнётся самое страшное.

Тишина в кабинете была густой, тяжёлой, как свинец. Она давила на барабанные перепонки, и каждый вздох Михаила отдавался в ней оглушительным эхом. Пересилив себя, сын посмотрел на отца, оторвав свой взгляд от ковра. Глаза Виктора, холодные и пустые, прожигали насквозь. Миша забыл, как дышать.

— Кретин, — это слово прозвучало негромко, но с убийственной чёткостью. — Сколько раз я тебе говорил? Сидеть тише воды, ниже травы. Об этом Стужеве… вообще забыть и обходить стороной.

Он откинулся в кресле, его пальцы сложились домиком.

— И что в итоге? Разве не ты стоял здесь на коленях? Не ты клялся, что больше не ослушаешься? А теперь… — голос Виктора оставался ровным, но в нём зазвенела сталь, — … мне, главе рода, только что предъявили ультиматум. Астрономическая компенсация. Или я снимаю свою кандидатуру на пост ректора. Иначе дело получает огласку.

Он помолчал, давая словам висеть в воздухе, как приговор.

— Ну? Хоть слово скажи. Что, по-твоему, мне теперь делать?

Михаил, парализованный страхом, сглотнул комок в горле. Его губы дрожали.

— Я… я не понимаю, — просипел он, заикаясь.

Уголок губ Виктора дёрнулся в подобии усмешки. Он лениво пошевелил пальцем, подзывая сына подойти ближе. Тот, повинуясь неосознанному инстинкту, сделал неуверенный шаг вперёд, потом ещё один, словно идя на эшафот.

Когда Михаил поравнялся со столом, Виктор молниеносно вскинул руку и с силой дал ему подзатыльник, от которого у того потемнело в глазах. Прежде чем сын опомнился, отец уже вцепился ему в затылок и с силой пригнул голову к экрану ноутбука.

— А это что такое? — прошипел Виктор у самого уха.

На экране в высоком разрешении шла запись того самого боя. Михаил видел своё искажённое яростью лицо, каждый удар, который он наносил, и финальные судороги Стужева. А поверх клавиатуры лежало официальное медицинское заключение с печатями. Имя пациента — Алексей Стужев. Множественные переломы и много чего ещё.

— Ну? — Виктор не отпускал его, его дыхание обжигало кожу. — Может, есть мысль поумнее?

— Суд… судебная власть под нашим контролем, — выдавил Михаил, пытаясь вырваться. Голос его срывался на фальцет. — Огласка ничего не даст… официального дела не будет!

— В Тамбове — да, — Виктор отпустил его, и Миша выпрямился. В голосе отца звучало раздражение. — Но этот цирк, идиот, был в Козлове! Ты даже не заметил, что тебя отвезли на край области?

Шок и полное непонимание застыли на лице Михаила. Он был абсолютно уверен, что всё происходило в Тамбове. Эта новая информация не укладывалась в сознании.

Ярость Виктора, наконец, вырвалась наружу. Он даже не ударил его — просто с силой толкнул в грудь открытой ладонью. Короткий, мощный кинетический толчок отбросил Михаила через весь кабинет. Парень врезался в высокий шкаф с книгами, с грохотом повалив содержимое на себя, и рухнул на пол, давясь кашлем.

Не глядя на него, Виктор нажал кнопку вызова под столом. В кабинет вошёл бесстрастный амбал-охранник. Молча, одним движением он закинул стонущего Михаила на плечо, как мешок с картошкой, и вышел, прикрыв дверь.

Виктор Огнев остался один в тишине, нарушаемой лишь тихим гулом ноутбука и тиканьем часов. Он медленно развернул медицинское заключение, скомкал его в тугой шар и, зажав в кулаке, поджёг с помощью вспыхнувшего на пальце пламени. Бумага сгорела за секунду, не успев даже обжечь ему кожу. Пепел медленно осыпался на полированную столешницу.

Лицо мужчины оставалось каменной маской, но в глазах, устремлённых в одну точку, бушевала ярость. Астрономическая сумма, политический шантаж, позор… Всё это из-за одного безмозглого мальчишки, который, по иронии судьбы, являлся его кровным сыном.

Его ладони, лежавшие на столе, медленно сжались в кулаки. Несмотря на то, что заключение было уничтожено, Виктор помнил диагноз отчётливо — сломанные рёбра, сотрясение мозга, внутреннее кровотечение… И кратно завышенный ценник за лечение. Всё это — дело рук его сына. Его наследника.

Виктор стряхнул пепел со столешницы на пол, как будто сбрасывая с себя не только доказательства, но и часть собственного бессилия.

Он развернулся, его движения вновь стали резкими и точными. Большим пальцем Огнев-старший нажал на встроенную в стол кнопку связи. Раздался короткий гудок.

— Игнат, — голос Виктора был низким и не допускающим возражений, но оставался ровным, без повышения тона. — Подготовь сто миллионов. Наличными.

В трубке на секунду воцарилась тишина, а затем послышался голос, в котором смешались ужас и недоумение.

— Виктор Петрович… У нас даже в обороте нет такой суммы ликвидности. Это… это нанесёт ущерб основным производствам! Нам придётся…

— Всё, что можно продать, продавай, — голос Виктора оставался холодным, но каждое слово было отчеканено из стали. — Акции, векселя, запасы. Распродавай активы. Я не спрашиваю об ущербе. Я говорю — найди.

Он не повышал голос, но давление, исходящее от этих ровно произнесённых слов, было сильнее любого крика. Секунда тишины в трубке показалась вечностью.

— Через три дня, — его голос приобрёл металлический оттенок, — эти деньги должны лежать у меня в сейфе. Без обсуждений.

— Будет исполнено, Виктор Петрович. Трёх дней хватит.

Огнев вновь нажал на кнопку, сбрасывая связь. Затем его сжатый кулак с силой обрушился на полированную столешницу. Глухой удар прокатился по кабинету.

Стол — массивный, дубовый — содрогнулся, но выдержал. По лицу Виктора на мгновение пробежала судорога — единственное проявление ярости, которое он позволил себе, оставшись в полном одиночестве.

Он глубоко вдохнул, выпрямил спину и вновь стал тем непробиваемым графом Виктором Огневым, каким его знал весь мир. Но в глубине его ледяных глаз продолжала тлеть ярость — тихая, холодная и беспощадная.

Это лишь временные трудности.

Дверь в кабинет Максимилиана была тяжёлой, но сегодня она словно сама отворилась передо мной. И едва я переступил порог, мир взорвался.

Хлоп-хлоп-хлоп!

Над головой одна за другой лопнули хлопушки, и дождь из разноцветного конфетти осыпал меня с головы до ног. Я замер на месте, ослеплённый вспышками и внезапностью.

— Ура! Поздравляем! — звонкий голос Светы прозвучал справа.

Она стояла и хлопала в ладоши, её лицо сияло искренней, неподдельной радостью. Рядом с ней стоял Максимилиан. На его лице играла широкая, довольная улыбка. В воздухе витал сладковатый запах пороха от хлопушек и дорогого алкоголя.

Я не разговаривал с ним со дня боя и очень переживал, что он сильно изменил своё отношение. Даже морально подготовился вернуть артефакт, а тут такой радушный приём! Неожиданно.

Посередине кабинета, где обычно царила строгая минималистичная эстетика, теперь красовался накрытый стол. На серебряных подносах лежали закуски — виноград, фруктовая, сырная и мясная нарезки, в хрустальных графинах поблёскивал янтарный коньяк, а в ведре со льдом дымилось шампанское.

Я не смог сдержать улыбки. Широкая, глупая, победоносная улыбка растянула мои губы. Что-то я зря перенервничал, ожидая реакции Водяновых.

— Присоединяйся к победителям, — жестом пригласил меня Макс, подходя к столу и наливая три бокала шампанского.

Мы чокнулись. Хрусталь звенел чисто и празднично.

— За успех нашего предприятия, — произнёс Макс.

— За твою выдержку, — добавила Света, глядя на меня с одобрением.

Я сделал глоток. Пузырьки щекотали нос. Эйфория была пьянящей, но где-то в глубине, на дне сознания, сидел холодный червячок расчёта.

— А что Огнев-старший? — спросил я, ставя бокал. — Какой выбор он сделал?

Максимилиан многозначительно ухмыльнулся, подошёл к своему рабочему столу и достал из-под него чёрную, увесистую спортивную сумку. Он легко подбросил её в воздухе и швырнул её мне. Я поймал её на лету.

— Компенсация, — коротко пояснил Макс. — Твоя доля. Десять миллионов.

Я расстегнул молнию. Внутри аккуратными пачками лежали деньги. Много денег. Я никогда не держал в руках такой суммы. Десять миллионов рублей. Но вместо восторга я почувствовал лёгкий укол сомнения. Слишком всё гладко идёт.

— Ты совсем не злишься? — я с прищуром посмотрел на Макса.

— На что? — не понял он.

— Что я тогда попросил. И Плетнёв. Вмешались в твои планы. Всё же, ты потерял много денег на этом в итоге.

— Не настолько уж много, — хмыкнул он, но я почувствовал лёгкое раздражение с его стороны.

Моё ощущение негативных эмоций становилось всё точнее. Похоже, сумма-таки приличная — эти три процента.

— Да и я не дурак, понимаю, что ты здесь ни при чём. Это Плетнёв вовремя подсуетился и всё подстроил. Недооценил его, это мой прокол, а не твоя вина. Но лучше бы ты сразу пришёл ко мне, смогли бы договориться без посторонних.

— Прости, — виновато сказал я. Как же удачно он сам всё додумал, мне даже оправдываться не пришлось. — Я не подумал. Думал, ты не захочешь просто так…

— Неважно, — отмахнулся он. — Дело уже прошедшее. Ты сам-то решил, на что потратишь? Сумма-то для твоих лет приличная.

— А браслет? — поднял я на Макса взгляд. — Сколько он стоит?

— Восемнадцать миллионов, — без раздумий ответил он, попивая шампанское.

Я взвесил сумку в руке и затем, не колеблясь, перебросил её обратно. Сумка мягко шлёпнулась на ковёр у его ног.

Макс поднял бровь, явно удивлённый. Света тоже смотрела на меня с недоумением.

— Раз наше сотрудничество не закончено, — сказал я ровно, — пусть это будет авансом. За артефакт.

Макс рассмеялся.

— Алексей, дружище, да брось ты. Не стоит так заморачиваться. Мы же друзья. Пользуйся им на здоровье.

— Я хочу, чтобы он принадлежал мне, — мои слова повисли в воздухе чёткими и твёрдыми. — Полностью. Без всяких условий и намёков на будущие «обязательства».

Я видел, как его улыбка слегка потухла. Он внимательно, оценивающе посмотрел на меня, его взгляд скользнул по моему лицу, пытаясь прочитать скрытые мотивы. Затем он вновь расплылся в улыбке, но на сей раз — более хитрой, одобрительной.

— Знаешь, меня твоё упрямство просто умиляет, — покачал головой Макс. — Настоящий волчонок. Хорошо. По рукам. Но я говорю правду — никаких обязательств, — он пнул ногой сумку обратно под свой стол. — Десять миллионов. Именно столько он мне и обошёлся, достался по бросовой цене. Так что считай, что мы просто обменялись. Артефакт твой. А бумагу о продаже я оформлю и передам тебе позже. Всё официально и чисто.

Он снова подошёл к столу и налил шампанского.

— А теперь хватит бизнеса. Давай праздновать!

Кивнув, я наконец позволил себе расслабиться. Червь сомнения уполз. Пока что всё складывалось лучше, чем я мог предположить. Я получил силу, деньги, и, самое главное, всё это без видимых подводных камней.

Я поднял бокал, присоединяясь к их тосту. Но в глубине души знал: праздник этот — лишь передышка. Игра только начиналась. Разорить, пошатнуть финансовую стабильность графа Огнева-старшего было первой половиной плана. Следующим ходом мы его добьём.