Хейтер из рода Стужевых, том 3

Глава 23

Интерлюдия

Кабинет Платона Стужева был полной противоположностью помпезному офису Огнева. Никакого золота, мрамора и пафосных картин. Суровая функциональность: дубовый стол, заваленный картами и отчётами, стеллажи с архивными папками, на стене — герб рода. Воздух пах кожей переплётов, старым деревом и табаком.

Раздался сигнал связи от помощницы. Платон, не отрываясь от изучения донесения, нажал кнопку.

— Слушаю тебя, Инесса.

— Платон Борисович, звонок из Тамбова. Говорят, граф Виктор Петрович Огнев, глава рода Огневых. Соединять?

— Соединяй, — устало вздохнул он и отложил бумагу в сторону.

Раздался щелчок.

— Барон Стужев Платон Борисович? — послышался гладкий, дипломатичный голос с едва уловимой сталью. — Вам звонит граф Виктор Петрович Огнев.

Платон улыбался, понимая, о чём будет разговор.

— Да, я глава рода Стужевых. Чему обязан? — сказал он доброжелательно.

— Полагаю, вы в курсе событий, связанных с академией, — Виктор Петрович сохранял вежливый тон, но в нём уже слышались нотки раздражения. — Ваш сын… Алексей, активно вмешивается в дела, которые его не касаются. Прошу вас оказать влияние, усмирить его пыл. Во избежание… неприятных последствий для него самого.

Платон Стужев тихо, беззвучно усмехнулся.

— Если вы и ваша… фракция, не можете справиться с одним мелким пацаном, — произнёс он медленно, — значит, сами виноваты и сдали позиции. И если вы, Виктор Петрович, решитесь его тронуть, — голос Платона внезапно стал тише, но приобрёл стальную твёрдость, — я подниму все свои связи с Императорским домом. И прижму вас так, что вы забудете, что такое амбиции. Навсегда.

В трубке наступила короткая пауза. Когда заговорил Огнев, в его голосе исчезла всякая дипломатия, осталась лишь ярость.

— Вы играете с огнём, Стужев! Или вы хотите, чтобы вся Империя узнала, что ваш «наследник» — бастард вашей же жены⁈ Как вам рога наставили, а вы держите этот позор у своего кресла?

Платон рассмеялся. Громко, искренне, как будто услышал лучшую шутку в своей жизни.

— Проверьте, Огнев, — сказал он, утирая мнимую слезу. — Сделайте хоть сто экспертиз. Алексей — мой кровный сын. И если вы посмеете распускать эти грязные слухи… — его голос вновь стал опасным шёпотом, — я сам приеду в ваш Тамбов. Пообщаемся лично. Уверяю, вам это не понравится.

Он сделал паузу, давая угрозе повиснуть в воздухе.

— Но… Поскольку вы так озабочены воспитанием моего отпрыска, — продолжил он уже почти милостиво, — я даю вам карт-бланш. Воздействуйте. Устройте ему проверку. Покажите, чего стоит жизнь без моего крыла. Любыми средствами. Кроме одного, — голос Платона снова стал твёрдым, как гранит. — Прямой угрозы его жизни и здоровью. Никаких увечий. Всё остальное… Считайте, что у вас есть моё негласное благословение.

Раздался оглушительный щелчок — Огнев в ярости бросил трубку.

Платон Стужев медленно протянул руку и отжал кнопку связи. Его взгляд упал на скромную серебряную рамку на столе. В ней — фотография детей: довольная Мария, у неё на руках маленький Александр, рядом улыбчивый Пётр и чуть в стороне от остальных — тощий, угрюмый подросток с недовольным взглядом — Алексей. Прошлогодняя фотография.

Мужчина дотронулся до стекла рамки прямо над лицом старшего сына. На его лице появилась тёплая улыбка.

— Наконец-то, — тихо прошептал он. — Наконец-то ты проявил характер, сынок. Значит, не всё с тобой потеряно. Покажи им, чего ты стоишь.

Он столько нервов и сил вложил в этого паренька, успел разочароваться и поставить на нём крест. Изгнание было последней мерой, которая внезапно помогла. И он был счастлив.

Последние минуты занятия по фехтованию тянулись мучительно долго. Я украдкой поглядывал на входную дверь в зал, отсчитывая секунды. И вот он — в проёме на пару секунд возник Щебнев, встретился со мной взглядом и коротко кивнул. Сигнал. План сработал. Теперь мой ход.

Пять минут спустя Майский, наш преподаватель, свистнул, завершая занятие.

— На сегодня всё! Инвентарь — на место!

Я тут же подскочил к груде деревянных мечей. Но, скинув свой деревянный меч, не спешил уходить.

— Господин Майский, давайте я помогу. А то у Сидорова после рукопашного рука левая ещё травмированная.

Я уже парня предупредил заранее, так что он с мольбой посмотрел на препода. Инвентарь таскали, в основном, простолюдины, что считали несправедливым. Так что несложно было его убедить, заранее зная, что он сегодня дежурный.

Майский бросил на меня тяжёлый взгляд, потом перевёл его на Сидорова. Выглядел он определённо уставшим.

— Делайте, что хотите. Лишь бы убрали всё на место, — отмахнулся он.

Я схватил ящик и кивнул второму дежурному, не из моей группы, как Сидоров. Это было общее занятие, весь поток собрался. Потому оно так подходило для нашего плана.

Наконец, мы двинулись по короткому коридору к кладовке. У парня был ключ, он вставил его в замок и распахнул дверь.

И тут же в нос ударил сладковатый, приторный, отчётливый запах жжёного сахара с химическим оттенком. Синяя пыльца. Мы с парнем переглянулись в недоумении, но он шагнул внутрь и щёлкнул выключателем.

— Эй, осторожно! — раздался хриплый, недовольный голос из угла.

Парень буквально споткнулся о вытянутые ноги Михаила Огнева, но устоял и ящик не уронил. А граф сидел, прислонившись к стене, его взгляд был мутным и расфокусированным. Рядом с ним лежал пакетик-саше без опознавательных знаков. Хотя, уже все давно прекрасно понимали, что это такое.

— Уходите… мешаете… расслабляться… — пробормотал он, размашисто жестикулируя.

Парень молча поставил ящик на полку. Я же остался у двери, не заходя и наблюдая. Студент, явно нервничая, попытался быстро ретироваться, но Огнев, словно пружина, вскочил на ноги и преградил им путь.

— Все меня достали уже! — заорал он, и брызги слюны полетели из его рта. Лицо было красным, глаза дикими. — Я граф! Меня должны уважать! Где твоё уважение, смерд⁈

Он схватил студента за шиворот и начал его трясти.

— Ты! На колени! Целуй мои ботинки, червь! И я подумаю, как именно тебя наказать!

М-да. Огнев совсем поехал кукухой. По плану ему должны были подсунуть просто пыльцу, без наркотиков. Хоть и большая доза, ее действие предполагалось совершенно другим. Он должен был стать вялым, а не таким возбуждённым.

Простолюдин прекрасно знал, кто перед ним. Я видел лицо этого бедняги. Бледный от страха, он вырвался и отскочил, глядя на Мишу исподлобья. Путь был перекрыт, и он с надеждой посмотрел на меня. Поставив свой ящик на пол в коридоре, я сделал шаг вперёд, в дверной проём.

— Ничему ты не учишься, Огнев, — сказал я с ледяной издёвкой. — Надо было завязывать с этой синей дрянью, а не возвращаться к ней снова.

— Молчать! — закричал он. А потом, видимо, понял, что голос шёл из-за спины, и резко обернулся, чуть не упав.

Огнев был совершенно невменяем. Его вид заставил меня испытать испанский стыд. Вот ведь действительно ничему не учится! Будто изрядно на грудь принял, хоть запаха алкоголя не было. Ну, либо его перебивал химический.

Он принял боевую стойку, шатаясь, я же скосил взгляд в угол, где он сидел до этого, но ничего не увидел. Возможно, он принял и напился в другом месте, его сюда просто принесли.

— Хочешь драться? Давай, я тебя…

В его мутных глазах мелькнуло узнавание, а затем — чистейшая, животная ненависть.

— Ты… — прошипел он. — Стужев! Всё из-за тебя!

Он с рёвом бросился на меня, занося кулак. Но его движения были заторможенными, неуклюжими. Я просто отступил на шаг, и он пролетел мимо, едва не врезавшись в косяк.

В этот момент из зала начали выходить остальные студенты. Они тут же замерли, образовав толпу зевак. Шёпот, удивлённые возгласы. Всем было очевидно, что с Огневым творится неладное — его поведение, его глаза, этот сладковато-химический запах, витавший вокруг. Тут и без слов всем всё стало понятно.

Пеплов, давний подсос Миши, воспользовавшись моментом, рванул прочь. Я сразу это отметил. Его род был вассальным у Огневых, а сам парень пылал рвением выслужиться. Интересно, он хоть кому-то говорил, что с Мишей что-то не так? Вряд ли, либо его не слушали, так как по ощущениям Огнев-младший был как перекати-поле.

Я принижал Михаила упрёками, попутно питаясь его гневом и уклоняясь от каждого удара. Некоторые студенты откровенно над ним потешались, а он орал, что всех здесь положит и отомстит. Ну, а через минуту вернулся Пеплов с запыхавшимся Майским.

— Разойдись! Немедленно! — скомандовал преподаватель, но любопытствующие не спешили исполнять его приказ.

И тогда я, глядя прямо на Майского, сказал громко и чётко, чтобы слышали все:

— Граф Огнев находится под действием стимуляторов. Известных всем как синяя пыльца. И только что пытался напасть на меня.

Лицо Майского исказилось от гнева, но я продолжил:

— Считаю такое поведение неприемлемым и требую принять меры. Я напишу жалобу в ректорат!

Он взмахнул рукой, и по коридору прошла незримая сила, мягко, но неумолимо выдавив всех студентов в соседний коридор. Дверь с грохотом захлопнулась, оставив нас втроём — меня, Майского и буйствующего Огнева, который снова попытался на меня наброситься.

Майский, не церемонясь, провёл быстрый жест рукой. Огнев замер на полуслове, его глаза закатились, и он беззвучно рухнул на пол, как подкошенный. Преподаватель оттащил его бесчувственное тело к стене.

Филигранное использование нейтралки, аж завидно. Ничего, однажды сам смогу так.

— Стужев, — Майский повернулся ко мне, его лицо было суровым. — Если ты ценишь своё место в академии, ты забудешь об этой истории. Никаких официальных заявлений. Никаких разбирательств. Ярость Огневых — не то, с чем можно шутить.

— Он напал на меня на почве наркотического опьянения, — парировал я, не отводя взгляда. — При свидетелях. Я имею полное право требовать разбирательства.

— Ты не понимаешь, с чем играешь! — его голос дрогнул от ярости и, возможно, страха.

В этот момент дверь приоткрылась с громким щелчком, и в коридор вошла Ксения Земская. Она слышала мои обвинения и была вытеснена преподом вместе со всеми. Но, видимо, ей удалось сломать блок на двери, раз вошла так просто. Тот щелчок, наверное, как раз обозначал прорыв.

— Господин Майский, — её голос прозвучал буднично, но весомо. — Я полностью подтверждаю слова Алексея. Я всё видела! Если потребуется, я дам официальные показания.

Майский посмотрел на неё, затем на меня, и его плечи бессильно опустились. Земская. Её статус, её связи с ректоратом… Это меняло всё. Весьма удачно для меня она влезла. Вопрос только — зачем? Пока оставлю его риторическим, после узнаю.

— Разлом вас подери, — выдохнул Майский. — Ладно. Убирайтесь отсюда. Все. И чтобы я больше ни слова об этом не слышал. Я вас предупредил.

Я кивнул, подобрал свой ящик и, не глядя на лежащего Огнева, вошёл в кладовку. Положил его на место и направился на выход, не забыв выключить свет.

План выполнен. Осталась мелочь — написать саму жалобу. Вторая фаза запущена. Меня смущала лишь девушка, которая шла рядом и молчала. Как в те времена, когда пыталась сблизиться. Повеяло ностальгией.

Мы вышли из спортивного корпуса, и нас обдало зимним воздухом. Путь в административное здание лежал через парк, устланный снегом. Зима полноценно вошла в свои права.

Я также молчал, но меня произошедшее тяготило, а присутствие девушки лёгкости не придавало.

Наконец, я не выдержал первым.

— Зачем ты это сделала? — спросил я, глядя прямо перед собой на асфальт дорожки, по которой мы когда-то бегали втроём с Васей. — Я не просил.

Краем глаза я видел, как она на мгновение задумалась, её пальцы сжали ручку сумки.

— Я не жалею, что вмешалась, — наконец, сказала она твёрдо. — Жалею лишь о том, что сразу не рассказала тебе про Валентина. Но я всё ещё считаю тебя хорошим человеком. И своим другом.

Она посмотрела на меня, и в её глазах была такая непоколебимая, почти наивная убеждённость, что у меня внутри что-то ёкнуло. Какая же она предсказуемая и ванильно-возвышенная. Как она вообще в этом жестоком мире жить собирается?

— Ты можешь злиться на меня сколько угодно, — продолжила она. — Но я не изменю своего отношения. И потом… Михаил давно перегибает палку. Он позорит не только себя, но и всех нас, аристократов. Его давно следовало остановить, но все боялись. Но мы же не такие, верно?

Она сделала паузу, и её голос стал тише, почти неуверенным.

— Алексей… Ты готов меня простить?

Я остановился и повернулся к ней. На её лице читалась такая искренняя надежда, что мне вдруг захотелось её немного подразнить, проверить на прочность.

— Твой поступок не обязывает меня ни к чему, — сказал я с максимально нейтральным выражением лица. — Если на что-то надеялась, на мою благодарность, то ничего не получишь.

Как я и ожидал, она вспыхнула.

— Я и не ради этого так поступила! — воскликнула она, топая ногой. — А потому что это правильно!

Я не сдержался и рассмеялся, глядя на её возмущённое, покрасневшее лицо. Она на секунду опешила, а потом её взгляд стал понимающим, и она с облегчением выдохнула, поняв, что я её просто дразню.

— Ладно, ладно, — успокоил я её, снова начиная идти. — Но мне всё равно нужно время, чтобы подумать. Договорились?

— Договорились, — кивнула она, и мы продолжили путь в более лёгкой, почти прежней атмосфере. Она ведь не виновата, что такая наивная? Есть в этом даже какая-то притягательность всё же.

Вскоре мы подошли к массивным дубовым дверям административного корпуса. Внутри пахло старым деревом, воском для паркета и официальными бумагами. Мы сняли верхнюю одежду и, перекинув её через руку, поднялись по широкой лестнице на второй этаж, где располагался приёмная ректората.

— А бабушка твоя не будет против? — спросил я, уже стоя перед дверью с табличкой «Секретариат».

Ксения смущённо отвела взгляд.

— Будет, конечно. Я подпишу заявление, потому что это формальность, но… Участвовать в разбирательствах мне наверняка запретит. Сам знаешь, бабушка близко дружит с ректором и не хочет его подставлять. А такой публичный скандал явно будет лишним. Но… — она ободряюще улыбнулась мне, — моё имя в начале процесса должно тебе помочь.

— Спасибо, — сказал я, и это была абсолютная искренность. Она и правда сильно помогла мне. И всему плану, сама того не подозревая. Ох уж эти интриги академические! Но мне приятно ощущать себя избранным, со знанием того, что доступно единицам.

Я глубоко вздохнул и толкнул дверь. За столом из красного дерева сидел немолодой уже мужчина с внимательными, пронзительными глазами. Он поднял на нас взгляд.

— Чем могу помочь? — спросил он, его голос был ровным и безразличным.

Я выпрямил спину.

— Мы хотим написать коллективную жалобу. На студента второго курса, Огнева Михаила.

Взгляд секретаря стал острее. Он медленно перевёл его с меня на Ксению, стоявшую рядом со мной плечом к плечу, и обратно. В его глазах мелькнуло понимание, что это не обычная студенческая склока.

— Понятно, — произнёс он, поднимаясь. — Прошу пройти за мной.

Он повёл нас вглубь приёмной. Я почувствовал, как Ксения незаметно пододвинулась ко мне ближе, и в этот момент я понял, что, несмотря на все размолвки и обиды, иметь её союзником — бесценно. Зря тогда вспылил. А что, если…

Компромат на Татьяну у меня почти в кармане. Когда узнал о её тёмных делишках, моя челюсть чуть с полом не поздоровалась. Эта девчонка совсем обнаглела, столько на себя брать! Но мне же лучше, утоплю с головой, отмазаться от такого будет невозможно, никакими деньгами.

Сейчас же рядом стояла Земская. Разве я не мог через неё повлиять на Валентина? Подобраться и к нему тоже, чтобы отомстить. Я не мог утверждать наверняка, что он нарыл информацию об истинном титуле Ксении, но всё могло быть, зная эту семейку.

С озёрской коалицией парень не контактировал, так что у них на Валентина ничего нет. Но это не значит, что он нигде не запятнал себя за два с лишним года обучения. Это у них семейное наверняка. Так что Ксения могла мне помочь. Ей даже ничего знать для этого не обязательно.