Господин следователь. книга шестая

Глава вторая Череповецкие драники

Батюшка, а по совместительству товарищ министра внутренних дел Российской империи, с сомнением нацелился вилкой на свою тарелку, где лежали странные оладьи.

— И что это? — поинтересовался Его Превосходительство.

— А это, как изволила выразиться Анна Игнатьевна — драники, — ответствовала матушка, успевшая продегустировать одно из изделий моей юной кухарки. — Кстати, мне нравится. Вкусно!

— А кто такая Анна Игнатьевна? — с непониманием уставился батюшка на нас. — Иван писал, что привезет с собой девчонку-кухарку. Как ты там выразился — на стажировку? Откуда какая-то Анна Игнатьевна взялась?

— Так я ее и привез, — хмыкнул я, а матушка сразу пришла на помощь сыну: — Саша, ты ешь. Драники нужно есть пока горячие. Остынут — совсем не то. О кухарках потом говорить станем.

Батюшка, веривший супруге на слово, смело отчекрыжил-таки микроскопический кусочек драника, неуверенно сунул его в рот и в задумчивости прожевал. Вскинув бровь, потряс бородой и принялся есть. Очистив тарелку, кивнул горничной, стоявшей неподалеку и та поспешно положила барину добавку.

Батюшка из-за своих дел по министерству вчера приехал поздно, едва ли не за полночь и мою прислугу еще не видел. Да и мы с Нюшкой приехали в город на Неве вечером, когда на улицах зажигали фонари.

Приезд в отчий дом (правда, на самом-то деле это Доходный дом на Фурштатской) — та еще песня! Нормальный бы человек заехал внутрь двора, чтобы перетащить поклажу — особенно, мешки и корзины с провизией, по черной лестнице. Но я таких тонкостей не знал, поэтому приказал ямщику подъехать к парадному входу, а когда швейцар принялся возражать, то припахал и его к разгрузке.

Был бы швейцар ветераном, отставным солдатом, то постеснялся бы. А тут стоит у входа здоровый мужик в ливрее, руками машет, пытается что-то мне разъяснять — мол, у них тут генерал живет! Да я и сам знаю, что тут живет генерал. Вот, для генерала-то мы картошку и привезли. А что, генералы картошку не едят? И все прочее они кушают. И как такого не припахать? И всего-то на второй этаж поднять. Не переломится. А у входа я сам постою, народ отпугну.

Правда, я был уверен, что батюшке полагается казенная квартира. А может, квартира считается казенной, если за нее казна платит?

Самое забавное, что я знал этот дом по Фурштатской. Пару лет назад (ну, или сто сорок с чем-то вперед) мы с Ленкой здесь снимали номер. И ходили на третий этаж по лестнице, что нынче считается черной. А третий этаж в старом питерском фонде — это пятый, по-нашему. Ошалеешь, пока поднимаешься.

Матушке вчера довелось пережить некоторый шок. Она-то ждала, что сын привезет с собой деревенскую девку в сарафане, в платочке и каком-нибудь шушуне, а тут… Вполне себе прилично одетая девушка, выглядевшая… А кто его знает, как выглядела? Это могла быть и дворяночка из не слишком богатых, и дочка купца или мещанина.

В общем, наобнимавшись и нацеловавшись с сыном, матушка перевела взор на мою спутницу.

— Иван, а кто эта барышня? — растерянно спросила матушка. — На твою невесту она точно не похожа. Да и по возрасту еще слишком молода. Надеюсь… — тут голос супруги товарища министра внутренних дел дрогнул, — ты не украл эту барышню? Но если украл, так будь добр, хотя бы представь мне ее.

— Маменька, да ты что! — возмутился я. — Как ты могла подумать? Отродясь маленьких барышень не крал. Я же писал, что приеду не один, а с кухаркой. Вот это она и есть.

— Кухарка?

Глаза матушки округлились. Но окончательно ее добило, когда Нюшка бодро произнесла: «Бонжур, мадам» и сделала книксен, отчего генеральша сама заговорила с ней по-французски…

Спасибо Наталье Никифоровне за то, что я понимал не только книжную, но и разговорную речь. Правда, беседа была этакая, дежурная. Матушка поинтересовалась — как барышне нынешняя погода? Нравится ли ей Санкт-Петербург? Ну и прочие, малозначительные фразы.

Разговор длился недолго. Все-таки, маленькая кухарка принялась учить чужой язык недавно, здесь даже я перед Анькой выглядел знатоком.

— Так что, дорогая маменька, это моя кухарка. Зовут ее Анькой, но откликается и на Аню, и на Анну Игнатьевну, — представил я девчонку. — Никто ее не воровал, отправилась с хозяином добровольно, как декабристка.

— М-да, — только и произнесла мама-генеральша. Повернувшись к отцовскому камердинеру, приказала: — Степан, отнеси вещи Ивана Александровича в его комнату, да и молодого барина проводи. Пусть умоется. — Подумав, приказала горничной. Той самой, молоденькой Лидочке. А я-то думал, что девушку нанимали на определенный срок. — Лида, а ты проводи Анну… Игнатьевну в комнату для гостей. Покажешь ей — где можно умыться с дороги, да и иное — ну, ты поняла. А потом проводишь на кухню и проследишь, чтобы Матрена девочку накормила.

Вот это да! Определенно, для моей Нюшки изрядное повышение. Я-то считал, что ее определят в комнату для прислуги. Но хоть свой чемоданчик (надо бы выяснить, у кого Нюшка его одолжила?) девчонка несла сама. И кормить ее станут при кухне. На кухне приличных барышень не кормят, зато там самое вкусное.

А мы с матушкой так вчера толком и не поговорили. Меня тоже накормили, а потом я понял, что устал. И спать ужасно хочу. Три дня в дороге, а спать в почтовой карете не очень-то удобно. И на постоялом дворе мы с Нюшкой подремали кое-как. И вот, теперь все навалилось.

Так что, маменька отправила меня спать, а уж проснулся я сам, в семь утра. Но оказалось, что и завтрак готов, и пора к столу.

Наевшись, Александр Иванович со значением посмотрел на меня.

— Вкусно, — сообщил он и спросил: — А что твоя кухарка еще умеет готовить?

— На обед судака запечённого обещала изладить, — сообщил я.

— Судака?

— Анна Игнатьевна очень вкусно его готовит, — заверил я. — Тем более, что рыба из Шексны. Можно сказать — что свежая. Такую в Неве точно не поймать.

Господин товарищ министра посмотрел на супругу, но та лишь пожала плечами. Матушка тоже не знает, на что способна прислуга ее сына. Но она уже познакомилась с Нюшкой и, с моей легкой руки, стала называть ее Анной Игнатьевной.

— Уверена, что Анна Игнатьевна хорошо готовит, — кивнула матушка. — Вон, посмотри-ка — у нашего Ванечки щечки появились! В январе, помнится, они чуточку поменьше были.

Какие щечки! Это не щечки, это румянец у меня во всю щеку.

— Точно, — хохотнул батюшка. — И пузо у него скоро станет, как у меня. Ладно, что он длинный, а то бы уже заметно было.

Батюшка мне об этом уже говорил. Как раз, когда я приезжал на Рождественские праздники. Но в ту пору виновата в моем наметившемся пузе была Наталья Никифоровна. А теперь Анька. Я же не виноват, что меня так хорошо кормят? Так что, все беды от женщин!

— Нет у меня никакого пуза, — обиженно заявил я. — А ежели что намечается, так это трудовая мозоль и сокровищница опыта и мудрости.

— Вот, Оленька, — еще раз хохотнул товарищ министра, похлопав себя по животу — в отличие от моего, между прочем, внушительному. — Ты мне все время талдычишь — мол, пузо висит, а это не пузо, а сокровищница.

— Ага, сокровищница, — грустно отметила матушка. — Еще год-другой, так ты уже сам и шнурки завязать не сможешь!

Мне вспомнился доцент Михаил Юрьевич из моего мира, и даже с нашей кафедры, у которого имелся свой собственный тест — если он умудрялся зашнуровать ботинки, не присаживаясь на табурет, то все нормально. А если нет — тогда пора бежать в тренажерный зал.

Нет, определенно нужно поменьше жрать. И с завтрашнего дня стану заниматься гимнастикой. Куда годится заполучить пузцо в двадцать один год?

— Батюшка, ты не переживай, — решил я слегка подколоть отца. — Если у тебя животик большой, ничего страшного. Хорошего человека должно быть много.

— Нет, определенно, очень вкусные лепешечки, — еще раз похвалил Анькину стряпню отец. — Как ты сказал их у вас называют?

— Драники, — поспешно подтвердил я. — Череповецкие драники. Можно сказать, что наше национальное блюдо. Их только у нас готовят.

Братья-белорусы, простите меня! А что делать? Не станешь объяснять родителям, что это я научил свою кухарку готовить драники?

Я ведь уже говорил, что кроме яичницы ничего не умею готовить? Так вот, это я врал. На самом-то деле, прекрасно умею варить суп из пакетика (если туда добавить картошечки и колбаски — шедевр), готовить пельмени (в водичку, кроме соли, еще укропчика кинуть!), а еще макароны с сосисками. Еще могу сотворить тушеную картошку с мясом.

Но было еще несколько блюд, которые я знал чисто теоретически, но, при желании, сумел бы исполнить. Например — эти самые драники. Моя Ленка (из прошлой жизни), уверяла, что по отцовской линии у нее имеются белорусские корни. На какой глубине эти корни, она не знала, но твердо усвоила, что глубже, нежели клубни картофеля! А как же истинный белорус, да без картофельных изысков? Обычно, блюда из картофеля в нашем доме ограничивались лишь вареной да жареной картошкой, потому что после макарон посуду мыть легче, но иной раз, когда на мою жену нападало вдохновение, а макароны вставали поперек горла, она начинала кулинарить, предпочитая блюда своей национальной кухни. Но так ничего иного, кроме драников, она не знала, то весь пыл и вдохновение уходил именно в них. А мне поручалось самое сложно — чистка и натирание клубней на терке. При этом, Ленка ворчала — мол, картошку я чищу неправильно — слишком много шкурки счищаю, а натираю так, что кусочки летят по всей кухне.

О драниках я Нюшке успел поведать уже в Петербурге. Как раз тогда, когда наша карета выворачивала с Невского проспекта на Лиговский. Вот, пока ехали по Лиговскому до поворота на Фурштатскую, я и успел рассказать Аньке о хитростях готовки драников. Но там и хитростей-то особых нет. Очень простое блюдо, но очень вкусное. Однажды Ленка обнаружила, что яйца у нас закончились, а в магазин бежать было лень, так нажарила драники без яиц. И, ничего, вполне себе съедобно получилось.

Но как Нюшка умудрилась их приготовить уже сегодня, да еще и с утра?

— А на обед, говоришь, твоя кухарка судака обещалась сготовить? — задумчиво спросил батюшка, вытаскивая из кармана часы. Посмотрел на циферблат: — Через десять минут выходить нужно, Николай карету подаст. Как раз к восьми успеваю. У меня нынче совещание, но к обеду приеду, попробую судачка. И хоть с тобой парой слов перекинусь — есть о чем. Да, а еще пусть твоя э—э кухарка опять этих… драников наделает. Понравились они мне. Да, но почему она Анна Игнатьевна, если это деревенская девка?

— А Анна Игнатьевна, потому что Ваня ее так зовет, — сообщила маменька. — Кстати, ей очень подходит. Серьезная барышня. И не скажешь, что деревенская девчонка. К тому же, успела захватить власть на кухне.

Ну кто же мог знать, что девчонка проснется раньше прочей прислуги и отправится готовить завтрак? Ну да, она же привыкла подниматься ни свет, ни заря, а в Питере прислуга балованная, просыпается в пять утра. Да Нюшка к этому времени успела плиту затопить, отыскала все нужное и принялась стряпать.

— И Матрена ей уступила? — удивился отец, недоверчиво посмотрев на меня. — Не может такого быть. Да она меня черпаком прибьет, если на кухне не во время появлюсь.

— Тебя, или меня — запросто, — хмыкнул я. — А мою кухарку убить трудно. Она в Череповце купцов учит, как правильно дела вести. И ничего, еще ни разу не убили. Вначале, правда, посылают подальше, но потом сильно благодарят.

Преувеличил, разумеется, влияние Нюшки на наших купцов, ну да ладно. Будем считать, что метафора.

— Слушай, а ведь и точно! Это я, голова садовая, забыл, что эта самая Анна Игнатьевна и есть та девчонка, которая из-за тебя с офицерами драться кинулась, — хлопнул себя по лбу отец.

— С какими она офицерами драться кинулась? — сразу же всполошилась матушка. — И что за драка? И отчего я не знаю?

Ну батюшка, удружил родному сыну! Я же про тот злосчастный случай родителям не писал. Понимаю, отцу по своей должности все известно, положено, случай незаурядный, если сразу три поручика застрелились из-за проигранной драки. Но зачем маменьке-то говорить?

— Саша, я тебя спрашиваю — что за драка? — спросила маменька металлом в голосе. — Что это за офицеры такие?

— Ох, Оленька, я же уже опаздываю, — вскочил со стула отец. Быстро поцеловав матушку, хлопнул меня по плечу и сказал, удирая из столовой: — Ванька, придется тебе самому обо всем мамке рассказать. Прости, язык распустил. Я на обеде нынче подольше буду. Есть разговор. И о твоих новшествах, и о друге твоем исправнике.

Ну да, господин товарищ министра! Огромное тебе спасибо. Правильно говорят, что болтун… Ну, сами знаете. Надеюсь, государственные тайны батюшка не рассказывает?

Зря маменька говорит про отцовское брюхо. Вон, не помешало удрать. Но вообще, батюшка правильно сделал, что сбежал. Я бы на его месте также поступил. Но коли мне удирать неудобно, то придется рассказывать правду.

Встал, ухватил свой стул и подтащил его к матушке. Усевшись рядом, обнял ее и прижался к плечу.

— Маменька, так там ничего особого и не было, — сообщил я. — Было у меня дело в производстве, по которому гувернантка своего хозяина застрелила. А хозяин — наш предводитель дворянства. Ну, теперь-то уже бывший. А его сынок — поручик, явился ко мне во двор со своими товарищами. Ему, видите ли, не понравилось, что он сам оказался в деле замешан. Хотели они со мной поругаться, но Анька, Анна Игнатьевна, их в дом не пустила…

— Ваня, а ведь ты мне сейчас лжешь, — почти спокойно сказала матушка. — Об этом даже в газетах писали. Неслыханное дело — самоубийство троих офицеров! И ладно бы, если что-то обыденное — карточный долг не могли отдать, казенные деньги промотали, любовницу увели. Один, ну, пусть двое — куда ни шло. Но сразу трое? И писали, что застрелились офицеры от стыда. И Череповец упомянут был. Мол — отправились бить чиновника, но их самих побили. Но никто не указывал, что чиновник этот — судебный следователь Чернавский.

Тут, как водится, матушка стала рыдать. А я, пытаясь утешить, покрепче ее обнял и сказал:

— Мам, ну будет тебе. А газетам верить нельзя — журналисты всегда все врут. Не было никакой драки. Они пытались, но Анька в них самоваром запустила…

— Самоваром? — удивленно вскинулась матушка. Вон, даже слезы высохли. — И как она умудрилась? Самовар ведь тяжелый для девочки.

— Ну, маленьким, который ты мне в Череповец дала, — пояснил я.

— Во всех троих?

Определенно, кому и стоит быть следователем, так это моей маменьке. Верно, во мне ее гены бродят. Гены, блин! Какие гены? У меня ведь другое сознание! А уже начинаю забывать, что я-то, на самом деле, «попаданец» из далекого будущего, а мое тело принадлежит другому Ивану Чернавскому. А ведь уже забываю. Определенно, врастаю и в здешнюю историю, и в свое тело. И Ольга Николаевна Чернавская ощущается не как чужая женщина, а именно как моя собственная мать. Может, я потихоньку схожу с ума?

— Ваня⁈

— Ну, ладно, Анна только в одного попала, у которого револьвер был. Но тут городовые примчались, всех офицеров в больницу отвезли.

— А всех-то зачем, если Анна только в одного самоваром кинула?

Нет, правы те, кто говорит, что лучше всего «колоть» профессионалов. Тех, что сами привыкли «раскалывать» других. Моя собственная маменька меня расколола по полной программе, словно сухое полено. Теперь придется рассказывать до конца.

— Так я и на самом деле офицеров побил немного, — признался я. — Сам потом удивлялся — что это на меня нашло? Уж очень разозлился. Пришли ко мне во двор, начали угрожать! Я с первыми двумя в драку вступил, а третьего Анна из строя вывела.

— Ваня, а с тобой все в порядке? — заволновалась матушка. Она даже меня собралась ощупать, проверить — а все ли на месте?

— Со мной — в полнейшем, — заверил я маменьку. — Вот, Анька, Анна Игнатьевна малость ошпарилась. Даже самовар не пострадал. А то, что господа офицеры решили застрелиться — тут не моя вина.

Про визит в дом Сомова и беседу с «увечными» офицерами, закончившуюся тремя выстрелами, решил умолчать.

— Значит, девочка за тебя вступилась?

Я только кивнул. Все уже и так сказано. Говорить лишний раз о том, что Анька, возможно, мне жизнь спасла, смысла нет. Это и так понятно.

— А я-то голову ломала — зачем тебе кухарка понадобилась? А Анна, получается, не только прислуга, а еще и твой друг? И ангел-хранитель, прости меня господи?

— Если такое возможно — то да, — согласился я.

— И что тут сказать? В жизни еще и не то бывает.

Мудрая у меня матушка. Но я в этом не сомневался.