Господин следователь. книга шестая

Глава двадцать первая Принцесса Марса

— Иван Александрович, у тебя все время какие-то звериные образы, да и фамилии тоже, — хихикнула Анька, читавшая мой план и наброски. — Читатели скажут, что Артамонову фантазии не хватает. В прошлой сказке были Медведь с принцессой, а в этой Лось, но тоже с принцессой, пусть и с Марса.

— Если читатели станут вякать, то в новой сказке они козу получат.

— И что такого? Коза, между прочем, гордое и благородное животное.

— Да? — удивился я. — С чего это ты взяла?

— Так вы, господин Чернавский сами о том говорили, — хмыкнула Анька.

Если я такое говорил, спорить не стану. С собой, как говорят, не поспоришь. Разговаривать самому с собой еще куда ни шло, но ежели начинаешь спорить, так это уже чем-то нехорошим попахивает. Но мелким и рогатым на ошибки указать надо.

— Медведь в «Обыкновенном чуде» и был медведем, а Лось, это фамилия. Пусть он у нас будет… Мстислав Сергеевич.

— А этот, который вахмистр?

— Гусев. Алексей Иванович. Пометочку себе сделай — Лось инженер… А что заканчивал? Горный институт или Технологический? Впрочем, какая разница? Про Гусева укажи — воевал в Туркестане, потом в русско-турецкой участвовал. Крестик имеет и медали.

— Ага, записала, — покладисто кивнула Анька, откладывая в сторону очередной исписанный лист.

— Значит, Гусев, при знакомстве говорит Лосю — мол, я весь изрубленный, мне наплевать! Я своему эскадронному говорю — даешь, сукин сын позицию, потом сабли наголо — и рубать! Плевать, что на нас пушки выкатили, с наскоку возьмем. Всех турок в капусту порубал, давай еще подгоняй.

— А эскадронный — это кто? — подняла Анька глаза от бумажки.

— Эскадронный — это командир эскадрона.

Так, как бы объяснить девчонке, что такое эскадрон?

— Эскадрон — вроде роты, только не в пехоте, а в кавалерии, — принялся объяснять я. — В общем — часть полка. Четыре эскадрона — это полк.

— Получается, что командир эскадрона — офицер? А что же тогда вахмистр ему приказы дает, да еще и сукиным сыном называет? Дядя Антон, когда в армии служил, вахмистром был — он офицеров всегда слушался. Не поверит инженер, что какой-то вахмистр офицеру приказы отдавал. Офицер бы вахмистру за такое плюху отвесил. Или у нас Гусев в голову раненый? А если в голову — как мы его на Марс зашлем?

— Анька — ты заклепочник!

— Тогда уж — заклепочница.

— А еще — редкостная зануда и…

Кто Анна еще — придумать не смог. А называть ее мартышкой и козлушкой я в последнее время перестал. И по заднице больше не обещаю бить. Все-таки, мы с маменькой пытаемся сделать из этой э-э… крестьянской девчонки настоящую барышню. Как делают из девчонок барышень — я не знаю, несмотря на свой педагогический опыт. Но Аня девчонка умная, сама из себя барышню сделает.

А вообще-то, Анна права. Читатель нынешний не поймет. Ладно, пусть Гусев хвастается, когда встретится с марсианами. У Алексея Толстого он инопланетянам и хвастался. Все правдоподобно. Марсиане все равно русского языка не знают, а читателю будет смешно, как вахмистр у своего командира что-то требует. И про «рубку Алексея Гусева», которую изучают в кавалерийской академии не забыть вставить. Кавалерийских академий в нашей империи нет, есть только кавалерийские училища. Но пусть академия — так смешнее.

Значит, пусть Гусев стащит у Лося бутылку спирта, предназначенную для протирки контактов и напоит инопланетян. Это по нашему!

Господи, какие контакты? Еще бы написал — штуцер для перекачки кислорода в самолет. У нас пока и про электричество-то не все знают, а я про контакты. Ладно, что спирт известен. Шут с ним, пусть спиртом протирают иллюминаторы, в которые наши космопроходцы высматривали Красную планету. А Гусев нахрюкается с марсианами. Песню им споет. Кстати, какую песню? А хоть бы и эту.

Степь да степь кругом,

Путь далек лежит.

В той степи глухой

Умирал ямщик.

И, набравшись сил,

Чуя смертный час,

Он товарищам

Отдавал наказ:

'Ты, товарищ мой,

Не попомни зла,

Здесь в степи глухой

Схорони меня!

Песня хорошая. И философская — на далекой планете русский человек из народа, вместе с пьяными марсианами, поет русскую народную песню[1].

Еще драчка нужна. Толстой — гений. Помню, кругом развалины, сцена боя с гигантскими пауками. И мы тоже с ними поборемся. На пауках еще наездники будут сидеть. Гусев выхватит саблю, начнет всех рубить. В песи, в хозары.

Сегодня у нас воскресенье, судебный процесс начинается завтра. Но я проснулся в семь — поздновато, потом спустился вниз позавтракать. Надо бы посидеть, почитать свои выписки по обвинению запрещенного священника, мысли собрать в кучу. Или немного отдохнуть, развеяться. Собирался сходить в Лаврушинский переулок, посетить «Московскую городскую галерею Павла и Сергея Третьяковых». Еще глянуть — как там Аптекарский огород, что при Ботсаде МГУ. Нет, пока еще Императорского универа. Ленку мою, из того времени, было из садов-огородов не вытащить. Из здешнего, Аптекарского, или из Никитского ботанического сада. Я удивлялся — почему она стало компьютерщицей? Надо было ботаником становиться.

А после завтрака ко мне приперлась сестрица Анна, как она представляется коридорному. Проверить — все ли в порядке? Попыталась убедить, что следует-таки заехать к генеральше Лесковской — двоюродной тетке (я хоть теперь фамилию родственницы знаю и кто она вообще), но убеждала не слишком настойчиво. Подозреваю, что главной причиной визита Анны Игнатьевны является желание начать-таки работу над новой сказкой. Вернее- фантастической повестью. Дескать — служба службой, но и от денежной работы нельзя отлынивать. Есть у господина товарища прокурора свободная минутка — вперед, какой-такой отдых? И вот, пришлось.

Но я сумел приятно удивить Аньку. Сам удивляюсь, что в промежутках между изучением материалов уголовного дела умудрился набросать план будущего романа или повести — это уж как пойдет. Может получится маленький роман, может большая повесть. Надо сочинить синопсис, чтобы каждая глава на половину страницу. А уж потом мы все это дело распишем поосновательнее, разделим работу. Я возьму на себя технические заморочки, историю покорения Марса беженцами из Атлантиды. Ну, Анька пусть про любовь пишет.

А названная сестренка, отставив бумагу, подойдя ко мне, потеребила за плечо:

— Ваня, ты на самом деле не голоден? Точно позавтракал?

Она меня то по имени-отчеству назовет, а то Ваней. Ваней — оно даже и лучше.

Я только отмахнулся — мол, позавтракал. И с чего мы начнем? Что там у меня по плану?

Значит, начнем с того, что по Петербургу бродит корреспондент американской газеты, натыкается на объявление — для полета на Марс требуется напарник. Полет состоится 12 августа 188… года. Космодром (или какое-то другое слово придумать?) располагается в Череповецком уезде, близ самого города.

— Аня, нам американский журналист нужен?

— А на фига? Кому Америка-то у нас нужна?

Я только вздохнул. Опять Анька употребляет плохие слова. И кто научил?

— Предлагаешь сразу же приступить к делу?

— Ага. Только я бумагу и карандаш возьму. Взяла. Давай, диктуй.

— Ладно, тогда начнем так… Вечером, с пустоши, расположенной неподалеку от уездного города Череповца, случайные зеваки могли видеть взлет чего-то необычного… По размеру это напоминало паровоз, поставленный на попа, только больше и верхушка заострена. Фейерверк, огромный! Грохот, словно ударило несколько раскатов грома, столб пламени… Только немногие знали, что нынче состоялся первый полет на Марс и пытливые умы России запустят в космос звездоплавательный аппарат.

Фух… Едва выговорил.

— Ань, записала?

— Иван Александрович, вы про которую пустошь говорите? Про ту, что у Макарьинской рощи?

— А какая разница?

— Так у Макарьинской рощи коровы пасутся. Если мы этот… звездопрульный аппарат к Марсу запустим, всю скотину перепугаем. А там две коровы из нашей деревни ходят. Молока доят, между прочем по целому ведру зараз! С перепугу доиться перестанут.

— Р-р-р…

— Все поняла Иван Александрович, пустошь нам без разницы… Если кто спросит — пусть лесом идут. Коров, нехай, в другое место перегонят. И про целое ведро хозяева врут. Пишу… Про Череповец невредно лишний раз упомянуть. Надо бы еще карту вставить — чтобы все знали, где такой город.

Анна Игнатьевна какое-то время писала, потом вдруг аж подскочила:

— Ваня, а журналист-то нам нужен! Как это я сразу не подумала?

— Правильно. Умница, — похвалил я девчонку. — Должен кому-то инженер Лось рассказать о конструкции аппарата. Гусеву эти тонкости по барабану.

— Не, я не про то. Американский журналист нам не нужен, а нужен свой. Смекаешь?

— Не-ка, — помотал я головой.

— Вань, ну чего ты у меня такой непонятливый? — вздохнула девчонка. — Тут же все просто. Надо договориться с какой-нибудь газетой — сколько она заплатит за то, что ее репортер встретится с нашим Лосем, а потом напишет об этом в своей газете? Мы же с тобой не хухры-мухры, а писатели. К тому времени, когда «Принцессу Марса» печатать начнут, станем жуть, как популярные. И то, что мы кого-то упомянем — оно денег стоит. У той газеты сразу же продажи подскочат.

— А… — протянул я. — У тебя, как всегда, меркантильные интересы… Рекламу станем давать. Ладно, тогда помимо любовных сцен и диалогов займешься газетой. Прикинешь, с кого денежку содрать. И с Лейкиным надо связаться, чтобы не вздумал другую газету упомянуть. Так что — за тобой любовь и газета.

— Вот, как всегда. Если о деньгах да о любви — сразу Анька. А журналист — ну, меньше двухсот рублей и брать стыдно. Может — триста? Или пятьсот?

— Анна Игнатьевна, не бухти, да и губу не раскатывай раньше времени, — хмыкнул я. — Давай лучше о летательном аппарате думать.

— А чего о нем думать? Мы с вами в таких аппаратах все равно ничего не понимаем. Пусть читатели сами додумают. Им делать нечего — пусть голову и ломают. А за репортера меньше пятисот не возьмем. Меньше — себя не уважать.

— Так, Анна Игнатьевна… Нам просто необходимо придать нашей повести наукообразный вид. Дай мне листок и карандаш, думать буду. Еще я ракету нарисую, которая в космос полетит. Лейкину отправим — пусть художник покрасивше перерисует. И не мешай, закажи лучше кофе.

— А пирожные здесь подают?

— Анька, не отвлекай. Дерни за веревочку, вызови коридорного и спроси. Если в гостинице нет — пусть до какой-нибудь кондитерской сбегает. Но не увлекайся — облопаешься пирожными, опять будет пузо болеть.

— Ваня, а Ольга Николаевна говорит, что приличная барышня на заболевшее пузо кавалеру не должна жаловаться.

— А ты своему кавалеру не жалуйся, а мне можно.

Анна Игнатьевна пошла дергать за шнурок, давать наставления коридорному.

Мы с Анькой и на самом деле ни хрена не знаем и не понимаем в технике. Конечно, я знаю гораздо больше, а что толку? Знаю, видел, но как работает тот или иной механизм, машина, все равно объяснить не смогу. Примерно, как старик Хоттабыч, который создавал для Вольки телефонный аппарат из чистого мрамора.

Так. Ракету я изобразил. Страшненькая получилась, но сойдет. Что я еще знаю? Про ускорение, про невесомость. Но это мы пропустим. Если еще описывать сам полет — получатся сплошные диалоги. Вскользь упомянем, что космолетчики плавали в кабине аппарата.

Сколько длится полет? Скорость я не знаю, расстояние между Землей и Марсом не помню. Да и расстояние будет разным. И мы вращаемся вокруг Солнца, и Марс вращается. Когда наши планеты находятся по разные стороны Солнца, то расстояние… Какое? Ну, очень большое. Значит, наш корабль полетит, когда расстояние между планетами будет минимальным. И как это мне сформулировать?

А так и напишем: Лось объясняет репортеру, что дожидается того момента, когда наши планеты сблизятся. Не слишком-то научно, но мы не для ученых пишем, а для читателя. И сколько времени проведет наш корабль в пути? Помню, о чем-то таком говорили по ящику. Не то сто дней, не то двести.

А вообще — нафиг время в пути. Читателю это не слишком-то интересно. Первая часть — о подготовке полета, а потом мы опустим наш аппарат на Марс!

Но все-таки, надо бы еще что-нибудь написать этакое, умное, чтобы мальчишки, прочитавшие повесть, взяли ее на заметку, а потом ринулись учиться и создавать космические корабли. Я попаданец или нет? Малость попрогрессорствую. Еще бы знать — как это делать, совсем бы прекрасно.

Знаю, что для полета ракеты используется жидкое топливо, а еще окислитель. И твердое, кстати, тоже. Порох, больше ничего не припомню. А окислитель твердым бывает? Не помню, но будем считать, что да.

И где мой школьный курс химии? Окислителем что может служить? О, кислород. М-да, а как кислород сделать твердым?

Что я еще помню про космические корабли? То, что у ракеты имеется три ступени. Первая ступень выводит космический корабль на какую-то высоту, а когда топливо выгорает, ступень отваливается. Вторая ступень тоже куда-то ведет… В смысле, способствует запуску. И третья выводит корабль на орбиту. Вышли, полетели на Марс. Летим, значит… И в невесомости плаваем.

Значит, обязательно написать про топливо и окислитель. И про три ступени. В России много пытливых умов — пусть додумывают.

Примарсианились, начали осваиваться. Потом с марсианами познакомились, а уже потом отправились во дворец. Лось знакомится с Аэлитой, Гусев с Ихошкой.

Про любовь пусть Анька пишет, у нее хорошо получится. Я — об атлантиде напишу. И восстание марсиан против правящей верхушки тоже за мной. Стоп. Какое восстание? Напишу про инженера Гора, поднявшего трудящиеся массы против диктатора Тускуба и его клики — цензуру повесть точно, что не пройдет. Нужно как-то нивелировать революционные события. А еще, не дай бог, напишу, что красный цвет планеты обусловлен ее революционностью. Или — что красный цвет от красных знамен, с которыми ходят демонстранты.

Мягче надо. Буду думать в процессе написания. Для начала… Если не будет революции, то пусть будет… Пусть у принцессы Марса, девушки с карими глазами и каштановыми волосами, будет жених, который попытается разрушить счастье Лося — простого русского инженера и влюбленной в него Аэлиты. А женихом как раз и станет инженер Гор — противный, желающий свергнуть законную власть. И Гор будет не инженером, а князем, считавшим, что он имеет больше прав на престол, чем Тускуб. Типа — его пра-пра и какой-нибудь там еще дедушка сидел выше, нежели предок Тускуба. Но народ избрал на престол Тускуба. Тоже Тускуб? А, пусть все правители носят имена Тускубов. Этот, отец Аэлиты будет у нас под номером… сто семнадцать.

Нет, женихом князя Гора нельзя делать. Наше общество не оценит, если Лось уведет чужую невесту из под венца. Или пускай уводит?

На Марсе не будет никакой революции, но разразится маленькая гражданская война, в которой победят сторонники короля Тускуба, князя Гора торжественно казнят… Нет, пусть в бою погибнет, когда попытается ударить в спину Лося. А Мстислав Лось, женившись на Аэлите, станет наследником короля. Ладно, пусть он станет принцем-консортом, а править будет жена. Зачем талантливому инженеру заниматься такой ерундой? А Лось, вместо того, чтобы страдать на Земле от потерянной Аэлиты, начнет строить на Марсе космические корабли, наладит межзвездное сообщение.

Межзвездное сообщение нам пригодится для развития отечественной экономики. Марсианские корабли привезут в Россию… Да, что они нам привезут? Вообще-то, у нас нынче своего почти ничего и нет, все заграничное. Со временем, разумеется, начнем свои промышленные товары выпускать, да все такое прочее, а пока в стадии развития.

Ну, пусть вначале нам везут золото, золота много не бывает. Еще лекарства. Например — антибиотики, которые изготавливают из плесени. Мы на Красную планету станем экспортировать древесину, каменный уголь. Чтобы еще такое придумать? А пусть хотя бы медь. На Марсе туго с полезными ископаемыми, зато есть станки, имеются высшие учебные заведения. Марсиане поделятся с нами техникой и технологией, подготовят инженеров. Построят в России заводы по производству паровозов, рельсы начнем изготавливать, двигатели внутреннего сгорания.

Мы им еще отправим батальон, а то и полк солдат, чтобы поддерживали на планете законную власть. Гусева, наградим чем-нибудь таким… Скажем — «Звездой Марса». Потом женим на марсианке, которая Ихошка, назначим главным воеводой планеты Марс.

Но не слишком ли потребительский подход? Ладно, пусть на Марс, кроме древесины, отправят талантливого русского ученого, который сумеет запустить на планете… что он им запустит? А пусть научит бурить артезианские скважины, потому что на Марсе очень туго с водой. Имеются каналы, в которые собирается вода с гор, но воды все равно не хватает. А мы, как всегда, самые умные и сообразительные. Да, а артезианские скважины мы уже умеем бурить? Неважно. Пусть будет. Даже если и не умеем, какая разница?

А что еще? А, ну да. Еще не забыть рассказать историю Марса (пусть о том Аэлита рассказывает), как двадцать тысяч лет назад, с соседней звезды (у Толстого было название Земли по-марсиански, но я не помню) начали прилетать космические корабли, похожие на тот, на котором прибыли Лось и Гусев. Из кораблей вышли Сыны Неба — Магацитлы, поработившие мирных марсиан.

Стоп. Зачем порабощать? Не надо никого порабощать. Сыны Неба — потомки атлантов, успевшие улететь со своего гибнущего материка, принесли марсианам науку и культуру. Они научили инопланетян пахать землю, строить каналы. Развитие марсианской цивилизации, достижения техники — заслуга атлантов. А коли атланты — выходцы с Земли, то все справедливо. Марсиане просто делятся излишками со своими братьями.

И зачем, спрашивается, помещать Атлантиду куда-то туда, в Атлантику или в Средиземное море? Атлантида должна быть нашей. Пусть она была где-то у нас, недалеко от Кольского полуострова. Погибла-то отчего? Пусть метеорит упал, оттого и погибла. Зато мы имеем приоритетное право на пользование благами Марса.

Интересно, а граф Толстой, прочитав нашу повесть, опознал бы в ней «Аэлиту»? Тут от творения Алексея Николаевича остались рожки да ножки, как от козлика после знакомства с волками.

— Ваня, вечер уже. Пошли ужинать. Я есть хочу, да и ты у меня голодный. Целый день с тобой кофе питаемся и пирожными.

И что, уже вечер? А я и не заметил.

[1] Песня создана на основе слов Ивана Сурикова.