Жатва душ 4. Город титанов

Глава 7 Дерись или умри!

Разбудили меня вопли. Я прищурился на включившийся свет, протер глаза. Кто-то в нашей камере колотил в дверь и орал по-филиппински. Рядом со мной заворочался Рамос, застонал. Заскрипели петли, донеслись отрывистые команды, завоняло дерьмом, и я понял, что приговоренные зачем-то призвали вертухаев во главе с Флектором.

Глухие удары заставили инстинктивно вскинуть руки, и вовремя, потому что охранники всех без разбора охаживали дубинками. За что, я не понял. Только когда увидел, как уносят труп второго вояки, до меня дошло, что утром в камере обнаружился труп. Сам бедолага удавился, ему помогли или он умер от побоев, останется загадкой.

Потом нас покормили голой рисовой кашей с кусочком мяса неопределенного происхождения. Я понял, что это последний завтрак многих заключенных, а возможно, и мой, потому не стал пренебрегать кормежкой. Силы мне очень и очень понадобятся.

Не прошло и получаса, как забрали пятерых, включая лейтенанта Рамоса и Вечного. Потом — еще четверых, в их числе волосатый Дак, похожий на индейца, который рассчитывал выиграть свой третий бой. Наконец дверь отрылась еще раз, Флектор указал на меня и Сергеича, спросил наши имена, мы представились, он записал их в блокнот.

Непривычно лысый Пролетарий посмотрел на меня и пропел:

— Мы сейчас о том о сем вам частушки пропоем! Про мутантов, про уродов, про врагов для всех народов!

Тычок в спину вышиб из него дух и заставил заткнуться, но лишь на время. В тюремном дворе он продолжил орать:

— Тычет в морду хер в погонах кулачок поганый свой, что-то треплет на казенном — как из свища брызжет гной!

Снова тычок в спину. Теперь Сергеич не стерпел, хоть и был в наручниках, перехватил дубинку и попытался ткнуть охранника в брюхо с криком:

— Чтоб ты сдох, петух гнойный!

О, как хотелось ему помочь и проломить черепушку Флектора! Но я стерпел. Бог терпел и нам велел, вот только подставлять другую щеку я не собирался. Впрочем, рвать жилы и тратить силы на заведомо проигрышное сопротивление — тоже. Сейчас важно сохранять хладнокровие. Здоровье мне ой как понадобится!

Тем временем Сергеича повалили, ударили пару раз и успокоились, вздернули на ноги и повели к производственному корпусу, возле которого толпились бандиты.

Нас встретили ревом и улюлюканьем. Я увернулся от летящего камня, а Сергеич получил булыжником по лысой макушке, потер ушибленное место.

— Фашисты гребаные!

Под возбужденный ор бандитов нас провели мимо входа к торцу здания, откуда доносился гул множества голосов и редкие выкрики.

Когда я увидел распахнутые ворота, куда и грузовик проедет, донеслась барабанная дробь, по ушам ударил усиленный громкоговорителями голос диктора. Говорил он по-филиппински, к тому же невнятно, и я ни черта не понял.

— Слышите, как нас приветствуют? «Мясо, идущее на смерть, приветствует тебя». — равнодушно сказал лейтенант Рамос.

— У римлян сперли, — прокомментировал я. — Мы типа гладиаторы. Нет, скорее пленные варвары.

Мы вошли в здание. По глазам резанул свет мощных прожекторов, на миг ослепив. А когда лучи направили в центр огромного помещения, на рукотворную арену, огражденную металлическими решетками, я ощутил себя христианином, которого римляне собираются скормить львам.

Зрители толпились на втором ярусе, похожем на партер в театре. Человек двести, не меньше — вся банда и их слуги собралась поглазеть, как нас будут убивать.

На арене крутились четыре человека в грязных робах — рабочие, готовящие площадку. Прямо над ареной находилась клетка, висящая на толстых цепях, а рядом — хлипкий балкон без перил, где собрались обреченные. Туда же повели нас. Рядом имелась платформа тоже на цепях, но без решеток — для ведущего.

Из-за массивных ворот, отделяющих арену от второй части производственного комплекса, доносилось утробное рычание и знакомое бездушное уэканье. Звуки были разные — не один монстр там сидел.

Запрокинув голову, только сейчас я заметил на висящей на цепях платформе голого по пояс мускулистого мужика с рупором. Вскочив, он вскинул руку и взревел, как это делают ринг-анонсеры, представляющие боксеров.

— Сука, — прошипел Рамос по-английски и отвернулся.

Под грохот барабанов и рев зрителей мы чуть ли не бегом пересекли арену, всю в бурых пятнах засохшей крови, которая так и не отмылась, и за сопровождающим направились в черный лаз в стене. Один за другим поднялись по крутой лестнице и шагнули на хлипкий балкончик без перил, снова окунувшись в рев, визги разгоряченной толпы. На этом балкончике-карнизе жались к стене приговоренные. Под нами простиралась арена.

В клетке, висящей рядом, я разглядел Тетыщу, закованного в такие же наручники, как у меня. Казалось, он не замечал никого и ничего — сидел, уставившись в пол.

Я еще раз осмотрелся. Верхушка преступной группировки располагалась на отдельном маленьком балкончике, украшенном флагами и плакатами. Тщедушный Бульдог восседал в кресле, словно древнеримский император. Исабелла стояла рядом, опираясь на перила массивными руками. Мигель что-то жевал, звеня золотыми цепями. Родриго щерил беззубый рот. Тори я не обнаружил ни на коленях Родриго, ни где бы то ни было еще.

Работники, убиравшие арену, удалились через боковой выход. Снова донеслась барабанная дробь, которая все нарастала, и сердцу хотелось с ней синхронизироваться, пуститься в галоп. Руки вспотели, несмотря на наручники.

По законам жанра сейчас должны были распахнуться ворота, делящие здание на две части, явив взорам колоссального бездушного. Поревев и поколотив себя кулачищами, монстр получит свою первую жертву. Вряд ли это будет Тетыща — его оставили на десерт. Меня и Вечного, по идее, должны выпустить в середине шоу. А вот Сергеич вполне сгодится на разогрев публики.

Только бы его выпустили после меня! Он же «маленький», да и далеко не спецназовец. Его любой местный бездушный в два счета разделает!

Музыка оборвалась, и на миг показалось, что я оглох. А потом грянул голос ринг-анонсера на ломаном английском:

— Лейдис энд джентльмен! Добро пожаловать на грандиозное шоу «Кровавых петухов»! На эсспектакуло грандиосо! С вами снова я, Пако-о-о! Сегодня вы увидите настоящих воинов в смертельных поединках!

Толпа взревела. Анонсер поднял руки, призывая к тишине.

— Первым на арену выходит…

Пако сделал паузу, мотая нервы, публика притихла, я невольно сжал кулаки. Только не Сергеич, только не Сергеич, только не…

— На арену выходит наш старый знакомый — Дак! Сегодня он сражается за право войти в нашу семью!

Я скосил глаза на Сергеича — у него лысина от напряжения вспотела, он невольно сомкнул веки. Пронесло. Остальные приговоренные тоже облегченно выдохнули.

Длинноволосого индейца спустили на платформе прямо на арену. В руках у него был короткий меч, торс защищали самодельные кожаные доспехи. Дак поклонился зрителям и поднял оружие над головой.

— А его соперником станет… — Анонсер снова сделал театральную паузу, — Мясник Второй!

Массивные ворота со скрежетом начали подниматься. Из черноты за ними донеслось утробное рычание, а потом показался бездушный. Это был бывший человек огромного роста, теперь превратившийся в амбала, который вдвое превосходил Бабангиду! Мышцы вздувались буграми под серой кожей, челюсти удлинились, превратившись в пасть с острыми зубами. На руках вместо ногтей — когти длиной с кухонные ножи.

Чудовище выпрямилось во весь рост — метров пять будет. Зрители завизжали от восторга и ужаса одновременно. Дак невольно шагнул назад, но оружие не опустил.

— Начинаем! — рявкнул анонсер.

Мясник не стал медлить. Он рванул к Даку с нечеловеческой скоростью, когти засверкали в свете прожекторов. Дак отскочил в сторону, взмахнул мечом, но лезвие лишь скользнуло по серой коже, оставив неглубокую царапину.

Бездушный развернулся, ударил когтями. Дак пригнулся и сместился в сторону. Мясник повторил его траекторию движения, попытался снизу нанизать его на когти. Дак среагировал, но немного не успел — когти прорезали кожаные доспехи и оставили четыре кровавые полосы на груди.

— Ай-ай-ай! — завопил анонсер. — Первая кровь!

Толпа взревела еще громче. Я сжал кулаки, чувствуя, как во рту пересохло — как с таким драться без талантов чистильщика? Никак!

Дак отступал к стене арены, прижав ладонь к раненой груди. Все приговоренные болели за него, я тоже. Кровь сочилась между его пальцев.

Мясник Второй не спешил, понимая, что жертва никуда не денется, и наслаждался охотой. Рыкнул, стукнув себя по груди, погладил пузо.

Дак метнулся в сторону, но поскользнулся на собственной крови и упал.

— Конец! — взвыл кто-то из зрителей.

Но Дак был хитрее, чем казалось. Падая, он подкатился под ноги чудовища и снизу вверх воткнул меч в бедро. Мясник Второй взревел от боли и ярости, попытался схватить человека, но тот уже выкатился из-под когтей.

Бездушный захромал. Темная кровь лилась из раны на ноге. Дак воспользовался этим — теперь он был быстрее раненого противника. Уворачиваясь от когтей, он бил мечом то по рукам, то по корпусу.

Пять минут длился этот смертельный танец. Дак истекал кровью, но держался на ногах. Мясник Второй все больше ярился и все больше замедлялся от потери крови. Почему не справляется его регенерация? То ли Дак высок уровнем, то ли его оружие настолько крутое, то ли… амбала тоже как-то, как и меня, понерфили?

Конец наступил неожиданно. Дак нырнул под очередной замах лапищи, развернулся и со всей силы воткнул меч в основание шеи наклонившегося Мясника Второго. Лезвие прошло между позвонков, разорвав спинной мозг.

Бездушный рухнул как подкошенный. Дак стоял над ним, тяжело дыша, весь в крови — своей и чужой.

Толпа безумствовала. Анонсер орал что-то в рупор, но его не было слышно за воплями зрителей.

— Вот это да, — прошептал Сергеич рядом со мной. — Молодец Чингачгук!

Я кивнул, но радоваться за будущего бандита не собирался. Дак выиграл свой бой, но что дальше? На балконе верхушки я увидел, как Бульдог что-то кричит Исабелле, размахивая руками. Та качала головой.

Анонсер наконец восстановил порядок:

— Дак побеждает! Добро пожаловать в семью, воин!

Но тут в рупор заговорил Бульдог. Его шелестящий голос разнесся по залу:

— Стоп! Дак показал мастерство, но семья требует особого подтверждения верности.

Толпа притихла. Дак поднял голову, в глазах читалось недоумение.

— Ты должен добить еще одного противника, — продолжил Бульдог. — Но не бездушного. Человека. Плохого человека, у которого слишком грязный язык.

Из лаза в стене появился громила-вертухай, указал на молодого филиппинца, которого я видел в камере. Тот замотал головой и вжался в стену. Из второго лаза, который был в дальнем от меня конце балкона, высунулся еще один вертухай, погнал приговоренного копьем к платформе, где бедолага получил такой же короткий меч, как у Дака.

— Нет! — завопил парень по-филиппински. — Я не хочу драться!

Но выбора у него не было. Арена была заперта, а на балконе верхушки уже направили на него автоматы.

Дак посмотрел на дрожащего противника, потом — на балкон начальства. Лицо его исказилось.

— Он же не враг нам, — прокричал Дак вверх. — Зачем убивать своих?

— Семья требует жертв, — холодно ответил Бульдог. — Убей его, или умрете оба.

Дак сжал меч в руке. Парень на другом конце арены рыдал, но оружие поднял.

— Прости, — прошептал Дак и двинулся вперед.

То, что произошло дальше, нельзя было назвать боем. Это была бойня. Молодой филиппинец не умел сражаться, он просто размахивал мечом, надеясь отогнать смерть. Дак прикончил его тремя точными ударами — быстро, почти милосердно.

Толпа ревела, но теперь в крике было больше злобы, чем восторга. А Дак стоял над телом и блевал.

— Добро пожаловать в семью! — объявил Бульдог, но в голосе не было торжества. Чем-то ему «индеец», похоже, не угодил.

Тем временем опустили платформу и медленно подняли Дака наверх.

— Красавец! — бросил ему в спину вертухай, а второй, в другом конце балкона, поманил его к себе, говоря:

— Видели? Молодец, Дак! А брехливым собакам собачья смерть!

Когда Дак проходил мимо меня, я увидел его глаза — пустые, мертвые. Он убил невинного, и это убило что-то в нем самом. Взглядами с другими приговоренными он старался не встречаться, между нами словно возник невидимый барьер. Интересно, Дак останется верен бандитам или сделает ноги, как только случай подвернется? И если на бандитов нападут вояки, на чьей стороне он будет сражаться?

— Вот твари, — прошипел Сергеич. — Человека заставили убить человека.

Вечный пояснил:

— Кроме нас, кто на балконе, тут нет людей. Не обольщайтесь.

Я промолчал. Понимал, что скоро кому-то из нас предстоит сделать тот же выбор.

Пако снова взял слово:

— А теперь — особенная битва! На арену выходят двое смельчаков, которые думают, что знают все наши секреты! Но разве можно называть секретом то, что знает каждая свинья?

Мое сердце ухнуло вниз. Из лаза вертухай указал на Вечного.

— Этот кусок мяса представлять не надо — Вечный! — проорал Пако. — Бывший легавый, который охотился на нашу прекрасную Исабеллу! Вечный никак не сдохнет, ха-ха-ха! Но кто знает, вдруг сегодня его последний бой?

Толпа заревела, засвистела. Исабелла встала, поклонилась зрителям, как примадонна на сцене. Вечный протиснулся на платформу, встал, широко расставив ноги и, когда его начали опускать, скалясь, показал зрителям средний палец.

— А его соперник, — объявил Пако. — Ханс! Немецкий турист, который утверждает, что знает, как исцелить обратившихся в зомби! Ха-ха-ха! Что за идиот!

Ступив на арену, Вечный показывал два средних пальца, в него летели объедки.

На карнизе засуетился блондин, с которым я сидел в одной камере. Подошел к поднимающейся платформе, передернул плечами, встал на нее. И его начали спускать.

Вечный выглядел спокойным, будто собрался на прогулку. Ханс дрожал всем телом.

— Оружие! — крикнул анонсер.

На арену сбросили два ржавых ножа.

— Правила просты — только один остается живым!

Вечный поднял нож, покрутил в руке, привыкая к весу и балансу. Ханс схватил свое оружие и сразу направил на противника.

— Я не хочу умирать! — завопил он по-английски. — Я знаю правду! Я знаю, кто проводит Жатву! Это Дьявол! Эль Диабло! Гребанный Сатана, мать вашу! Я знаю, как убедить его вернуть все, как было!

Толпа притихла. Даже на балконе верхушки наклонились вперед.

— Что за идиот! — повторил Пако. — Еще вчера Ханс был уверен, что Жатву проводят люди из будущего! Говорил, что они пришли собрать души, чтобы предотвратить катастрофу!

— Я ошибался! — завопил Ханс. — Это Дьявол! Это он заморочил мне голову!

— Заткните его! — рявкнула Исабелла.

Но Вечный не двигался. Он слушал немца, а тот продолжал надрываться:

— У меня есть доказательства! — Ханс рылся в карманах. — Я нашел артефакт!

Он достал что-то блестящее и поднял над головой.

— Это кристалл истинной сути! Он показывает настоящее!

В руке у него был обычный кусок стекла, но в свете прожекторов он сверкал, как драгоценность.

Толпа загудела. Кто-то кричал «убить его», кто-то «дать послушать». На балконе верхушки что-то обсуждали.

Наконец Бульдог взял микрофон:

— Хватит болтовни! Дерись или умри!

Ханс сжал «кристалл» в одной руке, нож — в другой. Вечный стоял на месте, опустив нож.

— Я не хочу тебя убивать. Живи.

— У меня нет выбора! — завизжал Ханс и кинулся вперед. — Ты приспешник Дьявола!

Он дрался отчаянно, как загнанное животное, но опыта не хватало. Вечный уворачивался от неумелых ударов, скользил по бетону арены, как водомерка, и не бил в ответ. Когда Ханс споткнулся, полицейский оседлал его, придушил, дождался, когда немец вырубится, и ударил прямо в сердце. Наверняка Ханс не почувствовал боли и не понял, что умирает.

Из разжавшейся руки выпал «кристалл истинной сути». Вечный поднял его, посмотрел сквозь него на прожекторы, бросил на пол и раздавил.

— Вечный побеждает! — объявил анонсер.

Когда Вечный поднялся к нам, Сергеич шарахнулся от него и проговорил:

— На хрена ты убил его, когда мог пощадить?

— Что он сказал? — спросил Вечный.

Я перевел, и победитель турнира объяснил:

— Они видят, что победитель — я. Меня, пусть и израненного, уволокли с арены и откачали бы, а его растерзали бы зомби. Так уже было. Думаете, мне нравится убивать людей? Но этот проклятый месяц превратил меня в палача. Поверьте…

— Тише! — крикнул я, перевел взгляд на разоряющегося анонсера.

— Впервые — гость с той стороны острова! — Пако сделал зверское лицо и проревел: — Р-рус-ский тсар! Переживет ли он сражение с одним из нас? Встречайте! Сэр Гейч Гор Бачев!

Сергеич? Твою мать! Как… как ему помочь⁈