Спустя, наверное, полчаса, открылась дверь, и в камеру швырнули стонущую кучу тряпья. Прокатившись, бедолага замер вниз лицом, закашлялся, сплевывая сгустки крови.
«Лейтенант Карлос Рамос, претендент 26-го уровня», — промелькнуло в голове, и я вздрогнул. Неужели система жнецов вернулась…
Размечтался! Глюк. Просто зрительная память выдала привычное. Быстро все-таки привыкаешь к хорошему.
Сергеич метнулся к вояке. Сел на корточки, потормошил, похлопал Рамоса по спине. Вечный, что стоял рядом со мной, смотрел на нового пленника равнодушно.
— Эй, ты как? Хау а ю? — блеснул лингвистическими навыками Сергеич.
Лейтенант поднялся на дрожащих руках, сел, скрестив ноги. Его лицо представляло собой месиво из синяков и засохшей крови, один глаз заплыл и превратился в багровую щель, губы ему разбили так, что из трещин еще сочилась кровь. Окинув камеру единственным видящим глазом, он криво усмехнулся:
— Ого, сколько вас! Я восемнадцатый. Знатное развлечение будет у местных.
— Хау а ю? — повторил Сергеич.
— Хреново. — Рамос ощупал затекший глаз, поморщился от боли и посмотрел на меня с надеждой. — Если вас… тебя… или тебя вдруг и правда волнует, как я, и ты желаешь мне добра… — Следующее он прошептал одними губами: — Убей меня, умоляю.
Я отступил на шаг, покосился на Вечного.
— Килл ми, — повторил Рамос так же тихо — для Сергеича, тот шарахнулся.
— Крыша протекла? — огрызнулся электрик.
— Похоже, что нет, — ответил я и обратился к Рамосу: — Хоть ты-то можешь внятно объяснить, что тут происходит?
Рамос истерично расхохотался, качнул головой, приглашая нас к разговору. Будто пользуясь его предложением, в камеру швырнули еще одного военного — этот застонал, попытался подняться и не смог. Кровь из носа размазалась по щеке, стекла на пол, когда он повернул голову. Внешних повреждений на нем было меньше
— Вот теперь я на сто процентов уверен, что вы не местные, — усмехнулся Рамос. — Иначе желали бы того же, что и я. Смерти.
— Смерти желать проще всего, — перебил его Вечный. — Я столько раз умирал, что мне надоело. Мне теперь интереснее пережить всех этих тварей и посмотреть, чем все закончится. Но если тебе так нужно… — Он глянул на остальных заключенных (все, кроме одного блондина и здоровенного негра, были филиппинцами) и прошелестел: — Можешь на меня рассчитывать.
Сергеич подошел ко мне, чтобы получить перевод, а Рамос решил нас уважить и все-таки объяснить, что нас ждет:
— Есть у нас, филиппинцев, национальное развлечение, которому ужасаются белые. Они даже со своими гринписами пытались запретить его. Не получилось. Теперь я понимаю, надо было запрещать, тогда эти твари не додумались бы…
— И что это? — поинтересовался Сергеич.
— Петушиные бои.
— Есть такое, да, — буркнул Сергеич и покрутил у виска. — Херня редкостная.
Я культурой Филиппин не интересовался, потому не понимал, зачем запрещать петушиные бои. Ну скачут петухи, ногами машут, если один другого начал гонять, значит, он победил. Чего такого-то?
— Вижу, ты не в курсе, — продолжил Рамос. — Так вот, любители этого вида спорта покупают птиц на специальной ярмарке, дрессируют, а потом или продают, или выставляют на бои. Это как скачки… нет, скорее как бои без правил, когда наблюдатели делают ставки. Перед боем птице надевают железные шпоры, острые, как ножи, а потом стравливают с другой такой же птицей. Петухи наносят друг другу увечья шпорами. Как правило, оба не переживают бой, но один петух оказывается покалечен, а другой — смертельно ранен. Место, где петухи дерутся, забрызгано кровью, кусками мяса, перьями. Местные привыкли, но пару раз я видел, как белые дамы на петушиных боях падали в обморок. Это очень жестокое зрелище.
Я перевел сказанное Сергеичу, тот сплюнул под ноги. Спохватился, что мы в помещении, и затер плевок ботинком.
— Но мы-то тут каким боком? — не понял он.
Рамос, конечно, его тоже не понял и объяснил для непонятливых:
— Теперь вместо петухов они используют зомби и… гостей. Как только мяса, то есть таких, как мы, набирается достаточно, они устраивают шоу. Своих бывших врагов, вроде меня, они убивают для развлечения. Прочим дают шанс влиться в дружный коллектив, так что при них, — он кивнул на заключенных, — лишнего не болтайте, многие хотят выслужиться и рады настучать. Нужно просто выказать желание влиться в семью, а потом, если выигрываешь три боя, становишься своим, и тебя принимают в банду.
— А чистильщики? — спросил я. — Что становится с ними?
— Отдают богу душу, — вместо Рамоса ответил Вечный. — Ну или кто там сейчас вместо него.
— Претенденты забирают у них статус? — спросил я.
— Конечно, как ж, — ответил Вечный. — Дураков нет. Четыре чистильщика есть, больше не нужно. Так что чистильщиков вычищают… другие чистильщики, вроде Исабелы. Тебя выставят против бездушного. Если победишь его — умрешь в следующий раз. Единственное, что тебе здесь гарантировано — это смерть. Был тут поначалу один чистильщик из «Ковчега». Британец. Злой, ругался все время, обещал Исабеле, что трахнет ее так, что кишки ее себе на член намотает. Пять боев выиграл, прокачался, как демон…
— И? — нетерпеливо спросил Сергеич, когда тот сделал паузу.
— Сказал же, все они умирают. Исабелла собственными руками в итоге его на арене завалила. Но до того отрезала и заставила сожрать то, на что он кишки ее собирался наматывать.
Сергеич выругался, собрался снова сплюнуть, но передумал.
Слушая Рамоса, я все больше офигевал. Мне бы хоть на минуточку получить доступ к системе жнецов! Что бы я сделал? Да полно вариантов с моим подбором талантов! Мог бы подчинить ближайшего босса локации или хотя бы тварей, которые тут используются, как львы — римлянами. А в край, как собирался, скупил бы уровни на все уники и все что найдется в магазине. Тогда, наверное, и титаны мне подчинились бы, и их руками я разнес бы тут все к чертям.
— А во время боя наручники снимают? — спросил я, демонстрируя свои. — Вот эти. Они блокируют мои таланты.
Вечный почесал переносицу, качнул головой.
— Не знаю. Чистильщики редко попадаются. — Он продемонстрировал руки, скованные короткими цепями. — У меня самые обычные кандалы. Когда воевал тот британец, их не научились делать. — Вечный повысил голос и сказал специально для возможных стукачей: — Но убить тебя не могу, прости. Хочу хоть день остаться целым.
Я заходил вперед-назад по помещению, пытаясь снять наручники любым способом. Дергал их, тер о каменную стену, бил об угол, травмируя запястья. Металл только искрил, а кожа на руках покрывалась ссадинами. Да и металл этот был странный. Легкий, как алюминий, но даже поцарапать его я не смог.
— Бесполезно, — сказал Рамос, глядя на мои страдания. — Давай поможем друг другу умереть, русский. Освободим свои души, и, может быть, они найдут путь к Нему.
В ответ простонал второй военный. Вечный сел рядом с ним на бетонный пол, зевнул и повторил:
— Умереть проще простого, это ты всегда успеешь. Вот раз — и не стало тебя. Пока ты живешь, живет надежда. Откуда тебе знать, что будет дальше? Вдруг завтра титаны тут начнут делить территорию? Это «Щит» пока может их отгонять, у бандитов нет таких мощностей, если не считать… — Он покосился на меня. — Той штуки, что отпугивает титанов. Но если она сломается? Или забарахлит? Тогда придут те великаны и разгромят этот притон! И мы освободимся, потому что станет не до нас. Не знаю, как тебя зовут, парень, но ведь такая возможность есть, правда?
— Философ, блин, — прошипел Рамос, покачиваясь, подошел к коллеге и перестал нас замечать.
Меня больше интересовало другое, и я озвучил вопрос:
— Кстати, да, а почему титаны до сих пор не здесь? Стены тюрьмы, опять же, не такие высокие для титанов… Что за штука их отпугивает?
Вопрос остался без ответа, только Вечный едва заметно качнул головой — мол, не спрашивай. Интересно почему? Какой-то секрет, о котором запрещено спрашивать? Или он сам не знает?
— Ну ладно, тогда хоть скажите, сколько здесь бандитов? — спросил я на случай, если вдруг возникнет необходимость с ними воевать. А случай был почти стопроцентный.
— Вот это уже правильный вопрос! — улыбнулся Вечный беззубым ртом. — Мне нравится твой настрой, он вселяет надежду. А главное…
Но не договорил, его перебил не по-филиппински высокий длинноволосый мужчина, похожий на индейца, проорал что-то на местном, Вечный успокаивающе вскинул руку — типа я согласен, и объяснил нам:
— Дак говорил, что уже поздно. Нужно выспаться и набраться сил перед очередным поединком. У Дака завтра третий бой. Если победит бездушного, его примут в семью. Ну а насчет твоего вопроса… Как я понял, только боевого крыла не меньше сотни. Но точно не знаю — каждый день кто-то погибает, а кто-то новый — приходит.
Сотня — это, конечно, много. Они все как минимум двадцатых-тридцатых уровней — куда нам до них? Но смиряться я не собирался.
Открылось раздаточное окошко над полом — заключенные ломанулись к нему. Получив одноразовую миску с какой-то бурдой, заключенные отходили от двери, с остервенением поедая ужин. Мы получили еду одними из последних.
Я ковырнул ложкой баланду и понял, что это объедки, сваленные в кучу. Тут был моченый хлеб, рис, прожилки кожи, кости, бобы, какой-то соус, похожий на блевотину. К горлу подкатила тошнота, когда увидел гнилой помидор, и я отставил деликатес. Вечный с радостью забрал мою порцию.
— Ничего, поначалу все так. Привыкнешь.
Через полчаса выключили свет, мы развалились прямо на полу. Заснуть ожидаемо не получилось, и я позавидовал храпящему Сергеичу. Наверное, если черти будут поджаривать его, он будет спать у них на сковородке. Насторожился я, когда заскрежетала дверь и донеслись шаги.
Это шанс на побег! Свалю прямо в наручниках…
Ага. Тогда я навсегда лишусь статуса чистильщика, так что от наручников по-любому надо избавляться, а снять их может только тот, кто их надел. Или не только тот, кто надел, а любой бандит? Скорее всего, нет. Так что единственная моя надежда, что меня выпустят против прокачанного бездушного и, дабы я продемонстрировал способности и устроил шоу, снимут наручники, вот тогда я как развернусь, и хана им всем!
Еще есть один трудноосуществимый шанс — тот, кто наручники надел, сдохнет, подпитывать их будет нечем, и они отсохнут, но это не факт. А кто их одел? Родриго, по ходу.
Так что сейчас дергаться мне нельзя. Пока.
Меня пнули в бок ботинком.
— Вставай, мясо, — проговорили знакомым голосом, запахло фекалиями.
По глазам мазнул луч фонарика, но я по настоявшейся вони понял, что ко мне пожаловал дерьмоносный Флектор.
— Что, уже пора? — прохрипел Вечный, пытаясь подняться, но получил тычок ботинком в бок.
— Лежать, гнида, — прошипел Флектор. — Нужен этот!
Проморгавшись, я заметил двоих сопровождающих — у одного была дубинка с металлическими шипами, у второго, ковыряющегося в зубах — подобие электрошокера, что я видел раньше. Какого они уровня, я понятия не имел.
«Шанс! Шанс! — вопила трусливая часть меня. — Хрен с ним, с Сергеичем и тем более — с Тетыщей. Тебе должно быть на них насрать! Спасайся сам. И забей на наручники, выкрутишься как-нибудь. Главное — сохранить жизнь!»
— На выход, — скомандовал Флектор.
Я, деланно зевнув, поднялся и выполнил команду. В отличие от камеры, коридор был худо-бедно освещен тусклыми лампочками. Он состоял из как минимум трех железных клеток. Если я решусь на побег, мне предстояло преодолеть как минимум три запертые двери. Как⁈ Каком кверху. Серьезная тут была тюрьма, и система защиты серьезная.
Если бы я был героем боевика, то с рычанием разорвал бы наручники, раскидал вертухаев, левым пальцем задней ноги пробил замок и улетел бы. Но я не герой боевика. И в принципе не герой, даже не Витек-выживальщик. Но у меня есть мозг, я догадывался, зачем пожаловал Флектор, и с замирающим сердцем ждал, когда он ошибется.
— Поспать не даете… — проворчал я. — Что вы за люди такие…
— Закрой свой поганый рот! — зашипел Флектор.
Покидать этаж мы не стали, Флектор втолкнул меня в свободную камеру, вошел сам, оставив двух вертухаев снаружи. Скаля гнилые зубы, вонючка вынул из ножен тесак. Лезвие было грязным, покрытым бурыми пятнами засохшей крови.
— Чистильщик, я, Ариэль Агилар, он же Флектор, вызываю тебя на дуэль…
Я качнул головой и оборвал его вызов:
— Жаль убивать твою надежду, но не сработает. — Я поднял руки в наручниках. — Потому что в данный момент я не чистильщик из-за этой штуки. Мне не поступило уведомление о вызове. К тому же, будучи безоружным, я в праве его отклонить…
Извергая филиппинские ругательства, Флектор пнул меня в живот. Удар пришелся под ребра, воздух вышиб мгновенно. Сложившись пополам, я подумал, что он побоится меня убивать без разрешения начальства. Я больше рискую задохнуться от вони.
Вонючка меня не послушал, замахнулся тесаком — я откатился, и лезвие с лязгом ударило в бетонную стену, высекая искры там, где я находился секунду назад. Кусок штукатурки отлетел и ударил меня в щеку.
— Чистильщиком ты не станешь, Исабела придет в ярость и четвертует тебя. Одумайся!
Флектор ненадолго замешкался, а потом с рычанием ринулся на меня. Хрен тебе, а не моя жизнь! Руки были скованы, но я сделал подсечку, зацепив его за лодыжку. Он растянулся во весь рост, ударился грудью об пол и взвыл — лезвие тесака вошло ему под ребра. Кровь потекла темной струйкой, смешиваясь с грязью на полу.
— Сука! — прохрипел он, поднимаясь. Рана была неглубокой, но болезненной. — Я тебя порежу на куски!
— Сними мне наручники, — сказал я, отплевываясь от пыли. — Так у тебя будет шанс забрать мой статус.
— Отсоси! — прошипел он, оглядывая кровоточащую царапину на животе.
— Включи разум! — продолжил я искушать его. — Освободи меня, и давай сразимся по-честному! Я всего-то второго уровня, ты явно здоровее. Забрав мой статус, ты выздоровеешь!
Мы стояли друг напротив друга: я со связанными руками и Флектор, пышущий ненавистью. Гной из его носа капал на пол, создавая желтоватые лужицы. Если бы мог, безмозглый вонючка уже снял бы с меня наручники. Теперь же он включил остатки разума и понял: все, что у него получится — разозлить моим убийством бандитскую верхушку.
Он поставил себя в дурацкое положение: просто отвести меня назад — глупо, вдруг я на него нажалуюсь, прибить — еще глупее.
— Попроси у боссов поединок со мной, — подсказал я ему. — Вдруг согласятся? Бульдог к тебе хорошо относится. А мне… я ведь все равно подохну, какая разница, от чьей руки.
Флектор понурился, раздул ноздри, и из носа потекло еще больше гноя. Зашаркал по полу к двери, отпер ее и указал тесаком на выход.
Как только я переступил порог, он ударил меня рукоятью тесака между лопаток. Боль прошила позвоночник, я упал на колени. Флектор принялся охаживать меня ногами — бил в ребра, в спину, в плечи. Два вертухая ему с удовольствием помогали, их ботинки оставляли синяки на руках и боках.
— Хватит, хватит! — задыхаясь, проговорил я. — Убьете ведь!
— Не убьем, — хрипло рассмеялся Флектор. — Ты нужен живым для шоу.
Помяв еще немного, они вернули меня назад. Все спали мертвецким сном. Камера полнилась вонью плесени, немытых тел, прелых тряпок и храпом.
Свернувшись калачиком на холодном бетоне, я чувствовал, как болит каждая мышца. Пытался найти выход и понимал, что шанса у меня три: титаны, снятие наручников и еще третий, крошечный — Тори. Возможно, ей захочется помочь брату. Возможно, Тетыща посчитает, что ему нужен я.
А может, все мы просто сдохнем здесь, как дохли другие чистильщики.
Хрен вам!