–… убийство. Чёртово убийство! – Курт Верит почти что кричал.
– Скажите, генерал, что такое война, если не чёртово убийство? – возразила Роза.
– Да, убийство врага. А это, блядь, убийство наших же парней!
– И девчонок, – ухмыльнулась Генри. Маленькая убийца вечно готова была поспорить о том, на что другим было плевать.
– У вас есть способ взять эти стены, совсем не потеряв наших солдат? – продолжила Роза, игнорируя Генри. – У вас в рукаве есть какое-то чудо, о котором вы нам не говорите, с помощью которого можно осаждать город, никого не убивая?
Курт заворчал и топнул по ковру. Все собрались в шатре, который Бетриму нравилось называть командным. Роза, Курт, Генри, Сузку, Андерс, Паг и оставшиеся капитаны генерала. Солнце только выскочило над восточным горизонтом, а все уже говорили о войне. Похоже, Курт не очень-то рад был бросать людей на стены Тигля в надежде найти трещину.
– Так я и думала, – сострадательно сказала Роза. – Так или иначе, генерал, но дело дойдёт до крови. До рек крови.
– Дайте мне ещё времени, – возразил Курт. – Мы только пришли сюда. Нужно время, чтобы правильно оценить все наши возможности. В пещерах ещё может быть…
– Сколько времени, генерал? – спросила Роза. – Вы уже выступали за долгую осаду, и я вам уже объясняла, что это невозможно. Когда эти стены падут? Спустя месяц? Полгода? А солдаты внутри? В результате мы лишь проиграем войну. Мы проигрываем войну каждый миг, что медлим.
Курт покачал головой.
– Стены никуда не денутся. А если этот бесполезный ублюдок прав, – он махнул рукой на Андерса, – то еды у них хватит на год, а то и больше, если правильно распределять. Может, там начнётся болезнь, но нельзя на это рассчитывать. Дайте мне пару недель.
– У нас нет пары недель, генерал. Может, у нас и пары дней нет. У нас кончается еда, выпивка и деньги, благодаря которым наши люди ещё здесь. Поверьте, генерал, люди быстро соскучатся. Изматывающая осада сократит нашу численность, а их… Им некуда деться. Всего за неделю моя армия соскучится, изголодается, и будет готова собраться и возвращаться домой к семьям. Всего за неделю эти гады в Тигле залатают все дыры в своей обороне. И даже если мы сможем достаточно долго держать осаду, и заставим их голодать, чем, по-вашему, это закончится? Найлз Брекович не даст им всем просто умереть. Он же бывалый военный командир, так?
– О-о, весьма, – встрял Андерс. – Поэтому мой отец выиграл бесчисленные битвы. А ещё он отличный воин. Однажды он в одиночку убил слона. Меч рубил и колол. Вот это было зрелище для пятилетнего мальчика.
– Андерс, заткнись, – сказала Роза.
– Лучше, если он выведет свои войска на нас. – Голос Курта звучал истощённо, его аргументы себя исчерпали. Бетрим пожалел его. Он много раз вот так спорил с Розой, и число своих побед мог счесть по пальцам трёхпалой руки, да еще пальцы бы остались.
Роза покачала головой и вздохнула.
– Как раз времени я вам дать и не могу, генерал. Чистокровные шатаются от потерь, понесённых за прошлый год. Они измотаны и почти добиты, но если мы не прикончим их сейчас, то через год, боюсь, это мы будем сидеть за стенами города, надеясь на спасение. А стены Чада не настолько неприступные, как стены Тигля. Вы собрали лестницы и таран?
– Ага, – сказал Бетрим, который сам следил за работой. Он, конечно, и понятия не имел, как строить лестницы, но, похоже, войска лучше работают, если какой-нибудь начальник стоит рядом и пытается казаться важным. – Чертовски здоровенные штуки. Не хотел бы сам по ним залезать.
– Тогда атакуем сегодня, – заключила Роза. – Поэтому, чем спорить со мной, генерал, попробуйте составить план.
Похоже, спор подошёл к концу, и в очередной раз закончился в пользу Розы. Она неспешно отошла и рухнула в мягкое кресло, застонала и несколько минут пыталась найти удобное положение. Все остальные попрощались и ушли искать себе занятия. Андерс по пути наружу подхватил бутылку. Паг несколько секунд подождал у выхода, но Бетрим отослал его взмахом руки.
– Ты уверена? – спросил Бетрим, глядя на изображения укреплений Тигля. Он немногое знал о нападении на города, но ловушку мог распознать с первого взгляда.
Роза вздохнула.
– Бетрим, прошу, хоть ты меня не допрашивай.
Бетрим обернулся и увидел, что его жена выглядит совершенно измученной. Ему показалось, что он даже заметил пару морщинок возле глаз. Очень странно было видеть её такой усталой – раньше она никому не показывала своей слабости.
Бетрим подобрался поближе и положил руку ей на плечо. Было что-то в Розе такое, что он увидел ещё в первый раз в борделе Биттерспрингс. Она сильнее всех, кого он когда-либо встречал, умнее большинства и беспощаднее смеющейся собаки перед раненой жертвой. Подняла себя из ничего. Из шлюхи стала регентом города, а сейчас собиралась провозгласить себя королевой. И всюду она за собой тащила Бетрима. Он не стал бы бросаться словами вроде "любовь" – здесь, в Диких Землях, это понятие казалось глупым – но он был чертовски уверен, что готов сделать для Розы всё, что она попросит. Даже броситься на неприступные стены Тигля.
– Я тя не допрашиваю. Чёрт, ясно ж, что из нас двоих ты умнее, и уж если кто и может сделать невозможное, так это ты. Так что, коли скажешь атаковать, мы попиздуем в атаку. Просто… Курт вроде как считает, что эт не лучшая мысль. Думаю, он в войне чё-нить да смыслит.
Роза фыркнула.
– Он что-то смыслит в сражениях. Вряд ли он знает что-то о настоящей войне, которая происходит за пределами сражений. Половина битвы состоит в том, чтобы всем было заплачено, и все были накормлены, чтобы у всех была новая обувь, и всё это одновременно с попытками управлять империей, в которой все так привыкли жить сами по себе, что уже не представляют, как работать сообща.
Бетрим подождал, пока Роза умолкнет.
– Мы уже получили Дикие Земли. У этих ебланов остался один город. Заперлись там, прячутся. И никто не огорчится, если мы оставим их тут гнить, а сами отправимся в Чад, рожать твоего ребёнка.
– Чистокровные – это чума Диких Земель. Если оставим хотя бы одного в живых, то они вернутся и разрушат всё, что мы строим. Тигель – это гнойная рана, которую нужно вырезать. Я обещала народу, что избавлю их от этой чумы чистокровных, и я это исполню. Я обещала себе.
Бетрим отступил на шаг назад и прислонился к серванту с выпивкой. Не самая надёжная поверхность, но всё равно приятно, когда спина хоть на что-то опирается. Некоторые считали его болваном, считали, что он не умён, поскольку не получил никакого образования и выглядел, как страшный сон, но Бетрим обладал чутьём, когда дело касалось историй, и сейчас он чуял, что Роза ему рассказала не все свои истории.
Он скрестил руки и пристально посмотрел одним глазом.
– Не хошь рассказать, чё ты против них имеешь?
– Нет.
Для кого-то всё бы на этом и закончилось, но Бетрим женился на Розе и провёл последние пару лет, помогая ей прорубать кровавый путь по Диким Землям. Он считал, что заслужил какое-нибудь объяснение, и умел и сам быть чертовски упрямым, если решал, что чего-то хочет.
– Жаль. Потому что никто из нас не выйдет из шатра, пока ты не заговоришь. И вряд ли Курт отдаст хоть кому-нить приказ нападать на город, пока ты не бросишь на него свой жуткий взгляд. Ага, как раз такой.
Роза закатила глаза, а потом улыбнулась.
– Но болтовня – эт просто трёп. – Она заговорила с тягучим акцентом Диких Земель, поднялась из кресла, направилась, покачиваясь, к нему и схватила через штаны его член. – Ртом я могу делать чё-то куда веселее, а?
Бетрим почувствовал, как напрягается от этой мысли, но не собирался дать себя отвлечь. Не в этот раз. Он положил руки ей на плечи и мягко надавил. Роза сначала сопротивлялась, но вскоре сдалась, закатила глаза и вздохнула.
– Ладно. – Она плюхнулась назад в кресло, с явным облегчением от того, что не надо стоять на ногах. – По крайней мере, принеси мне выпить.
Бетрим налил пару кружек эля, и Роза начала свой рассказ.
– Ты знал, что я на несколько лет старше своего братца, Шустрого?
Бетрим никогда на самом деле не задумывался ни о возрасте Розы, ни о возрасте Шустрого. По правде говоря, он просто радовался, что ублюдок давно обезглавлен и закопан. Уж кого-кого, а Шустрого Бетрим ни за что не хотел бы увидеть снова.
– На самом деле я помню ту самую ночь, когда он был зачат, – продолжала Роза. – Мне было три или четыре года, и я жила в борделе матери. В блядюжнике с ранних лет многое узнаёшь о блядстве.
Бетрим кивнул.
– Я их немало повидал. У твоей мамки ничё такой был.
– Да уж, – согласилась Роза. – И довольно выгодный. В Биттерспрингсе богатая клиентура, и моя мать не разрешала другим шлюхам работать в городе. Уж сколько предприимчивых дам надорвали пизду, пытаясь составить конкуренцию.
Бетрим поморщился, а Роза кивнула.
– Однажды вечером нарисовался чистокровный лорд. Грегор Х'ост, слегка пьяный и раскрасневшийся от купания в горьких источниках Биттерспрингса. Ты же помнишь этого чистокровного хуя?
Бетрим пожал плечами.
– Лично не встречал. Я был снаружи, разбирался с демонами, когда арбитр прибивал его к столу его же столовыми приборами. Впрочем, слышал, как он кричал. Наверно, в Хостграде все слышали, как орал этот уёбок.
Роза улыбнулась.
– Моё сердце греет мысль о том, что его пытал арбитр Инквизиции. Искренне надеюсь, что Грегор Х'ост сдох в ужасе и боли.
– И чё он натворил-то?
– Для начала, выебал мою мать. Хотя, это ты, наверное, уже и так знаешь. И, надо отдать ему должное, он ей заплатил. Выебал, заплатил, и впихнул ей в живот мелкого ублюдка. Не то чтобы Шустрый был совсем уж плохим. На самом деле он был довольно милым ребёнком, хоть все шлюхи его и испортили. И ещё ему в голову втемяшилось, будто он симпатичный. А уж то, что он рождён от чистокровного лорда, заставило думать, будто он лучше всех нас. – Роза улыбнулась, но это была жестокая улыбка, совершенно невесёлая.
– Потом, когда Х'ост уже шёл назад, на него уставилась моя сестра. Она раньше никогда не видела чистокровного лорда, как и никто из нас. Самым важным из всех, кого мы видели, был мэр города, который чудно́ себя вёл, одевался в одежду с рюшечками, но всё равно оставался простолюдином, который заигрался с деньгами. Х'ост был другим. Он ходил, пах и вёл себя так, будто всё и вся принадлежит ему.
– У тя была сестра? – спросил Бетрим. Роза никогда раньше не упоминала об этом, и, похоже, тому была веская причина.
Роза кивнула.
– На самом деле близняшка. Анемона. Помню, она дразнила меня, что я старше, потому что вылезла из матери первой. Это было так давно, что даже не помню её лица или голоса. Помню, что мы были близки, как две горошины в стручке. Х'осту не понравилось, как Анни на него смотрела. Все говорили, что он немного чокнутый, но… Он забил её до смерти, прямо там, в борделе, и все вокруг просто смотрели. Просто схватил кружку со стола и… ударил её, и бил, и бил… – Роза шмыгнула носом. Крупная слеза скатилась по её щеке.
Бетрим раньше видел, как она плачет – некоторое время в начале беременности это случалось довольно часто. Хотя в те разы она плакала не так. Тут это была скорбь. За всё время, что он знал Розу, после всего дерьма, через которое они прошли, сейчас она выглядела самой настоящей. Он подошёл к ней, поморщился, вставая на колено, взял её маленькую ручку в свою большую мозолистую лапу и сжал. Роза снова шмыгнула, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться. Довольно скоро ей удалось остановить слёзы.
– Грегор Х'ост пробил череп моей сестре пивной кружкой, потому что она смотрела на него. – Роза посмотрела на Бетрима, и он увидел огонь в её глазах. Огонь, который почти испугал его. Но Чёрный Шип не из тех, кого можно испугать жутким взглядом, даже взглядом жены. – Никто и пальцем не пошевелил, чтобы остановить его. Все просто смотрели. Даже моя мать. Родная мать Анни. В то время я до конца не понимала. Не осознавала, что происходит. Я помню, как спрашивала мать позже. Она говорила, что забыла. Притворялась, что ничего не случилось. Притворялась, что Анемоны никогда и не было. Потому что никто бы не стал ничего делать. Никто бы не помог. Потому что, если бы кто-то попытался, то Х'ост просто и их бы убил. Мы были всего лишь шлюхами. Анни была всего лишь ребёнком, а жизнь в Диких Землях стоит дёшево. – Гнев приглушил её голос. – Вот что такое люди Диких Земель для чистокровных – дешёвые и бесполезные. И вот что такое чистокровные для людей Диких Земель – диктаторы и деспоты. Он убил её, Бетрим. Даже почти не задержался. – Новые слёзы снова наполнили её глаза. – Дело не только в Х'осте. Все чистокровные семьи такие же. Простолюдины и игроки с обеих сторон – мы ничего для них не значим. Стоим для них меньше, чем объедки, которые они кидают собакам.
Бетрим и правда не знал, что сказать. Да и вряд ли тут нужны были слова. Роза права, жизнь в Диких Землях стоит дёшево, и чистокровным нравилось сохранять такой порядок вещей, поскольку это означало, что только их жизни чего-то да стоят. Несколько лет назад это вряд ли имело бы значение для Чёрного Шипа, но сейчас он понял, что имеет. Интересно, подумал он, не связано ли это с ребёнком, пусть и сидящим ещё в утробе матери. Хотя вряд ли ребёнок может сделать человека лучше. Бетрим уж точно никого из родителей лучше не сделал.
Роза шмыгнула носом и вытерла глаза.
– Бетрим, я не хочу, чтобы наше дитя родилось в мире, где жив хотя бы один чистокровный. Я собираюсь отдать ей Дикие Земли, совершенно новые Дикие Земли, объединённые и свободные. Она не заслуживает жить в страхе перед тем, что из каприза сделают с ней какие-то ублюдки, которые считают себя её владельцами. Я не позволю ей расти в таком мире.
Бетрим покачал головой и снова сжал руку Розы. Потом задумался, будет ли их ребёнок, когда вырастет, так же ловко манипулировать им, как и его мать.
– Тогда, пожалуй, пора бы нам хуйнуть на эти стены и пришить несколько чистокровных. Потому как, любимая, ты выглядишь так, будто вот-вот родишь.
– Мы и правда идём туда? – спросила Генри. Ей не нравилось, как выглядят стены, и уж тем более стоящие на них люди. Наверное, из-за всех этих луков, решила она. Стрелы ей никогда не нравились, ещё задолго до Шустрого. От одной мысли об этом ублюдке у неё заболела нога там, где он её разрезал.
– Похоже на то, – сказал Шип, который возился с круглым щитом и подрядил Пага, чтобы тот помог прикрепить его к руке.
Он выглядел неуклюжим, и Генри тоже чувствовала себя неуклюжей. Она понятия не имела, что делать со щитом, и терпеть не могла выданный шлем. Ей всегда нравилось двигаться и видеть, а и то и другое затруднительно в том маленьком кольчужном костюме, в который её втиснули.
– А есть веская причина? – спросила Генри. Она не собиралась отступать, но если бы Шип сдал назад, то ей бы других оправданий не потребовалось. Она вообще только из-за него и согласилась подвергнуть себя такой опасности. Сложно прикрывать его спину из лагеря.
– Наверное, эт хорошо для войск – видеть одного из нас в говне вместе с ними. Курту надо сидеть позади и заниматься по-настоящему важной хренью, а Роза в её положении и близко к битве не подойдёт. Выходит, остаюсь тока я, да?
– И я. Хуй я дам те сдохнуть тут одному. – Генри сплюнула в грязь, а Бетрим легонько пихнул её плечом и с жуткой ухмылкой сплюнул сам. Они попадали в переделки и похуже, и выходили целыми, если не считать нескольких новых шрамов в дополнение к прежним. По крайней мере, Генри так себе говорила. Она никак не могла избавиться от ощущения, что дерьмо никогда прежде не было таким поганым.
– Впервые в отряде? – спросил красномордый солдат. Похоже, его тёмные волосы слегка поседели, а вокруг глаз виднелось немало морщин.
– Иди нахуй! – прошипела Генри и презрительно таращилась на него, пока он не отвёл взгляд. Для неё это было уже слишком: она практически в ужасе, а тут какой-то гад ей ухмыляется – будто радуется, как мокрая пизда, что оказался посреди всего этого.
– Помнишь, как ты был бессердечным ублюдком, которому похер на всё, кроме себя? – спросила она Шипа. Она нервничала и переминалась с ноги на ногу, не в силах остановиться.
Шип рассмеялся и попытался почесать свой шрам от ожога, едва не заехав себе в лицо своим же щитом.
– Ага, пожалуй, припоминаю, как вечно заботился о тебе, хоть ты и чокнутая мелкая сука. Даже после того, как ты меня ударила ножом. – Он снова пихнул её, а она споткнулась и ухмыльнулась ему.
– Ага. Ты вечно неровно дышал к любой бабе, которая давала те присунуть в себя хуй.
– Как будто эт удивительно, с моим-то лицом. – Это была правда, вот только вся эта болтовня звучала натужно. Фальшивое веселье, чтобы скрыть страх.
Вокруг эхом пронёсся звук горна, почти тихий, и вскоре за ним последовал ещё один, на этот раз громче. Обстановка немного поменялась, и Генри почувствовала, как беспокойство сменилось нервозностью. Она и сама чувствовала и то и другое, и в кои-то веки порадовалась своему маленькому росту. Из-за него не было видно поверх ублюдков впереди. А значит, не видно приближавшуюся смерть.
– Выдвигаемся? – спросил Шип. На передовых сражений он был таким же новичком, как и Генри.
– Ещё нет, – сказал капитан Пропавший. Он с радостью согласился на место капитана охраны, и теперь с полусотней людей обеспечивал безопасность Чёрного Шипа в заварушке, которая обещала стать самой кровавой за всю историю Диких Земель.
Мысль о липкой красной крови чудесным образом успокоила Генри – как и всегда. Ей нравился цвет, ощущение, запах и даже немного вкус крови. Она много лет протыкала разных людей, пытаясь понять, по-разному ли люди истекают кровью, и у всех ли она красная. Оказалось, что внутри все одинаковые, как бы по-разному они не выглядели.
– Мы – поддержка для тарана, – продолжал капитан Пропавший. – Наш отряд выступит на защиту, когда первый отряд начнёт уступать.
Шип кивнул. Он понятия не имел, что делает – это любому дураку ясно. И ему, и ей вообще не место в битве, не говоря уже о передовой. Они преступники, а не солдаты. Бандиты, исправившиеся благодаря помилованию, которого не заслужили.
– Блядь! – ругнулась Генри, не в силах скрыть дрожь в голосе.
– Ещё не поздно отступить, – сказал Шип.
Генри видела позади Пага, который явно боялся не меньше неё. Кто-то начал стучать по щиту, крепкая сталь снова и снова била по дереву, и постепенно к нему стало присоединяться всё больше и больше человек. Вскоре Генри уже стояла посреди какофонии. Она не представляла, как это подействует на ублюдков на стенах, но в солдат вокруг это явно вселяло мужество. Генри видела парочку парней, у которых, небось, ещё и волосы на яйцах не выросли – они обменивались шутками и выглядели возбуждёнными. Она решила, что они никогда не видели настоящего сражения, и как их близкие в пыли истекают кровью до смерти. Никогда не чувствовали страха оттого, что всё настолько вышло из-под контроля, что жизнь и смерть уже зависят только от чистой случайности.
– Блядь! Чё происходит? – поверх грохота крикнула Генри и ударила Шипа по руке.
Он взглянул на неё сверху вниз, а потом отвёл взгляд.
– Первые наши отряды идут вперёд. Лестницы на стены. Катится охуенный таран. Наверно, потом и мы за ним, да?
Очередной горн взревел, перекрывая крики сражающихся и умирающих, сливаясь с воплем человека с мощными лёгкими.
– Это нам, – сказал капитан Пропавший. – Шагом марш. Держаться плотно. Щиты вверх, от стрел.
– Блядь! – Выдохнула Генри, когда их группа стала двигаться вперёд – почти две сотни человек и все со щитами. Она почти ничего не видела, кроме Шипа, Пага и красномордого ветерана, который теперь усердно избегал её взгляда.
Генри маршировала вместе с остальными, подняв щит над головой. Под созданным ими деревянным пологом стало удивительно темно. Её окутывала странная умиротворённость. Они маршировали вперёд, сапоги хлюпали по грязи. Звуки кричащих и умирающих людей казались очень далёкими. Здесь всё казалось простым. Держи щит над головой, иди вперёд.
– Чё будем делать, когда дойдём? – крикнул Шип.
– Что потребуется, – крикнул в ответ капитан Пропавший. – Хватайте таран, оттягивайте молот, защищайте остальных. Щиты вверх постоянно. Настоящий бой начнётся, когда пробьём ворота.
Генри пыталась взглянуть Шипу в глаз, но этот гад смотрел только вперёд, хоть и не мог ничего видеть из-за щитов. Она глянула на Пага, но парень не отрывал взгляда от земли, а его глаза даже в тусклом свете были расширенными и блестящими. Лихорадочно-блестящими. Блестящими от страха. Стоило признать, что парень, возможно, умнее, чем кажется.
– Блядь! – она оступилась и едва не грохнулась, схватившись за одного из солдат, и пошла дальше. Мельком глянув вниз, она увидела тела на земле. Некоторые истекли кровью от стрел, других растоптали. Она решила, что все мертвы. Не так-то сложно убить человека, когда до этого доходит, хотя некоторые умирают определённо легче других.
Что-то ударило в её щит с хлопком и с такой силой, что Генри поморщилась.
– Блядь! – её голос дрожал. Похоже, они уже подошли на расстояние выстрела, а это значило, что они достаточно близко к стенам Тигля, чтобы начать умирать. Уже скоро за стенами вырастут кучи трупов. Горы трупов.
Одно дело умереть в битве, и совсем другое – умереть одному или в окружении людей. И совершенно другое дело – умереть всего лишь очередным безымянным трупом посреди нескольких тысяч таких же. Генри не хотела умирать, и уж точно она не хотела умирать вот так. Решение пойти за Шипом было чистым безумием.
Всё больше стрел обрушилось на них, стуча по щитам, и некоторые проскальзывали в щели. Генри видела, как упал красномордый ветеран – из его воротника, между пластин, торчало древко. Крайне неудачный выстрел, если попал в тебя, и крайне удачный, если выстрелил ты. Она быстро потеряла бедолагу из вида, и другой солдат выдвинулся справа от неё, заполнив брешь и снова прикрыв Генри. Это был тощий мужик с выступающим подбородком и тоненькой полоской волос на губе. Генри раздумывала, кто умрёт следующим – он или она.
– Блядь! – прошипела она и зашагала дальше.
Тела под ними теперь встречались всё чаще. Некоторые лежали на других. Всё больше и больше стрел ударяло в щиты, и Генри видела, как всё больше и больше людей падало вокруг неё, а бреши в стене щитов быстро закрывались.
Человек перед ней с криком упал. Она не видела, куда его ранило, а просто споткнулась, поставила ногу ему на спину и перешагнула, заняв его место. Другие сомкнулись за её спиной.
Рука уже устала. Прошло-то, наверное, всего несколько минут, а казалось, будто несколько часов, и уже было трудно держать щит над головой. Генри не была слабой, но к такой работе не привыкла, и теперь только упрямство и решимость не умереть поддерживали дрожащую руку над головой.
– Шевелись! Вперёд! Живо! Шевелись! К тарану! – Генри не могла понять, от кого исходят приказы. Не знала, стоит ли их выполнять. Не знала, есть ли у неё выбор. Толпа солдат со всех сторон стала двигаться быстрее, и марш перешёл в бег.
С трудом пробираясь вперёд, она мельком заметила стены, которые уже были близко и вздымались высоко над ней. Там, на стенах, она видела людей, которые наклонялись и пускали стрелы. Так много стрел. Генри съёжилась под щитом, когда очередная стрела ударила в него, и двинулась дальше.
Громадное бревно, окованное полосами железа и утыканное древками стрел, качалось над её головой. Она двигалась мимо людей, тянувших за верёвки, под защитой их товарищей. Потом её прижали к деревянным опорам тарана, практически раздавили люди позади. Всё сооружение застонало, когда молот тарана достиг верхней точки, а потом с грохотом ударил в ворота города.
Таран содрогнулся. Земля под ней содрогнулась. Генри содрогнулась и едва не уронила щит. Сила удара так прогремела по ней, что, казалось, вытряхнула все зубы, и Генри стиснула челюсти, чтобы не откусить себе язык при следующем ударе.
– Блядь! – Её голос звучал пронзительно даже на её слух.
Повсюду вокруг неё умирали мужчины и женщины – одни падали там, где их подстрелили, а других отпинывали в ров. Генри, стоя возле тарана, не слышала ничего, кроме криков и грохота стрел по щиту, который она с трудом удерживала над головой.
Молот снова начал движение – мужчины медленно оттягивали его назад за верёвки. Кто-то где-то поблизости плакал. Слабое и жалкое хныканье доносилось до ушей Генри. Когда молот снова обрушился на ворота, она вытерла слёзы с глаз и заорала на ублюдков, которые поливали их смертью.
Командный пост, как его нравилось называть генералу Вериту, был просто небольшим холмиком, с которого хорошо просматривались и лагерь, и поле битвы. Отсюда они видели, как разворачивается вся атака. Роза смотрела, как лестницы поднимают на стены, и как их закрепляют у основания стены удивительными приспособлениями. Видела, как солдаты – мужчины и женщины, поклявшиеся сражаться за неё, – хлынули по этим лестницам, подняв щиты, чтобы закрыться от потока стрел.
Генерал выглядел не очень-то довольным тем, как всё шло – плохой знак, с учётом того, что атака только началась. Роза потеряла счёт времени, но сомневалась, что прошло больше нескольких минут.
Таран подклинили к огромным воротам Тигля. Огромное бревно оттягивали назад и отпускали, ударяя по большой двери. Даже отсюда она слышала треск. Как раз там должен находиться Бетрим.
Роза назвала его дураком, когда он сказал, что пойдёт на передовую. Так она и продолжала считать, хотя это не изменило его решения. Было время, когда Бетрим по-настоящему верил в свою репутацию Чёрного Шипа, по-настоящему считал себя неубиваемым. Роза надеялась, что сегодня он не получит доказательств своей неправоты. В конце концов, она любила мужа, и знала, что он станет защищать их ребёнка всем, что у него есть, включая жизнь. Его не назовёшь хорошим человеком, и даже достойным – Чёрный Шип натворил много такого, за что его многие хотели бы повесить, – но он верный, и верен Розе превыше других, и потому полезен.
– Всегда всё идёт как сейчас? – спросила она.
Даже с такого расстояния доносился грохот битвы, и Роза в гуще видела мужчин и женщин. Иногда она видела, как кто-то из её людей в задних шеренгах падал. Иногда кто-то из защитников Тигля валился со стен. Лучники имелись с обеих сторон. Роза любила лучников. Иногда хорошо, когда человек умирает вблизи, но чаще лучше смотреть издалека, как они падают. Уносить жизни отстранённо.
Генерал вздохнул.
– На самом деле обычно мне нравится, когда дела идут получше.
Большой генерал выглядел впечатляюще – сидел на коне, наряженный в пластинчатые доспехи, и смотрел на битву. Было что-то в том, как он себя держал, в напряжении его лица. Роза решила, что ему хотелось бы броситься в бой. Курт Верит был человеком, рождённым для войны и сражений. Воспитанный в крови и закалённый постоянными войнами, которые Пять Королевств вели с кланами на севере и с мертвецами на юге.
Генерал сунул руку в сумку, висевшую на боку, и вытащил зелёный флаг. Высоко поднял его и несколько раз помахал вверх-вниз. Через несколько секунд отряд у южной стороны стены, справа от огромных ворот, начал двигаться вперёд на поддержку сокращавшемуся числу тех, кто пытался забраться по лестницам.
– Мы теряем слишком многих. Ещё даже стены не взяли, а уже потеряли тысячу жизней.
Роза перевела взгляд от генерала на бушующую внизу битву и улыбнулась.
– По моим подсчётам, генерал, это означает, что осталось ещё двадцать тысяч. Числа – это величайшее оружие человечества. Достаточное количество монет позволит купить империю. Достаточное количество рук позволит захватить ту же империю кровью. Достаточное количество кораблей позволит править морями. Достаточное количество фермеров может накормить мир. Числа выигрывают битвы. Числа…
Генерал Верит горько усмехнулся.
– Это упрощённый взгляд, миледи. Я видел, как один человек одолел сотню. Видел, как сотня человек сдерживала тысячу. Числа могут выиграть сражение монет, но не всегда выигрывают сражение крови. На каждого их солдата мы теряем по десять своих, и такие потери нам не по силам.
– Что бы вы хотели сделать, генерал?
– Отступить. За несколько недель я мог бы построить башни, защищённые от лучников и достаточно высокие, чтобы люди добрались прямо до внешних стен. А ещё можно полностью исследовать пещеры. Там, внизу, был друрр – возможно, он использовал троллей, чтобы прорыть тоннель в город, потому что хотел забрать его себе. Мы могли бы построить осадные машины…
– Я устала от этого спора. – Прервала его Роза. – Вы сами говорили, что эти стены никогда не падут. Чем больше времени мы им даём, тем больше шансов, что они отразят всё, что бы мы ни сделали. А через несколько недель половина нашего войска умрёт от голодной смерти, а другая половина сбежит. Нам надо действовать сейчас.
Генерал достал из своей сумки очередной флаг и взмахнул им по диагонали. Другой отряд солдат – на этот раз почти в тысячу человек, с тремя огромными лестницами направился на север. Теперь они атаковали внешнюю стену в трёх разных местах, растаскивая оборону Тигля.
– Мы всегда можем отступить, миледи. Эта атака не обязательно должна означать всё или ничего, – тихо сказал генерал Верит.
– Нет, должна, – сказала Роза.
Она переступила с ноги на ногу и поморщилась от неудобства. Хотела бы Роза сидеть на лошади, как генерал, но в её состоянии это было невозможно, и она не собиралась приказывать тащить сюда кресло, пока мужчины и женщины умирали за неё под стенами Тигля. Она шагала вперёд-назад, вперёд и назад, поворачиваясь всякий раз, как таран ударял в огромные ворота.
Каждый миг терялось всё больше жизней – одни на стенах, и куда больше под ними. Роза смотрела на разворачивавшуюся перед ней битву, и в неё начинали закрадываться сомнения. Что если генерал прав? Что если на полномасштабный штурм им просто не хватит численности? Несмотря на предупреждения генерала, Роза надеялась, что всё пройдёт лучше.
– Люсиль, мне нужно выпить, – бросила Роза, не в силах снять напряжение. Во рту пересохло, ноги болели почти так же сильно, как спина, и нужно было пописать, но уединиться для этого было негде. Горничная побежала за бокалом вина, а Роза продолжила шагать.
Таран снова ударил в ворота, и этот звук просигналил, что пора развернуться и шагать в другую сторону. Роза заметила, что генерал смотрит на неё, и остановилась, напуская на лицо обычную маску.
Верит снова обернулся к битве и взмахнул рукой. Роза проследила за его жестом, страстно желая увидеть что-то новое.
– Слева от ворот. Часть наших войск достигла внешней стены.
Роза прищурилась, и действительно теперь выглядело так, будто люди взбирались по лестнице быстрее, чем раньше. Она улыбнулась этой маленькой победе. Солдаты, которые взобрались по стене, прятались за щитами, оттесняя врагов и давая место большему количеству своих товарищей влезть по лестнице позади них. Если они смогут выдавить врагов достаточно далеко, то вскоре на помощь смогут подойти солдаты и с других лестниц.
– Видите, генерал? – Ликуя, сказала Роза. – Числа!
– Посмотрим. – Он взмахнул очередным флагом, на этот раз красным. Роза не увидела новых отрядов, вступающих в бой, и вообще никаких изменений не заметила, но не собиралась вопросами о команде демонстрировать свои пробелы в знании военного дела. – С внутренней стеной будут трудности. У лучников на ней преимущество в высоте над внешней стеной. Наших людей атакуют с трёх сторон.
Боль прострелила живот Розы, и она сдавленно вскрикнула, чуть не упав от мучений. Тут же подскочила Люсиль с бокалом вина в одной руке, и другой поддержала Розу.
– Вы…
Роза покачала головой, решив не показывать никакой слабости.
– Думаю, мне просто нужно облегчиться. Люсиль, помоги мне, будь добра.
– Миледи Роза, – сказал генерал. Она обернулась и увидела, что он снова на неё смотрит. Под его озабоченным взглядом она почувствовала себя дурой за то, что вскрикнула, когда так много людей умирает под стенами города. – Если вам нужно отдохнуть, то я могу присмотреть за битвой.
– Щедрое предложение, генерал, – сказала она. Пот ручьями тёк по её лбу, и сейчас, подумав об этом, ей невыносимо хотелось опорожнить мочевой пузырь. – Но кто-то должен оставаться здесь, чтобы не дать вам начать отступление.
Генерал снова отвернулся.
– Если битва пойдёт ещё хуже, то ваше присутствие не остановит меня от отвода наших войск.
– Моих войск, генерал, – поправила его Роза. – Моих солдат.
Он пожал плечами.
Позволив Люсиль поддерживать себя, Роза проковыляла несколько шагов, потом присела и задрала платье. Люсиль не давала ей упасть, пока Роза снимала напряжение, поливая землю.
– Проклятье, похоже, этому ребёнку уже нравится ставить меня в неловкое положение.
– Вам не следует находиться здесь, так близко, – сказала Люсиль с ноткой стали в голосе.
Роза улыбнулась. Теперь, когда удалось пописать, она снова стала чувствовать себя собой, и чуть меньше – инвалидом.
– Когда придёт время, Люсиль, и этот чёртов ребёнок начнёт выходить, вот тогда я позволю диктовать тебе, где мне находиться. Не раньше. Ясно?
Люсиль кивнула и помогла Розе подняться.
– Как видишь, сейчас я в порядке. Где ты оставила то вино? – Роза стряхнула её руку со своей и встала настолько прямо, насколько позволял живот.
Она оглянулась на битву. Войска всё ещё взбирались по лестнице на севере. На юге они всё ещё умирали десятками. А у ворот от ударов тарана всё сильнее стал доноситься треск.
Паг споткнулся и упал, оттого что сверху на его щит свалился булыжник. Тяжёлый кусок камня коснулся земли за миг до того, как парень последовал за ним. Один из солдат капитана Пропавшего двинулся, чтобы заполнить брешь, встав на сквайра, но Бетрим крепко толкнул его, наклонился, поднял Пага на ноги и закрыл щитом, пока тот сам не сможет поднять руку.
– Спасибо, – крикнул Паг поверх грохота, и Бетрим что-то проворчал в ответ.
Они плотно теснились возле тарана на заваленной трупами земле, и сверху на них бросали всевозможную херь – как острую, так и тупую. Бетрим побывал в куче разных хреновых переделок, но, по правде говоря, ни одна из них не сравнилась бы с заварушкой, в которой он оказался сейчас.
Он потерял Генри из вида во время первого натиска, и с тех пор не имел возможности её отыскать. Вполне вероятно, она уже валяется под трупами вокруг, но Бетрим надеялся, что это не так. Ему не очень нравилось, что маленькой убийцы нет с ним рядом. По правде говоря, он даже не мог себе представить свою жизнь без неё.
Новая волна стрел утыкала таран, землю и щиты. Ещё пара человек с криками упала, но Бетрим не видел их в давке тел.
Капитан Пропавший проталкивался через волны пота, плоти, стали и крови и поднырнул под молотом тарана, который медленно оттягивали назад для очередного удара. Он споткнулся обо что-то и поднялся со вторым щитом в руке.
– Вот! – крикнул Пропавший, сунув щит Пагу. – Твой – просто дощечка. – Он был прав. Непрерывный поток стрел и камней расколол щит Пага, и от него осталась какая-то щепка, привязанная к руке. Бетрим посчитал практически чудом то, что парня ещё не проткнуло.
Паг попытался уронить свой побитый щит, но капитан Пропавший остановил его, покачав головой.
– Сначала брось меч, парень. От второго щита тебе будет больше пользы.
Щёки капитана раскраснелись, а глаза блестели. Если уж на то пошло, Бетрим сказал бы даже, что чокнутому болвану нравилось ходить по лезвию ножа в окружении смерти и хаоса. Некоторых людей он совсем не понимал. Пусть Бетрим и вызвался на передовую вместе с войсками, но он бы заплатил неплохие деньги за то, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.
– Тяни! – разнёсся крик, и Бетрим бросился к задней опорной балке тарана. Он не понимал, нужно ли тянуть его ещё сильнее. Колёса уже погрузились в густую, кровавую грязь.
Молот качнулся вниз, врезался в деревянные ворота, и Бетрим услышал, как что-то хрустнуло. Он рискнул проверить, не валится ли таран, и воспрял духом, увидев, что ворота начали прогибаться.
– Мы почти прорвались! – закричал Бетрим срывающимся голосом. Что-то шмякнуло по его щиту и напомнило, как близко он к смерти – его энтузиазм стих, как только пришло осознание, что даже когда они пробьются, начнётся кровавый бой за внешнюю стену, и даже он будет лишь половиной сражения. Может даже меньше, чем половиной.
Капитан Пропавший кивнул кому-то из своих, и скоро уже кучка солдат проталкивалась вдоль тарана. Люди потянули за верёвки, чтобы снова отвести молот назад. Бетрим не знал, сколько они уже этим занимаются, не знал, сколько длится битва. Казалось, что уже почти вечность. По крайней мере, здесь – в давке, с телами повсюду и бурлящей во всех смыслах кровью, – он не чувствовал холода. Здесь, в сердце штурма, ему было, пожалуй, даже слишком жарко.
Капитан приказал нескольким своим парням встать перед Бетримом, а сам занял позицию сразу позади него.
– Когда ворота падут, – крикнул капитан Пропавший, закрываясь щитом от летящего в них дерьма, – здесь будет кровавая свалка. Все будут бить мечами без всякой осмысленности. Ты держись позади нас. Дай нам защищать тебя, как мы и собирались.
Бетрим нахмурился, но кивнул. Он не привык к людям, которые хотят его защищать. Скорее привык к тем, кто пытается его пырнуть и сделать себе имя на убийстве Чёрного Шипа. Странно, как всё поменялось. Теперь куча народу готовы были подставить себя под удар только потому, что он ебёт женщину, которая тут за главную.
– ТЯНИ!
Бетрим снова прижал плечо к тарану и напрягся, когда молот обрушился очередным раскалывающим ударом. На миг ему показалось, что он увидел с другой стороны лицо Генри, заляпанное кровью и скривившееся от содрогающейся военной машины, но оно вскоре пропало за давкой солдат.
– Ещё немного! – крикнул капитан Пропавший.
Они уже почти пробились. Ворота кололись и трещали, и там, куда попадал таран, открывалась дыра. Если Пропавший был прав, то ещё пара ударов, и ворота могут свалиться с петель, позволив ворваться внутрь и начать настоящую битву, и прекратить по-дурацки утыкивать друг друга стрелами.
Молот снова оттянули назад. Давка стала плотнее. Скапливалось всё больше и больше солдат, готовых рвануть через ворота, как только их, наконец, пробьют. Бетрим едва мог пошевелиться, едва мог сказать, какая часть принадлежала ему, а какая – кому-то ещё. И уж точно он не мог понять, какой из щитов над головой принадлежит ему.
– ТЯНИ!
Толчок от удара снова сотряс Бетрима. Казалось, будто все зубы застучали в голове. Будто и глаза тоже застучали, и в кои-то веки он порадовался, что у него остался только один.
– ЕЩЁ! – крикнул Пропавший.
Бетрим оглянулся в поисках Пага, но парня нигде не было видно. В давке стало тесно, как в жопе девственницы, и он уже едва мог видеть лицо соседа. Солдаты Пропавшего, охранявшие Бетрима, были теперь ближе всех к нему. Много седеющих, много ветеранов. Все знали игру, и, когда начнётся битва, от всех пользы будет явно больше, чем от Пага. И всё равно жалко, если парень уже помер. Бетрим не был особенно сентиментальным, но Паг ему нравился. Видимо, дело было в невинности, что ли.
– ТЯНИ!
На этот раз, когда молот ударил, ворота издали мучительный стон и провалились. Балка наконец-то раскололась. Солдаты бросились вперёд, толкали ворота, наваливались своим весом, а на них давили люди позади, и створки открывались всё шире и шире.
С другой стороны их ждали копья.
Генри оказалась на передовой, практически в первых рядах и почти в самом центре. Не по своей воле. Люди перед ней продолжали умирать от стрел лучников, наклонявшихся за парапеты, а её всё толкали и толкали вперёд сволочи сзади. Она бы даже крикнула им прекратить, но горло уже так воспалилось от криков, что было больно дышать. Сейчас даже пробормотать слово казалось невозможным.
С последним ударом молота ворота осели, поскольку балка с другой стороны лопнула напополам. Солдаты сзади напирали, и Генри оказалась прижатой к воротам, пытаясь сделать вдох и желая, чтобы проклятые створки открылись поскорее.
Когда они, наконец, начали открываться, Генри поняла, что её толкают вперёд быстрее, чем хотелось бы. Быстрее, чем готовы были двигаться ноги. Страх и предвкушение смешались и вытеснили все мысли из головы. В её сторону из города были направлены копья, и она встревоженно вскрикнула. Впрочем, было уже поздно. Люди позади неё не останавливались, как и она сама. Одно копьё ударило в бок, запутавшись в мешковатой кольчуге, а потом другое проскользнуло под мышкой и проткнуло человека сзади.
Генри упала, падение задержало копьё, запутавшееся в кольчуге. Древко обломилось, и она прыгнула и покатилась, пока солдаты позади её не растоптали. Мир мелькал размытыми пятнами, а потом она уже сидела, скрючившись, между двумя солдатами Тигля, которые выглядели не менее удивлённо, чем она. Спустя миг стена солдат Розы врезалась в них, и Генри оказалась в жуткой кровавой свалке.
Поразительно оказаться зажатой в рядах противника. Генри вынула руку из щита и уронила меч, который ей выдали. Кинжалы всегда под рукой, и она отлично убивала вблизи. Чем ближе, тем лучше. Генри нравилось, когда кровь во время убийства омывает руки, и прямо сейчас здесь было сплошное кровавое убийство.
Было мало места – её зажало между живым солдатом и явно мёртвым, а лицо оказалось в нескольких дюймах от третьего защитника Тигля, который рычал на неё, но совершенно не мог пошевелиться в давке. Генри подняла руку над толпой и увидела, как глаза солдата расширились от страха за миг до того, как она вонзила кинжал в один из этих глаз. Солдат завопил, дико и скорбно, но не мог пошевелиться, такой плотной была давка. Генри ударила ещё раз, выбив ему другой глаз, а потом ткнула в глотку. Кровь окатила её, окрасив лицо красным, и она ударила ещё кого-то.
Генри нравилось вблизи, но здесь было совершенно иное. Ей нравилось, когда можно двигаться, пользоваться преимуществами своей скорости и роста. Здесь же она стала всего лишь очередной мишенью. Ещё одно тело в перемалывающей давке вонючей смерти. Она била кинжалом снова и снова, надеясь, что никому не удастся пробиться через труп перед ней, который теперь стал её щитом. Надеясь, что никто из её людей сзади не ударит её по ошибке. Пускай она не носила чёрного мундира Тигля, но в таких тесных помещениях различить это было практически невозможно.
Она не знала, сколько длилась эта первая стычка сражения. Копья тыкали вперёд-назад, и каждый раз, видя, как приближается наконечник, её сердце пропускало удар, и она не сомневалась, что вот-вот умрёт. Генри била кинжалами всех солдат, до которых могла дотянуться, и чувствовала, как внутри неё поднимается отчаянная паника. Она уже чувствовала такое раньше – как перехватывает горло, и поле зрения размывается, оставляя в фокусе лишь маленький тоннель.
Давка стала уменьшаться, поскольку солдаты Тигля протрубили отступление, и мёртвые тела, поддерживаемые людьми сзади, упали на пропитанную кровью землю. В мёртвую женщину у ног Генри врезалась стрела. Наконечник вонзился в шею с мясистым звуком, и всё. Ни крика. Ни вопля. Женщина уже давно была мертва. Генри понятия не имела, умерла та от её кинжалов или от чьего-то копья. На самом деле это и не имело значения – труп есть труп, и неважно, чья рука стала тому причиной.
Вокруг повсюду лежали трупы. Тела людей с обеих сторон конфликта. Солдаты Тигля отступали всё дальше и дальше под защиту внутренних ворот, держа наготове копья на тот случай, если нападающие снова бросятся в атаку.
Генри просто стояла, тяжело дыша от истощения, и чувствуя головокружение. Она была покрыта кровью. Как часто она ей покрывалась. Сложно сказать, сколько крови принадлежало ей самой – сколько-то уж наверняка. Солдаты Розы хлынули вокруг неё, толкали её, пробиваясь к внутренней стене. Летело всё больше стрел. Всё больше и больше стрел – защитники на внутренней стене градом пускали их в сторону нападающих.
Паника поглощала её, сковывала руки и ноги и выжимала свежие слёзы из глаз. В точности как в Хостграде, когда напали демоны, страх вытеснил все мысли из головы. Это уже не бой. Генри никак не контролировала, выживет она здесь или умрёт. Все они умрут. Она поняла это с внезапной определённостью, с болезненно чистой ясностью.
– ПОДНЯТЬ ЩИТЫ! – Генри не знала, кто или где выкрикнул это. Оглянулась в поисках щита. Немало их лежало вокруг на земле, но ни один не был похож на её щит. Хотя теперь, подумав об этом, она не смогла вспомнить, как тот выглядел.
Солдаты окружили Генри, и она снова оказалась под пологом высоко поднятого дерева, прижатая к людям рядом с ней. Вонь пота и крови окутывала всё. В тонкие прорехи между щитами прорывались лучи света, а удары стрел стали постоянными. Звуки без ритма и рисунка. Такие отчуждённые. Резня в массовых масштабах. Имена теряются для мира даже без раздумий о том, что это может значить.
Генри посмотрела на свои руки. Правая была покрыта кровью – частично засохшей, частично всё ещё влажной и капающей. На левой руке виднелось несколько маленьких ранок, где содралась кожа, но в остальном всё было чисто. Она начала было вытирать правую руку об рубашку под кольчугой, но та тоже слишком пропиталась кровью.
– Мы – бастион для тех, кто идёт за нами, – сказал кто-то, чьего голоса она не узнала. – Бери щит и поднимай.
Кто-то толкнул её в левое плечо, и она инстинктивно развернулась и вонзила кинжал ему в спину, под доспехи.
Солдат вытаращился на неё, раскрыв рот и выпучив глаза от страха. Генри почувствовала, как горячая кровь омывает и левую руку до самого запястья. Мужик ещё немного смотрел на неё, а потом его глаза закатились, и он упал. Всего лишь ещё один труп на земле. Уже один из тысяч, решила Генри. По крайней мере, этот видел, кто его убил.
Никто не заметил, как она только что убила одного из своих. Никто из солдат этого даже не видел. Ещё одного свалила случайная стрела – вот и всё, что подумал бы кто угодно. В этом месте Генри могла убивать безнаказанно, и никто бы не заметил, и не заинтересовался, если бы она сама этого не захотела. А всё, чего она хотела, это исчезнуть.
Другой солдат перешагнул через тело человека, которого она только что убила, и полог щитов снова стал целым. То и дело падал очередной солдат, убитый непрерывным дождём стрел.
Это было почти спокойно. Безмятежно. Генри улучила минутку, чтобы оглянуться, её зрение затуманилось от слёз и страха. Шип исчез. Она его не слышала и не видела. Генри решила, что Шип уже мёртв, и потому у неё нет больше причин оставаться здесь, затерянной в давке посреди безымянных солдат, умирающих за Розу или за чистокровных ублюдков. Совершенно никаких причин.
Генри развернулась и начала пробираться через толпу солдат в сторону внешних ворот. Она всегда была маленькой и гибкой, телом едва больше, чем у девчонки, и даже в мешковатой кольчуге, тянувшей вниз, пробираться получалось неплохо.
Всё больше солдат набивалось позади стены щитов – теперь, когда ворота рухнули, целый новый отряд собирался штурмовать внешнюю стену. Они толкались и пихались, пробираясь внутрь, протискиваясь вокруг огромного каркаса тарана. Некоторые из них замечали, что Генри проталкивается им навстречу, но никто не наседал слишком сильно. Немногим хотелось спорить с Генри, даже когда она не была покрыта кровью.
Слышно было, как позади неё люди всё ещё умирали, мужчины и женщины пытались удержать рубежи, пока их товарищи не придут на помощь. Раздался гортанный крик. Вскричали дюжины голосов, воздух расколол настолько громкий и наполненный болью шум, что Генри затошнило.
Она оглянулась на толчею солдат как раз вовремя, чтобы увидеть, как второй бак кипящего масла течёт из внутренней стены, попадает на поднятые щиты и льётся на людей под ними. Её осенило, что она могла быть одной из этих бедолаг.
Теперь уже довольно много солдат выходили из сражения. Одни бегущие назад были ранены, другие тащили раненых за собой. Генри видела женщину без руки – с неровной культи капало, и она бродила по полю, поднимая стрелы. Глупо. Очень даже вряд ли ей придётся теперь стрелять из лука, с одной-то рукой.
Те, кто бежал в бой, по-прежнему толкали Генри, а их голоса казались настолько приглушёнными, что Генри их едва слышала. Идиоты. Люди спешат умереть. Да, сражение продолжалось, но главные ворота теперь стояли распахнутыми.
Генри посмотрела на свои руки. Обе были покрыты красным. Кровь даже пропитала рубашку, которая теперь выглядела грязно-коричневой. Она проковыляла пару шагов и сблеванула в ров, а потом ещё некоторое время смотрела, как плывёт блевотина. Потом с трудом поднялась и направилась к лагерю, сбросив шлем с головы и стягивая кольчугу.
– Стены наши, – объявила Роза, не в силах убрать с лица победную ухмылку. Ребёнок снова зашевелился, и это причиняло немалые неудобства. Чем скорее закончится битва, тем лучше, а Розе нужно было присесть.
– Мы получили точку опоры, и не более того, – ответил генерал.
Каждую минуту он махал новым флагом, и постоянно получал ответы с передовой. Сновали туда-сюда посыльные, и, меняя лошадей, приносили ему последние новости. Сейчас, когда главные ворота пробили, это стало особенно важно, поскольку отсюда было не видно, как проходит битва в центре осады.
Солдаты как можно быстрее взбирались по лестницам, но лучники на внутренней стене явно делали своё дело. Судя по последним донесениям, количество защитников Тигля, расположенных на внутренней стене, почти вдвое превышало число тех, кто защищал внешнюю.
– Я по-прежнему не уверен, что мы сможем её удержать, – прогремел генерал. Его лицо было мрачным, и он давно спрыгнул со своей лошади, позволив ей щипать траву, хотя галопом отсюда до кровавой резни было рукой подать. Сумку с флагами он держал на плече, под рукой.
Роза нахмурилась и снова посмотрела в сторону осады. Солнце уже миновало зенит и как раз начинало опускаться. Утро выдалось кровавым, и смертей случилось больше, чем Роза когда-либо видела до этого. Она даже представлять себе не хотела, каково приходится солдатам в самой гуще. Или Бетриму.
– Так много наших возвращается в лагерь, – сказала Роза, практически сама себе.
– Раненые. Те, что способны выбраться из боя, но не могут сражаться. Говорите, их много… – Генерал Верит горько усмехнулся. – Это ничто по сравнению с мёртвыми.
– Они тащат таран назад? – спросила Роза.
– Да.
– Почему?
– Потому что мы не будем сегодня брать внутреннюю стену. – Генерал сунул руку в сумку и вытащил очередной флаг, на этот раз ярко-синий, и крупнее предыдущих. Повертел его в руке, но поднимать не стал. – Мы застряли.
– Что? – Роза покачала головой. – Ворота пробиты. Стены наши. Мы побеждаем.
Генерал Верит покачал головой.
– Мы проигрываем. – Он печально посмотрел на неё. – За одно утро мы потеряли почти половину наших войск. Тысячи солдат мертвы. Тысячи, миледи. Если бы не было другой стены, мы, может, и смогли бы, пробились бы… Надо отступить.
– Нет! – Роза медленно сделала два шага вперёд и уставилась на него. – Генерал, я уже говорила, мне нужно, чтобы город пал сегодня.
Он недолго просто смотрел на неё.
– А я вам говорил, что это ебанина. Что атака ва-банк только уничтожит ваши войска. Я был прав, миледи. Взгляните туда. Хорошенько взгляните. Ваши солдаты устали, они истощены, и они умирают. Мы закрепились на внешней стене этого города. Эту точку опоры мы не сможем удерживать под напором лучников противника. Нам по-прежнему нужно пробиться ещё через одни ворота, и они толще предыдущих, если ваш пьяница прав. Мы не можем подвести таран к ним, потому что враг льёт на наши войска кипящее масло. Не знаю, видели ли вы когда-нибудь, миледи, что кипящее масло делает с человеком, но от такого даже у вас скрутило бы живот.
– Вы предлагаете полное отступление? – Роза посмотрела в сторону города. Ей казалось, что они так близки к тому, чтобы захватить его, так скоро войска потекут внутрь. Да, многие солдаты погибли, а их тела разбросаны повсюду, но ещё многие способны сражаться.
– Не постыдно отступить и переосмыслить наши варианты, миледи, – продолжал генерал Верит. – Они не смогут быстро починить эти ворота, по крайней мере настолько, что мы не сможем снова их выбить. Давайте отступим, залижем раны и обдумаем другие способы атаки.
У Розы закружилась голова, её накрыла волна тошноты, и она споткнулась. Мир потускнел, солнце на миг погасло, и показалось, что из неё вытекло всё тепло. Она открыла глаза и обнаружила, что смотрит на небо. Хлопковые облака плыли по морю. Во рту ощущался вкус меди, сверху появилось бледное лицо Люсиль, смотревшей вниз с выражением чистого ужаса.
– Где я? – сонно сказала Роза.
Где-то неподалёку прозвучал горн – громко и гулко, словно прокатился по небу. Звук скоро подхватил другой горн, а потом и ещё один, где-то далеко.
– Перед Тиглем, миледи.
Роза закатила глаза и застонала, с трудом поднимаясь на колени. Она увидела стены Тигля, по-прежнему высокие, и по ним бегали маленькие человечки, словно муравьи, рассерженные дождём. Снова прозвучали горны.
– Люсиль, почему я на земле? – под ней была короткая и сухая трава. Роза разлеглась на ней.
– Вы упали в обморок, миледи, – сказала Люсиль, помогая Розе сесть, а потом положила одну руку ей на лоб, а другую на живот.
Роза поморщилась. Она терпеть не могла показывать слабость перед человеком, командующим её армией.
– Проклятое дитя. – Роза вздохнула и попыталась встать. Даже с помощью Люсиль потребовалось немало времени и много раскачиваний. – В обморок?
– Такое не редкость, миледи. Особенно когда женщина на такой стадии переусердствует.
Роза скривилась и захотела оттолкнуть её, чтобы стоять самостоятельно.
– Наши войска отступают, – сказала Роза, щурясь на город.
– Такой я им отдал приказ. – Генерал Верит всё ещё махал голубым флагом. –Поздно меня останавливать, леди Роза. Видите, мы уже отступаем.
Роза сплюнула и бросила на него злобный взгляд. Хотелось кричать, хотелось орать на него, но было чувство, что он прав. Им не перенести таких потерь. Её атака ва-банк провалилась. Можно было себе представить, как Найлз Брекович и Алистар Д'роан злорадствуют на пиру за бокалом вина, в то время как их солдаты, которые и выиграли сражение, отдавая свои жизни, едят скудный солдатский паёк.
– Генерал, вы действовали без моих приказов, – прошипела Роза. Может, он действовал и правильно, вот только ещё это было предательство.
Генерал Верит повернулся к ней, всё ещё махая флагом. Он кивнул, и на миг показалось, что под своей густой бородой здоровяк по-настоящему сконфужен.
– Прошу прощения, миледи. Я отдал приказ, пока вы были без сознания. Я искренне полагал, что вы, если бы могли, приняли бы именно такое решение.
Роза улыбнулась. Генерал был не так глуп, как выглядел, а она, случалось, об этом забывала. Ему удалось весьма ловко выйти из темы с предательством так, что ни один из них не потерял лица.
– Думаю, мне нужно отдохнуть, генерал. Вы можете без меня организовать отход войск?
Роза опиралась на Люсиль сильнее, чем ей хотелось бы, и всё равно стоять прямо было сущей пыткой. Казалось, лодыжки вот-вот выгнутся, и она чувствовала, как качаются ноги. Другие женщины весь срок до самого рождения вынашивали ребёнка, даже ни разу не споткнувшись. Роза решила, что завидует им.
– Да, миледи. Я доставлю вам рапорт, как только получим точные данные о потерях. – Генерал низко поклонился, а потом выпрямился и уставился на город и на солдат, возвращавшихся по полю боя.
Роза последний раз взглянула на противостоящие ей стены, но смотреть на них было так неприятно, что она повернулась к лагерю. Люсиль поддерживала её на каждом шагу. Роза надеялась, что Бетрим где-то там, отступает вместе с остальными.
Оказалось, что чертовски полезно таскать с собой большой двуручный топор, который лучше годится рубить дрова, чем людей, когда перед тобой на пути деревянная дверь. Они прошли первые ворота и поднялись к двери, которая вела внутрь внешней стены и к бойницам. У Бетрима за спиной было несколько дюжин солдат, и большинство – солдаты Пропавшего. Они прикрывали его своими щитами и жизнями, а Бетрим несколько раз хорошенько ударил по двери, и топор пробился.
Он почти ожидал, что как только будет пробита первая дыра, тут же вылетит стрела, но с другой стороны никто даже не пискнул. Похоже, солдаты внешней стены были слишком заняты теми, кто взбирался по лестницам, и ни капли внимания не уделяли тем, кто прорвался через ворота. Небольшой недосмотр, решил Бетрим, но уж ему-то нечего было жаловаться на удачу.
Ещё пара мощных взмахов, и стало ясно, что дыры хватит, чтобы просунуть руку и отпереть дверь – хотя сам он не собирался добровольно рисковать конечностью. Капитан Пропавший оттолкнул Бетрима с дороги и пихнул к двери одного из своих людей. Солдат не медлил, сунул руку в дыру, пошарил немного, а потом напрягся и закряхтел. С другой стороны раздался громкий удар, и дверь распахнулась.
Их по-прежнему осыпали дождём стрел. Бетрим решил, что он за этот день видел больше стрел, чем большинство стрелоделов видит за всю свою жизнь. Несколько парней Пропавшего ворвались в дверной проход, а Бетрим оттолкнулся от капитана и втиснулся в строй солдат, которые скрывались вверху, на лестнице, ведущей к бойницам на стене.
Он считал, что выглядит довольно героически, стоя во главе атаки и захватывая внешнюю стену. Такие истории обычно и превращаются в легенды, а с именем Бетрима уже было связано немало легенд. Солдаты видели, что он не просто сражается среди них, но и ведёт их на передовой. Разумеется, передовая – это всегда очень опасное место, и Бетрим знал, что уже помер бы с десяток раз, если бы за ним не присматривал Пропавший, решительно настроенный дать ему выжить.
Свет был таким тусклым, что Бетрим едва мог различить человека перед собой. Он прогромыхал по витой лестнице с большим топором в руке и с желанием сделать паузу и отдохнуть. Казалось, целая вечность потребовалась, чтобы подняться по ступенькам, и к концу все задыхались, но всё-таки они выбили другую дверь, которая вела прямо к бойницам наверху стены.
Сразу стало понятно, что бой не закончился во время их небольшой пробежки по лестнице. По всей стене перед ними Бетрим видел десятки защитников Тигля, и все пытались зарубить маленькую кучку нападающих, защищавших ближайшую лестницу. А тем временем с внутренней стены – справа и выше – их поливали дождём стрел.
Бетрим не тратил времени на расчистку прохода, а сразу бросился вперёд, за дело, и всё больше и больше солдат высыпало вслед за ним.
Первый защитник стоял спиной к Шипу – большой топор опустился между его лопаток, разрубив кольца кольчуги и хребет. Другой гад развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как дюжина солдат Пропавшего набрасывается на них, и мечи рубят снова и снова. Первая линия защитников умерла, даже не поняв, что на них напали.
Бетрим зарычал и снова ударил топором. Лезвие отбили до того, как оно вырубило кусок из защитника, но оно попало в плечо, и Бетрим резко дёрнул. Бедолага споткнулся, вывалился вперёд из шеренги, и его быстро убили мечом в глаз. Бетрим глянул туда и увидел на другом конце меча капитана Пропавшего, который, как обычно, старался держаться к Шипу поближе.
Не хватало места, чтобы по-хорошему махать топором. Все стояли плечом к плечу, рыча и крича на защитников, которые изо всех сил старались отступить, но оказались запертыми между группой Бетрима и теми, кто всё ещё поднимался по лестнице.
Мужчины и женщины по обе стороны стали умирать, когда защитники, зажатые между лестницей и новыми нападавшими, поняли, что им нечего терять. Они бросились на солдат Бетрима, даже когда гады-лучники на внутренней стене поняли, что происходит, и начали пускать свои стрелы.
Бетрим услышал позади себя крики умирающих и проигнорировал их, снова и снова обрушивая свой топор, отдав заботу о щитах солдатам перед собой. В этом главная беда с битвами, в отличие от доброй драки – в битвах всегда всё зависит от людей со щитами и от людей с копьями. Бетрим предпочитал честный бой, в котором всё решалось мастерством и иногда жульничеством, а не копьём или стрелой, которых и не увидишь, пока не станет поздно. На самом деле Бетрим предпочитал вовсе не сражаться – лучше всего оставить нож в глотке гада задолго до того, как он вообще узнает о том, что будет бой.
Как бы то ни было, схватка на стене оказалась ещё кровавее и яростнее, чем у ворот, но подкрепления прибывали со стороны Бетрима, и потому они не сомневались, что победят. Он лишь надеялся, что проживёт достаточно долго, чтобы на это посмотреть.
– ВНИЗ! – прокричал Пропавший, и Бетрим почувствовал, как сильная рука на плече тянет его вниз, за первую линию его солдат.
ФРУНК!
Бетрим почувствовал удар позади, движение воздуха и услышал звуки волочащихся тел. Сразу за этим начались крики, и Бетрим оглянулся и увидел три тела, проткнутые снарядом "скорпиона" толщиной с небольшое деревце. Пару секунд он мог лишь глазеть на три трупа, нанизанных на древко, словно гигантский человеческий шашлык. Он подумал, что сволочи на внутренней стене наверняка уже заряжают следующий снаряд.
– Вставайте между ними! – крикнул Бетрим. – Не давайте уёбкам мишени!
Довольно скоро предложение стало приказом, и всем захотелось срочно его исполнить. Шеренга солдат Бетрима сурово наседала на защитников, уже не беспокоясь о свободном пространстве для взмаха мечом или топором – гораздо важнее было оказаться вне зоны прямой видимости боевых машин на внутренней стене. Никакой щит не защитит от попавшего в цель снаряда из "скорпиона".
Бетрим поскользнулся на крови и выронил топор. Вытащил из-за пояса один из маленьких кинжалов. У него ещё оставалось больше дюжины спрятанных стальных предметов – понадобился бы поистине пристальный обыск, чтобы найти их все. Благодаря росту и весу он втиснулся в шеренгу защитников и бил ножом под доспехи гадов, где только мог.
Это была битва в тесноте, полная рычащих лиц и жалких криков о помощи. Бетриму попало по рёбрам, хотя он не знал, откуда нанесён удар, и уж точно сам-то он наносил удары куда хуже.
Очередной снаряд обрушился на подкрепления, поступавшие сзади, а за ним и ещё один. Отряд Бетрима прорубался через защитников, и поверх их голов он видел новых солдат, поднимавшихся по лестницам. Бетрим решил, что им приходилось так же хреново, и до него дошло, что защитники Тигля только сейчас начали использовать "скорпионы". Солдаты чистокровных ждали, пока падут внешние ворота, ждали, когда стена начнёт кишеть врагами. Не то чтобы ловушка, но чертовски на неё похоже, и их положение становилось всё хуже. И не один Бетрим это видел. Они оказались заперты в схватке, артиллерия их расстреливала, и единственное прикрытие – товарищи защитников – быстро испарялось.
– Бля! – ругнулся Бетрим, хватаясь за руку с мечом и вонзая свой кинжал противнику в бицепс. Ему в лицо от боли и страха заорала женщина, и он присел, немного поднял женщину и бросил за край стены. Она камнем скрылась с глаз, и её крик затерялся в звуках битвы.
ФРУНК!
Очередной снаряд попал в цель, но на этот раз не позади Бетрима, а в бедолагу, влезавшего по лестнице. Снаряд угодил ему в живот, пробил насквозь и врезался в парапет, выбив немаленький кусок кладки.
– Что нам делать? – крикнул кто-то. Голос мужской, но Бетрим его не узнал. Он уже в начале боя потерял из вида всех, кого только знал. Генри и Паг пропали, главное чтоб не в могилу, и только капитан Пропавший держался поблизости.
Бетрим отбил удар меча, и клинок ушёл в сторону, в ближайшую ногу – он решил, что та нога принадлежала кому-то из его людей, но не собирался останавливаться и извиняться. Левой рукой сокрушительно врезал нападавшего по шлему, затем ударил его ножом под подбородок, а потом затряс левой рукой, пытаясь избавиться от боли. Бить человека по шлему – всегда плохая затея.
– Сэр, что нам делать? – На этот раз спрашивал капитан Пропавший. Он весь был заляпан кровью, и его глаза лихорадочно блестели в вечернем солнце.
Защитники почти кончились, и солдаты Бетрима уже встретились с теми, что штурмовали первую лестницу. Очередной снаряд попал в цель, и несколько атакующих превратились в мясо и кости, в дерьмо и кровь. Бетрим посмотрел вверх, на внутреннюю стену. С одним глазом сложно было понять, сколько до неё, но он решил, что далеко. У защитников было полно времени и боеприпасов.
– Лучники, – сказал Бетрим, сначала тихо. – Лучники. Надо бы стрелять в ответ!
По небу разнёсся звук горна, и вскоре к нему присоединился ещё один. Все солдаты поблизости, которые сейчас не сражались, на миг замерли, чтобы послушать. Бетрим наклонил голову и подождал.
ФРУНК!
Всего лишь в паре футов один из солдат Пропавшего, остановившийся послушать горн, оказался проткнутым, прибитым к каменной стене. Захлёбываясь кровью, он потянулся к Бетриму, а потом его рука опустилась, и глаза остекленели.
– Ебать, – выдохнул Бетрим, не в силах отвести взгляд от бедолаги, прибитого к стене и залившего всё своей кровью. Для "скорпионов" и града стрел они были всего лишь учебными мишенями на внешней стене.
– Это был приказ отступать? – сказал один солдат.
Бетрим посмотрел на капитана Пропавшего, и тот кивнул ему. Он не отводил взгляда от внутренней стены, явно пытаясь угадать, куда ударит следующий снаряд.
– Ага. ОТСТУПАЕМ! – закричал Бетрим изо всех своих сил. – Возвращайтесь на лестницы! ОТСТУПАЕМ!
Возглавлять сражение ему казалось не очень-то правильным, а вот об отступлениях-то Чёрному Шипу было кое-что известно, поскольку это всего лишь другое обозначение для "уёбывать нахуй".
ФРУНК!
Бетрим вздрогнул, ожидая, что снаряд попадёт прямо в него. Спустя секунду он понял, что на этот раз, видимо, его не проткнуло, и повернул голову к лестнице. Потом почувствовал острую боль в затылке и потянулся проверить, что там – вот только его руки не двигались, и навстречу мчался каменный пол.
Люсиль помогла ей опуститься в мягкое кресло, и Роза тут же принялась искать удобное положение. Бесплодные попытки. Хорошенько поёрзав, она, наконец, устроилась так, что было не очень неудобно. Хуже всего, что ей снова хотелось писать.
– Вам не стоит так напрягаться, – сказала Люсиль, которая что-то поднимала, убираясь в шатре. Она уже поставила бокал фруктового вина на столик, и Розе пришлось признать, что женщина чертовски полезна. – Избыток напряжения может вызвать роды прежде, чем ребёнок будет готов.
– Отлично, – вздохнув, сказала Роза. – Я вот уже готова. И если он вскоре не вылезет, то я сама его вырежу.
Люсиль засмеялась, поднимая нож с акантийского ковра. Один из ножей Бетрима. Наверное, из тех ножиков, что он так любит прятать на себе. Это была общая черта всех игроков. Любой, кто хоть раз вступал в игру, носил оружие в таких местах, где его вряд ли кто-нибудь найдёт.
– Миледи, постарайтесь не разбрасывать это, – продолжала Люсиль, положив нож на стол с картой Тигля. – Когда дети начинают ползать, они подбирают всё, и всё, что подбирают, тащат в рот.
Роза пожала плечами.
– Так они и узнают об острых предметах.
Люсиль неодобрительно посмотрела, и Роза рассмеялась.
– А за что же я тебе плачу, как не за то, чтобы ты убирала за мной, и не давала ребёнку попасть в серьёзные неприятности? Ты же в курсе, мне-то ещё королевством надо управлять!
Роза ещё немного поёрзала и потянулась к бокалу вина.
– Спасибо, Люсиль. Я действительно ценю то, что ты делаешь. – По большей части это была правда. Розе не нравилось, когда эта женщина допрашивала её или на публике приказывала ей, но такое случалось редко, и было невысокой ценой за всё остальное, что делала для неё Люсиль.
Полог шатра поднялся, и внутрь вошла Генри. Маленькая женщина покрылась засохшей кровью, её лицо и руки были тёмно-красными, а глаза выглядели мёртвыми. Редко Розе доводилось видеть её без кавалерийской шляпы, и, под всей этой кровью, на лице стали видны оставленные демонами Абсолюции шрамы, синюшные и белые, и ставшие от красного ещё отчётливее.
Генри подняла глаза и осмотрела шатёр, её взгляд скользнул мимо Люсиль и Розы, будто их тут и не было, а потом сфокусировался на серванте в задней части шатра. Не говоря ни слова, Генри направилась к нему, оставляя на коврах грязные следы.
Люсиль посмотрела на Розу с выражением, близким к панике, но Роза в ответ лишь медленно покачала головой. Не было никакой опасности, или по крайней мере Розе опасность точно не угрожала. Она не сомневалась, что Генри не испытывает к ней любви, но пока Роза носит ребёнка Бетрима, Генри безопасна, как верная собака.
Роза смотрела, как Генри остановилась у серванта, открыла дверцу и сунула руку внутрь. Достала бутылку – довольно редкого виски, если Роза не ошибалась. Потом рухнула возле серванта, втиснувшись между ним и кроваткой. Маленькая убийца притянула ноги к груди и обняла бутылку, не сделав даже ни глотка.
Долгое время Генри просто таращилась перед собой, едва моргая, крепко прижав бутылку к груди. Роза наблюдала, а Люсиль продолжила уборку, принявшись отчищать грязные отпечатки ног, оставленные Генри.
Роза наклонилась, взяла бокал со столика и подняла в сторону Генри.
– Выпьем за павших.
Генри не пошевелилась, не поднесла бутылку к губам, не перевела пустой взгляд.
– Скоро и мы там будем. – Не было в её голосе грусти. Ни гнева, ни страха. Ничего там не было. Слова с губ слетели мёртвыми.
Роза глотнула вина и поставила бокал обратно. С трудом поднялась на ноги и заковыляла к оцепеневшей женщине.
– Генри, – сказала Роза.
Она взмахом подозвала Люсиль и с её помощью опустилась на колени. Теперь Роза сидела лицом к лицу с Генри, и с близкого расстояния казалось, что та по большей части цела. Кровь принадлежала кому-то другому. Может даже нескольким людям. Выглядело это странно. Роза достаточно знала о Генри, чтобы понимать: прозвище "Красная Генри" – неспроста. Если байки не врали, она убила сотни человек, и некоторых вовсе без причины.
– Генри, – снова повторила Роза, на этот раз махая рукой перед её лицом.
Генри подняла глаза, и на миг Роза увидела в них что-то новое – смесь страха и боли. Безысходности и отчаяния. Что-то внутри перехватило, и Роза почувствовала комок в горле. Потребовалось немало сил, чтобы выговорить следующие слова.
– Генри, где мой муж?
Та покачала головой.
– Не знаю. Потеряла Шипа из вида ещё в начале. Я… не знаю.
В её глазах стояли слёзы. Роза протянула руки, взяла ладони Генри и сжала их, несмотря на пятна засохшей крови.
Было время, не так давно, когда Роза считала, что между ней и Генри дело может дойти до обмена ударами. Эта женщина, очевидно, была верна Бетриму, но явно не распространяла эту верность на Розу, несмотря на её отношения с Черным Шипом. Они несколько раз сцеплялись на словах, один раз даже поорали друг на друга, но до острых предметов дело не дошло.
Сейчас, глядя на крупные слёзы, покатившиеся по заляпанному кровью лицу, Роза вдвойне порадовалась, что дальше слов их споры не заходили. Генри, плача, не издавала ни звука, не всхлипывала и не шмыгала носом. Она почти не шевелилась, и только слёзы капали на их руки.
Спустя некоторое время Роза просто не могла больше оставаться в этом положении. Стало так неудобно, что хотелось закричать. Она отпустила руки Генри, и та немедленно снова свернулась калачиком, сжимая бутылку. Роза, опираясь на кровать, поднялась на ноги и поморщилась от боли.
– Дорогая, мне послать за Сузку?
От этих слов Генри очнулась. Её глаза, красные от слёз, снова блеснули сталью. Она яростно потрясла головой.
Роза кивнула.
– Как пожелаешь. Я понимаю. Будь здесь, сколько понадобится.
Она не могла полностью обуздать беспокойство, точившее её изнутри. Бетрим не вернулся. Возможно, он выполняет какие-то дела с войсками, или скорбит о павших товарищах. А ещё возможно, что и сам среди павших. Розе нужно было узнать больше, надо было узнать, что там произошло, и сколько солдат погибло.
– И где только Паг, когда он так нужен? – Роза направилась к пологу шатра, решив, если понадобится, лично отыскать генерала Верита, когда тот сам вошёл внутрь.
Генерал Верит склонил голову, потом выпрямился и пошёл к столу с картой. Его щёки были румяными, несмотря на прохладный воздух. Солнце уже садилось, и уже скоро единственными огнями останутся луна и костры. Так далеко на севере в это время года ночи стояли очень холодные.
– С ней всё в порядке? – спросил генерал, махнув рукой в сторону Генри.
Роза подошла к нему и тяжело оперлась об стол.
– Генри не ранена.
– А Чёрный Шип?
Роса подавила желание закричать.
– Я надеялась, что вы сможете пролить немного света на это, генерал. Я жду отчёта.
Генерал Верит покачал головой.
– Предпочитаете сначала плохие новости или ужасные?
– И та и другая, так или иначе, придут, генерал, и промедление не ослабит удара.
Его лицо выглядело вытянувшимся, иссушённым и измученным. Впервые с тех пор, как она его встретила, его плечи поникли, и казалось, будто тяжесть доспехов тянет его вниз.
– Мы потеряли почти девять тысяч человек, почти половину наших сил. По моим оценкам ещё тысячу потеряем до восхода солнца.
Роза сглотнула и порадовалась, что есть стол, на который можно опереться. Они взяли только одну стену, а потеряли уже так много. Девять тысяч. Она видела такое число в деньгах, в холодных монетах, и потому могла представить. Но в людях…
– Ещё тысяча? Раненые? – спросила Роза.
– Некоторые. Да, многие умрут от ран. Но большую часть мы потеряем из-за дезертирства.
– Что?
– Любая армия теряет солдат из-за дезертирства. Одни дезертируют со скуки, другие хотят вернуться к семьям, сеять зерно или другие семена. И любая неудача непременно увеличит число тех, кому захочется попытать счастья где-нибудь в другом месте. – Он вздохнул. – А мы потерпели большую неудачу, миледи. Я приказал командирам подразделений глаз не сводить с людей, но… – Он покачал головой. – Если человек решил уйти, то он уйдёт.
Роза потёрла виски.
– Мы всё ещё превосходим их по численности почти вдвое.
Генерал кивнул.
– Мы считаем, что они потеряли от пятисот до тысячи солдат.
– Двадцать к одному, – протянула Роза. – Во имя богов.
Генерал Верит кивнул.
– Возможно. Мы не можем себе позволить ещё одну такую атаку, миледи. Либо мы отыщем способ пробить стены, либо начинаем долгую осаду.
– Как? – спросила Роза. – Как всё пошло настолько ужасно?
– Это была ловушка, – сказала Генри, всё ещё сидевшая между шкафом и кроватью Розы.
Роза взглянула на неё и затем на генерала. Тот кивнул.
– Они хотели, чтобы мы пробили внешнюю стену. Позволили нам зайти, позволили взобраться по лестницам. – Он горько усмехнулся. – Следует отдать должное Найлзу Брековичу – он отличный командир. План великолепный. – Генерал покачал головой. – Я должен был предвидеть, что так и будет.
Роза нахмурилась.
– Не уверена, что поняла. Они дали нам пробить свои внешние и самые надёжные укрепления, и как это может быть хорошим планом? Почему это ловушка?
Генерал Верит указал на карту.
– Весь город построен как ловушка. Внутренние стены легче охранять, и их нужно захватывать в первую очередь. Внешние стены – смертельная ловушка для нападающих, до тех пор, пока на внутренних стенах остаются люди. Но нельзя оставить внешние стены, или солдаты на них будут окатывать вас градом стрел. Брекович специально оставил немного солдат на внешней стене. Хотел, чтобы мы её взяли, хотел, чтобы мы подняли туда войска. В то же время он хотел, чтобы мы пробили внешние ворота. В тот же миг он знал, что нам придётся отправить больше войск, чтобы пробиться внутрь и взять внешние стены. Если бы любая атака там была успешной, то нам пришлось бы захватить и удерживать эти стены, и в то же время пробиваться к внутренним.
Генерал ткнул в карту, где та изображала внутренние стены.
– Здесь у них были котлы с кипящим маслом и "скорпионы", из которых можно попасть по любому на внешней стене. Не говоря уже о всех лучниках и более сильных укреплениях. А на внешней стене нет укреплений против атак изнутри. Как только мы послали крупные силы, он захлопнул ловушку и по полной воспользовался внутренними стенами. Ловушка была чертовски хорошая, и мы вступили прямиком в петлю. Я завёл нас прямиком в петлю.
Роза неровно вздохнула и уставилась на карту.
– Значит, захват внешней стены означает смерть, если мы не захватим прежде внутреннюю, и мы не можем оставить солдат на внешней стене за нашими спинами. Сколько людей у них осталось?
– Может, пять тысяч. Более чем достаточно, чтобы сдержать наши десять.
– Я не вижу, генерал, – сказала Роза. – Не вижу способа победить.
– Я тоже. Вчера я предлагал полноценную осаду. Никого не впускать, никого не выпускать. Ждать, пока их запасы истощатся. Сегодня я предлагаю это снова, но уже более настойчиво. Мы не можем взять город штурмом, миледи. Он неприступный.
– Даже если мы сможем снова пробиться, то не сможем воспользоваться лестницами, чтобы взять внутренние стены, – проговорила Роза сама себе. – Нам придётся пробивать ворота.
– И говорят, там полно смертных дыр, так что мы, скорее всего, просто забьём проход телами наших мертвецов. – Генерал Верит положил обе руки на стол и покачал головой. – Отдайте приказ к осаде, миледи. Мы установим её прежде, чем ударит зима. Найдём ресурсы, чтобы поддерживать войска.
– Других ресурсов нет, – сказала Роза, печально покачав головой.
Генерал Верит покачал головой, на его лице ясно отразилось изнеможение.
Роза ударила кулаком по столу. Нож, который там оставила Люсиль, подпрыгнул и снова остановился. Спустя несколько секунд Роза кивнула. Она не видела никакого другого выхода. Придётся оставить осаду в руках генерала Верита и вернуться в Чад, побитой чистокровными ублюдками. Возможно, она могла бы получить какую-нибудь поддержку от Акантийской Гильдии, или от свободных городов Ларкоса. Скоро разойдутся слухи, что чистокровные победили в битве, и это вызовет сочувствие к ним, а может даже убедит их тайных приверженцев воспрянуть. Именно этого Роза на самом деле боялась, и поэтому ей нужно было сокрушить чистокровных. Пусть она и убила всех, кроме трёх благородных семейств, но их влияние далеко не пропало. Рана Тигля уже гнила, и страдать будут все Дикие Земли.
Полог шатра снова поднялся, и показалось лицо Пага. Он словно постарел на десяток лет, весь в пятнах засохшей крови, с перевязанной головой, и бинты полностью закрывали левый глаз. Одежда порвалась в одних местах и перепачкалась в других, а правая рука висела на повязке.
– Миледи, – Паг изобразил неловкий болезненный поклон.
– Где мой муж? – спросила Роза, не успев успокоиться.
– Я не знаю, миледи. Мы разделились, когда были пробиты ворота. Думаю, с ним оставался капитан Пропавший с остальными телохранителями. Миледи, здесь посланец, который хочет вас видеть. Из города. При нём шкатулка.
– Впусти его, – сказала Роза.
Она выпрямила спину и напустила на лицо королевский вид. Генерал Верит встал рядом с пологом шатра, а Паг выскользнул наружу, чтобы привести посланника. В последний миг Роза шагнула в сторону, чтобы оказаться между входом и Генри. Маленькая женщина всё ещё сидела в углу, оцепенев. Не нужно было, чтобы люди видели её такой.
Паг впустил посланника, и генерал Верит остановил молодого человека, чтобы тот не зашёл слишком далеко. В руках он держал небольшую деревянную шкатулку с витиеватыми украшениями, размером, может, пол фута на пол фута. Несомненно, отлично сделанная вещь. У человека были короткие чёрные волосы и тоненькие усики. С виду – ни капли чистой крови. Найлз Брекович, очевидно, не собирался рисковать, посылая на переговоры с ней одного из чистокровных.
Не говоря ни слова, генерал взял у человека шкатулку, приоткрыл крышку и заглянул внутрь. Замешательство на его лице сменилось холодной яростью, и он закрыл крышку, поставил шкатулку на стол и положил руку на плечо молодому человеку. Жест получился не нежный, и человек выглядел так, будто готов уже был обосраться прямо здесь и сейчас.
– Мне… эээ. Мне велено доставить это, и ещё сообщение непосредственно… – Он на миг закрыл глаза с таким видом, будто вот-вот заплачет. – Непосредственно шлюхе.
Услышав это, Роза выгнула бровь. Очевидно, чистокровным плевать было на жизнь этого бедолаги. Она взяла шкатулку со стола и откинула крышку.
Внутри шкатулки лежала рука. Левая рука, отрубленная чуть выше запястья. У руки было три пальца – мизинец, указательный и большой. Средний палец был отрезан по первому суставу, от него остался один обрубок. Раны давно зажили – много лет, а то и десятилетий назад. Рука, покрытая шрамами, мозолями и грязью, лежала на подстилке из зелёного шёлка. Из отрезанного конца натекла кровь, но уже застыла.
– Что там? – спросила Генри. Маленькая женщина не двинулась, но теперь умоляюще смотрела на Розу покрасневшими от слёз глазами.
Роза захлопнула крышку и швырнула шкатулку на стол.
– Это левая рука моего мужа.
Генри ничего не сказала, но повесила голову.
– Скажи, молодой человек, – сказала Роза, приближаясь к нему. – Какое сообщение ты должен доставить шлюхе?
Тот заметно задрожал, поскольку генерал Верит всё сильнее и сильнее сжимал его плечо.
– Ох. Он… э-э-э, лорд Брекович сказал, что каждый день, пока ваша армия здесь, он… уф… будет посылать вам очередную часть вашего мужа.