Живодер

Глава 1. ГЕНОСХРОН

Эмиль наблюдал за дремлющим божеством, гадая, какова на вкус его плоть. Он провел толстым пальцем по влаге, покрывавшей стеклянную поверхность геноцистерны, и посмотрел прямо на лицо спящего внутри создания. Оно выглядело как юный человек с худощавым лицом, слишком заостренным, чтобы быть привлекательным. Впрочем, Эмиль прекрасно понимал, что и сам никак не являлся образцом красоты.

Ведь он был настолько грузным, что напоминал слона. Со стороны Эмиль во всех отношениях выглядел как обычный зажравшийся аристократ, коих в господствующей в Галактике империи было как звезд на небе. Однако создатель позаботился о том, чтобы внешность Эмиля стала лишь убедительной маской, ведь под аккуратно наращенными слоями жира таились крепкие кости и грозные, генетически аугментированные мышцы.

Он переродился в баке, примерно таком же, как стоящий перед ним. Когда-то у него была другая жизнь, жизнь, полная лишений и тягот, но затем в день крови и огня пришел Благодетель, забравший Эмиля и остальных, дабы наделить силой. Он выбрал сотни людей — некоторые были еще младенцами-грудничками. Затем детей понесли на приземлившиеся корабли, пока их родители заходились воплями под разделочными ножами братьев Благодетеля. Эмиль уже не мог вспомнить ни голоса матери, ни ее прикосновения, но ему никогда не забыть довольного взгляда Благодетеля, наблюдавшего, как его новое творение выбирается из генобака, вереща и ничего не понимая. Он прекрасно запомнил и похвалу, услышанную, когда он задушил первого мутанта. А еще боль от ударов, понесенную в наказание за убийство сородича по стае.

Эмиль улыбнулся, вспоминая, и облизнул обрюзгшие губы. Он еще в ранние годы обнаружил, что наделен даром омофагического восприятия информации. Он в прямом смысле познавал мир через еду. Чем больше он поглощал, тем больше узнавал, а знание в свой черед разжигало его аппетит.

Изо рта закапала слюна, и Эмиль небрежно смахнул ее шейным платком. Конечно, он понимал, что его мысли таят в себе богохульство, ведь клон был под его ответственностью. Сам Благодетель вверил ему охрану геносхрона и всего, что в нем таилось. И потому он заставил себя отвести взгляд от безразличного клона и огляделся по сторонам.

Вдоль стен тянулись ряды полок с генетическими образцами и стояли подключенные к мощным генераторам цилиндры, где в безвременье покоились извлеченные органы и генетическое семя. Между аппаратами для испытания на прочность дрожали натянутые жилы из клонированной плоти, содранной с освежеванных костей, что перемалывались в пригодный для дальнейшего использования химический состав, в бурлящий, богатый кальцием раствор. Гудели производственные механизмы, в которых создавались искусственные элементы, необходимые для укрепления связок и иных боевых усовершенствований. И конечно, повсюду копошились скулящие пробирочники и следили, чтобы все составные элементы занимали нужное место. Они же закрепляли их на частично готовых каркасах-скелетах. Другие заботились о растущих в поддонах нейронных сетях, а третьи продолжали непрерывное программирование когитаторных систем, которые и обеспечивали работу всего схрона.

Во всех отношениях это место было пещерой с бесценными сокровищами, а Эмиль — оберегавшим ее покой драконом.

И в своем призвании он не был одинок. По всей Галактике обитали его братья и сестры, оставленные Благодетелем во время Его великого паломничества. Каждый из них оберегал подобные хранилища, разнящиеся по масштабу, но одинаково ценные и важные для величественного труда Благодетеля. И в каждом из них спал бог.

— Патер Мутатис, — прошептал Эмиль и почти невольно оглянулся на генобак и его содержимое. У Благодетеля было много тел, как юных, так и одряхлевших. Каждое являлось Им и каждое спало, пока воля Его не требовала их пробуждения. Во всех важных отношениях каждое из них являлось Благодетелем. Ведь разве не носили они Его лицо? И в чьи одеяния облачались, если не в Его?

Взгляд Эмиля метнулся к запечатанному хранилищу на дальнем конце схрона. Тому, которое мог открыть лишь тот, кто обладал биометрическими параметрами самого Благодетеля. Эмиль облизнулся и задумался, как уже делал не раз, сможет ли он открыть дверь, если вкусит плоти клона? Стоит ли это прегрешение скрытых там тайн?

Тихий звон подкожного вокс-импланта вырвал его из праздных раздумий.

— Ну что еще? — проворчал он, не в силах скрыть раздражения, и запечатал нишу с генобаком.

— Губернатор Варгас, они пробились сквозь орбитальную сеть обороны. Войдут в тропосферу через…

Эмиль скривился, отключив связь. В голосе вокс-оператора звучал страх. Впрочем, у него и правда были причины бояться. Обычный враг устрашился бы укреплений Белегаста. Об этом Эмиль позаботился лично, ведь именно он надзирал за постройкой и размещением орбитальных батарей, создав сеть, которая сдавила бы любого захватчика, заточив его в смертельной клетке из перекрестного лазерного огня и летящих торпед.

Он подошел к когитатору, оттолкнув работавшего там пробирочника, а затем его пальцы заплясали по клавишам. В воздухе появилась гололитическая сенсорная карта Белегаста-Примуса. Эмиль быстро пробежался взглядом по поступавшим донесениям и тут же раскусил замысел нападавших, ведь одним из поглощенных вместе с телами врага талантов его являлось стратегическое планирование. Похоже, неприятели сумели каким-то образом заглушить часть датчиков в сенсорной сети и тем самым пробить в обороне брешь, через которую хлынули внутрь, рассеиваясь над планетой. Уже на этом этапе было очевидно, что нет никаких признаков вторжения, всего лишь обычный налет. Ну что же, Белегасту уже случалось отражать набеги, и мир выстоит вновь. Эмиль активировал вокс-передатчик и подключился к командной частоте, заглушив все прочие голоса.

— Срочно поднимайте в воздух звенья атмосферной обороны Браво и Эксель, код авторизации Варгас-Эпсилон. Командующий де Кальб?

— Губернатор? — в голосе де Кальба звучало больше удивления, чем уважения. За это Эмиль решил его наказать, когда все закончится. Если командующий выживет.

— Я хочу, чтобы…

Его оборвал взрыв помех, сменившийся надменным хохотом. Эмиль переключился на вторичные и третичные каналы и частоты, но тщетно. Похоже, захватчики обрушили всю связь. Варгас выругался и ударил кулаком по стене, оставив в крепком металле вмятину. Прекрасно знакомые со вспышками гнева господина пробирочники разбежались.

Плевать. Пусть сгорит вся планета, важна лишь безопасность хранилища. Но все равно происходящее выводило Эмиля из себя. Ведь именно ему придется объяснять…

Его внимание привлек неожиданно раздавшийся свист.

Он обернулся. Вдоль стен запечатанного хранилища змеились струи дыма. Что-то горело. Эмиль принюхался. Похоже, использовали инструмент для вскрытия. Возможно, дуговой плазменный резак. Значит, там кто-то был. И определенно кто-то незваный…

Эмиль подумал было позвать охранников, оставшихся снаружи схрона, но отказался от этой мысли. Ведь разве не был он одним из детей Благодателя, созданием, что превосходит любое иное существо, что когда-либо ступало или ползало по просторам Галактики? Какой бы ни была угроза, Эмиль Варгас легко расправится с ней.

Он зарычал, тихо и протяжно, и гордо шагнул к хранилищу. Эмиль лишь моргнул, когда так и оставшиеся запечатанными двери рухнули на пол и внутрь хлынули клубы дыма. Впрочем, Варгас без труда разглядел ринувшихся сквозь них худощавых созданий в покрытых шипами доспехах.

А вот они, на свою беду, его не заметили, пока не стало слишком поздно. Спустя считаные удары сердца Варгас набросился на них. С каждым взмахом под его тяжелыми кулаками раскалывалась броня, а разлетающиеся тела врезались в стены. Тех же, кто падал без чувств, он давил тяжелыми сапогами. Раздалось шипение выстрелов, и Эмиль взревел от ярости, чувствуя, как осколки жалят плоть. Слои жира защищали его не хуже панцирной брони, а двигался разгневанный новый человек столь стремительно, что ни один враг не мог выстрелить в него дважды.

Варгас разбросал чужаков, и выжившие дрогнули, бросились бежать туда, откуда пришли. Охваченный голодом Эмиль поспешил за ними. Но когда он увидел, что скрывалось внутри хранилища, то ошеломленно застыл на месте.

Ведь у дальней стены возвышались врата из мерцающей психокости, откуда опускалась металлическая рампа. За молочно-белой поверхностью портала виднелись ребристые теснины Паутины. Он видел такое лишь однажды, и тогда счел, что для охотничьих угодий лабиринт ксеносов слишком пуст.

Однако теперь путевая паутина кишела добычей. Варгас оскалился, видя, как из портала выскакивают новые друкари. Прагматизм внутри него сцепился с голодом, но победил. Он отбросил изломанное тело ксеноса и отвернулся, готовясь бежать.

— Разве так встречают гостей?

Слова были произнесены на высоком готике, но с таким необычным акцентом, что губернатор невольно оглянулся. Худая и высокая друкари, один глаз которой скрывался за причудливым позолоченным моноклем, целилась прямо в его голову из тяжелого пистолета.

Зарычав, Эмиль прыгнул.

Элегантный корабль изгибался, будто довольный кот. Его борта не были отмечены ни цветом, ни геральдикой, но преломляли свет вокруг себя, скрываясь в солнечных ветрах. То был хищник, таившийся в темных уголках Галактики, ужас, незримый для чувств своей добычи. Во всяком случае, такими мыслями тешил себя его капитан.

Архонт Пешиг развалился на троне посреди наблюдательной палубы и обмахивал себя веером. На борту «Сигилакса» всегда царила трижды проклятая жара, ведь рассеиватели тепла еще десятки лет назад перестали работать, как, впрочем, и все остальные вторичные системы крейсера. Пешиг, которому пришлось подзатянуть пояс, ненавидел разбрасываться деньгами на что-либо кроме того, что приносило ему немедленную и прямую выгоду, а именно: одежду, оружие и невольников — в таком порядке.

— Моя рука устала, — проворчал он. Один из ошивавшихся рядом рабов тут же подхватил опахало, позволив архонту направить все свое внимание на другие дела. Пешиг лениво окинул взглядом Гексахира, владыку синода Тринадцати Шрамов, что стоял рядом в окружении сонма сгорбленных развалин, прятавших лица под масками.

Сам господин Гексахир был высоким и худым, а тело свое скрывал под мантией из содранной и выдубленной плоти. Лицо его также закрывала маска из медленно шевелящейся кожи, чьи черты менялись каждое мгновение. От укрепленного хребта тянулись щупальца, состоящие из переплетенного металла и мускульной ткани. Благодаря этим жутковатым конечностям он парил в воздухе, не касаясь пола иссохшими ногами, что были связаны обрывками шкур и качались под телом.

А рядом припал к металлу бывший питомцем гемункула — мон-кей, что молча наблюдал за операцией. Пешиг скривился, разглядывая пахнувшего мускусом и кровью зверя. То был настоящий громила, мускулистый и едва удерживаемый от следования своим жестоким порывам механизмами, которые архонт с трудом понимал. Пленник был облачен лишь в безликий железный шлем, напоминавший маску развалины, да набедренную повязку, и потому крепкие конечности и множество шрамов были видны любому.

Пока Пешиг глядел, Гексахир протянул руку, будто желая погладить тварь по голове. Та отшатнулась, словно чувствуя страх, и гемункул усмехнулся. От этого звука по спине архонта побежали мурашки. Он часто размышлял, как же так вышло, что он привлек внимание древнего знатока пыток. Конечно, Тринадцать Шрамов не были самым могущественным ковеном гемункулов в Комморре, но все равно обладали несравненно большим влиянием, чем его крошечный кабал… Однако Гексахир, похоже, предпочитал иметь дела с десятками меньших банд, чем с великими и известными.

Может быть, все дело в том, что их было легко стравливать. И менять, когда те исчерпывали свою полезность в качестве покровителей. Какой бы ни была причина, архонт чувствовал благодарность, пусть и смешанную с опаской. Ведь без сделки со старым чудовищем его кабал, Кровавый Расцвет, оказался бы обречен на гибель, а теперь экспедиция может принести им достаточно богатств. Если повезет, вскоре он даже сможет выбирать, с каким гемункулом сотрудничать…

А пока же стоило быть гостеприимным хозяином. Он прокашлялся.

— Налет идет хорошо. Взрывов много, а значит, Салар наслаждается собой.

— Пускай, пока твой приятель-архонт следует стратегии, которую разработал я, — ответил Гексахир. Голос был хриплым рыком, он будто жевал сломанное стекло. — Вы запустили бомбардировщики?

— «Пустотные вороны» вылетели. Они вот-вот войдут в тропосферу. — Пешиг подался вперед и махнул рукой воину, стоявшему у вычислительного помоста. — Фенниш, будь добр, подключи поток данных из бомбардировщика Клукса. Наш гость хочет увидеть, сработают ли его творения.

Пешиг гордился своим небольшим воздушным флотом, пусть тот и состоял лишь из горстки «Воронов» да сопровождавших их реактивных «Острокрылов».

— Я и так знаю, что сработают, ведь это я их создал, — фыркнул гемункул. — Вопрос в том, сможет ли их применить должным образом беспутное отребье, что слывет у вас пилотами.

Пешиг улыбнулся, не обижаясь. Пилоты и были отребьем, вдобавок на редкость буйным. Каждый из них отличался благородным происхождением и привычкой предаваться дорожайшим порокам, отчего требовал невероятно высокую плату за свои услуги. И Клукс, самый породистый и тупой, не разбиравшийся ни в чем, кроме полетов, являлся худшим среди них. Но в воздухе он определенно стоил всей когда-либо вызванной им у Пешига головной боли.

— Клукс, мальчик мой, ты меня слышишь? — спросил архонт.

— Я занят, Пешиг. — Голос пилота эхом разнесся по палубе.

— Для тебя архонт Пешиг, Клукс. Разве ты забыл нашу беседу об уважении? Уверен, что нет, дебаты ведь были так… остры. Кстати, как новая почка?

На миг Клукс умолк.

— Я занят, архонт. Чего вам надо?

— Готовься сбросить особый заряд, который разработал наш гость. — Пешиг покосился на гемункула, тот кивнул. — Выбери место получше, мы ведь хотим представления, а?

— Вас понял. — Клукс оборвал связь. Он никогда не любил праздной болтовни. Архонт обернулся к Гексахиру.

— У него уйдет какое-то время на выбор. Думаю, его хватит, чтобы Салар насытил свою жажду крови. Авара тем временем доберется до нашей цели. Кстати, мы в этом уверены? Она определенно разозлится, если там не окажется портала.

— Согласно обнаруженным нами в прошлый раз схемам, он начал устанавливать их в больших хранилищах-станциях. — Маска из плоти скривилась в презрительном оскале. — Такой оплошностью грех не воспользоваться сполна.

— Хотел бы я знать, как он вообще их заполучил. Такая технология должна быть за гранью понимания любого мон-кея.

— Украл, как же еще, — фыркнул Гексахир.

— И на этой станции есть что-то стоящее того, полагаю? Ведь последние три и все внутри них обратились в пепел к тому моменту, когда мы пробились через защитные системы.

Мон-кей рассмеялся.

— А я вас предупреждал, — прохрипел он. Его голос звучал омерзительно. Будто скрежещущие друг о друга камни. Пешиг нахмурился.

— Я не желаю, чтобы ко мне обращалось такое создание, Гексахир. Будь любезен, усмири его.

— Секунду. — Гексахир подался вперед. — Думаю, твой пилот нашел то, что искал.

Пешиг оглянулся на экран.

— И в самом деле. Я ведь говорил, Клукс хороший пилот, когда он трезв. Что, конечно, бывает нечасто. — Пикт-передатчики, установленные на носу бомбардировщика, показывали широкую магистраль, что росла, пока «Ворон» летел на бреющем полете над жилыми кварталами. — Сколько же статуй… — пробормотал Пешиг. — Зачем им так много?

— Короткие жизни, короткая память, — усмехнулся гемункул. — А потому им почти постоянно надо напоминать себе об истории, чтобы не забыть все.

— Никогда не понимал, как такие тупые создания умудрились расплодиться повсюду… — ошеломленно покачал головой архонт.

Гексахир расхохотался. Смех был жутким, булькающим.

— Разум и плодовитость никак между собой не связаны. И не стоит забывать о силе обычной инерции.

Пешиг вежливо усмехнулся, хотя и не понимал, что же тут веселого. Существа вроде Гексахира безразлично наблюдали за угасанием их вида, терявшего свою важность, но архонт чувствовал в крови зов древней империи. Конечно, Пешиг не собирался ему внимать, но слышал и замечал его — равно как и бесчисленные причины, по которым ничего не мог изменить. Впрочем, в глубине души он даже рад был этим препятствиям, пусть никогда и не признал бы это вслух. В конце концов, ворчать, раздумывая об утерянных возможностях, было приятнее, чем полностью погрузиться в тяжкий труд.

Он заметил на одном из экранов знакомое знамя. Салар, архонт Подвешенного Черепа, стоял на поручнях своего личного налетчика и неуклюже размахивал этим проклятым клинком. Через экран пронеслась стая геллионов, откликнувшихся на призыв Салара. Воины стреляли с палубы налетчика, сея ужас на и так охваченных паникой улицах. Во все стороны разбегались мон-кеи, пытавшиеся спастись от стремительных друкари.

Долговязый Салар носил на себе шелка и лишь часть доспехов, отчего его руки были открыты. Вместе с распущенными волосами это придавало ему немного пиратский вид. Меч же в сравнении с господином был прекрасным, изящно изогнутым и невероятно острым. Салар говорил с клинком… и Пешиг подозревал, что иногда тот даже отвечал. Архонт нахмурился, наблюдая, как его соперник предается удовольствиям. Салар обожал лично возглавлять налеты, в отличие от Пешига. Впрочем, Салар был психопатом, едва ли разбиравшимся в моде. А еще от него едва заметно пахло оружейной смазкой, что при других обстоятельствах Пешиг мог бы счесть бодрящим. А так он недолюбливал, даже презирал Салара. Выскочка-архонт являлся неотесанным громилой, которому не хватало ума даже для того, чтобы придумать достойный ответ или отпустить едкое замечание. Для друкари он слишком уж напоминал мон-кея…

Пешиг помедлил, задумавшись, а затем мысленно записал эти слова в книгу. Хорошее оскорбление всегда пригодится, особенно если будут слушатели.

— Запускаю боеголовку.

Он обернулся, вновь услышав голос Клукса. Архонт увидел, как ракета появляется из-под пикирующего бомбардировщика и летит вниз к улице. Клукс начал вновь набирать высоту, а установленные на кормовой секции бомбардировщика пикт-передатчики показывали, что происходило внизу.

Ракета не взорвалась при столкновении, Она торчала из воронки, будто вонзившееся копье. На глазах Пешига от ее корпуса отлетели панели, открыв миниатюрные распылители. Спустя считаные мгновения вокруг разошлась зеленовато-желтая дымка, в которой мелькало что-то похожее на крошечные разряды электричества, и начала разноситься по улицам.

— Я все еще не понимаю, почему ракету требовалось запустить так низко, — пробормотал Пешиг.

— При запуске с большей высоты распылители могли быть повреждены, — ответил гемункул.

— Но почему просто не взорвать?

— Облако бы рассеялось слишком быстро. В каждой ракете достаточно толченой психокости для уничтожения среднего размера города мон-кеев. И рассеиватели могут распространять ее на протяжении часов. Так что пока ракета цела, система выброса будет делать свое дело.

Пешиг заметил, как летящий «Рейдер» разворачивается, чтобы выбраться из сгущающейся дымки. Воины на борту носили психические глушители, что защищали их от воздействия истолченной психокости. Во всяком случае, в теории. Конечно, Гексахир утверждал, что провел полевые испытания, но с гемункулами никогда не знаешь наверняка.

А вот у мон-кеев не было никакой защиты. Едва улицы наполнились психокостным туманом, как уже паникующие люди погрузились в бездну безумия. Одни бросались на тех, кто стоял рядом, другие падали на землю, заходясь рыданиями. Кто-то даже покончил с собой. Воздействие было мгновенным и необратимым. В освещаемом всполохами духовной энергии химическом тумане люди поддавались примитивным инстинктам и становились всего лишь зверями.

— Видел трижды, а впечатляет так же, как и в самый первый раз, — протянул Пешиг. — Честно, весь день бы наблюдал, но, увы, у меня, как архонта, есть обязанности. — Он оттолкнулся от трона. — Оружие, пожалуйста.

К нему засеменили рабы, несущие вещи. Они повесили на пояс пушку и ножны, а потом поправили так, чтобы те свисали по последней моде. Третий раб до блеска отполировал пластины брони, пока четвертый заплетал волосы за спиной. Когда невольники закончили, Пешиг небрежно взмахнул рукой, отпуская их прочь.

— Гексахир, не хочешь ли сопроводить меня на поверхность? Размять свои иссохшие руки, замарать сапоги кровью, как любят говорить мои воины?

Гемункул даже не оглянулся.

— Не думаю. Я не воин, а всего лишь ученый. Поэтому, если ты не против, я буду наблюдать отсюда.

— Конечно, разумеется. Мой корабль в твоем распоряжении. Если тебе что-то понадобится, просто скажи моим рабам. — Пешиг помедлил, а потом осторожно спросил: — Но ты ведь спустишься, когда Авара закончит свою часть дела?

Гексахир повернулся к нему. Выражение лица было невозможно разобрать за постоянно меняющейся маской.

— О, я такого не пропущу. И не забывай о своей части сделки. Схрон-станция и все внутри — мое, и мне решать, избавиться от чего-то или сохранить это.

— Разумеется, — небрежно отмахнулся Пешиг. — Какое мне дело до инструментов плотереза мон-кеев? Важны лишь пушки и рабы.

Он знал, что такое показное безразличие раздражает гемункула, и потому весело помахал рукой, проходя мимо его свиты.

— Наслаждайся представлением, Гексахир. Мы постараемся приберечь пару пленников и для тебя.

Олеандр Кох украдкой прикоснулся к краю шлема. Изнутри его покрывали шипы, впившиеся в щеки и лоб, и кортикальные крючья, глубоко погруженные в череп. Вдоль шеи, плеч и груди тянулись ручьи засохшей крови. Он потянул шлем, чувствуя, как рвется плоть. Это была приятная боль.

На бесчисленных экранах наблюдательной платформы умирал мир. Налет был не столько военным нападением, сколько художественным замыслом. В стратегии Гексахира определенно было нечто театральное, и Олеандр подозревал, что гемункул чувствовал себя постановщиком, разочарованным отсутствием благодарных зрителей. Он покосился на пленителя, но гемункул словно был заворожен своим трудом. Олеандр ощупал швы шлема.

Он уже много недель скреб их, ослаблял. Вскоре он сможет их разорвать. Конечно, так он потеряет большую часть лица и лба, но жертва того стоила. Кох тихо зашипел, толкнув один из кортикальных крючьев.

Гемункул, даже не глядя на него, вытащил из — под плаща причудливый, архаично выглядящий жезл, а потом нажал на одну из рун. Олеандр содрогнулся от разряда боли. Не упоительной боли полученных ран или удара кнута, но вспышки агонии, опалившей напрямую его центральную нервную систему. Он согнулся, вцепившись в шлем.

— Не трогай его, — проворчал Гексахир, повернувшись. — Сколько раз нам нужно это повторять? Я не позволю тебе испортить мой труд своими неуклюжими лапами.

От открытой плоти Олеандра шел дым. Он закашлялся, пытаясь встать. Гемункул почти по-отечески похлопал его по плечу.

— Чем больше ты борешься, тем хуже все будет, — тихо сказал Гексахир. — Уверен, что уж это ты осознал.

— Я… я всегда медленно учился.

— Знаешь ли, на поиск подходящей частоты для создания вроде тебя уходит много времени, — фыркнул ксенос. — В твоем разуме каким-то образом смешиваются боль и удовольствие. Мне пришлось придумать, как обойти разросшиеся нейронные сети и создать новый путь. — Он подался ближе. — Конечно, я бы не смог это сделать без твоего учителя. Именно он предложил нам подобную идею, даже создал несколько прототипов, пусть мои творения и куда совершенней его примитивных поделок.

Он повернулся обратно к экрану.

— Прекрасно, не правда ли?

— Думаю, в этом есть некая грубая притягательность.

Гексахир поглядел на него. Плоть его маски текла, выражая недовольство.

— И почему я ожидал, что мон-кей сможет оценить творение, созданное с таким артистизмом?

— Артистизмом? — Олеандр выдавил смешок. — Ты запустил ракету. Отравил атмосферу. Где здесь изящество?

— Искусство и не обязано быть изящным. Напротив, чрезмерная замысловатость часто мешает оценить творение. — Гемункул вновь поглядел на экраны. — Смотри. Увидь. Нажатие кнопки — и целый мир умирает, крича. Что может стать лучшим свидетельством моего гения?

— О, я могу придумать много чего.

Гексахир опять постучал по кнопке, и Олеандр рухнул на пол, вопя.

— Тебе не отнять у меня удовлетворения моментом. Спустя несколько часов все живое в этом мире либо умрет, либо навсегда сойдет с ума. — Он пригнулся, взяв Олеандра за подбородок. — Знаешь, мы ведь были хозяевами Галактики. Любой мир был лишь садом для наших удовольствий, а все живые существа — источником развлечений. Но потом все рассыпалось в наших руках. И пока мы лежали среди обломков, вы, уродливые мелкие мон-кеи, слезли с деревьев и возомнили, что вы главные.

— На Терре когда-то говорили, что раз владеешь, значит, право имеешь.

Гексахир отпустил его.

— И кто же владеет тобой, хм? — Он легко нажал пальцем на переключатель. Олеандр застыл, ощутив очередной прилив страдания. Но лишь на миг. — Я не собираюсь больше слушать деревенские проповеди с гнетущего жалкого комка грязи, что вы зовете родным миром, Олеандр. У меня сейчас и так хватает стресса. На чем же я остановился, а?

— Мы… мы слезли с деревьев… — процедил сквозь сжатые зубы Олеандр.

— Ах да. Ты и другие ублюдки. Нежданные последствия замысла, который пошел не так, как должен был. И взгляни на Галактику. Грязную. Замаранную. Всеми этими крошечными царствами, сходящимися в бессмысленных войнах. — Гемункул провел рукой по шлему Олеандра. — Ты ведь знаешь, что ты всего лишь оружие с раздутым эго. Как там вы себя зовете? Ах да… Астартес. Обычные инструменты. Ответ человечества кроркам, пусть и не такой эффективный. Каково тебе знать, что ты лишь второй из лучших в деле, ради которого тебя создали?

— Это ты мне скажи.

Ксенос щелкнул языком.

— Я ведь уже говорил про стресс, да? — Он вдавил руну, и Олеандр согнулся в корчах, сыпля проклятиями сквозь искусанные губы. — Не стоит меня провоцировать. Ведь я могу и творчески подойти к твоим мучениям.

Кох рухнул на четвереньки, задыхаясь. А затем услышал звон колокольчиков.

— Мы передали его под твою опеку не для того, чтобы ты его пытал, — раздался новый голос.

— Но разве я виноват, что вы не запретили этого? — напрягся Гексахир. — Считайте пытки платой за мои услуги. — Он обернулся. — Не стану оскорблять тебя, спрашивая, как же ты попала сюда, клоун. Поэтому просто перейду ко второму столь же очевидному вопросу. Зачем ты здесь?

Из теней вышла стройная женщина, облаченная в покрытые причудливым узором одеяния цветов оникса и лазури, держащая в руках длинный посох. По палубе разнесся радостный протяжный смех. Кабалиты, рабы, развалины все спешно отвернулись или разошлись кто куда.

— Не беспокойся, ведь я пришла с великой целью, о Господин Ножей.

— Это не ответ, — вздохнул Гексахир.

— Нет. И да. — Снова смех, резкий и жестокий. И неприятно знакомый. Олеандр согнулся, пытаясь приглушить звук, но тщетно. Тот впился в голову, разъедая самообладание, будто кислота. Его взгляд заметался по сторонам. Кох пытался смотреть на что угодно, только не на гостью. А затем почувствовал, как та поднимает наконечником посоха его подбородок.

— Здравствуй, Солнечный Граф.

Олеандр с ненавистью уставился на создание, известное ему как Идущая-под-пеленой. Он попытался вскочить, задушить альдари, но вновь скорчился от разряда боли.

— Ну, ну, питомец… — расхохотался Гексахир. Успокойся. — Он поглядел на арлекина. — Должно быть, он действительно тебя ненавидит.

— Я предала его.

— Ну, для него измена — как мясо и вино, — фыркнул гемункул. — Та-Что-Жаждет глубоко запустила крючья в то, что у них вместо души.

— Даже если и так, у него еще есть роль в будущей драме, — пожала плечами Идущая-под-пеленой. — Иначе мы бы оставили его на щедрую милость Лугганата.

— О, я об этом слышал, — снова рассмеялся Гексахир. — Вы действительно скормили Той-Что-Жаждет все эти души? Конечно, души неважнецкие, но все-таки сложно не усомниться в мудрости такого плана.

— То, что причина не очевидна, еще не значит, что замысел глуп. Ведь каждый гамбит, каждая уловка — лишь часть одной истории. Единственной истории, которая важна. — Арлекин показала на гемункула. — Истории, частью которой являешься и ты, о Господин Ножей. Поэтому мы отдали его тебе.

Гексахир хихикнул.

— И я получил с ним столько удовольствия. Однажды я заточил этого мон-кея в его же разуме, отчего он мог осознавать все вокруг, но был не способен ни двигаться, ни говорить, а потом оставил в высоких птичниках, где шпилевые летучие мыши кормили его плотью молодняк.

Олеандр тихо застонал, вспоминая утонченные муки. Эти твари за неделю ободрали его до костей.

— А однажды я…

— Хватит, — тихо сказала Идущая-под-пеленой.

— Мне решать, когда хватит, клоун, — поглядел на нее Гексахир. — А не тебе.

— Я хочу сказать, что теперь не время предаваться праздным воспоминаниям. — Идущая-под-пеленой покосилась на Олеандра. — Я хочу поговорить с ним.

— Можешь начинать.

— Наедине.

Гексахир помедлил. Он был подозрительным, как и любой друкари.

— Зачем? — потребовал объяснений гемукнул.

— Потому что так должна идти история, — просто ответила Идущая-под-пеленой.

Несколько долгих мгновений Гексахир не сводил взгляда с переливающейся маски, а потом отвернулся.

— Хорошо. Можешь поболтать с ним. Я буду рядом, наслажусь плодами своих трудов. — Он направился к экранам, чтобы ближе оценить разыгравшуюся бойню.

— Не стоит ему доверять, — проворчал Олеандр, едва тот отошел достаточно далеко. — На каком бы крючке вы его ни держали, он сорвется.

— Но пока этого достаточно, — Идущая-под — пеленой оперлась на посох. — Ты знаешь, почему мы станцевали ради тебя этот танец, Олеандр? Можешь ли ты воспринять все величественное повествование или только роль, играемую тобой?

— О чем ты?

— Будущее подобно спутанной пряже. Открыть его можно, потянув за нужную нить. Но на каждое действие есть реакция, нити могут либо спутаться еще сильнее, либо заметно распуститься. Путь к желаемому окончанию не прям и не легок.

— Скажи мне что-нибудь новое. — Олеандр прикоснулся к шлему. — Едва ли такого завершения я хотел, когда заключил с вами сделку много веков назад.

Арлекин вздохнула.

— Эту роль выбрали для тебя не мы, но ты сам и без принуждения, — Идущая-под-пеленой подалась вперед. В изменчивом свете ее маска менялась, переливалась. — Знаешь, дело было не в твоих братьях. Не в вашей судьбе. Их история уже написана, независимо от того, объединены они или рассеяны. Как и твоя.

— Поэтому вы позволили нам расколоть мир-корабль?

— Да — тихо сказала женщина. — Мы пожертвовали миллионом ради еще не рожденного миллиарда. Будущее народа альдари — хрупкая ветвь, обремененная возможностями. Их следует обрезать и направлять, и ты — часть этого дела. — Плевать мне на твой распроклятый народ. — А нам на тебя. Твое имя не запомнят в наших сказаниях и песнях, разве что в виде аллегории. Ты умрешь в одиночестве, невоспетым и забытым.

— Так значит, вот как закончится история Солнечного Графа?

— Так заканчиваются все истории. — Она поглядела вниз. — Мон-кей, когда мы забрали тебя с Лугганата, то сделали это не из доброты. Тебе еще предстоит сыграть небольшую роль в великой драме. И если ты исполнишь ее со всем старанием и мастерством, то обретешь возможность спастись. Надежду победить.

— Победить? — Олеандр заглянул в свое отражение в ее маске.

— В каком-то смысле. — Арлекин шагнула прочь, раскрутив посох.

— Так вы разобрались? Все довольны своими ролями в этой маленькой истории? — подошел к ним Гексахир. — Хорошо. Пешиг приземлился. Авара заняла схрон. Пойдем, Олеандр. Покажешь, что я не зря тебя кормлю. Хочу, чтобы ты разнюхал для меня его тайны.

— И что ты собираешься с ними сделать? — спросила Идущая-под-пеленой.

— О, я отправлю послание нашей добыче, конечно же.

Гексахир рассмеялся.

— Такое, которое он не сможет игнорировать.