Живодер

Глава 28. СОН

Велиал IV горел. Фабий чувствовал этот запах.

Слышал вопли демонов, что веселились и скакали по развалинам его амбиций. Друкари исчезли. Во всяком случае, большая их часть. Интересно, удалось ли Гексахиру сбежать? В глубине души Фабий надеялся, что удалось, — правда, подобному существу после такого унижения долго не прожить.

Он сумел добраться до атриума, прежде чем рухнул. Умирать среди такой красоты казалось правильным. Может быть, растения съедят его. Хорошо бы до того, как явятся демоны. Он лежал у колонны, не в силах дышать и почти ничего не видя. Рана в боку кровоточила не переставая.

— Отец!

Голос перекликался сам с собой. Два голоса, слившихся в один. Он услышал стук копыт и поднял глаза.

— Мелюзина? — Он покачал головой. — Нет… Игори?

— Да, — ответила она. — Она — это я, а я — это она. Мы — твоя дочь, во плоти и в духе.

И это была его дочь. Как будто две сущности наложились друг на друга и смешались. В один миг это было лицо Игори, а в следующий — Мелюзины.

Он рассмеялся:

— И как же мне тогда тебя называть?

— Мелюзина сойдет, отец. У имен есть своя сила.

— Они скоро придут за мной, — прошептал он. Говорить было больно.

— Поэтому я здесь, отец. Я не позволю им забрать тебя. — Она опустилась рядом с ним на колени. — Все вело сюда. Каждый миг, каждая история. Все, чтобы достичь этой точки.

— Почему?

— Это игра богов, а ты всего лишь пешка среди бесчисленных миллионов, — нежно произнесла Мелюзина. — Один бог хочет, чтобы ты стоял здесь, другой ж там. Все, что изменилось, это лишь твое место на доске.

Фабий слабо рассмеялся:

— Кто же из них тогда хотел, чтобы я стал рабом?

— Все. — Мелюзина наклонилась ближе. — Вопрос не в том, будешь ты рабом или нет. Вопрос в том, каким рабом ты будешь? Вольным или невольным? Верным или подлым?

— Почему? — снова прошептал он, лаская ее волосы. — Почему рабом? Неужели ты так сильно меня ненавидела?

Мелюзина поцеловала его в лоб.

— Нет. Потому что я любила тебя. И потому что только как раб ты будешь жить. Все остальные дороги вели к смерти.

— Я уже умираю, дитя мое.

— Нет. Ты только уснешь, отец. А когда проснешься, все будет так, как ты помнишь. И твоя работа начнется заново.

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, Мелюзина. — Он закашлялся. Оба сердца стучали натужно и неровно, борясь с тяжестью надвигающейся смерти. Хирургеон выл, как разъяренная кошка, вводя всевозможные вытяжки и растворы в слабеющий организм. Тело пронзил электрический разряд — одно сердце остановилось, и доспехи автоматически попытались перезапустить его.

Все вокруг окрасилось по краям красным. Скоро станет черным. На этот раз после не будет ничего. Никаких тягучих падений сквозь призраки прошлого, никаких блужданий по коридорам собственной души, пока разум приспосабливается к новому телу.

На этот раз это будет конец. Настоящий конец. И он радовался этому.

«А теперь?»

Фабий помертвел. Из дыма выскользнули тихие переливы смеха. За ними последовали темные силуэты. Мелюзина встала. Фабий попытался заговорить, но сил не осталось. Он был пленником в своем собственном рассыпающемся теле.

«Мы исполнили свою часть уговора, милый Фабий.

Теперь пришло время тебе исполнить свою».

Олеандр полз по остаткам зала стратегиума, волоча за собой бесполезные ноги. Ему удалось сорвать с головы шлем ценой большей части лица и скальпа, но это стоило того, чтобы хотя бы просто вздохнуть свободно.

Он услышал звон колокольчиков и поднял голову. Сверху на него смотрела Ходящая-по-покрову.

— Ты сумел добраться до конца. Поздравляю.

Олеандр перекатился на спину. Нервы в позвоночнике восстанавливались, но медленно. Слишком медленно, чтобы это хоть как-то помогло. Он с трудом принял сидячее положение.

— Полагаю, ты пришла, чтобы убить меня.

— Если ты хочешь.

Он втянул воздух, когда внутри что-то сдвинулось. Откинулся назад, стараясь не обращать внимания на ощущение, расползающееся по измученному телу.

— Пожалуй, хочу, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Пожалуй, с меня хватит твоих историй.

Ходящая-по-покрову легко спрыгнула вниз и подошла.

— Другие бы сказали, что такого милосердия ты не заслуживаешь.

— И ты одна из них?

Силандри склонила голову набок.

— Иногда. История — это не что-то вот такое или этакое. — Она присела на корточки и стала смотреть, как он корчится в конвульсиях. — Чем кончится — непонятно, пока не перевернута последняя страница. А порой непонятно и тогда. Возможно, мы переоцениваем свой талант, и наши истории — всего лишь скучные обороты изношенного колеса.

Олеандр застонал. Откашлялся чем-то влажным и желтым и почувствовал, как сжались сердца. Интересно, где сейчас Мелюзина и где Фабий? Хотелось надеяться, что они сбежали.

— А может быть, и нет никакой истории, никакого грандиозного сюжета, и все это — лишь фарс для развлечения Смеющегося бога в его последние деньки, — продолжала Силандри. — Может быть, ниточки, за которые мы дергаем, привязаны только к нам самим, а мы убедили друг друга, что в нашем безумии есть некий смысл. Невозможно понять, потому что последняя страница еще не перевернута. Последняя строчка еще не спета. Последний занавес еще не опустился.

— Это… это очень м-многословный способ сказать, что ты блуждаешь в тех же потемках, что и все мы, — сказал Олеандр, ложась на спину.

— Да. С другой стороны, возможно, я уже видела конец. И все это просто для того, чтобы убедиться, что конец наступит своевременно — или не наступит вообще.

— Ис-стории, — пробормотал Олеандр и рассмеялся. — Проклятые истории.

— В конце концов, истории — это все, что у нас есть. Те, что мы рассказываем себе, и те, что мы рассказываем другим. — Силандри подняла посох. — Прощай, Олеандр.

Она ударила его окованным концом посоха по голове.

Олеандр перехватил оружие, не дав ударить, удерживая на расстоянии из последних сил.

— З-зачем? — спросил он, с трудом выговаривая слова. — З-зачем все это? Только скажи мне. Почему он? Почему я?

— Потому что все мы должны сыграть свою роль в Великой шутке. Одни раньше, другие позже. — Силандри осторожно высвободила посох из его слабеющей хватки и снова подняла. — А теперь спи, Солнечный Граф. Твоя история подошла к концу.

Олеандр так и не почувствовал удара. Но унес с собой во тьму последние слова Ходящей-по-покрову и удивился им.

— А вот его история только начинается.

Саккара шел сквозь огонь и пыль, его перчатки были запятнаны кровью. Души убитых друкари плелись следом, как побитые собаки, подгоняемые его самыми верными демонами. Души были слабенькие — драные и пустые. На один зубок простодушному, как зверь, нерожденному, что скакал и резвился вокруг. Теперь этими душами владел Саккара — их связала магия более древняя, чем цивилизация альдари. Он был несколько удивлен, что все получилось. С другой стороны, между душой друкари и демоном большой разницы нет. По крайней мере, низшим демоном.

Вокруг горел Велиал IV. В руинах было полно мертвых тел. Демоны, которых он призвал, убивали, не зная удержу, все живое, кроме тех, кто уже отдал тело и душу Князю Наслаждений. И даже те не оказывались в полной безопасности. Он слышал вой зверья и хлопки болтеров. Шепчущий треск осколковых ружей и щелканье дуэльных вокс-частот. Вопреки распространенной точке зрения, после битвы вовсе не царила мертвая тишина. Над головой на крыльях из пламени и дыма уходили ввысь боевые корабли, преследуемые стаями визгунов. Скоро здесь не останется никого.

Саккара глубоко вдохнул, пробуя запах победы. Ибо это была победа. Боги восторжествовали, что было неизбежно. Все остальное неважно.

Внезапная вспышка боли под черепом остановила его. Он обхватил голову руками, его демоны взволнованно заскулили. Боль нарастала, вытесняя все мысли. Он опустился на одно колено и почувствовал вкус крови. Боль ширилась, проникая корнями глубоко во внутренности, словно готовясь раздавить их в кашу. Он харкнул кислотой, и вкус крови стай едким и металлическим. Позади глаз нарастало давление, и он крепко зажмурился. Ударил кулаком по земле, борясь с агонией, даже когда она удвоила свою силу.

А потом все внезапно кончилось.

Тяжело дыша, Саккара поднялся. Сморгнул кровь с глаз и посмотрел на руки. И начал смеяться. Все получилось. Он не был в этом уверен, хотя и утверждал обратное. Саккара воздел кулаки к небу.

— Свободен, — прошептал он. А потом взревел: — Свободен! — Он ударил себя кулаком в грудь и заорал, обращаясь к безразличному небу: — Он мертв, а я свободен! Свободен! Свободен!

«Саккара».

Голос пронзил его, словно атам. Демоны тоже услышали его и завыли. Саккара жестом заставил их замолчать.

— Я слышу, госпожа. Он мертв. Я это почувствовал.

«Да. Приди».

— Зачем? Moе задание выполнено.

«Еще нет. Приди».

Саккара поднял глаза и увидел, что заходящее солнце окрасило небо в цвет спекшейся крови — цвет его доспехов.

— Это что, знак? — пробормотал он.

Саккара не задавал вопросов. Вопросы — для тех, кто сомневается. Саккара не ведал ни сомнений, ни страха. Вера безошибочно вела его по дорогам, уготованным богами, и за это он всегда был им благодарен, Особенно теперь, когда наконец освободился от своего бремени. Фабий Байл мертв, а Саккара Ур-Дамаск Треш жив.

«Смерть — это всего лишь переход».

Она метала в него слова, точно стрелы, а он отбивался от их смысла.

— Я почувствовал, как устройство, которое он вставил в меня, сработало, — прорычал Саккара. — Это значит, что его разум перестал функционировать. То, что осталось, уже не он.

«И все же… разве ты не хочешь убедиться?»

— А какая мне теперь разница?

«Разве ты не хочешь узнать, кто ты есть?»

Он помолчал.

— Что ты имеешь в виду?

«Ты тот, кто держит нож… или тот, кто лежит на камне?»

После недолгого колебания Саккара вздохнул и повернулся.

— Я иду, госпожа.

Приняв решение, он не стал медлить. Он побежал так быстро, как никогда не бегал, таща за собой пленников. Его демоны умчались вперед, взлаивая и визжа. Они разгоняли всех, кто пытался преградить ему путь, будь то нерожденные или смертные.

Только когда он наконец с грохотом пронесся по ржавому мосту туда, где прежде был атриум Арриана, он вдруг остановился. В воздухе висел знакомый мускусный залах — нерожденные. Много. Он опустился на землю и взмахом руки заставил своих демонов умолкнуть. Они сгрудились вокруг него, как обеспокоенные псы. Твари там, внизу, превосходили их так же, как они превосходили съежившиеся полудуши чужаков.

Демонетки танцевали среди пылающих цветов, со смехом увешивая друг друга гирляндами из кишок друкари. Змееподобные бестии обвивали колонны, их глаза из драгоценных камней сверкали отблесками пламени. Твари заполонили весь атриум, но в дальний конец не совались.

Там Мелюзина склонилась над телом Фабия Байла. Со своего места Саккаре казалось, будто демоны пришли, чтобы отдать дань уважения павшему апотекарию. А может, и полюбоваться на его последние мгновения.

Саккара замер. Он ощутил дрожь имматериума и понял, что приближается кто-то покрупнее демонеток. Остальные нерожденные умолкли и отпрянули назад, когда кто-то массивный, пригнувшись, вошел в атриум. В двух из четырех клешней он сжимал изломанные тела нескольких друкари.

— Привет, Фабий! — пророкотал вошедший.

Саккара тихо зашипел, узнавая. Канатара, Чьи Копыта Сокрушают Горы. Один из придворных князей, в большом почете у Н’Кари и Шалакси, хотя и не столь любимый, как эти двое. И со своей обидой на Фабия со дня их первой встречи над Грандиозной. Неужели боги послали его, чтобы получить то, что им причитается? Или он здесь только ради того, чтобы утолить свои мелкие прихоти?

— Я же говорил, что приду, — промурлыкал демон, поднимаясь во весь рост. Шелестя тонким одеянием, он приблизился. — Я же говорил тебе, что пройду сквозь огонь, чтобы увидеть этот момент. — Он выронил изломанные останки тел. — Твоих врагов здесь больше нет, Фабий. Как и твоих детей. Как боги и обещали. — Он метнул быстрый взгляд на Мелюзину. — Всех, кроме одной, во всяком случае. Но я подозреваю, что она пробудет здесь недолго.

— Дольше, чем ты, Канатара! — огрызнулась Мелюзина. При этих словах собравшиеся нерожденные зашипели и защелкали клешнями, словно осуждая ее.

— Ты забываешься, маленькая наложница, — ответил Канатара. — Я здесь по просьбе Темного Князя. И я пришел забрать то, что ему причитается. — Он указал позолоченным когтем на Фабия. — Я вижу, как он прячется внутри этой разлагающейся скорлупы, — бледный огонек света его души. Я жаждал завладеть им с тех пор, как впервые уловил его тухлый запах. И ты меня не остановишь.

Он сделал шаг вперед. Звук был похож на звон колокола, предвещающего гибель. Мелюзина встала между отцом и Канатарой.

— Нет. Я не остановлю. — Она подняла глаза и встретилась взглядом с Саккарой. Он тихо рассмеялся, ухватился за перила мостика и перебросил через них ноги. Рухнул на пол, оставив трещины. Нерожденные взвизгнули от такого вторжения, а Канатара обернулся, прищурив глаза.

— Тебя здесь не должно быть, дьяволист, — сказал демон.

— Я иду туда, куда велят боги, — возразил Саккара. Он посмотрел мимо демона. — И прямо сейчас они требуют, чтобы я был здесь. Чтобы увидеть и запечатлеть этот миг.

Канатара засмеялся и развернулся:

— Ты слышишь, Фабий? Все-таки будет свидетель твоего конца! Этот мелкий жрец, которого ты так давно держал в рабах, отправится по вселенной петь песнь о твоих последних мгновениях, как ему и было предназначено. И все узнают, что тщетно отвергать волю богов.

Саккара улыбнулся:

— Это будет для меня большой честью. Но сначала…

Он выхватил клинок и полоснул им сзади по икре демона. Канатара взвыл от неожиданности и пал на колено. Взмахнул клешней, но Саккара увернулся, а затем рявкнул повелительно — и его демоны бросились на Хранителя Секретов.

Канатара выл и ругался, пока низшие твари бешено рвали его на куски. В запасе у Саккары было всего несколько мгновений. Скоро демон справится с замешательством. Дьяволист собрал пальцами ихор с клинка, присел и начертил на полу знак. Канатара, должно быть, почуял, что он задумал, потому что отшвырнул нападающих и бросился вперед. Но опоздал.

Саккара вонзил клинок в пол и произнес нужные слова. Демон встал на дыбы и издал вопль ярости и отчаяния. Он лопотал и бормотал что- то на языке, непостижимом для ушей смертного, а его тело трескалось, испуская лучики света. Саккара не обращал на него никакого внимания, наученный богатым опытом. Он снял с доспеха пустую флягу и вынул пробку.

— Нет! — взревел Канатара. — Нет, ты не посмеешь! Я придворный самого Темного Князя! Я…

— Ты все лишь еще одна пешка на доске, — возразила ему Мелюзина, — И к тому же совсем мелкая. — Она встретилась взглядом с Саккарой: — Давай.

— С удовольствием.

Он произнес другие слова и ощутил, как мир покоряется его воле. Когда все было кончено, Саккара заткнул фляжку пробкой и поднял ее кверху. Потом со вздохом швырнул в цветы. — Как по мне, слишком опасно держать такого. Пусть поучится моему терпению.

— Спасибо тебе, — сказала Мелюзина. Ее голос дрогнул.

— Ты что, плачешь? — Саккара явно удивился.

— Нет, — ответила Мелюзина. — Она плачет. Я не могу. — Она подняла на него глаза. — Ты вернулся.

— Ты и так знала, что я вернусь. — Он посмотрел на Фабия и крепче сжал клинок. Ему так хотелось пронзить им оба сердца мертвого… Но вместо этого он очень осторожно очистил лезвие от ихора и вложил клинок в ножны. — Я ведь никогда не освобожусь от него, да?

— Да. — Она улыбнулась, и он ощутил, как будто клинок пронзил его собственные сердца. — Но что бы ты сделал со своей свободой, Несущий Слово?

Саккара отвел взгляд.

— И что теперь?

— Теперь мы положим его в гроб и приготовимся к тому, что должно произойти.

— А что должно произойти? — спросил Саккара, прижимая безвольное тело к груди. Старший апотекарий оказался легче, чем он предполагал. Саккара вздрогнул, когда хирургеон вскарабкался к нему на спину, настойчиво щелкая, но не стал его прогонять. Все-таки тот по-своему оплакивал покойника. Душераздирающим плачем домашнего питомца, а может быть, и ребенка.

Мелюзина отвернулась:

— Это ведомо только богам.