Живодер

Глава 8. ПЕЛЕЙ-ТЕРЦИУС

Едва на дисплее вспыхнула сигнальная руна, Фабий начал подниматься с удерживающего трона.

— Вставайте, братья. И помните: жители этого мира все еще верят, что служат Империуму, а значит, сегодня вы прислужники Ложного Императора. Постарайтесь не убивать никого, кто не нарвется сам.

— Я все еще думаю, что это пустая трата времени, — проворчал Горел, встав рядом со старшим апотекарием у люка. — В чем смысл?

— Смысл в том, чтобы у ловушки была хорошая наживка, Горел. — Фабий бросил на него быстрый взгляд. — И надень шлем. Никому не захочется разглядывать ободранный кусок мяса, что у тебя вместо лица.

Космодесантник опустил на голову шлем, что-то раздраженно ворча. Створки уже расходились, дрожа, начала опускаться рампа. Первым наружу шагнул сам Фабий, Горел и Мараг последовали за ним.

Оранжевое солнце освещало небеса, а его лучи, словно волны, омывали кристаллические купола, венчавшие столицу. Стаи птиц кружили среди зарослей антенн и вокс-приемников, что усеивали вершины куполов. И над всем возвышался исполинский лифт, который соединял поверхность планеты с орбитальными доками, расположенными в верхней стратосфере.

По меркам Империума никто бы не назвал Пелей-Терциус огромным. Эта небогатая планета предоставляла небольшие аграрные и промышленные десятины, но на ней был только один достойный называться таковым центр сосредоточения населения — Гроздь. Издалека она походила на огромную обветшавшую башню. Лишь подошедшие ближе могли оценить, насколько запутанным и трудным для понимания было устройство Грозди.

Ведь это был не традиционный улей — плодородные земли сочли слишком ценными, чтобы тратить их на что-то столь неважное, как человеческие дома, и вместо этого колонисты построили связанные между собой и раскинувшиеся на тысячи километров вширь площадки, что опирались на огромные железобетонные колонны, подобные горам. Трущобы из металлолома и тонкой проволоки цеплялись за опоры, будто рачки за корпус корабля. Другие, будто ржавчина, покрывали подбрюшье нижних платформ, повиснув в саргассовых зарослях из цепей и проводов. У подножия каждой колонны располагалась исполинская фабрика по изготовлению продуктов, где плоды аграрных трудов превращались в пищу.

Нижние платформы поднимались над покрывавшими планету огромными полями лишь на несколько километров, но верхние достигали самой тропосферы. Город разрастался с каждым поколением, расширялся, чтобы вместить увеличивающуюся популяцию крепостных рабочих и тунеядцев из Администратума с их присными. Новые платформы поднимались над старыми, чтобы дать место населению все растущего города, и вдоль них тянулись здания, соединенные металлическими рампами, лестницами, проездными шахтами и служебными проходами.

Укрепленные анклавы правящих семей венчали пики опорных колонн, и созданные по древним чертежам причудливые кристаллические купола защищали их от угроз. На вершине каждого купола находились сотни посадочных платформ всех размеров и предназначений, как для личных, так и для грузовых летательных аппаратов.

И сейчас на поверхность одного из куполов ступил в сопровождении учеников Фабий Байл, оставив десантно-штурмовой корабль типа «Небесный дрот» на попечение сервиторов. Он оглянулся на выкрашенный в белое корпус штурмовика, с которого содрали все геральдические знаки. Квадратный летательный аппарат был древнее, чем весь раскинувшийся вокруг город. В последний раз он принимал участие в бою во время прорыва блокады два века назад, и на «Небесном дроте» до сих пор можно было заметить шрамы.

Однако важнее было то, что штурмовик не нес в себе демонической скверны, отчего идеально подходил Фабию для проведения инспекций его владений в определенных регионах космоса.

У Байла вошло в привычку по крайней мере раз в несколько десятилетий посещать Пелей-Терциус после того, как взращенное им семя укоренилось. Его создания проникли во все слои общества, от заводских рабочих до губернаторской династии. Приблизительно каждые сто лет он прилетал на планету, собирал образцы и изображал добродушного прародителя. Местные жители считали его одним из сынов Гиллимана, а может быть, отпрыском Дорна, прибывшим искать потенциальных соискателей.

Согласно традициям, их прибытие встречали со всеми подобающими церемониями. Ликующие толпы горожан пели хвалу Мертвому Императору, а по воздуху разлетались лепестки цветов, сброшенных парящими в вышине кибер-херувимами. Облаченные в доспехи охранники с шоковыми дубинками и полицейскими щитами не допускали толпу к Фабию и его свите, пока те шагали навстречу ожидающим их в конце магистрали представителям власти.

Сам Повелитель Клонов надел на свою броню тяжелую белую мантию, а лицо скрыл за белым шлемом, отмеченным кадуцеем, знаком Апотекариона. Его доспехи, как и доспехи учеников, тщательно очистили от неприятных запахов и подозрительных знаков, а геральдику скрыли за складками черного шелка. За ним шагали Мараг и Горел, сопровождаемые своими наиболее прилично выглядевшими помощниками. Одним словом, никаких мутантов или пристрастившихся к стимуляторам рабов на планету не взяли.

— Это фарс, — пробормотал по воксу Горел.

— Однако необходимый, — заметил Фабий. — Пусть планета и принадлежит мне, номинально она все еще является частью Империума. Если мы прибудем открыто, то какой-нибудь не в меру деловитый работяга отправит мольбу о помощи в ближайший гарнизонный мир. И что тогда?

— А почему бы и нет? Дадим нашим жидкокровным кузенам повод размяться.

— И поставим под риск обнаружение моей кладки-станции? Ну уж нет. Улыбаемся и машем, как добрые слуги Трупа-Императора. — Фабий поднял руку, и толпа запела еще громче. Некоторые люди даже падали в обморок, оглушенные экстазом при виде одного из избранных Императором во плоти. С небес падал ливень из лепестков.

Конечно, все это было даже чересчур. Фабий старался шагать ровно, осознавая, как много глаз наблюдает за ним, сколько скрытых пиктеров, направленных на его свиту, осматривает их со всех сторон. Такие малоизвестные планеты кишели заговорщиками, будто муравейники муравьями. Чем ничтожнее царство, тем чаще его правители предаются интригам, чтобы хоть как-то себя занять. Конечно, его дети лишь поощряли это, как Фабий их и учил.

Охранники ждали их и в конце магистрали. Вооруженные лазерными карабинами бойцы в матово-черной броне, отмеченной желтыми полосками, расступились, чеканя шаг. Взгляду Фабия предстали планетарный губернатор Фетцер и его жена Зелла. Оба были достойными представителями гомо новус, высокими и сильными, с бледно-фиолетовыми глазами и волосами цвета выгоревшей пшеницы. Они поклонились своему создателю низко, как и положено.

— Патер Мутатис, — сказал Фетцер. — Мы слишком давно вас не видели.

— Осторожнее, мальчик, — ответил Фабий. — Не следует говорить это имя на публике.

— Не беспокойтесь, Благодетель, — произнесла Зелла, потянув воротник. — В наши богатые одежды встроены вокс-глушители. Недавно это стало необходимо. — Она отвернулась. — Пойдемте.

— Возникли проблемы? — спросил Фабий, шагая за новыми людьми в ждущий гравилет. Машина была усовершенствованной, способной выдержать вес космодесантников в полных доспехах, но даже она застонала, когда внутрь шагнули три апотекария. Гравилет загудел и начал подниматься вдоль растягиваемого троса к дворцовому атриуму.

— Скорее осталась глупость, — сообщил губернатор. — Старым Семействам не по душе любая власть, в которую их не допускают. Они начали испытывать нас на прочность, пусть и довольно несмело. Это даже печально. Пламя прошлых поколений в них угасло.

— Они истекли кровью, — кивнул Фабий. — Как и должно быть. Старое уступает место новому. Вскоре этот мир будет принадлежать лишь вам.

— Он уже принадлежит. Наши собратья проникли в каждый исполнительный клан и касту Администратума, как вы и повелели. И мы начали вторичное евгеническое изменение общей популяции раньше графика. — Зелла гордо и довольно улыбнулась Фабию. — Подождите, скоро мы покажем вам, что придумали, Благодетель. Мы полагаем, что смогли решить проблему с феромонами…

— Это занимательно, — тепло ответил ей Фабий. — Увы, дитя, мы прибыли по другой причине.

— Я ведь говорил, — покосился на жену Фетцер. — Он мог прибыть так рано лишь из-за возникших проблем.

Зелла вздохнула, иронично похлопав в ладоши:

— Браво, муж мой.

— Вскоре на эту планету нападут, — сказал Фабий, не дав губернатору ответить. — Это будет достаточно опасный налет чужаков. Вам необходимо подготовиться.

Новые люди переглянулись.

— Когда? — только и спросил Фетцер.

— Полагаю, что через шестнадцать стандартных часов, — ответил старший апотекарий, бросив взгляд на встроенный в наруч хронометр. — Ваша сенсорная сеть засечет их примерно через десять.

— Я оповещу планетарный штаб, — сказала Зелла. — Мы соберем совет по обороне.

— Вы прибыли к нам на помощь, Благодетель? — спросил Фетцер, посмотрев на Байла.

— В определенном смысле. Считайте это испытанием. — Фабий по-отечески похлопал нового человека по плечу. — Пока же сопроводите меня к схрону. Мне необходимо завершить приготовления, прежде чем прибудут наши гости.

Балка припала к земле на гладкой насыпи высоко над вратами Паутины. Во все стороны от нее опускались блеклые склоны из психопластика. Целая искусственная горная гряда тянулась всюду, где мог видеть глаз, будто скомканная и небрежно брошенная одежда.

Гончая положила автомат на колени и потерла ладони, согревая их. Среди нитей Паутины царил холод. Но не естественный холод, а хлад небытия, сочащийся из ткани карманного измерения. Конечно, космодесантники этого не замечали, но ловцы желез чувствовали.

Здесь находилось двадцать новых людей, две полные стаи под руководством старейшины Майшаны. Они рассредоточились по проходам, служа разведчиками для расположившихся в этом участке Паутины Детей Императора и стай зверья. Балка бросила быстрый взгляд наверх, где сидела Майшана, зорко высматривавшая любые следы добычи. На худом смуглом теле старейшины было больше шрамов, чем прожитых Балкой лет. Она носила такую же униформу и бронежилет, как и все, и налысо брила голову. Майшана десятилетиями служила Благодетелю, была рядом с ним еще до того, как тот отправился в Комморру. Теперь она возглавляла верные стаи. Когда Королева Гончих отвернулась от света Благодетеля, Старейшина сразилась с ней, пытаясь не дать неверным стаям отказаться от долга. Она проиграла и едва не поплатилась за это жизнью. Но уцелела, и после поражения стала лишь сильнее.

Теперь Майшана правила ими. Не как королева, но довольно схоже.

Балка никогда особо над этим не задумывалась. Праздные размышления среди гончих не поощрялись. Во всяком случае, такие. Она выглянула из-за гребня, бросив взгляд на ворота. Импровизированный бастион внизу собрали из обломков, взятых из разрушенных альдарских аванпостов, которые встречались в этой секции то тут, то там. Вдоль укреплений рыскали переделанные боевые сервиторы всевозможных моделей и размеров. Конечно, эти создания были на свой лад опасными, но им не выстоять против организованного нападения. Балка сплюнула в сложенные ладони и быстро потерла ими.

— Чего руки трешь? — спросил сидевший позади Палаш.

— Не нравится мне здесь, — ответила она, оглянувшись. Путевая паутина была слишком большой для понимания. Слишком запутанной. Изгибавшейся и переплетавшейся образом, недоступным сознанию. Одни ее проходы были такими большими, что по ним мог пролететь даже корабль вроде «Везалия». Другие казались тесными и для одного человека.

— Говоришь как демонолюб, — рассмеялся Палаш.

Балка с силой ударила его, повалив на спину.

— Возьми свои слова назад, — зарычала она.

Стаи ненавидели Несущего Слово. Тот был мерзким созданием, пресмыкавшимся перед идолами и ткущим ложь. Он веками тщетно пытался обратить гончих к служению Темным Богам. Палаш вскочил на ноги, выхватив боевой нож. Обнажила клинок и Балка, вызывающе оскалив зубы.

— Прекратите, — сказал им Беллеф. Он сидел рядом, держа свой кинжал в руках, и на них не смотрел. Оружие было жутким, изогнутым, напоминающим крюк мясника. Беллеф вырезал им стихи на психокости.

Гончие переглянулись, а потом посмотрели на космодесантника. Тот хладнокровно посмотрел на них. Из всех Детей Императора его меньше всех тревожила компания гончих. Они в свой черед терпели его. Иногда Беллеф даже читал им поэмы.

— Дети, скоро здесь будет враг. Поберегите силы для альдари. — Он повернул клинок, и Балка заметила, что строки запачканы старыми пятнами. Демонический ихор не смывался. Высеченная поэма была закончена лишь наполовину.

Находившиеся рядом гончие внимательно за ними наблюдали. Пусть они и доверяли уличному поэту, ловчие охотно зарезали бы его, если бы тот начал угрожать близнецам. Они расслабились, когда вниз спрыгнула старейшина.

— Он прав. Успокойтесь. Не лайте друг на друга, мы ведь не звери.

— С этим можно поспорить, — фыркнул один из воинов Беллефа. Его отмеченное шрамами лицо было бы красиво, не скрывай это маска из швов и ожоговых рубцов. Вдоль челюсти виднелись усиливающие шипы, а к жилистой шее были подключены насосы для стимуляторов. Рядом качалось ожерелье из костяшек, обточенных в подобие танцующих демонесс. При его словах несколько стоявших рядом Детей Императора гортанно засмеялись.

Но умолкли под внимательным взглядом отвлекшегося от стихотворчества Беллефа.

— Варекс, разве я позволял тебе смеяться? — спокойно спросил тот.

— А разве ты теперь главный, Беллеф? Я-то думал, что для этого ты слишком много пялишься на ничтожество, которому нас подчинил Повелитель Клонов, — фыркнул Варекс. — Да что ты вообще нашел в этой мерзости? Я бы точно не назвал ее подходящей музой, уж пос…

Беллеф вонзил изогнутый клинок в голову Варекса, не дав договорить. Он притянул корчащегося воина к себе и обнял, будто заботливый брат. А затем слегка повернул нож, и Варекс забился в конвульсиях.

— Я не разрешал тебе ни смеяться, ни говорить, Варекс. Ты отвлекаешь меня от творчества. И, брат мой, ты должен всегда уважать леди Савону, даже когда ее нет рядом.

Он снова повернул клинок. Глаза Варекса неестественно закатились.

— Мы друг друга поняли? — обвел взглядом остальных Детей Императора Беллеф.

Варекс что-то булькнул. Беллеф вытащил нож и оттолкнул раненого воина в руки другого легионера.

— Отведи его к одному из апотекариев. — Он помедлил, а потом снисходительно добавил: — Не к Хорагу.

Посмотрев, как Варекс ковыляет за спутником, будто ребенок, делающий первые шаги, поэт повернулся обратно к гончим и слегка кивнул старейшине.

— Мои извинения, Майшана.

— Похоже, от него хватает проблем. Хочешь, чтобы мы его убили?

— Не стоит. Думаю, он все осознал. По крайней мере, на время.

— Уж надеюсь, — рассмеялся тяжело шагавший к ним Хораг. Балка спешно натянула противогаз, ведь неуклюжего апотекария всегда окружало облако миазмов. Другие последовали ее примеру. — По моему опыту, клинок в голову обычно оказывает успокаивающее воздействие. Не так ли, брат?

— Я бы назвал это действенным, пусть и окончательным лекарством от целого ряда болезней, — проворчал Дуко, картинно проверяя заряд плазменного пистолета. Убрав оружие, он уважительно кивнул Беллефу. — Надеюсь, что твои воины готовы, уличный поэт.

— Я тоже надеюсь. Иначе до конца дня мне придется еще кому-нибудь прописать это лекарство. Кстати, о…

— Осмотрел я его, — невесело рассмеялся Дуко. — Жить будет. А вот болтать — точно нет, пока нервные центры языка не срастутся обратно. — Он поглядел на Майшану. — Обнаружили?

— Пока ничего, — ответила та.

— Может, они учуяли ловушку, — кивнул Повелитель Ночи.

— А может быть, просто еще не добрались.

— Без разницы, — пожал плечами Дуко и огляделся. — Ненавижу это место. Неестественное. Пахнет старой смертью.

Балка выразительно посмотрела на Палаша. Тот никак не отреагировал.

— Смерть — всего лишь дверь, Дуко, — весело заметил Хораг. — И Дедушка не станет срывать цветок, чье время еще не пришло. Даже такой прогнивший, как ты.

Он хлопнул Повелителя Ночи по оплечью, и Дуко скривился. Он прыснул на пластину обеззараживающим составом, отчего вокруг разошелся едкий запах.

— Хораг, уж поверь, твои шуточки никого не успокаивают.

Откуда-то сверху донесся резкий свист. Балка напряглась.

— Старейшина?

— Ты и остальные со мной, — кивнула Майшана и показала наверх. — Начинайте карабкаться. Сейчас я к вам присоединюсь.

— Что такое? — спросил Дуко.

— Полагаю, они заметили врага, — ответил Беллеф, убирая клинок в ножны, и вздохнул. — Увы, похоже, мне придется повременить с поэмой.

Саккара сгорбился на троне, опершись подбородком на кулак. Он смотрел прямо на наблюдательный экран, но видел не его. Вокруг на мостике шли привычные работы, однако он ни на что не обращал внимания.

В последнее время Несущий Слово о многом размышлял. Слова Арриана резанули его глубже, чем хотелось признавать дьяволисту. Он не в первый раз задавался вопросами о своем предназначении. Пусть его вера и была непоколебима, уверенность этим не отличалась. Человеку никогда не следовало буквально понимать слова богов. Все сущее подчинялось их воле, но они не всегда считали нужным объяснить свои действия. Это раздражало. Но раздражение было испытанием — таким же, как и сам Фабий Байл.

Вот только теперь Саккара начал гадать, не провалил ли он испытание.

— Не провалил. Пока еще нет.

— Я ожидал увидеть тебя раньше, — мягко оказал Несущий Слово. Он не стал спрашивать, как гостья прочла его мысли. Для нерожденных разум смертных был подобен открытой книге. Он погладил флягу, успокаивая заточенного внутри демона. Их раздражала его гостья. Как и ее отец.

Саккара огляделся по сторонам. Похоже, никто, как и прежде, не замечал ее присутствия. Она могла легко скользить между мгновениями, как многие нерожденные. Причастие предназначалось только ему.

— Что есть былое, если существует лишь настоящее? — спросила Мелюзина, проводя когтями вдоль кромки его доспехов. — Вечный миг, тянущийся в несказанную бесконечность.

— Довольно басен. — Саккара поднялся на ноги и оглянулся.

Гостья была такой же прекрасной, как и всегда, словно огонь и пряности. Идеальной гармонией между смертным и божественным. Позолоченные копыта, кожа цвета алеющего мрамора. Изогнутые рога, на которых были выгравированы имена Слаанеш, серебряные цепочки, наброшенные на плечи и груди.

— Скажи мне хотя бы раз одну лишь правду. Зачем я здесь? Чтобы наставлять? Учить? Или же учиться?

— Ты зол.

— Нет. Просто я устал. Устал быть его рабом. Устал служить его капризам. Устал чувствовать, как бесполезное устройство давит на затылок.

— Ты отключил его, — улыбнулась Мелюзина.

— Конечно же отключил, — процедил Саккара. — Ведь он уже много лет его не менял. С самого путешествия в Комморру. Думаю, ему больше нет дела. — Он помедлил. — Некогда я считал себя точильным камнем его клинка, обращал свою веру против его логики. Но в последнее время он ко мне не приходит. Похоже, больше не хочет спорить.

— И это… печалит тебя?

— Нет, — ответил Саккара резче, чем хотел. — Нет. Но то, что это подразумевает, меня тревожит. Он… размякает. Понимаешь?

— Игра близится к концу, — сказала Мелюзина. Она обошла трон и потянулась к нему. Саккара попятился, подняв руки. От дочери Байла пахло жженым сахаром и раздавленными цветами, приторно-сладко и слишком пьяняще. — К добру или к худу, скоро ему придется выбирать.

— Он не может идти ни вперед, ни назад, — сказал Несущий Слово, повторяя ее же слова. Слова, которые слышал слишком часто. Боги избрали путь за него.

— И ты поможешь ему пройти по нему, — сказала Мелюзина. Она поймала его руки и потянула к себе. Саккара не сопротивлялся. — Мы поможем.

Медленно и неловко дьяволист последовал за ней в неспешном дворцовом танце.

— Наступает момент, ради которого я стольким жертвовала. Жертвовали мы все.

— Но чем он станет? — поглядел вниз на ее лицо Саккара и запнулся, прежде чем продолжить. — Богом? Я часто насмехался над ним, говоря это, но теперь начинаю уверяться в этом сам. Неужели Темные Боги послали меня сюда не убить его и не убедить, но почтить?

— Он бы это возненавидел, как и ты, — рассмеялась Мелюзина, качая головой. — Я не знаю. Я — лишь частица великого целого. Как и ты. Как и он, неважно, признает он это или нет. И у нас у всех есть роли, которые мы сыграем в разворачивающейся вокруг драме.

— И какова же моя роль?

— Сейчас? Делать то, что он сказал.

— Значит, как и всегда?

— Такова воля богов.

— Воля богов… или твоя?

— Я лишь их слуга. — Мелюзина повернулась к наблюдательному экрану. — Иногда это происходит здесь, а иногда — нет. Сейчас — не мгновение, когда нож вонзится, но мгновение, когда он осознает, что нож держит не он. Миг, когда он осознает, что не может победить.

— Ты… хочешь, чтобы мы… чтобы он… проиграл? — ошеломленно спросил Саккара.

Мелюзина провела рукой по его татуированной щеке.

— Он уже проиграл. Просто еще этого не понял.

Она подалась вперед и поцеловала Саккару. От прикосновения губ его плоть вздулась. Несущий Слово отшатнулся, шипя от боли, и Мелюзина отпустила его. Она провела когтем по воздуху, рассекая завесу меж реальностью и варпом.

— Но приближается мгновение выбора не только для него, но и для тебя. Тебе предстоит принять решение… Будешь ли ты держать нож или же ляжешь на алтарь?

Через миг Мелюзина исчезла. На мостике завыли сигналы тревоги. Саккара потряс головой, пытаясь прийти в себя после ее запаха.

— Что происходит? — буркнул он.

— «Везалий» чувствует добычу, — произнес находившийся позади Вольвер.

Саккара обернулся. На наблюдательном экране вспыхнул свет. Он сел, глядя, как корабли с хищно изогнутыми острыми бортами вырываются из трещины в реальности. Мгновение Несущий Слово просто смотрел, размышляя. А затем с тяжелым вздохом открыл канал связи.

— Они здесь.