Железный Ворон 2

Глава 3

Я смотрел ей вслед, и на моих губах играла улыбка. Она говорила одно, а делала — совсем другое. Она дала мне не просто артефакт. Она дала мне знак.

Я сжал в ладони холодную серебряную снежинку и положил её в карман кителя.

Затем я развернулся и, не обращая больше внимания на «золотую молодёжь», спокойно пошёл прочь с площади, направляясь в сторону учебных корпусов. Мне нужно было создать себе алиби. И узнать расписание.

Я шёл по коридору, когда меня догнали.

— Воронцов!

Я обернулся. Это был Родион Голицын. Один. Его свита осталась позади.

Он подлетел ко мне, и его лицо было искажено от ярости.

— Что это было⁈ — прошипел он, схватив меня за отворот кителя. — Что ты себе позволяешь⁈

Он был выше и, казалось, физически сильнее меня. Его голубые глаза метали молнии.

— Ты думаешь, раз мой отец заключил эту… сделку, тебе всё позволено⁈ Ты думаешь, ты можешь вот так подходить к моей сестре⁈ Называть её «Настей»⁈

Он встряхнул меня.

— Я тебя на дуэли почти в порошок стёр, щенок! И сделаю это снова, как только представится случай! Держись от неё подальше, ты меня понял⁈

Он стоял вплотную, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Он ждал моей реакции. Он хотел драки. Он провоцировал меня.

Я не стал вырываться. Я даже не попытался убрать его руку со своего кителя. Я просто смотрел на него. Спокойно. Прямо в его горящие яростью глаза.

— Ещё одно движение, — сказал я тихо, и мой голос был абсолютно лишён эмоций, — и ты окажешься на полу. Вниз лицом.

Я сделал паузу, давая ему осознать мои слова.

— Отпусти меня. Прямо сейчас.

Моё спокойствие, моя уверенность, полное отсутствие страха — всё это сбило его с толку. Он ожидал чего угодно — ответных оскорблений, попытки вырваться. Но не этого.

Он на мгновение замер. Его хватка ослабла. Он смотрел в мои глаза и видел там не испуганного мальчика, которого он победил на дуэли, а кого-то другого. Кого-то холодного, чужого и опасного.

И он испугался.

Он не просто отпустил. Он отшатнулся от меня, как от огня.

— Ты… — прохрипел он. — Ты не Воронцов…

Он смотрел на меня с суеверным ужасом, а затем, не говоря больше ни слова, развернулся и почти бегом скрылся в коридоре.

Я остался один. Я спокойно поправил китель, словно ничего не произошло.

Я не применил ни капли магии. Я не использовал ни одного приёма. Я победил его. Одним только взглядом.

Я смотрел вслед убегающему Родиону. Он просто пацан. Если бы Алексей Воронцов видел это, он бы вёл себя с ним по-другому, по-своему, аристократично-гадливо. Но я был не Алексей. С другой стороны, Воронцов тоже был пацаном… а теперь… теперь я и сам не знаю, кто я. Мне стало немного грустно от этой мысли.

Ладно, не время для рефлексии.

Я пошёл дальше по коридору, направляясь в сторону Южного Крыла, где, судя по карте лекаря, находились учебные аудитории. Мне хотелось взглянуть на расписание. В конце концов, я теперь не пленник, я — студент! И если за мной наблюдают, пусть видят, что я занят важным и совершенно нормальным делом.

Южное Крыло было самым шумным. Здесь было полно студентов, которые сновали между высокими дверями аудиторий. Я нашёл то, что искал — большую доску объявлений из тёмного дерева, на которой висели пергаментные листы с расписанием для каждого курса.

Я подошёл к доске и нашёл лист с надписью «Курс II».

Расписание было плотным. Я пробежался глазами по названиям дисциплин.

Понедельник: История Родов, Основы Плетений (Практика), Эфиродинамика.

Вторник: Имперское Право, Боевые Трансформации, Древние Руны.

Среда: Этикет и Дипломатия, Защитные Плетения (Практика).

Четверг: Артефакторика (Лекция), Стратегия и Тактика.

Пятница:…

Сегодня был вторник. И первая же пара, которая должна была начаться через полчаса, — «Боевые Трансформации». Звучало… интересно.

Я уже собирался отойти, как вдруг увидел на полях расписания приписку, сделанную знакомым почерком ректора.

«Кн. Воронцову А. Д. — Вторник, 14:00 и Пятница, 10:00 — явиться в ректорат для индивидуальных занятий».

Так вот оно как. Он не шутил. Дважды в неделю — личные уроки с самым могущественным магом Академии.

Пока я изучал расписание, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я медленно обернулся.

В нескольких метрах от меня, прислонившись к колонне, стояла Вера Оболенская. Она была одна. Она смотрела на меня со своей обычной хитрой, всезнающей улыбкой.

— Изучаете расписание, княжич? — протянула она. — Решили вернуться к нам, простым смертным?

Она отделилась от колонны и медленно подошла ко мне.

— Я видела вашу… сцену с Родионом. Очень впечатляюще. Вы его напугали. И не только его.

Она остановилась совсем рядом.

— А ещё я видела, как вы ушли с Анастасией. Все видели. И теперь вся Академия гудит, как растревоженный улей. Никто не понимает, что происходит.

Она заглянула мне в глаза.

— А я вот, кажется, начинаю понимать. Вы не так просты, как казались, Алексей Воронцов. И мне это… нравится.

Её голос был как мёд, но я чувствовал в нём стальные нотки. Она не просто болтала. Она что-то хотела.

Как только она подошла ближе, я снова почувствовал это. Чувства Воронцова. Желание. Восхищение. Он был влюблён в эту девушку, очевидно. И, чёрт возьми, было за что. Её взгляд, её манера держаться, её манящая, опасная энергия…

Я с усилием задавил это чужое наваждение, призывая на помощь всё своё хладнокровие. «Маска Покоя» легла на лицо сама собой.

— Я просто говорил со своей невестой. Ничего более, — ответил я ровным, почти безразличным тоном. — Вы что-то хотели, княжна?

Я намеренно использовал официальное обращение, проводя между нами черту.

Вера Оболенская на мгновение удивлённо приподняла бровь. Она явно не ожидала такой холодности после моего «представления» на площади. Но она тут же взяла себя в руки.

— О, я просто проявляю дружеское участие, — она улыбнулась ещё шире. — Ведь мы с вами… почти друзья. Не так ли?

Она сделала шаг ближе, и её голос стал тише, доверительнее.

— Я просто хотела вас предупредить, Алексей. Вы сейчас в центре внимания. И не все желают вам добра. Этот ваш «пробудившийся дар»… он вызывает много зависти. И страха.

Она посмотрела по сторонам, словно боясь, что её подслушают.

— Особенно сейчас. После того, как нашли тело этого несчастного Шуйского. Все говорят, что это тёмная магия. И некоторые… — она многозначительно посмотрела на меня, — … некоторые шепчутся, что ваш «дар» может иметь ту же природу. Что вы связаны.

Я слушал её, и её «дружеское участие» вызывало у меня только усмешку. Она не предупреждала. Она прощупывала почву.

— Слухи, княжна, — это яд, — ответил я спокойно, глядя ей в глаза. — Бороться с ним бессмысленно. Даже если вы решили мне помочь… — я сделал паузу, и на моих губах появилась лёгкая, ироничная улыбка, — … отсосать весь яд никак не выйдет. Слишком его много в нашем обществе. Не находите?

Я намеренно сделал акцент на этом слове. Юморок из моего прошлого мира. Грязноватый, двусмысленнный.

Вера Оболенская замерла. Её улыбка на мгновение дрогнула. Она поняла. Прекрасно поняла всю двусмысленность моей фразы. В её хитрых глазах на долю секунды мелькнул шок, а затем… неподдельный, почти восхищённый интерес.

Ни один аристократ, ни один княжич никогда бы не позволил себе такой… вульгарности. Такой прямой, развязной игры слов.

Она рассмеялась. Тихо, но искренне.

— Воронцов, — сказала она, и в её голосе звучало уже не притворное участие, а настоящее веселье. — Вы — нечто. Вы и правда совершенно не похожи на того скучного мальчика, которым были раньше.

Она снова стала серьёзной.

— И вы правы. Яда много. И самый опасный яд — это правда, смешанная с ложью.

Она шагнула ещё ближе.

— Так скажите мне, Алексей, — её голос стал почти шёпотом. — Какую часть правды мне стоит знать, чтобы не отравиться?

Она не отступила. Она приняла мою игру и повысила ставки. Она открыто предлагала мне сделку. Информацию в обмен на… что? Лояльность? Союз?

Я посмотрел ей в глаза. Она ждала. Ждала, что я начну торговаться, делиться секретами, втягиваться в её игру.

— О, вы хотите, чтобы я дал вам информацию о себе… как противоядие? — я театрально всплеснул руками. — Хорошо. Держите ваше противоядие.

Моё лицо стало абсолютно серьёзным, почти пророческим.

— Моя природа… природа моего дара соткана из чистого, лучезарного света. Как солнышко над этим тёмным, хмурым миром.

Она слушала, и на её лице отражалось полное недоумение.

— А вот… — я поднял указательный палец и очень медленно, почти церемониально, коснулся им её груди в районе сердца. — … мой лучик, который светит прямо в ваше сердечко.

Я убрал палец.

— Теперь… вы заражены, княжна. Но не ядом. А моим светом. Всего хорошего.

Я улыбнулся ей самой светлой, самой искренней и самой безумной улыбкой, на которую был способен. А затем, не дожидаясь её реакции, я просто развернулся и пошёл прочь по коридору, оставив её стоять посреди толпы студентов с выражением абсолютного, тотального ошеломления на лице.

Вера Оболенская осталась стоять, как громом поражённая. Её хитрый ум, привыкший к интригам, политике и намёкам, просто не смог обработать то, что только что произошло. Я не играл по её правилам. Я играл в свою собственную, непонятную, сумасшедшую игру.

Она медленно опустила взгляд на то место на своей груди, которого я коснулся. Затем снова посмотрела мне вслед. В её глазах больше не было ни хитрости, ни расчёта. Только чистое, незамутнённое изумление.

Я уходил, чувствуя её взгляд на своей спине. Я не знал, что она сделает дальше. Станет ли она моим врагом или… чем-то ещё. Но одно я знал точно. Она запомнит этот разговор на всю жизнь.

Я шёл по коридору, и улыбка не сходила с моего лица. И откуда только это из меня идёт? Сам поражаюсь… Я не планировал этого. Слова, жесты — всё приходило само. Я просто чувствовал, как нужно говорить, как нужно себя вести в этом обществе… Ну и, конечно, было очень даже забавно так пофлиртовать.

Так, сегодня вторник. «Боевые Трансформации» — сейчас. Занятия с ректором — в 14:00.

Значит, сначала общая практика.

Я посмотрел на номер аудитории — или, точнее, полигона. П-3. Судя по карте лекаря, это был один из больших тренировочных залов в подвальном уровне Южного Крыла.

Я направился туда. Чем ближе я подходил, тем отчётливее слышались глухие удары, хлопки и выкрики.

Я нашёл нужную дверь. Она была приоткрыта. Я заглянул внутрь.

Это был огромный зал с высоким потолком и стенами из серого, испещрённого отметинами камня. По всему залу были расставлены тренировочные манекены. Два десятка студентов моего курса, разбившись на пары, отрабатывали какие-то приёмы.

Я увидел, как один парень превратил свои руки в каменные кувалды и с грохотом разнёс манекен. Другая девушка вытянула из пальцев тонкие, острые ледяные иглы и метнула их в цель.

Преподавателем был суровый, мускулистый мужчина с бритой головой и шрамом через всё лицо. Он был одет в простую кожаную безрукавку и штаны. Это был магистр Громов, известный своей жёсткостью и презрением к аристократическим неженкам.

Я понял, что опоздал.

Я сделал глубокий вдох и вошёл в зал.

В тот момент, как я переступил порог, все разговоры и тренировки стихли. Все до единого студента обернулись и уставились на меня. Даже магистр Громов замолчал и скрестил на груди свои огромные руки, глядя на меня в упор.

Тишина была оглушительной. Они все ждали.

— Княжич Воронцов, — пророкотал наконец магистр Громов, и его голос был похож на скрежет камней. — Какая честь. Решили почтить нас своим присутствием. Опоздание на десять минут.

Он подошёл ко мне. Он был на голову выше и в два раза шире. От него пахло потом и сталью.

— У вас есть оправдание? Или вы думаете, что ваша новая… репутация… даёт вам право игнорировать правила?

Он стоял и ждал моего ответа. Вся группа смотрела на нас. Среди них я увидел и Родиона Голицына. Он смотрел на меня с откровенным злорадством, предвкушая моё унижение.

Я посмотрел на него снизу вверх. Он был похож на гору. Любая попытка дерзить ему закончилась бы плохо.

— Нет, я и не думал делать это нарочно… просто… э-э… — я на мгновение запнулся, делая вид, что ищу оправдание.

А затем я посмотрел ему прямо в глаза.

— Просто мне доверено одно дело. Важное дело, выходящее за рамки простого обучения. И это дело меня несколько отвлекло. — Я сделал паузу. — Я прошу прощения за опоздание, магистр. Могу я присоединиться к уроку?

Мои слова были выверены. Я извинился, проявив уважение. Но я также дал понять, что моё опоздание было связано не с ленью, а с чем-то… важным. С чем-то, о чём он, простой преподаватель, знать не может.

Магистр Громов нахмурился. Он был не из тех, кто верит в отговорки. Но мой уверенный тон и намёк на «важное дело» его смутили. Он не мог знать наверняка, блефую я или нет. Наказывать меня сейчас, когда вся Академия гудит о моём новом статусе, было бы рискованно.

— «Важное дело»… — прорычал он. — Ладно. Прощаю на первый раз. Но чтобы это было в последний.

Он отошёл от меня.

— Раз уж вы пришли, Воронцов, не будете же вы стоять в стороне.

Он обвёл взглядом студентов, которые всё ещё смотрели на нас.

— У нас как раз есть один студент без пары.

Он указал на Родиона Голицына, который стоял один, так как его обычные «партнёры» побоялись к нему подходить. Лицо Родиона исказилось.

— Встаньте в пару с князем Голицыным, — приказал Громов. — Сегодня мы отрабатываем элементарную трансформацию конечностей. «Каменный кулак». Задача — наносить блокирующие удары по атакам партнёра. Не в полную силу, щенки! Это тренировка, а не бойня.

Он посмотрел на меня, потом на Родиона. В его глазах блеснул злой огонёк.

— Приступайте.

Он свёл нас. Двух злейших врагов. И приказал «тренироваться». Это было не обучение. Это была провокация.

Я медленно пошёл к Родиону. Он смотрел на меня с ненавистью и… страхом. Он всё ещё помнил нашу встречу в коридоре.

Я подошёл к нему с самой широкой и дружелюбной улыбкой.

— Ну что, партнёр, приступим?

И в тот момент, как я это сказал, до меня дошло. Каменный кулак. Я понятия не имею, как его делать! В учебнике, который я листал, этого не было, это была чисто практическая магия. Вот же ж, бля! И как мне быть⁈

Сказать, что я не помню? Здесь, на глазах у всех, после моего триумфального возвращения? Это будет выглядеть жалко. Нельзя.

Паника начала подступать. Моя улыбка, должно быть, стала выглядеть очень глупо.

— Э-э-э… Магистр! Магистр⁈ — крикнул я, поворачиваясь к преподавателю, который уже отошёл в другой конец зала.

Магистр Громов медленно обернулся, на его лице было написано откровенное раздражение.

— Что ещё, Воронцов⁈ — пророкотал он. — Вы и так отняли у нас достаточно времени.

— Я… — я запнулся, лихорадочно соображая. — Я хотел бы… уточнить.

— Уточнить ЧТО? — рявкнул он. — Трансформация «Каменный кулак», уровень «неофит»! Вы это проходили на первом курсе! Или ваше «важное дело» стёрло вам и базовые знания⁈

Родион Голицын, который до этого смотрел на меня со страхом, теперь смотрел с презрением и злорадством. Он понял. Я не умею.

Толпа студентов начала тихонько хихикать. Я был в центре внимания, и я выглядел как полный идиот.

— Э-э-э… Дело в том… — я повернулся к магистру Громову и постарался, чтобы мой голос звучал не испуганно, а… загадочно. — Дело в том, что мой… дар. Вы наверняка уже слышали о нём?

Я обвёл взглядом студентов, которые тут же притихли. Слово «дар» подействовало.

— Он, как бы это сказать… в общем, чтобы мне использовать заклинание, делать что-то эдакое, понимаете, мне нужно… как бы заново услышать его основу. Теорию. И тогда я будто схватываю на лету. Как… как будто вспоминаю. — Я развёл руками. — Не знаю, как это объяснить. Просто… объясните мне ещё раз, в двух словах, как эти кулаки делаются, а? Если вас не затруднит, магистр.

Я не просил о поблажке. Я просил о помощи, но так, словно это — особенность моей невероятной силы. Я превратил свою некомпетентность в уникальный феномен.

Хихиканье в толпе тут же смолкло. Студенты смотрели на меня с любопытством. Моя легенда о «пробудившемся даре» обрастала новыми, странными подробностями.

Магистр Громов нахмурился ещё сильнее. Он смотрел на меня, пытаясь понять, издеваюсь я или говорю правду.

— «Услышать основу»? — прорычал он. — Что за бред…

Но он видел, что я не шучу. И весь курс ждал его реакции.

— Ладно, — он наконец сдался с тяжёлым вздохом. — Слушай внимательно, «одарённый», потому что повторять я не буду.

Он вытянул свою огромную руку.

— Ты концентрируешь эфир в предплечье. Затем направляешь его в кисть, одновременно уплотняя его и смешивая с эманациями стихии Земли, которые ты должен вытянуть из самого пола этого полигона. Эфир даёт форму, Земля — прочность. Понял⁈

Он говорил быстро, грубо, но это была именно та «теория», которая была мне нужна.

— Понял, — кивнул я. — Спасибо, магистр.

Я повернулся к Родиону.

— Ну, теперь я готов.

Так… Земля… Эманации… Эфир из предплечья… Вроде несложно…

Я вытянул руку и закрыл глаза. Я сосредоточился. Ощутил поток эфира в своём предплечье, почувствовал, как он начинает пульсировать. Затем я «потянулся» вниз, к полу. Почувствовал мощь камня, тяжёлую, стабильную энергию Земли.

И тут… я уловил нечто ещё.

В глубине, под каменными плитами полигона, я почувствовал другой дар. Не Воронцовых. Голицыных. Это место было пропитано их силой, их тренировками. И под эманациями холодной Земли, я ощутил жар. Там, в недрах, билось сердце стихии Огня. Раскалённая лава, дикий, необузданный огонь.

И мой дар, мой странный, пробудившийся дар, не стал выбирать. Он просто… взял всё.

Это ощущение наполнило меня диким восторгом. Эманации Земли и Огня из недр полигона хлынули в меня и смешались во взрыве с эфиром из моего тела.

Я открыл глаза.

И сам испугался того, что увидел.

Моя рука преобразилась. Но это был не «каменный кулак».

Она была покрыта коркой из чёрного, застывшего вулканического камня, но в трещинах между пластинами этой брони… горел огонь. Настоящий, жидкий, раскалённый огонь, как лава. От моей руки исходил жар, который я чувствовал даже щекой. Она не просто была твёрдой. Она была раскалённой.

Я был в восторге и ужасе одновременно.

В зале снова воцарилась гробовая тишина. Но теперь это была не тишина насмешки. Это была тишина страха.

Все студенты, как по команде, сделали шаг назад. Родион Голицын смотрел на мою руку, и его лицо было белым как полотно. Он, как мастер стихий, понимал, что я сделал. Я не просто смешал две энергии. Я смешал две противоположные стихии — Землю и Огонь — в одном плетении, что считалось невозможным для мага его уровня.

Магистр Громов, который до этого смотрел на меня со скепсисом, теперь смотрел с откровенным, неприкрытым шоком. Его рот был приоткрыт.

— Что… что это за… плетение? — прохрипел он, не веря своим глазам. — Такого… не существует…

Я посмотрел на свою пылающую, потрескивающую руку, потом на окаменевшего от ужаса Родиона. Весь зал замер в благоговейном страхе.

Я поднял свой пылающий кулак, поднёс его к лицу, словно собираясь прикурить от него сигарету, и с самой невозмутимой ухмылкой, на которую был способен, спросил в звенящую тишину:

— Кому-нибудь надо прикурить?