Железный Ворон 2

Глава 16

Вот чёрт!

В тот момент, как я услышал её крик, вся моя апатия, все мои философские терзания, вся моя изоляция — всё это испарилось.

Я резко подскочил со стула, опрокинув его. Замок на моей двери? Плевать! Я не стал его открывать. Я просто «сдвинулся», шагнув сквозь дерево, оказавшись в гостиной.

Картина, представшая передо мной, заставила кровь застыть в жилах.

Лина лежала на полу, в нескольких метрах от своей двери. Она была без сознания. Над ней склонилась фигура в тёмном плаще с капюшоном — «Охотник» Химер. Но он был не один.

Рядом с ним, спиной к нему, стоял Дамиан. А перед ним, прижав к стене, стоял… второй «Охотник». Дамиан сражался с ним, защищая Лину.

Но это была ловушка.

Тот «Охотник», что стоял над Линой, не смотрел на Дамиана. Он смотрел на меня. В его руке был не нож. В его руке была странная сфера из чёрного, дымящегося стекла.

И он ждал. Он ждал именно меня.

— Наконец-то, — прошипел он из-под капюшона. — Приманка сработала. Магистр будет доволен.

Он поднял сферу.

— Прощайся со своей душой, Воронцов!

И он бросил сферу мне под ноги.

Сфера ударилась о пол и не разбилась. Она взорвалась. Но это был не взрыв огня или энергии.

Это был взрыв… тишины. И пространства.

Из точки падения во все стороны хлынула волна абсолютной, всепоглощающей пустоты. Она не разрушала. Она стирала. Каменный пол, ковёр, ножки стола — всё, чего она касалась, просто исчезало, превращаясь в ничто.

Это была пространственная бомба. Ловушка, созданная специально для меня. Магия моего Рода, обращённая против меня самого.

Волна пустоты неслась прямо на меня. Увернуться было невозможно. Поставить щит — бессмысленно, она сожрёт любой щит.

У меня была доля секунды, чтобы принять решение.

Доля секунды.

Волна небытия несётся на меня.

Никакой паники. Только холодный, кристальный расчёт.

Первое. Выжить.

Я топнул ногой. «Пространственный якорь». Но не тот, что я использовал против твари. Я влил в него всю свою силу, всё своё понимание Сети. Я не просто «прибивал» себя к полу. Я «вплетал» своё существование в саму ткань этой комнаты, этого мира, становясь её фундаментальной, неотъемлемой частью.

Волна пустоты ударила в меня.

Она не смогла меня стереть. Она не смогла меня сдвинуть. Она просто… обтекла меня, как река обтекает несокрушимую скалу, и погасла, оставив на полу огромный, дымящийся круг абсолютного ничто.

Я устоял.

Второе. Наказать.

Пока «Охотники» смотрели, ошарашенные тем, что я выжил, я действовал. Я не стал бросать в них заклинания. Это было слишком медленно.

Я «посмотрел» на них через Сеть. Увидел их эфирные тела. Их позвоночники.

И создал «Пространственные лезвия». Не снаружи. А внутри.

Три тончайших, как мысль, разрыва в пространстве возникли прямо в их спинном мозге, на уровне груди. Они не почувствовали боли. Они просто… упали.

«Охотник», который бросил сферу, рухнул на пол мешком. Его ноги больше не слушались.

Тот, с которым дрался Дамиан, тоже обмяк и сполз по стене, его клинок выпал из безвольной руки.

Они были живы. Они были в сознании. Но от груди и ниже их тела были просто кусками мяса. Они больше никогда не смогут сделать ни шагу.

В гостиной воцарилась тишина.

Дамиан смотрел на поверженного противника, потом на меня. Его лицо было бледным. Он видел, что я сделал. И это его напугало. Он знал некромантию, тёмную магию. Но то, что я сделал, было чем-то другим. Холодным. Хирургическим. Абсолютным.

Я отменил «Якорь», и меня качнуло. Атака и защита отняли у меня почти все силы.

Я бросился к Лине, которая всё ещё лежала без сознания на полу.

— Лина! — я осторожно перевернул её.

Она была жива, дышала. Но её эфирное поле было… тусклым, истощённым. Как будто из неё высосали почти всю энергию.

— Что с ней? — спросил я, поворачиваясь к Дамиану.

Он подошёл, опустился на колени рядом.

— «Сфера Поглощения», — сказал он глухо. — Древний артефакт «Химер». Он не убивает. Он высасывает эфир, оставляя жертву в глубокой коме. Ей… ей нужно переливание. Эфирное. Иначе она может не очнуться. Или очнётся… пустой.

Он посмотрел на меня. В Академии был только один человек, способный на такое «переливание». Магистр Шуйский, отец Петра.

Я посмотрел на двух барахтающихся на полу «Охотников». Мой взгляд был ледяным.

— Вы отсюда никуда не уйдёте, — сказал я. — Даже если вас надумают унести.

Я поднял руку и, не глядя на них, наложил на каждого «Пространственный якорь», прибив их к этой точке реальности. Они дёрнулись, а затем замерли, не в силах сдвинуться ни на сантиметр.

Затем я опустился на колени к Лине. Её лицо было бледным, дыхание — едва заметным.

— Дамиан, останься здесь, — приказал я. — Охраняй их. Не дай никому войти. И никого не выпускай.

Он молча кивнул, его тёмные глаза были прикованы к Лине.

— Лина… держись, — прошептал я. — Держись, прошу тебя.

Я закрыл глаза. Увидел Сеть. Проигнорировал всё. Я искал только один след. След Петра Шуйского, который я запомнил. И через него — след его отца. Я нашёл его. Яркий, хоть и ослабленный, узел некротической и целительской энергии. Родовое поместье Шуйских.

Я приложил руку к плечу Лины. Я не просто касался её. Я «впустил» её в свою ауру, окутал её своим эфирным полем, как защитным коконом. Я «взял её на руки», но не физически, а энергетически, поддерживая её угасающую жизнь своим собственным эфиром.

А затем, собрав все оставшиеся силы, я совершил самый сложный «сдвиг» в своей жизни.

Один мощный «сдвиг».

Хлоп.

Мир исчез.

Запах озона и пыли сменился запахом старого дерева, трав и благовоний. Я открыл глаза.

Мы оказались посреди огромного, но довольно запущенного холла. Потёртые гобелены на стенах, выцветшие ковры, пыль на мебели. Это было Родовое гнездо Шуйских.

И мы были не одни.

Прямо перед нами стояли двое. Старый князь Шуйский и его сын, Пётр. Они, очевидно, говорили о чём-то, и наше внезапное появление заставило их замереть в шоке.

Старый князь смотрел на нас с ужасом. А Пётр… Пётр смотрел на Лину, которая безвольно обмякла в моём энергетическом «коконе», на её бледное лицо, и его глаза расширились от паники.

— Княжич Воронцов!.. Что… что случилось⁈ — выкрикнул он.

Я держал Лину. Я был на пределе своих сил.

— Ваша помощь, — выдохнул я, глядя на старого князя.

— Ей нужно эфирное переливание! — крикнул я, чувствуя, как слабеет моя хватка. — «Сфера Поглощения»! На неё воздействовали!

Я посмотрел прямо в глаза старому князю.

— В общем, князь, срочно! Я не смогу долго её держать! Что делать⁈

Мои слова вывели их из ступора. Старый князь Шуйский, целитель до мозга костей, мгновенно преобразился. Вся его апатия и уныние исчезли, сменившись стальной решимостью врача.

— В лазарет! Живо! — скомандовал он. — Пётр, готовь операционную! Стабилизирующий раствор, кристаллы жизни, полный комплект!

Пётр, не задавая больше вопросов, сорвался с места и бросился в одну из дверей.

— А вы, княжич… — старик подошёл ко мне и положил свою сухую, но сильную руку мне на плечо. — Сюда. Держитесь.

Он повёл меня по коридору. Я шёл, пошатываясь, сосредоточив все свои силы на поддержании кокона вокруг Лины.

Мы ворвались в просторное помещение, залитое светом. Это был их родовой лазарет. Здесь было старое оборудование, но всё было в идеальном порядке.

— На стол! — приказал князь.

Я осторожно опустил Лину на операционный стол, и в тот же момент, как я разорвал нашу связь, мой кокон исчез. Меня качнуло, и я едва не упал.

Князь Шуйский уже был у её головы. Его руки засветились мягким, зелёным светом. Он проводил диагностику. Пётр суетился рядом, раскладывая инструменты и кристаллы.

— Пульсация эфира критически низкая… — бормотал старик. — Истощение третьей степени… Они почти выпили её досуха.

Он поднял на меня глаза.

— Вы спасли ей жизнь, княжич. Ещё бы несколько минут… и её душа начала бы угасать.

Он повернулся к сыну.

— Пётр! Мне нужен донор! Совместимая группа! Быстро!

Пётр бросился к шкафу с картотекой. А я стоял и смотрел на бледное, безжизненное лицо Лины. И чувствовал свою вину. Это я не уследил. Это из-за меня она здесь.

— Нет никого! — в отчаянии воскликнул Пётр, перебирая карточки. — Из всех, кто сейчас в поместье, нет ни одного подходящего донора! Все либо слишком стары, либо другой группы!

Старый князь выругался.

— Чёрт! Тогда… тогда придётся мне.

— Нет, отец! — закричал Пётр. — Вам нельзя! Вы и так слабы! Это убьёт вас!

— У меня нет выбора, сын! — отрезал старик. — Княжна Полонская умирает в моём доме! Это вопрос чести!

Он уже закатывал рукав своей мантии.

— Да какого хрена тут происходит⁈ — заорал я, и мой голос эхом разнёсся по лазарету.

Я шагнул вперёд, оттолкнув Петра в сторону.

— Сын вам сказал: все либо стары, либо другой «резус-фактор»! — я сам не понял, откуда вырвалось это слово, но оно было к месту. — И вы тоже уже не мальчик!

Я встал перед старым князем, перегораживая ему путь к Лине.

— Давайте меня! — сказал я твёрдо. — Проверьте. Это возможно⁈

Князь Шуйский и Пётр уставились на меня как на сумасшедшего.

— Вас? — пролепетал старик. — Но, княжич… вы из другого Рода! Группы крови и эфира у Воронцовых и Полонских абсолютно несовместимы! Это… это верная смерть. Для неё. Ваша энергия просто убьёт её!

— Чёрт, да откуда вы знаете⁈ — рявкнул я. — И при чём здесь «другой Род», если вы сами только что хотели вкачать ей свой эфир⁈ Вы же тоже не Полонский!

Старик на мгновение запнулся.

— Я… я универсальный донор моей группы. Но шансы на отторжение всё равно велики…

— Проверяйте! — перебил я его. — Убедитесь! В крайнем случае… — я лихорадочно соображал, — я быстро смотаюсь к Полонским и приведу кого-нибудь сюда!

Эта безумная угроза-обещание заставила их действовать.

Старый князь колебался лишь секунду. Затем он кивнул.

— Хорошо. Протяните руку.

Он положил одну свою ладонь на мою руку, а другую — на руку Лины. Закрыл глаза. Я почувствовал, как тонкая струйка его диагностической магии потекла от меня к ней.

Он замер. Его глаза расширились от изумления.

— Невероятно… — прошептал он, не веря своим чувствам. — Это… это невозможно…

— Что, отец? — испуганно спросил Пётр.

— Совместимость… — старик посмотрел на меня с благоговейным ужасом. — Она не просто есть. Она… стопроцентная. Идеальная. Как будто… как будто его эфирное поле вообще не имеет «группы». Оно… чистое. Как вода из источника.

Он убрал руки.

— Я никогда… никогда не видел ничего подобного.

Он посмотрел на меня.

— Вы уверены, княжич? Это отнимет у вас много сил. Вы будете слабы и уязвимы несколько дней.

— Делайте, — отрезал я. — Что от меня нужно? Лечь? Сидеть? Говорите уже и приступайте! — поторопил я их, видя, что они всё ещё в ступоре.

— Л-лечь… — пробормотал Пётр, указывая на соседний операционный стол. — Да, ложитесь, пожалуйста.

Я лёг на холодный каменный стол рядом с Линой.

Старый князь Шуйский подошёл и встал между нами.

— Сейчас я соединю вас прямым эфирным каналом, — сказал он, и его голос снова стал голосом уверенного врача. — Я буду контролировать поток. Ваша задача, княжич, — не сопротивляться. Просто… позвольте вашей энергии течь.

Он положил свои руки нам на плечи.

— Начали.

Я почувствовал это.

Сначала — лёгкий укол в районе солнечного сплетения. А затем… словно открыли шлюз.

Я ощутил, как моя собственная жизненная энергия, мой эфир, тёплым, мощным потоком устремился из меня. Он не просто «уходил». Он перетекал по невидимому каналу, который создал старик, и вливался в неё.

Это было странное чувство. Не боль. А… опустошение. С каждой секундой я чувствовал, как слабею. Как уходит сила из мышц. Как тяжелеет голова.

Я лежал и смотрел в потолок.

Мысли были простыми.

Вот так, значит, Петя. Не успел получить силу, как тут же её раздаёшь. Забавно.

Я видел её бледное лицо. Её рыжие волосы, разметавшиеся по столу. И я не чувствовал ни капли сожаления.

Она должна жить. Просто должна.

Процедура длилась минут десять, но мне они показались вечностью. Когда старик наконец убрал руки, я был абсолютно пуст. Сил не было даже на то, чтобы поднять руку.

— Достаточно, — выдохнул князь. Он тоже был мокрый от пота.

Я повернул голову. И увидел.

Бледность с лица Лины ушла. На её щеках появился лёгкий румянец. Её дыхание стало ровным и глубоким. Её эфирное поле, которое до этого было тусклым и рваным, теперь сияло ровным, тёплым светом. Моим светом.

Она была спасена.

А я лежал, абсолютно бессильный, и чувствовал, как сознание начинает медленно угасать. Я проваливался в темноту.

Темнота, в которую я провалился, не была пустой.

Мне приснился сон.

Я не был человеком. Я был… потоком. Искрой света. Я летел внутри гигантского, бесконечного Древа. Внутри Сети. Вокруг меня проносились миллиарды других искр, других душ.

Я видел ветви, уходящие в бесконечность, и на каждой из них — листья. Каждый лист был целым миром. Один сиял яркой магией, другой был холоден и пуст, третий — состоял из чистой музыки.

Я летел, ведомый каким-то внутренним резонансом. Из одного листка — мира Алексея — в другой.

И я оказался там.

В своём мире.

Я видел его со стороны. Цех. Гудит станок. Пахнет маслом. И у станка стоит он. Петя Сальников. Моё тело. Моя прошлая жизнь.

Он работал. Уверенно, привычно. А потом остановился, вытер руки ветошью, повернулся к своему коллеге, старому мастеру дяде Коле, и что-то сказал. Дядя Коля рассмеялся. И Петя тоже улыбнулся. Широкой, простой, немного уставшей, но… счастливой улыбкой. Он был на своём месте.

И тут… он вдруг замер.

Его улыбка исчезла. Он медленно поднял голову и посмотрел… прямо на меня. Сквозь миры, сквозь пространство. Будто он заметил, что за ним кто-то смотрит. В его глазах не было узнавания. Был только вопрос. Кто ты?

От этого взгляда я резко проснулся.

Я открыл глаза.

Я лежал в кровати. Не на каменном столе. А в мягкой, удобной кровати с чистыми простынями. Комната была незнакомой, но уютной. Стены обшиты деревом, в углу — небольшой камин.

Я был слаб. Очень слаб. Тело было ватным и отказывалось слушаться.

Я повернул голову. На стуле рядом с кроватью сидел Пётр Шуйский. Он, кажется, дремал.

А у окна, глядя на улицу, стояла Лина.

Она была жива. Здорова. Она обернулась, почувствовав, что я проснулся.

— Очнулся, — она улыбнулась. Улыбка была слабой, но искренней. — С возвращением, Алексей.

Она подошла к кровати.

— Ты проспал два дня.

— Два дня?.. Надо же… — мой голос был тихим и хриплым.

Я посмотрел на неё, на её живое, здоровое лицо. Воспоминания о том, как она лежала бледная на столе, а так же об этом сне, были ещё слишком свежими.

— Жизнь… жизнь — странная, удивительная штука, согласись?

Я едва улыбнулся.

— Как… — я закашлялся, горло пересохло. — … как ты?

Я с усилием поднял свою, всё ещё слабую, руку и очень аккуратно взял её за руку.

— Я очень волновался за тебя…

Лина не отняла свою руку. Наоборот, она сжала мои пальцы. Её ладонь была тёплой.

— Теперь… теперь я в порядке, — сказала она тихо, и в её зелёных глазах блеснули слёзы. — Благодаря тебе.

Она села на край моей кровати.

— Старый князь Шуйский сказал… что ты отдал мне почти половину своего эфира. Что ты… чуть не умер. Ради меня.

Она смотрела на меня, и в её взгляде больше не было ни весёлой беззаботности, ни страха. Было что-то другое. Глубокое. Серьёзное.

— Почему, Алексей? — прошептала она. — Зачем ты это сделал?

Пётр Шуйский на стуле зашевелился и открыл глаза, но, увидев нашу сцену, не стал вмешиваться, просто молча наблюдал.

Она ждала ответа.

— Я…

Я не мог выдержать её взгляда. Я отвернулся, глядя в стену.

— Это моя вина. Это всё из-за меня, из-за моих решений… Прости.

Я снова повернулся к ней и посмотрел ей прямо в глаза, заставляя себя быть честным до конца.

— А ещё… ещё ты мне очень дорога.

Лина слушала меня, и по её щеке скатилась слеза. Она быстро смахнула её.

— Не говори глупостей, — сказала она, и её голос дрогнул. — Это не твоя вина. Мы все знали, на что шли.

Она сжала мою руку сильнее.

— Ты… ты тоже мне очень дорог, Алексей, — прошептала она, и её щёки залил румянец. — Очень.

Пётр Шуйский, сидевший на стуле, деликатно откашлялся и поднялся.

— Я… я пойду, принесу вам чаю, — пробормотал он и вышел из комнаты, оставляя нас наедине.

Мы остались вдвоём. Её тёплая рука в моей. Тишина, полная невысказанных слов.

Дверь снова открылась. Но это был не Пётр.

На пороге стоял старый князь Шуйский. Вид у него был серьёзным.

— Прошу прощения, что прерываю, — сказал он. — Но у меня новости. Из Академии.

Мы с Линой тут же напряглись.

— Только что прибыл гонец от ректора Разумовского, — продолжил старик. — Сегодня утром Совет Родов собрался на экстренное заседание. По поводу… событий той ночи.

Он посмотрел на меня.

— Твой отец, князь Дмитрий, и князь Голицын… они обвинили тебя. Во всём. В том, что ты в сговоре с «Химерами». В том, что ты убил Костю Шуйского, чтобы скрыть следы. И в том, что ты похитил княжну Полонскую.

Лина ахнула.

— Но это же ложь!

— Ложь, — кивнул старик. — Но ложь, подкреплённая силой двух Великих Родов. Они требуют твоего немедленного ареста и суда.

Он сделал паузу.

— Ректор Разумовский и князь Полонский выступили против. Но их голосов недостаточно. Совет раскололся.

Он посмотрел на меня, и в его глазах была тревога.

— Академия на грани гражданской войны. А ты, княжич… ты теперь официально — самый разыскиваемый преступник в Империи.