Глава 17

Вот ты и доигрался, Петя… вот ты и доигрался… — думал я, слушая слова старого князя. Весь мой азарт, вся моя сила — всё это обернулось против меня.

Я серьёзно посмотрел на Лину.


— Лина, пообещай мне, что… пообещай, что ты не будешь в это вмешиваться.

Я тяжело дышал, каждое слово давалось с трудом.


— Знаешь… я хочу тебе открыть секрет. Твой Род и Род Шуйских… вы… вы на самом деле очень хорошие, достойные люди. Я это вижу. Я… я это чувствую. Я знаю, вы, возможно, захотите мне помочь, но теперь я опасен. Я не хочу доставить вам неприятности. Ещё большие неприятности.

Она хотела что-то сказать, но я перевёл взгляд на старого князя.


— Князь, скажите, есть ли возможность ускорить моё восстановление? Мне нужно… мне нужно уходить отсюда.

Лина смотрела на меня с отчаянием.


— Уходить? Куда⁈ Алексей, они будут искать тебя повсюду! Ты не можешь просто так…

— Я могу, — прервал я её.

Старый князь Шуйский покачал головой.


— Ускорить восстановление после такого истощения невозможно, княжич. Ваше эфирное тело сейчас — как пустой сосуд. Любая попытка использовать магию может вас убить. Вам нужно как минимум три-четыре дня полного покоя.

— У меня нет трёх дней! — я попытался сесть, но слабость тут же заставила меня откинуться на подушки.

— Вы правы, — сказал старик. — Но… — он на мгновение задумался. — … есть один способ. Не восстановить. А… «одолжить» силы. Это старая, запрещённая целительская техника.

Он подошёл к одному из шкафов.


— Я могу создать для вас артефакт. Стимулятор. Он будет напрямую питать ваше тело энергией из этого, — он указал на кристалл жизни, который всё ещё тускло светился на столе. — Он даст вам силу на несколько часов. Вы сможете ходить, даже использовать простейшие плетения.

Он посмотрел на меня очень серьёзно.


— Но у него есть цена. Когда его действие закончится, откат будет чудовищным. Вы будете ещё слабее, чем сейчас. И вам понадобится вдвое больше времени на восстановление. Это — билет в один конец. Вы сможете уйти. Но куда вы придёте — большой вопрос.

Он предлагал мне опасную, отчаянную сделку. Несколько часов силы в обмен на ещё большую слабость потом.

Я слушал его, и перспектива была безрадостной. Я смогу ходить… Вряд ли я смогу так далеко уйти пешком. Наверное, я даже не смогу телепортироваться… Ситуация была сложной. Очень сложной и крайне неприятной.

Я посмотрел на старого князя, потом на Лину.


— Князь… — спросил я, и мне было неловко задавать этот вопрос. — А здесь… здесь, под вашими стенами… я могу быть в безопасности? Может ли это реально повредить вам, если я останусь?

Старый князь Шуйский выпрямился. В его глазах сверкнула гордость.


— Княжич, — сказал он твёрдо. — Вы спасли честь моего Рода. Вы — гость в моём доме. И пока вы под моей крышей, ни одна душа не посмеет вас тронуть.

Он усмехнулся.


— Наш Род может быть в долгах, но усыпальница Шуйских — одна из древнейших и самых защищённых в Империи. Сюда не сунется даже гвардия вашего отца без прямого приказа Императора. А получить его будет не так-то просто, когда вас поддерживает ректор, а ваша помолвка с Голицыными всё ещё в силе, пусть они и пытаются вас подставить. Разрыв такой помолвки — это скандал, которого они не хотят.

Лина тут же кивнула.


— Он прав. Эта ситуация — юридический и политический тупик. Они не могут просто так тебя арестовать. У них нет доказательств. А ты — официальный жених наследницы Голицыных. Это связывает им руки.

— Так что отдыхайте, Алексей, — заключил старик. — Восстанавливайте силы. Здесь вы в большей безопасности, чем где-либо ещё. По крайней мере, на какое-то время.

— Помолвка с Голицыными?

Я усмехнулся. Безрадостно, холодно.


— Они уже сделали непоправимое. Посмели обвинить своего будущего родственника в том, чего он не делал. Эта помолвка… этот жалкий, абсолютно никчёмный спектакль… закончен.

В комнате повисла тишина.


— Не будет никакой свадьбы, — сказал я, и мой голос был твёрд, как сталь. — Это невозможно. Теперь… теперь есть только два варианта: либо они меня, либо я их.

А у меня 20 побед и ноль поражений на юношеском турнире по боксу, — хотелось мне добавить, но я сдержался. И просто усмехнулся своим мыслям.

— Теперь… — я медленно повернул голову. — У меня есть только одна кандидатка в жёны. Та, что по-настоящему тепла ко мне…

Я посмотрел прямо на Лину.

Лина:

Она замерла. Её лицо вспыхнуло. Шок, смущение, радость и страх — вся гамма эмоций пронеслась по её лицу. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла произнести ни слова.

Князь Шуйский и Пётр:

Они смотрели на это, как на восьмое чудо света. Наследник двух Великих Родов, находясь в бегах, разорвал выгоднейший политический союз и… делал предложение дочери другого Рода. В их мире такого не случалось. Никогда.

— Княжич… — пролепетал старик. — Вы… вы понимаете, что вы только что сказали? Разорвать помолвку с Голицыными… это… это война. Открытая война.

— Она уже идёт, — ответил я, не отрывая взгляда от Лины.

Я лежал в кровати, слабый, почти без сил. Но в этот момент я был самым сильным человеком в этом мире. Потому что я сделал свой собственный выбор.

Я смотрел на Лину, на её растерянное, покрасневшее лицо.


— Ты… — мой голос был тихим, но настойчивым. — Ты согласна?

Я видел, как она пытается собраться с мыслями.


— Я… я никогда тебя не обижу и не предам. Ваш Род… он поддерживает меня, тогда как эти… змеи… играют в свои чёрные игры. А я не такой. Совсем.

Я ждал её ответа.


— Согласна?

Лина смотрела на меня, и в её зелёных глазах стояли слёзы. Но это были не слёзы горя.


— Да, — прошептала она. Так тихо, что я едва расслышал. — Да. Я согласна.

Она сделала шаг к моей кровати.


— Ты… ты самый безумный, самый непредсказуемый, самый… настоящий человек из всех, кого я встречала, Алексей Воронцов.

Она взяла мою руку.


— И я буду с тобой.

В этот момент мы перестали быть просто союзниками. Мы тоже заключили свой контракт. Не на бумаге. А здесь, в этой комнате.

Дверь в лазарет открылась.

На пороге стоял князь Андрей Полонский, отец Лины. Суровый, широкоплечий воин. За его спиной стоял Дамиан, его лицо было как всегда непроницаемым.

Князь Полонский, очевидно, прибыл, как только получил вести. Он вошёл в комнату, и его тяжёлый взгляд упал… на наши сцепленные руки.

Он остановился. Его лицо окаменело.


— Лина, — пророкотал он. — Что. Здесь. Происходит?

Он смотрел не на меня. Он смотрел на свою дочь. Он ждал от неё ответа.

Я очень осторожно убрал свою руку из её. Попытался сесть на кровати, чтобы говорить с ним не лежа, а как мужчина с мужчиной. Получилось с трудом.

— Князь, — начал я, и мой голос был спокоен, хотя сердце колотилось. — Понимаю, что вы шокированы…

Я сделал паузу.


— Хотел в первую очередь поблагодарить вас за то, что вступились за меня на Совете. Это… это большая честь для меня, и я буду благодарен вам всю свою жизнь за этот шаг.

Я видел, как его суровое лицо чуть смягчилось. Он этого не ожидал.

— А во-вторых… — я посмотрел на Лину. — Ваша дочь… она самая искренняя, самая добрая девушка из всех, что я знал. Я… я знаю, что помолвлен с Голицыной. Всё это произошло против моей воли. Я старался… старался быть ей женихом, но всё это… это слишком для меня. Я не могу идти против собственных чувств.

Я посмотрел на Лину.


— Лина… я хотел бы быть вместе только с ней. И если уж и заключать союз Родов, то он должен быть продиктован настоящими, тёплыми чувствами. Доверием. Уважением. Любовью. Я… я сделал ей предложение. Да, я безумец. Я знаю. Но свадьба с Голицыной — это конец. Конец для меня как для человека. К тому же, теперь это невозможно. Ни в каком виде. В общем… вот так.

Я закончил и ждал его реакции. Я выложил всё на стол. Честно.

Князь Андрей Полонский долго молчал. Он смотрел на меня, потом на свою дочь, которая стояла, покраснев, но не отводя взгляда.

— Так, — сказал он наконец своим рокочущим голосом. — Значит, ты, Воронцов, находясь в бегах, обвинённый в государственной измене, разрываешь союз с одним из самых могущественных Родов… чтобы сделать предложение моей дочери, которая вместо плетения боевых заклятий ковыряется в железках?

Я молча кивнул.

Он снова помолчал. А потом… на его суровом лице появилась усмешка. Нет, не так. Он расхохотался. Громко, по-солдатски.


— Чёрт меня дери! — прогремел он, хлопнув себя по бедру. — А в тебе есть стержень, парень! Больше, чем во всех этих сопливых аристократах вместе взятых!

Он подошёл к кровати.


— Любовь? Чувства? — он хмыкнул. — Это всё бабские сказки. Но то, что ты готов поставить на кон всё ради моего «бесполезного» ребёнка… это я уважаю. Это — поступок воина.

Он посмотрел на Лину, и в его взгляде была отцовская гордость, которую он тщательно скрывал.


— Значит, ты его выбрала? Этого сумасшедшего?

Лина твёрдо, без колебаний, кивнула.


— Да, отец.

Князь Полонский посмотрел на меня.


— Тогда считай, что ты получил моё благословение. — Он протянул мне свою огромную, мозолистую руку. — Но учти, Воронцов. Если ты её обидишь… я лично найду тебя и вырву твой дар вместе с позвоночником. Мы поняли друг друга?

Это была самая странная, но и самая настоящая «помолвка» в моей жизни.

— Я не обижу её, князь. Будьте уверены! — ответил я, крепко пожимая его руку. — Готов поставить на это свой позвоночник вместе с остатками моего эфира.

Я тоже рассмеялся. Его прямолинейность и солдатский юмор были мне гораздо ближе, чем аристократические ужимки.

Я отпустил его руку и снова взял руку Лины. Она была тёплая. Чёрт подери, как же это здорово — держать тёплую, нежную, живую руку!

Князь Полонский, удовлетворённый моим ответом, кивнул.


— Хорошо. Тогда перейдём к делу.

Его лицо снова стало серьёзным.


— Раз уж ты теперь… почти что член семьи, я скажу тебе то, что не стал бы говорить ректору. Мои люди в столице донесли: Голицыны в ярости. Они требуют твоей головы. Но твой отец… он ведёт себя странно. Он не поддерживает их открыто. Он занял выжидательную позицию.

— Он ждёт, — вставил Дамиан, который всё это время молча стоял у двери. — Он ждёт, кто победит. Ты или «Химеры». И поставит на победителя.

— Именно, — подтвердил князь Полонский. — А это значит, что у нас есть время. Но его мало. Тебе нужно стать сильнее. И тебе нужны союзники.

Он посмотрел на меня.


— Род Полонских теперь — твой союзник. Мои люди и мои ресурсы — в твоём распоряжении. Но этого мало против «Химер» и их Магистра.

Он посмотрел на старого князя Шуйского, который всё ещё стоял в стороне.


— И Род Шуйских, я полагаю, тоже не останется в стороне.

Старый князь вышел вперёд.


— Вы спасли мой Род, княжич, — сказал он с достоинством. — Моя жизнь и жизнь моего сына принадлежат вам. Наши знания в целительстве и… в других, более тёмных аспектах жизни и смерти… к вашим услугам.

Я слушал их, и мой новый альянс обретал форму. Полонские — воины. Шуйские — целители и знатоки жизни и смерти. Но оставался один вопрос.

Я повернул голову к Дамиану, который всё так же молча стоял у двери.


— Дамиан… скажи. А твой Род? Как они проголосовали на Совете? За меня или против?

Дамиан на мгновение замер. Этот вопрос был для него болезненным.


— Мой отец… — сказал он своим ровным, лишённым эмоций голосом, — проголосовал «за».

Лина и князь Полонский удивлённо на него посмотрели. Это было неожиданно. Род Одоевских, хранители тёмных тайн, обычно занимали нейтральную позицию.

— Почему? — спросил я.

Дамиан усмехнулся своей кривой, безрадостной усмешкой.


— Не потому, что он верит в твою невиновность, Воронцов. А потому, что мой Род ненавидит «Химер» больше, чем кто-либо другой.

Он посмотрел на меня, и в его глазах блеснула та самая застарелая ненависть.


— «Химеры» — это извращение. Пародия на тёмные искусства. Они берут то, что должно быть уникальным, — дар, душу, — и превращают это в товар, в запчасть. Они — еретики даже для нас. Мой отец скорее заключит союз с самим Императором, чем позволит им усилить свои позиции.

Он шагнул вперёд.


— Так что, да. Род Одоевских тоже на твоей стороне. Не из-за тебя. А из-за нашего общего врага. Наши шпионы, наши знания о тёмных культах, наши… тени… — всё это в твоём распоряжении.

Теперь всё было на столе. Три Рода. Три разные силы. И я в центре.

Следующие несколько дней я не делал ничего.

Я не строил планов. Я не рвался в бой. Я просто отдыхал.

Князь Шуйский оказался гениальным целителем. Он прописал мне строгий режим: покой, особые бульоны, восстанавливающие эфир, и какие-то горькие, но действенные настойки. Я следовал всем его указаниям.

Дни проходили в тишине и покое поместья Шуйских. Я много спал. Гулял по их старому, заросшему саду. Сидел у камина, просто глядя на огонь.

Лина была почти всё время рядом. Мы мало говорили. Иногда она просто приносила мне книгу или чашку чая. Иногда мы сидели рядом в саду и молчали. Её присутствие было лучшим лекарством. Оно успокаивало.

Дамиан исчез. Он сказал, что «ушёл в тень», собирать информацию, и вернётся, когда я буду готов.

Князь Полонский уехал в столицу, «улаживать дела» в Совете.

Я остался на попечении Рода Шуйских. И с каждым днём я чувствовал, как ко мне возвращаются силы. Боль в руке прошла. Слабость уступала место знакомой энергии. Моё эфирное тело, мой «пустой сосуд», медленно наполнялся.

И вместе с силами возвращалась ясность мысли. Я много думал. О себе. О Пете. Об Алексее. О своём даре. Я перестал бояться его. Я начал принимать его как часть себя. Я учился жить с этой новой, невероятной силой, не теряя при этом… себя.

На четвёртый день я проснулся утром и почувствовал — я готов.

Я был полон сил. Даже больше, чем до «переливания». Мой эфир стал… другим. Более стабильным, более мощным.

Я встал, умылся холодной водой, оделся. Вдохнул полной грудью, и лёгкие наполнились утренней свежестью.

А затем я подошёл к окну и просто посмотрел на мир. Обычным зрением. Без «Сети», без анализа, без магии. Я смотрел на сад, на капли росы на листьях, на утреннее солнце. И впервые за долгое время я чувствовал, что я в ладу с самим собой. Гармония. Тот самый «якорь», о котором говорил ректор. Я его нашёл.

Я простоял так несколько минут, когда услышал тихий стук в дверь.


— Войдите.

В комнату вошла Лина.


— Доброе утро, — улыбнулась она. — Я видела, что ты уже проснулся. Как ты себя чувствуешь?

Она подошла и встала рядом со мной у окна.


— Ты… выглядишь по-другому, — сказала она, внимательно на меня посмотрев. — Спокойнее.

— Я и чувствую себя спокойнее, — кивнул я.

Мы помолчали, просто глядя на сад.


— Князь Шуйский и Пётр ждут внизу, — сказала она наконец. — И… Дамиан вернулся. Полчаса назад. Он тоже там. Ждёт тебя.

Я слушал её, но смотрел не на сад, а на неё. На то, как утреннее солнце играет в её рыжих волосах.

— Ты знаешь… — сказал я тихо, и это было не признание в любви, а что-то большее. — Ты делаешь меня счастливым, потому, что с тобой я могу быть самим собой. Спасибо тебе за это.

Я взял её за руку. Её пальцы привычно легли в мою ладонь. Тёплые. Настоящие.

Лина посмотрела на меня, и в её зелёных глазах зажглись огоньки. Она не смутилась. Она улыбнулась своей самой широкой, самой искренней улыбкой.


— Ты тоже делаешь меня счастливой, Алексей, — ответила она. — Потому что ты единственный, кто видит во мне не «княжну Полонскую» и не «чокнутую железячницу», а просто… Лину.

Она сжала мою руку.


— И я всегда буду на твоей стороне. Что бы ни случилось.

Она встала на цыпочки и быстро, почти невесомо, поцеловала меня в щёку.


— А теперь пойдём. Твоя армия ждёт своего генерала.

Она потянула меня за собой из комнаты.

Мы спустились вниз, держась за руки. Они все были там, в главном холле. Дамиан, старый князь и Пётр. Увидев нас, Дамиан едва заметно приподнял бровь, но ничего не сказал.

— Всем доброе утро, — сказал я, входя в холл. Лина всё ещё держала меня за руку. — Я, кажется, полностью восстановился и чувствую себя теперь лучше, чем прежде. Физически и морально.

Я взглянул на Лину, затем снова на них.


— Для начала, расскажите мне, какова сейчас ситуация. В Академии, в Совете, в городе. Всё, что знаете или слышали.

Первым заговорил Дамиан, как самый информированный. Он шагнул вперёд.


— Ситуация — это затишье перед бурей, — сказал он своим ровным тоном. — В Академии — хаос. Все только и говорят, что о тебе, о разорванной помолвке и о смерти Шуйского. Студенты боятся выходить из комнат после отбоя. Стража усилена вдвое.

Он посмотрел на меня.


— В Совете — раскол. Твой отец и Голицын формируют свою фракцию. Они пытаются продавить решение о твоём официальном аресте, но Полонские, Шуйские и я… мой отец… блокируют его. Ректор уже сохраняет нейтралитет, но это надолго не продлится. Они ждут, кто сделает следующий ход.

Затем слово взял старый князь Шуйский.


— А в городе… мои люди донесли, что в трущобах Нижнего Петербурга активизировались тёмные личности. Торговцы редкими ингредиентами. Контрабандисты. Они что-то ищут. Или кого-то. Скорее всего, это люди Магистра. Он напуган и пытается пополнить запасы или найти новое убежище.

Они выложили мне всю картину. Академия в напряжении. Совет на грани войны. А враг затаился, но действует.

— Что ж. Ясно.

Я отпустил руку Лины и вышел в центр холла. Почесал голову.


— Для начала… — я посмотрел на Лину, — с разрешения твоего отца… я бы хотел официально объявить о нашей помолвке.

В комнате повисла тишина.


— Можешь уточнить у него, готов ли он на этот шаг сейчас? В такой момент?

Лина на мгновение растерялась, но потом её глаза решительно блеснули.


— Он будет готов, — сказала она твёрдо. — Я сама с ним поговорю.

— Отлично, — кивнул я. Этот шаг был важен. Он свяжет наши Рода официально и покажет всем, что я не один.

Я снова посмотрел на всех.


— Затем… Ректор. Дамиан, ты сказал, он сохраняет нейтралитет. А совсем недавно он был за меня. Что случилось?

Дамиан покачал головой.


— Он не против тебя, Воронцов, — пояснил он. — Он — политик. И он играет в свою игру. Он не может открыто встать на твою сторону против двух Великих Родов, не имея на руках неопровержимых доказательств вины твоего отца или «Химер». Это вызовет гражданскую войну внутри Совета, и Империя рухнет.

Он посмотрел на меня.


— Он ждёт. Он ждёт, пока ты дашь ему эти доказательства. Пока ты дашь ему повод действовать. Он сохраняет нейтралитет, чтобы сохранить баланс сил, пока ты не сделаешь свой ход.

Я понял. Ректор не предал меня. Он просто ждал, когда я предоставлю ему оружие.

— Хорошо. Тогда… мы дадим ему это оружие.

Я повернулся к старому князю Шуйскому.


— Князь, подготовьте комнату. Для «гостей». Такую, чтобы из неё невозможно было выбраться. Если они ещё живы, — я посмотрел на Дамиана, — я приведу их сюда. Комната должна хорошо охраняться.

Старый князь кивнул.


— Будет сделано, княжич. В подземельях нашего поместья есть камеры, которые держали и не таких тварей.

— Отлично. — Затем я снова обвёл всех взглядом. — И ещё. Знаете ли вы, как ко всему этому относится сам Император? В курсе ли он всех этих событий?

При упоминании Императора все напряглись.

— Император… — начал Дамиан, — находится в своей зимней резиденции. Он стар. И он уже давно напрямую не вмешивается в дела Совета, предоставляя им самим решать свои… дрязги.

— Но он в курсе, — добавил старый князь. — Ректор обязан докладывать ему обо всех значимых событиях. Особенно о тех, что касаются стабильности Великих Родов.

— И какова его позиция? — надавил я.

— Его позиция, — усмехнулся Дамиан, — всегда одна. Сила. Он уважает только силу. Кто бы ни победил в этой вашей… возне… он примет сторону победителя. Если ты докажешь, что твой отец — преступник, а Голицыны — лжецы, Император поддержит тебя. Если они докажут, что ты — сумасшедший бунтарь, он лично подпишет твой смертный приговор. Для него важна не правда. А стабильность Империи.

Я понял. Помощи сверху ждать не приходилось. Я должен был победить сам.

— Ясно, — кивнул я.

Загрузка...