Феодалка

Глава 26

“Полезный человек” оказался дворецким из поместья местного сеньора. Он пришел в сопровождении старосты, церемонно представился и долго витиевато извинялся в своей недогадливости и всеобщей дремучести. “Следовало так поступить с самого начала” и “соблаговолите принять, как само собой разумеющееся”, “занять подобающее место” и прочие формулировки, наконец, дали понять, что он приглашает меня поселиться в доме своего господина.

– Как? – удивилась я. – В пустующем доме?

– О, не извольте беспокоиться, дом обслуживается должным образом! Горничные убирают и проветривают комнаты, а повар будет готовить для вас такие же обеды, как и во время приезда господина.

– То есть вы предлагаете мне поселиться в доме в отсутствие его хозяев. Как это будет выглядеть?

Дворецкий пожал плечами.

– Гости не всегда могут предупредить о своем визите. Вы разминулись с господином в несколько дней. С нашей стороны подобает пригласить вас разместиться, не дожидаясь приказа сеньора, ведь это единственное подходящее вам место. И позже сеньор не сможет упрекнуть нас в отсутствии должного гостеприимства.

Действительно, когда нет мгновенной связи, законы гостеприимства действуют иначе, и непрошенным гостям многое прощается.

Я оглянулась на Марселя. Он застыл в полупоклоне, копируя позу дворецкого. Взгляд его светился лукавым торжеством. “Что я говорил?!” – так и читалось в нем.

Марсель постарался на славу на вечерней пьянке. Видимо, не обошлось без легенды о княгине, путешествующей инкогнито. Очень уж усердно раскланивался дворецкий.

Я решилась и ответила:

– Ну, тогда соглашусь, чтоб не подводить вас.

– Вы нас очень обяжете, – хором сказали дворецкий и староста.

Дом местного сеньора, Альбера Дуранго, был в лучших традициях дворянства, при том производил впечатление холостяцкой берлоги. Комнаты были обставлены простой добротной мебелью, хоть и старательно отполированной и оттертой от свечного воска. Ни изящных вещиц и безделушек, ни тонких шелков, ковров или гобеленов, которыми было все украшено у Рансии. Здесь из украшений были только охотничьи трофеи.

И часы. Много разных Почти в каждой комнате. Это были большие шкафы с циферблатами размером с блюдо и вмещали двадцать четыре часа, а не двенадцать, как здесь принято. Каждое утро горничные, протирая пыль, подтягивали гири во всех часах, чтоб они никогда не останавливались.

Это было очень неожиданно в таком захолустье. Часы были роскошью, что-то вроде местного айфона. Аксессуар такой же дорогой, статусный и… бесполезный. Для ведения сельского хозяйства знать время с точностью до часа не нужно, достаточно календаря. Не говоря уже о минутах, здесь ими не пользовались и минутной стрелки не изобрели. Примерное время каждый мог определить по солнцу. В городах стояли башни с часами. В Саграде их было четыре или пять на весь город. Даже у Каидо я их не видела, хоть он и барон и должен обладать такими вещами. А в этом медвежьем углу какой-то мелкий дворянчик обставил часами все комнаты. Видимо, он достаточно богат и это не единственное его поместье.

Я поселилась в одной из гостевых комнат. В ней был камин, застекленные окна и теплые одеяла, что примирило меня с ночными заморозками. Мои скромные пожитки разместились в огромном сундуке. Горничная каждое утро приносила завтрак с выпечкой и разнообразными отварами ягод и трав. Еще здесь делали пряные цукаты — стебель дягиля варили в вине с медом. Мне понравилось, хоть по началу вызывало опасения. Дягиль казался похожим на борщевик.

Что ж, немного тепла, комфорта и мечты о кофе с шоколадной крошкой отошли на задний план. Жить можно.

Приближение осени ощущалось все отчетливее. Листья желтели, дожди шли почти каждый день, с холмов текли потоки, и дороги превращались в реки.

Я ездила на Неженке по окрестностям, охотилась из лука на кроликов и куропаток. Иногда мне попадались олени, а один раз наткнулась на стадо кабанов и быстренько унесла ноги. Воспользоваться одним из хозяйских ружей мне тоже предлагали, но я отказала, помня, как эта бандура грохочет.

Не то чтоб я полюбила охоту, но заняться здесь было больше нечем. Книг в доме не водилось, поболтать с селянами мешал мой мифический статус, так что я даже завидовала Марселю. Он освоился, каждый день гуляя по маленькому рыночку, местные его принимали и затевать ссор не пытались. В доме его поселили внизу со всеми слугами, обедал он тоже с ними в кухне. Вечерами оттуда доносились веселые голоса: слуги отдыхали и резались в кости. А я скучала в своей большой натопленной комнате. Тогда я доставала карты, проверяла расчеты, писала путевые заметки, пока не кончился пергамент.

Чем ближе был день отъезда, тем больше я ощущала неловкость и даже вину. Марселю надо было как-то сказать, что скоро уеду и дальше ему придется устраиваться самому.

Разумеется я решила, что все деньги оставлю ему, как и обеих лошадей и большую часть моих пожитков. Лишнего брать не рискну. Портал мог пропустить лишь ограниченное количество материи. Каждый килограмм проводимого сквозь портал вещества сокращал время его работы. Сколько максимально он мог пропустить, мы с Федором и Мишей не выяснили. Надеюсь, Миша предусмотрел большой запас, ведь через него могла пролететь птица или проскочить какой-то зверь, тогда он израсходует ресурс и закроется досрочно.

Я решила прибыть на место заранее. Лучше дождаться в лесу, даже если на это уйдут сутки.

Так что социальная жизнь Марселя меня скорее радовала. Возможно, он обретет здесь новый дом… Хоть не придется бросать его в неизвестности. Правда, с такими деньжищами он купит себе нормальный дом в любом городке поближе к столице. Обзаведется хозяйством, устроится на новую работу, а может, и свою лавку откроет… Надо будет узнать, как все это оформляется юридически, чтоб он не огреб неприятностей. Все-таки мальчишка будет с золотом и без покровительства...

Так проходили дни, а серьезный разговор со слугой я все откладывала.

Ну вот, дооткладывалась.

Однажды ночью я проснулась с колотящимся сердцем, долго лежала и не могла понять, что меня так напугало. Дом был погружен в сон, до рассвета оставалось еще долго. Где-то рядом ухала сова, но это не в счет, их тут много.

Слуги спали. Чтоб кого-то позвать пришлось бы идти вниз и самой будить. Я пожалела, что в этом доме не догадались из комнат провести шнурки с колокольчиками в кухню.

Я накинула платье, зажгла масляный фонарь от тлеющего камина и спустилась в гостиную. Скрип деревянных ступеней гулко раздавался в тишине.

– Марсель! Ты здесь?

Он выскочил из коридора, на ходу завязывая рубаху, тоже только что проснулся.

– Ты слышал это? Что-то не так…

Он замер, прислушиваясь.

– Тихо… слишком тихо. – сказал он и помрачнел. – Плохо дело!

И тут до меня дошло. Уже какое-то время я не слышала колотушки ночного сторожа. Каждую ночь повсюду – и в Саграде, и в Руане, и здесь по округе ходил сторож и потряхивал колотушкой через равные промежутки времени. Эти звуки стали такими привычными, что не услышав их, я проснулась.

И, похоже, не только я. Тут же вышел дворецкий, две заспанные служанки открыли ставни.

Я вышла на террасу перед домом. С холма все селение было как на ладони. Долину застилал туман, из него виднелись только соломенные крыши хижин. Вдали, у въезда в расселине маячили огни. Много огней. Факелы?

– Это что там? Что они делают среди ночи?

– Ваша милость, прикажете разузнать? Я быстро, верхом, – предложил Марсель.

– И моего седлай, я тоже поеду. Все равно не уснуть уже.

Уже на полпути я вдруг подумала, что зря скачу навстречу неизвестному. Вдруг это нападение разбойников? Тогда единственный шанс уцелеть, это остаться и отбиваться в поместье, больше похожем на замок. Еще надо и всех местных жителей туда спрятать. Как они будут отбиваться в своих хижинах? А так, за каменными стенами, хоть отстреливаться можно.

Разбойники скот, конечно, угонят, амбары сожгут, но люди уцелеют…

Нет, оказалось, не нападение. Слишком спокойно и деловито разговаривали в толпе. Стучали молотки, скрипучим воротом поднимали и ставили заостренные бревна частокола.

– Чума.

Я нашла глазами старосту.

– Чума, ваша милость. Гонец принес черные флаги. Все селения в округе уже позакрывали. Спасибо, хоть вспомнили про нас.

– Так что теперь, не войти и не выйти? – спросила я, похолодев.

– Выйти-то конечно можно, только потом ни в какой город не войти, пока знака отмены не будет. И к нам никто войти не сможет! – добавил он, оглядывая мужиков сурово.

– Что, и свои тоже? – нахмурились те.

– И свои!

– Тогда как Янис Кривой и Микаэль с промысла вернутся? – ответил ему возмущенно кто-то из толпы.

– Никак! Кто приблизится к частоколу на сто шагов – в того стрелять!

– И что им делать?

– Сидеть там, где сидели! До знаков! Или до весны! А то и сами заразятся и нас всех положат!

– Стрелять, говоришь? А спрашивать, кто идет-то хоть, можно? – поинтересовался угрюмый лучник.

– С ума сошел! Это проклятье голосом передается, даже шепотом! Услышишь от больного хоть слово, и тебе крышка!

Возмущенные голоса смолкли.

Это что получается? Если бы мы ехали здесь немного позже, или чума бы началась раньше – нас у этого забора и пристрелили бы молча? И мы лежали бы тут до весны? А ведь сейчас каждый городок или деревня обзаводится такими заставами, и у каждой могут пристрелить. Лучший аргумент, чтоб сидеть и не высовываться. До знаков…

Хорошо, что к порталу отсюда полдня езды лесом и никаких населенных пунктов.

В нашем мире тоже ходило множество теорий о том, как возникает и передается чума: начиная от кары небес, влияния звезд и комет, до зараженного миазмами воздуха. Еще предполагалось, что чуму намеренно разносят отравители, колдуны, иностранцы, иноверцы, бродяги…

Люди всегда подозревали, что чуму распространяет что-то невидимое глазу, но контактирующее с людьми. Где-то теории подходили близко к истине, по крайней мере, изобрели прототип противогаза – костюм чумного доктора. Плащ, пропитанный воском, трость, чтоб не прикасаться к больным, маска с застекленными глазами и длинным клювом, куда набивали ароматические травы и благовония. Считалось, что они обезвредят миазмы.

Так что, если меры, предпринятые старостой, обеспечат людям выживание, пусть действует. Будем надеятся, что в такое время по этой заброшенной дороге никто не поедет.

У меня хоть и были антибиотики, хвала всем святым, Марсель догадался прихватить с собой мою аптечку, но на всех жителей этого не хватило бы.

Я стала вспоминать все материалы, которые Федор буквально заставил меня вызубрить перед отъездом. Вот и пригодились, надо же.

Все-таки чума. Последний раз она была здесь двадцать лет назад, и я так надеялась, что следующая вспышка будет не скоро…

На Земле волны чумы проходили раз в двести лет или около того. Юстинианова чума в шестом веке, потом азиатская в одиннадцатом, потом “Черная смерть” в четырнадцатом, потом в шестнадцатом и восемнадцатом. Я смутно помнила цифры из статей, да и мелкие локальные вспышки могли не попасть в хроники.

Чума выкашивала целые регионы, дробила королевства, перекраивала карту. В этом мире чумным тоже приписывали страшные деяния вроде “заговора прокаженных” и желания захватить мир и заразить всех. Даже в загробном мире умершим от чумы предписывалось особое изолированное место, будто эта болезнь каким-то образом была их виной.

Но в нашем селении ранее заразы миновали, слишком далеко оно было от основных торговых трактов, и здесь люди быстро закрывались, соблюдали карантин. Это я узнала от старосты, заодно я поделилась своими знаниями. Бацилла передается блохами не только от зараженных, поэтому надо было прекратить любую охоту, а свои жилища и животных обработать от этих насекомых и крыс истребить. Староста пообещал так и сделать.

Всю следующую неделю во дворах жгли в коптильнях какие-то травы и варили зелье для мытья животных. На все селение пахло серой. В поместье повсюду расставили сухие букетики лаванды, считалось, что она отгоняет блох. Но этого показалось не достаточным и всюду развесили “блохоловки”. Это были обрывки меха, пропитанные свежей кровью. Каждый день, когда кровь засыхала, их полоскали от “урожая”, обливали свежей кровью и вешали заново.

Одного сельского охотника чуть не прибили на месте, когда он притащил шкурку бобра вопреки запрету. Но потом заставили выбросить трофей, облили вонючим отваром от блох и поселили в каком-то сарае на три дня для наблюдения. Через три дня у него никаких симптомов не обнаружили и разрешили вернуться домой.

В остальном жизнь потекла так же. На полях и виноградниках убирали урожай, так что без охоты голод селению не грозил.

Вестей извне не приходило. Единственный способ узнать новости был подняться на самую высокую точку – колокольню на холме и обозревать окрестности. То тут, то там виднелся черный дым. В соседних деревнях жгли дома умерших.