Т-Нуль-Пространство
Алессуа
Форпост «Надежда»
Реабилитация. Всего одно слово а так много мыслей. В первую реабилитацию я стал кандидатом в группу Герцога. Во вторую — стал фаворитом корпуса Крест. И вот теперь дело подходит к третьей. По стандарту это две недели или пятьдесят шесть суток в Т-Нуль-Пространстве.
— Капитан, я понимаю, что ты фаворит и к тебе отношение особенное. Но я совершенно не понимаю, зачем тебя вытаскивать на три имперских дня раньше, чем нас? — Джина сидела на моем столе и подкидывала перед собой ножик. Такой небольшой, эфирный. Подарок нашей команды на её день рождение.
— Потому что с меня спросу больше.
— Но ведь ты же здесь больше по времени можешь решить задач, — не согласилась она.
— Тогда задай этот вопрос руководству проекта. Между прочим вон того лентяя вытаскивают со мной, — я показал большим пальцем себе за спину. На подоконнике сидел Айрон и как умалишенный рубился в доисторическую портативную приставку, которую кто-то из механиков откапал на аукционе, куда скидывается всякий хлам с таких старых механоидов, как мой. Не знаю какие обряды воскрешения они проводили, чтобы этот кусок железа и пластика заработал спустя почти четыре сотни лет.
— Да с ним всё понятно. В Цитадели его хотя бы работать можно заставить. А тут под твоим надзором он только сериалы смотрит, книжки читает да в игры играет! Фаворит, тоже мне.
— Хочешь так же? Стань фаворитом. Мне как раз тиммейтов не хватает, — парировал Айрон, не отрываясь от игрушки.
Джина фыркнула.
Я же продолжил заполнять таблицу распределение обязанностей на ближайшие два месяца.
— Тебя вообще не удивляет, что два единственных фаворита на весь корпус одновременно уходят на реабилитацию считай бросая всех на два месяца? — Поинтересовался я у девушки.
— Да знаю я что Эликс приедет дежурить в зоопарке. Почему кстати не Герцог?
— Ты еще спроси — почему не Митракс?
— Да ну тебя, Капитан.
Джина демонстративно слезла со стола и молча покинула мой кабинет, который почему-то стал проходным двором для моей команды.
— А все же она права, — спустя пару минут подал голос Айрон.
— В чем?
— К тебе какое-то особое отношение руководства.
— Ты знаешь нюансы моей реабилитации и особенности выхода из капсулы? — Задал вопрос я.
— То что тебя тяжело вытаскивать, как и всех мистиков.
— Именно. Поэтому вытаскивают на несколько дней раньше.
— Но в случае когда тебя вытаскивали на допросы все проходило быстрее, — заметил Айрон.
— И у кого ты достал эту информацию?
— Это все фавориты знают, которые лет двадцать тут торчат.
Теперь уже фыркал я.
— Почему-то все считают что я какой-то то ли сын, то ли внук императора, бастард какого-то рода и все в том духе. Но почему-то никто не хочет принять простую правду, что я парнишка с окраины, которому чудом удалось попасть в проект и добиться чего добился своими собственными силами.
— В твоей группе изначально была Миранда Гаус, а на второй миссии появилась Аманда Гаус. А в первую реабилитацию тебя «случайно» подселили к Герцогу, который внезапно захотел тебя в команду.
— Захотел он по объективным причинам вместе с Валькирией. Ты ещё скажи, что специально все устроили, чтобы она мне прописала удар в солнечное сплетение в первую нашу встречу.
— Оу, какие подробности. За что она так? Криво посмотрел? Встал на пути? Зашел не в ту дверь?
— Угу. Просто открыл дверь «своего» номера когда кто-то настойчиво звонил. Так, все. Я закончил со всеми документами. Сейчас пойду сдавать механоида и выхожу из капсулы.
— Опять керру Хоффману?
— А кому же ещё, — хмыкнул я. — Он готовит отличный бульон, который нравится моему Сердцу Роя.
В этот раз произошло все буднично. Скарлет как обычно кинула пару подколок про мою реабилитацию. Хоффман скинул координаты комнаты с бульоном в своем корабле-кузнице. Эйн был давно готов и пока летели потихоньку отпускал меня ментальными щупальцами.
Поэтому когда мир разошелся помехами и через некоторое время я смог открыть глаза в капсуле, я был спокоен настолько насколько это было возможно после выхода из тела механоида.
Радовало в этот раз то, что был только керр Дорман и больше никаких солдат. Пустота в районе солнечного сплетения существовала по-прежнему, но сильнее она не стала.
Как только слилась вся жидкость и капсула открылась, Дорман спросил.
— Ну как ощущения выхода в этот раз?
— Знаешь, как-то легко даже, — ответил я, беря из его рук стакан с бесцветной жидкостью. Опять что-то новое, чего я ранее не пил. На вкус она оказалась кислой, но приятной.
— Эйн отпускать тебя стал за неделю до выхода из капсулы. А перед самыми выходом и вовсе показатели изменились на те, что у техноидов. И более того, твой выход стабилизировался настолько, что время сократилось раза в два. Так что с одной стороны я могу тебя поздравить. Теперь реабилитация по показателям тебе нужна будет не скоро. Но и огорчу. Деградация параметров мозговой активности замедлилась и видоизменилась, что требует дополнительного изучения. С этой целью мы с тобой сейчас проследуем в лабораторию.
— И почему я не удивлен?
Я пробурчал, укутываясь в удобный халат. Но спустя пятнадцать минут сказал.
— А нет, удивлен.
Лабораторей был знакомый аскетичный кабинет Элейн. Она сидела своим столом в напряженной позе грозного начальника. Но стоило «андроиду» покинуть нас, как расслабленно откинулась на кресле, предложив сесть и мне в удобное кресло перед ней.
— Блиц-опрос по твоему состоянию. Как себя чувствуешь? Что с пустотой в теле?
Следующие минут двадцать Элейн подробно расспрашивала меня о состоянии и я как мог максимально информативно ей отвечал.
— В этот раз как будто двух сердец не хватает, — я подытожил. — Но при этом переход с механоида в человека ощущается не так сильно. Часа не прошло, но залезть обратно желания нет.
— Это влияние Эйна. Весьма любопытные параметры твоей мозговой активности. Я даже некоторые нюансы откорректировала и взяла на вооружение. И пока что результаты людей, что пробыли в капсулах много лет впечатляют. Тот же Айрон не сравнится с твоей скоростью, но вылез и бодро проследовал в медпункт на своих ногах. А с учётом того, что последние лет пять он оттуда выезжал на носилках — прогресс невероятен. Так что позволь тебя похвалить. Даже ничего не делая ты толкаешь развитие имперской науки в светлое будущее.
— Тебя Артимус покусал? — Пробурчал я.
— Даже не засмущался. Да ты я смотрю вырос и научился принимать похвалу. А где же тот мальчик, который все время пытался скрыться от внимания?
— Элейн. Ты кажется что-то другое хотела.
— Тебе кажется. И потом, расслабься. Ты слишком напряжен и я из-за этого чувствую себя как будто нахожусь на собрании, а не с другом. Между прочим ты один из совсем небольшого количества людей, кто знает мою истинную личность и с кем я могу разговаривать свободно.
— Ладно. Извини. Привык, что от руководству от меня обычно что-то надо.
— Мне так-то тоже от тебя что-то надо. Вот. Поужинать например.
Она стала доставать из ящика стола кружки с чаем и тарелки со свежей едой. До меня донесся запах и желудок предательски заурчал.
— А ты разве не хочешь поужинать, — заметил я, что еды на одного человека.
— Мне не нужна человеческая еда. В этом плане я тот ещё механоид.
Я улыбнулся на её шутку. А еда со стола поднялась в воздух и направилась в мою сторону.
— Это… телекинез? Твои способности?
— Я не часто их демонстрирую. Они мне редко пригождаются.
Из кресла выдвинулся поднос и контейнеры с едой аккуратно встали на него. Рядом легли столовые приборы и кружка с ароматным чаем. Сама Элейн взяла в руку только чашку с чаем.
— Так что думаешь по поводу слов Иерофанта? — Поинтересовалась она, пока я не успел приступить к еде.
Мне было интересно, как она будет пить чай, если её лицо это композитная маска. Но внезапно композит «потек» и через несколько секунд передо мной предстала все та же брюнетка с синими глазами. Странно, но хоть она и появлялась в виде голограммы, в реальности Элейн была ещё красивее. Если сравнивать их с Джоуи, то даже не знаю кто из них лучше. Обе по своему хороши. Но если Джоуи властная блондинка, то Элейн темноволосая бунтарка. Такие ассоциации пришли мне на ум. А если приглядываться…
— Что такое? Удивлен, что я могу поменять лицо?
— Угу. И не понимаю зачем этот маскарад, — сказал я и наконец-то взялся за кусок жаренного мяса.
— Это не маскарад. Неживая сущность живет во мне, постоянно подавляя человеческую и сложнее всего убирается с лица. Иногда она покрывает почти девяносто процентов тела, когда я пытаюсь слишком сильно сопротивляться приказам…. Системы. Но когда не сопротивляюсь, могу быть собой. Как например, сейчас. Мы с тобой по сути два гибрида. Только ты неживой и в тебе растет живое. А я живой и во мне растекается неживое.
Глядя на эту невероятно красивую девушку я четко осознал. Она лжет. Её тело давно превратилось в эту текучую субстанцию, слилось с её личность. От человеческого тела Элейн, Джулиана и Ксандра давно ничего не осталось. Но если Джулиан и Ксандр поглотили меньше этой субстанции, их превращение шло неспешно и контролируемо, то Элейн, оставшаяся в корабле — стала его частью давно. И сущность передо мной — осколок некогда цельной личности, пытающийся зацепится за остатки человечности за счет своей невероятной силы воли.
Ксандр наше способ перестать быть сущностью Уюн, сбежав в тело механоида. При этом он с помощью Элейн оставил себе возможности Конструктора. Что же касается Джулиана — он жаден до власти и эта сущность дала ему если не бессмертие, то долгий срок жизни и нечеловеческие возможности. И он не будет отказываться от этой великолепной возможности. И его совершенно не волнует что за этим может последовать геноцид человечества.
Элейн оказалась права. Эйн влияет на меня. И это он позволил осознать ложь, масштабы и сущность древней расы, стремящейся уничтожить все живое.
— Экелз?
— Прости. Задумался над твоими словами, — я с трудом вылез из тяжелых раздумий.
— Ты осознал что-то важное, — констатировала она с легкой полуулыбкой.
— С чего ты взяла?
— Я очень хорошо читаю людей.
— История Юма про чип — правда или нет?
— Это не ложь в полной мере, но и не чистая правда. Он получает только ту информацию, которую мы хотим ему дать в том свете, в котором мы хотим. И до некоторых вещей в моменте вашего общения он не дорос. Но когда его забрал Джулиан — многое изменилось. И Юм сейчас получил намного больше информации. Вкусное мясо?
— Да. Спасибо.
Дальше я ел молча. Элейн пила или дела натуральный вид, что пила чай, а потом продолжила заниматься делами.
Когда же я доел, поднос так же был отнесен в её ящик.
— Пойдем покажу то, что мало кто видел, — заговорщицки сказала она. — Но для начала тебе бы переодеться.
Я так и не уследил откуда она достала комплект термобелья и зимний защитный комбинезон со шлемом с прозрачным взором.
— Но здесь же тепло.
— Это пока.
— А как на счет душа?
— Потом.
Вздохнув, я без смущения снял с себя костюм для погружения в капсулу, надел сначала нижнее белье, потом термуху и защитный комбинезон. Элейн в это время не смотрела на меня, хотя не исключено, что у неё тоже есть обзор триста шестьдесят или другие органы чувств, помимо зрения.
— Идем.
Мы встал. Стол и кресло автоматически ушли под пол, оставляя за собой пустоту в этом огромном помещении.
— Слова Иерофанта о К-Тераксе правда? — Вспомнил я.
— Я не могу сказать точно. Информацию о нем во мне, если можно так сказать, удалили после нахождения в храме на Кагоре. Но Иерофант старый интриган. Логично что он может что-то знать, чего «не знаю» я.
— А его слова о жадности до власти — правда?
— Мой брат всегда был амбициозным. Но сейчас сложно сказать про то, жаден он или нет. Жадность — человеческая черта. А мы не люди и тебе стоит хорошенько это запомнить и записать в подкорке твоей головушки.
Под разговор мы дошли до стены. Я ожидал что откроется проем или спадет голограмма. Но то, что произошло, заставила меня покрыться липким потом.
Пространство будто исказилось, отворяя проход, за которым открылся вид нечеловеческого сооружения. Внутри пространства было заполненно аномалиями. Свет исходил непонятно откуда, открывая пустоту, в которой проворачивались многомерные кубы, напрочь ломающие мое зрительное восприятие. А ещё от пространства веяло чуждостью. Настолько сильной, что я парализовано замер, не в силах сделать шаг. А если сделаю — оно меня… сожрет.
— Нам потребовалось много мужества, чтобы войти сюда. До сих пор не понимаю, зачем я тогда настаивала и затаскивала их. Любопытство страшная вещь, убивающая доводы разума. Вошли трое. Вышли двое. Если бы кто-то только остановил меня тогда.
Её голос, наполненный горечью, доносился до меня словно из-под воды. Сглотнув густую слюну я спросил:
— Зачем мы здесь?
Спросил, но сам знал ответ. Артефакт Уюн, добытый мной там, в Храме на Алессуа. Он должен был стать частью Элейн и вот этот момент настал.
— Приказ системы, противиться которому я не могу. Ты волен как уйти, так и остаться и зайти, посмотреть.
— Просто так уйти? И ничего не будет.
— Верно. Твоё присутствие здесь всего лишь моя прихоть.
Искренне хотелось сделать шаг назад. А потом ещё один. И ещё. Развернуться и бежать далеко и надолго из этого проклятого места. Залезть в тело механоида, перенести сознание в него, плюнув на все свои страхи и принципы.
Я посмотрел на Элейн. Её синие глаза выглядели печальными и такими… одинокими. Я знал, что пожалею неоднократно. Знал, что сейчас подвергаю себя невероятному риску и пути назад не будет.
— Ладно, идем. И будем надеяться что я не пожелаю.
Это был самый тяжелый шаг в моей жизни. Шаг в пустоту, во тьму и в пугающую своей опасностью неизвестность. И я его сделал. А следующий не смог. Тело парализовало так, что я даже двинуть его не мог. Я все понимал, осознавал как двигаться, но не мог. И это взбесило.
Элейн зашла следом и пространство вокруг изменилось. Мы будто стояли посреди космоса, необъятного, недостижимого. Окажись я до проекта в таком пространстве — запаниковал. Но ещё свежи чувства тела механоида, когда я висел в космосе в одиночестве и мне это не мешало потом самому спуститься на планету. Однако чувство чуждости пространства не покидало, как и то, что меня хотят поглотить.
Секунду назад мы стояли, а теперь лежали на право боку. Я смотрел в синие глаза Элейн, полные печали, и пытался осмыслить происходящее.
— Джулиан первый коснулся сущности Уюн. Она его изменила раньше, чем мы поняли что к чему. Не знаю, о чём он думал в момент, когда кидал меня в церебратор и обрекал на муки медленного поглощения. Помню его глаза. Холодные. Нечеловеческие, залитые серебром. Ксандр тогда попытался меня вытащить, но мощным ударом был отброшен, а затем в него посадили Конструкт. И после этого они вышли из корабля. Ждать смысла не было. Процесс поглощения церебратора был медленный и болезненный.
В этот момент резко стало холодно, а вокруг Элейн завихрилась та самая жидкость, из которой состояла девушка. Жидкость, от вида которой мою человеческую сущность бросала в дрожь.
— Сотни часов медленного поглощения и одиночества. И годы, на то чтобы вернуться в человеческое общество, пусть даже под видом уродливой сестры императора. Я снова вспоминаю о том, как молилась и ждала, что Джулиан и Ксандр вернуться за мной. Но они не вернулись. Ни тогда, ни следующие четыре поглощения.
Элейн тихо говорила, а жидкость медленно, гипнотизирующе, начинала поглощать её. Элейн протянула руку и я нашел в себе силы взять её. Так мы и продолжили лежать, держась за руки.
— Простые люди не могут здесь находится. Самерхольд-младший из-за своей способности чувствовать единственный из людей и механоидов, кто подозревает и чувствует часть моей сущности и то одиночество, что сковывает меня. Но он не сможет здесь находится. Не выдержит. Сойдет с ума, как те четверо, что подошли с нами к проходу. Но не ты. Спасибо, что ты пришел со мной.
Отвечать было… тяжело. Я одновременно слушал и боролся с подступающей паникой от нечеловеческой сущности. Сколько часов мы так пролежали, я не знаю. Я молчал. Элейн тоже. Только сильнее сжимала мою руку каждый раз, когда жидкость проносилась перед глазами.
А затем я увидел ЭТО. Сияющий изумрудным цветом кристалл неправильной формы с многочисленными мелкими гранями, размером с мяч. Жидкость принесла его и вонзила в спину Элейн. Девушка выгнулась и закричала криком, полным отчаяния и боли. И всё, что я мог в этот момент, не отводить взгляд и держать её за руку. А затем все закончилось. Она затихла. Красивое человеческое лицо медленно стало возвращаться в форму композитной маски. И когда наши взгляды снова встретились, глаза были полны чуждости и холода. Она изменилась. И её фраза-предупреждение, про то, чтобы при изменении поведения я ей не доверял, заиграла новыми красками.