— Ну привет, капитан, — произнёс я, глядя на Коновалова, который выглядел… удивительно нормально.
Ни испачканных грязью крыльев, ни вздувшихся вен, переливающихся чёрной энергией, ни тела, раздутого хаотической силой до безумных размеров. Передо мной стоял обычный человек. Даже одежда на нём была простая: выцветшая военная форма без знаков различия, слегка поношенная, но чистая, как будто он только что вернулся с обычного задания.
— Привет, Максим, — капитан улыбнулся и неторопливо поднялся со стула. Его движения были спокойны, уверены — почти расслабленны. Он подошёл ближе и протянул руку.
Мы обменялись крепким рукопожатием, и Коновалов жестом пригласил меня к столу. На столешнице ровными стопками лежали документы, схемы, блокнот с записями. Всё выглядело так обыденно, что на мгновение я усомнился в своих ощущениях. Комната напоминала кабинет полевого командира — простой, организованный, даже уютный в своей суровой функциональности.
Но чувства меня не обманывали. Я ощущал Хаос в нём — много, густо, тяжело, как раскалённый металл под тонким слоем кожи. Этот Хаос был другим. Не тот, что растлевает и уродует, не зловонная грязь Пастыря, выжигающая всё живое. Нет, этот был ближе к тому, что жил во мне. Первозданный. Чистый. Сырой и хищный, как пламя костра в ночи, ещё не тронутое пеплом.
В груди капитана бушевало пламя. Оно било в ритм его сердца — тяжёлое, гулкое, готовое в любой момент прорваться наружу. Но Коновалов держал его. Сдерживал с нечеловеческим усилием, будто каждый вдох давался ему ценой шага по острию лезвия. На лице — спокойствие, почти равнодушие. В глазах — бездна.
— Какими судьбами в нашем захолустье? — спросил я, пытаясь скрыть нервозность за лёгкой насмешкой.
— Вот, решил помочь, — ответил он спокойно, так буднично, словно речь шла о починке сломанной техники, а не о заражённой зоне и Хаосе, выжигающем города. — Вижу, что вы не справляетесь.
— Да уж, — я мрачно кивнул. — Мы тут все немного обречены… и скоро умрём. А как ты собрался нам помочь?
— Ты же видел ребят снаружи? — капитан слегка наклонил голову, уголки губ тронула едва заметная улыбка. — Это и есть выход.
Я нахмурился, не понимая.
— И в чём смысл? — удивлённо спросил я. — Когда вернётся Пастырь, всё это будет бесполезно. Ты ведь видел его войско? Оно бесконечно. Собрано из тысяч миров. Миллиарды существ, которые просто сотрут нас в порошок.
— Видел, — спокойно подтвердил капитан. — Даже был частью этого войска.
Я непроизвольно напрягся, а он продолжил всё тем же ровным голосом:
— Я много где побывал за это время. Шёл по мирам, которые уже сожрал Хаос, видел, как рушатся цивилизации, и кое-что понял…
Он сделал паузу, подбирая слова, а я почувствовал, как пламя в его груди вздрогнуло, словно от сильного порыва ветра. Комната будто стала меньше, воздух — тяжелее.
— Ты в курсе, что он использовал тебя как маяк? — перебил я, не отводя взгляда.
— Конечно, — ответил он ровно, но я заметил, как в глубине его глаз мелькнула короткая, яркая вспышка злости. — Не сразу, но понял.
Он сделал паузу. Его дыхание стало чуть глубже, будто он готовился к чему-то важному.
— Так вот, — продолжил капитан тихо, но с нажимом. — Я понял главное: твой Хаос… старше. И сильнее. И когда Элла дала мне силу бороться с моим… я словно зажёгся изнутри. Твой огонь перекинулся на меня. Теперь я такой же, как ты. Я сохранил разум, чувства… даже своё тело. Видишь?
Он протянул руки — обычные человеческие руки, без шрамов и мутаций, чистые и сильные.
— И я могу дать этот огонь другим, — сказал капитан. Его голос звучал спокойно, но в нём слышалась стальная решимость. — Пока что он слабый, но я делюсь им с теми, кто заражён недавно. С теми, чья душа и разум ещё не уничтожены до конца. Для них это лекарство. Шанс вернуться.
— У нас есть вакцина для тех, кто ещё чист от Хаоса, — кивнул я, вслух складывая части головоломки. — А если ты сможешь давать шанс тем, кого зараза уже коснулась… тогда это хоть немного продлит… кхм, наши жизни.
— Агонию, ты хотел сказать? — усмехнулся капитан, но в его улыбке не было ни капли радости. — Да, я понимаю твой настрой. Победить в этой войне будет сложно. Почти невозможно.
Он сделал шаг ко мне, и я почувствовал исходящее от него тепло — жар костра, скрытого под кожей.
— Но тебе не нужно спасать всех и сразу, — продолжил он спокойно, словно говорил о чём-то очевидном. — Тебе нужно одно: убить Пастыря. Вот и всё. Когда он придёт сюда, чтобы забрать последний мир.
— Кстати, а почему он оставил нас напоследок? — нахмурился я. — Ты не знаешь?
— Я мало с ним общался, — Коновалов пожал плечами, будто речь шла не о величайшей угрозе во вселенной, а о соседе по лестничной клетке. — Но понял одно: он одержим ритуалами. Цепляется за них, словно за часть собственного образа. Для него это не просто война. Это театр. Каждый его шаг должен быть символичен. Хотя, если честно, смысла в этом особого нет.
Он на секунду замолчал, взгляд его ушёл куда-то вдаль, будто сквозь стены, словно он видел больше, чем мог позволить себе сказать.
— Этот мир для него особенный, — тихо продолжил капитан. — Его дом. Когда он «спасёт» все остальные вселенные, очистит их от Системы и Порядка, он вернётся сюда. Чтобы завершить ритуал. Чтобы поставить точку. Мы будем последними в его списке. Последнее блюдо, оставленное себе на десерт.
— Да, я заметил за ним склонность к пафосным речам и театральщине, — кивнул я. — Прямо дешёвый киношный злодейчик.
— Так он борется, — спокойно сказал Коновалов.
Я вскинул брови.
Борется?
Эта мысль ударила меня, как молот.
Пастырь борется… с Хаосом?
Я никогда раньше не рассматривал это под таким углом. Но чем больше я прокручивал его слова, его поступки, тем яснее складывался пазл. Ему незачем было оставлять меня в живых. Зачем все эти вычурные речи, этот спектакль, этот шанс, который он словно подсовывает мне сам?..
Он пытается помочь?
Помочь… продолжая выжигать миры, заражать их скверной, топтать города и стирать миллиарды душ в пыль. Человеческий разум не мог назвать это помощью. И всё же.
Сквозь пафос, сквозь кровь и смерть чувствовалось: он оставляет мне роль. Будто сам верит, что именно я смогу его остановить.
Только вот вопрос — смогу ли?
— Это… кое-что объясняет, — выдохнул я, пытаясь справиться с навалившимся осознанием. В висках гудело. — Но это не отменяет того факта, что я тупо не смогу до него добраться, чтобы убить.
— Он не приведёт сюда всё своё войско, — покачал головой капитан. — Это будет последнее представление. Для него важно, чтобы оно было красивым. Не просто истребление всего живого, не очередная бойня. Это будет война добра со злом. Он, конечно же, будет за «добро». А у нас появится шанс.
— Откуда ты это знаешь? — я сузил глаза, не сводя взгляда с Коновалова.
— Он говорил мне, — просто ответил тот, словно это ничего не значило. — Иногда рассказывал о своих планах. Ему не с кем было разговаривать. В его войске нет разумных — никто не способен ответить ему осмысленно. Они все лишь инструменты. И поэтому он иногда говорил со мной.
— И он даже не попытался сломить тебя? — я не верил своим ушам. — Не сделал ничего, чтобы тебя окончательно поглотил Хаос?
— Не сделал, — подтвердил капитан, спокойно кивнув. — И именно поэтому я смог уйти. Просто взять и уйти из его войска… Когда понял, что меня там никто и не держит.
Интересная выходит история. С двойным дном.
Если в Пастыре всё ещё жива человеческая душа… Если он действительно продолжает бороться с Хаосом так, как может — устраивая показуху, ставя себе палки в колёса и снова и снова оставляя мне шанс… Это меняет всё.
Он не может остановиться. Он слишком глубоко погружён в Хаос, слишком с ним переплетён, чтобы вырваться. Но, похоже, его душа всё ещё сопротивляется. Подсознательно. Инстинктивно. Именно поэтому он порой делает нелогичные, даже глупые вещи. Словно сам себе враг.
И если мы убьём Пастыря, то всё его войско потеряет командование. Хаос не способен быть упорядоченным. Как бы странно это ни звучало. Как бы ни противоречило тому, что теперь есть во мне и в капитане.
Без Пастыря их «армия» превратится в стаю бездумных тварей, лишённых цели. Они разбредутся по мирам, начнут жрать друг друга. И тогда у нас появится шанс. Шанс выжить.
Да, мы станем единственным миром, который смог спастись. Единственным во всей вселенной. Но разве этого мало? Мы станем началом. Первой искрой очищения, которая положит конец Хаосу.
Часть миров, заражённых недавно, можно будет спасти методом капитана. Если не тела — то хотя бы души. А это главное.
И это уже будет победа. Пусть маленькая. Но победа.
— А что с атрибутом жизни? — задал я ещё один важный вопрос, пристально глядя на капитана. — Или ты просто использовал его как повод, чтобы заманить меня сюда?
— Нет, — Коновалов медленно покачал головой. — Атрибут есть. Только есть небольшой нюанс…
Он поднял голову и громко крикнул:
— Саша, зайди!
Сначала в соседней комнате послышалась суета. Кто-то споткнулся, что-то упало и разбилось со звоном. Затем быстрые шаги — лёгкие, но торопливые, — и дверь отворилась. В помещение вошёл худой подросток лет четырнадцати. Неловкий, нескладный, в простом поношенном свитере и тёмных штанах. На первый взгляд — обычный парень. Почти.
Почти.
Потому что его тело рассказывало совсем другую историю.
Правая половина лица была изуродована инфекцией: кожа вздута и покрыта серо-зелёными волдырями, от них шли тёмные прожилки по шее и ключице. Рука на этой стороне тела казалась длиннее обычной, пальцы — непропорционально вытянутыми и заканчивались мощными загнутыми когтями, похожими на хищные серпы. При каждом движении они мягко царапали половицы, оставляя едва заметные борозды.
Вторая половина тела выглядела почти нормальной: гладкая кожа, худое, но здоровое плечо, обычная рука. Этот контраст бросался в глаза, словно кто-то разрезал парня пополам и соединил два разных существа.
Он стоял, опустив взгляд в пол, сутулившись, будто стыдился самого себя. В его позе была скованность животного, которое привыкли гонять и бить.
— Вот, — капитан кивнул на него.
Уровень: 2
Основной атрибут: ЗАРАЖЕННАЯ ХАОСОМ ЖИЗНЬ
Не обманул капитан. Атрибут жизни был реальным.
Единственный вопрос — как Хаос повлияет на возможность разрабатывать вакцину против самого себя. Не станет ли он мешать, не исказит ли результаты, не превратит ли лекарство в ещё один инструмент хаоса? Эта мысль не давала покоя, словно заноза под ногтем. Тут нужно будет срочно и детально обсудить всё с Артёмом. Он должен проверить созданную бывшим хаоситом вакцину и подтвердить её эффективность. Риск здесь абсолютно неуместен. Ошибка будет стоить человечеству последних шансов.
Да и нельзя отбрасывать возможность, что капитан действует по указке Пастыря. Может, его внезапное появление и помощь — всего лишь ловушка. Подготовка почвы перед ударом. Прямое приглашение Хаоса в наш дом.
Коновалова и его свиту нужно будет держать на расстоянии. Изолировать. Ограничить доступ к ключевым людям, которые ещё способны вести борьбу. Доверять им можно лишь настолько, насколько доверяешь заряженному пистолету в чужих руках.
Я перевёл взгляд на капитана и почувствовал, как напряжение в комнате сгущается. Он стоял спокойно, но от него исходила сила, скрытая, сдержанная. Мы словно играли в шахматы, только фигурой на доске был целый мир.
— И какой у тебя план? — наконец спросил я, разрывая тишину.
Выбраться из заражённой зоны оказалось так же просто, как и проникнуть в неё — нам никто не препятствовал. Как только я сообщил по рации об успешном завершении операции, грохот выстрелов и гул взрывов вдалеке начали стихать. Войска получили приказ на отступление и отходили организованно, оставляя позади серый дым и запах гари. Даже хаоситы, словно по невидимому сигналу, снова начали равномерно растекаться по заражённым кварталам, словно чернильные пятна по выцветшей карте. Мы же уходили быстрее всех, почти бегом.
Отряд мутантов капитана двигался рядом с нами — картина, которую сложно было воспринять как реальность. Их изломанные фигуры и застывшие, когда-то безумные взгляды теперь выглядели почти человеческими. Элла что-то сделала с ними — то ли подавила их ярость, то ли временно очистила разум. Их движения стали чёткими, почти синхронными, а в глазах появилось вполне осмысленное выражение. Некоторые даже переговаривались между собой — тихо, хриплыми голосами, словно вспоминали, каково это: быть людьми.
Случайно я подслушал один из таких разговоров. Двое мужчин спорили о том, кто они такие и как их зовут. Один казался уверенным в своём имени, но его голос выдавал сомнения — будто каждое слово звучало чужим. Имя, как оказалось, было первым, что забрал у них Хаос. Потом исчезли воспоминания о близких: семьи, друзья, родные лица. А за этим — всё остальное. Прошлое растворялось, как бумага в кислоте. Чем дольше человек был заражён, тем чище становился его разум — словно пустая болванка, на которой когда-то хранилась чья-то жизнь.
И всё же кое-что оставалось нетронутым. У всех — без исключения — жила в глубине сознания одна эмоция: ненависть. Она не требовала слов, не нуждалась в памяти, она горела в них так же ярко, как огонь в разрушенных кварталах позади нас.
Обработанные капитаном и Эллой бывшие хаоситы получили тот же атрибут, что и я. Он чётко отображался в их статусах, словно печать, и теперь каждому предстояло пройти тот же путь, по которому шёл я сам. Только им придётся научиться удерживать внутри себя ненависть и направлять её не на людей, а на тех тварей, что обосновались в заражённых зонах.
Страннее всего было то, что никто из них не видел в себе монстра. Несмотря на уродливые тела, вывернутые конечности и мертвенную бледность, они все считали себя обычными людьми — массовый когнитивный парадокс, с которым, похоже, им самим было проще мириться. Возможно, Элла что-то изменила в их сознании, искусственно встроив эту иллюзию нормальности. А может, это естественная защитная реакция психики — кто знает.
Я же ощущал их иначе. В каждом из них чувствовался кусочек меня самого, но искажённый, словно отражение в разбитом зеркале. Хаос, поселившийся в них, был слабее, его огонь горел бледнее и холоднее, хотя назвать это пламя — всего лишь условность. Это была энергия, темная и хищная, но подчинённая.
— Максим, что за херня там происходит? — взвился в рации знакомый голос. Егоров, как всегда, был на грани срыва, когда что-то выходило за рамки его понимания. — Почему ты ведёшь с собой толпу мутантов? Ты же сказал, что всё в порядке…
— Ты должен это видеть, — спокойно ответил я, перебивая его возмущение. — У нас есть шанс. Вариант излечить заражённых… но только тех, кто был инфицирован недавно.
На том конце повисла тишина, прерываемая лишь потрескиванием связи. Потом голос Егорова сорвался, выдав напряжение, которое он так старался скрыть:
— Это шутка, что ли?
— Нет, — сказал я холодно.
— Оставайся на точке. Я буду через два часа.
Рация щёлкнула и стихла. Ветер донёс с окраины города запах гари и тлена. Позади нас тянулись улицы-призраки, впереди — неизвестность. А рядом шли люди, которые когда-то были чудовищами. Или чудовища, которые отчаянно пытались быть людьми.
— Итак, — хмыкнул Кос, подходя ближе. — Мы теперь завели собственных хаоситов…
— Они же не собачки, — возразила Катя, рассматривая свои ногти. — А что насчет внешнего вида? Они такими и останутся теперь?
— Пластические хирурги в наше время творят чудеса, — пожал плечами Кос. — Может и тут справятся?
— Нет, — в разговор неожиданно вмешался капитан. — Уродство пройдет, как только пламя их Хаоса очистится от грязи и станет таким же ярким, как у Максима. Или хотя бы, как у меня.
— И как нам это сделать? — осторожно спросил Саша, глядя на свою изуродованную руку. Хоть он и не считал её отвратительной, подсознательно желал избавиться от неё, стереть следы заражения. — Как избавиться от этого?
Я глубоко вдохнул, понимая, к чему ведёт капитан:
— Разжигать в себе пламя ненависти, — сказал я, голос ровный, но тяжёлый от смысла слов. — Огонь должен гореть ярче Солнца. Главное — не сжечь всё вокруг.
Саша молча кивнул, а в его взгляде мелькнула смесь страха и решимости.
— Для этого нам и нужен ты, — подтвердил капитан, глядя прямо на меня.