Электро: Протокол "Тираниум"

26. Прошлое

Я стоял на балконе, впитывая каждую деталь знакомого пейзажа. Десятый этаж давал потрясающий обзор на двор, где жизнь текла своим чередом. Старик с собакой, смеющаяся мать с ребёнком, спортсмен в наушниках — всё казалось таким правильным, таким настоящим.

Но в моей голове всё ещё эхом отдавались сцены из жизни Полины и её отца, промелькнувшие передо мной словно кадры ускоренного фильма. Жестокость, манипуляции, боль — всё это было так свежо в памяти, будто произошло только что.

Внезапно щелчок замка вырвал меня из размышлений. Мама. Она вошла в квартиру, и время будто замедлилось. Та же походка, те же движения — всё было таким родным, таким знакомым.

— Костя?! — её голос, тёплый, живой. — Ты чего там? Всё в порядке?

Я не мог поверить своим глазам. После всего того кошмара, что я только что увидел, после всех этих смертей и страданий — она была здесь, живая, настоящая.

Сделав шаг вперёд, я бросился к ней, не в силах сдержать эмоции. Мои руки обхватили её плечи, и я почувствовал, как по щекам катятся слёзы.

— Мама? Это ты? — прошептал я, вдыхая знакомый аромат её духов.

Она обняла меня в ответ, её руки были такими тёплыми, такими родными.

— Конечно я, сынок. Что-то случилось? — её голос дрогнул, выдавая беспокойство.

Я пытался собраться с мыслями, но всё, что произошло, казалось теперь каким-то нереальным. Апокалипсис, видения, жизнь Полины — всё это смешалось в голове в безумный калейдоскоп событий.

— Я… не знаю… всё это кажется сном, — признался я, всё ещё не в силах отпустить её.

Мама мягко отстранилась, глядя на меня с тревогой и нежностью.

— Всё хорошо, Кость. Наверное, тебе приснился дурной сон… Пойдём, выпьем чаю. Успокойся, всё хорошо.

Её забота была такой привычной, настоящей. Мы прошли на кухню, и я сел за стол, всё ещё находясь в каком-то странном оцепенении. Мама хлопотала у чайника, и её движения были знакомыми, успокаивающими.

Пока вода закипала, я рассматривал её: те же морщинки вокруг глаз, та же небольшая сутулость, те же заботливые руки. Но теперь я видел её по-новому, словно сквозь призму пережитого кошмара.

Чайник засвистел, наполняя кухню уютным звуком. Мама поставила передо мной чашку, и я вдохнул знакомый аромат. Может быть, это и есть спасение? Возможность вернуться к тому, что было потеряно?

Пока я пил чай, мама рассказывала о своих делах, о том, что произошло за день. Но я едва слушал её, погружённый в свои мысли. В моей голове всё ещё звучали слова Полины, крики её отца, хруст ломающихся костей…

В квартиру вошёл отец — высокий, широкоплечий мужчина с уверенной походкой. Его руки были немного шершавыми от работы, а на ладонях виднелись характерные мозоли. Он поприветствовал меня, как обычно отметив мою «расхлябанность», поцеловал маму в щёку и, не торопясь, вымыл руки в раковине.

— Ну что? — спросил он, усаживаясь за стол и поправляя салфетку на коленях. — Опять о девочках думаешь? Восемнадцать лет, а всё дома сидишь…

Мама, как всегда, встала на мою защиту, её голос звучал мягко, но твёрдо:

— Отстань от ребёнка. Надо сначала отучиться, а потом уже думать о всяких там…

Она не договорила, аккуратно раскладывая столовые приборы и наполняя тарелки горячим супом. Её движения были отточенными, привычными.

— Ира где? — строго спросил отец, его голос стал серьёзным. Он всегда беспокоился о безопасности сестры.

Мама посмотрела на старинные часы на стене, которые тикали размеренно и успокаивающе:

— Скоро должна прийти.

И словно по волшебству, в этот самый момент щёлкнула входная дверь, и в квартиру вошла Ира — высокая девушка с небольшим лишним весом. Она имела такие же чёрные волосы и глаза, как у отца и брата. Её волосы были аккуратно уложены, а одежда сидела идеально. Ира всегда умела ухаживать за собой, подчеркивая свои достоинства и умело скрывая недостатки.

— Я дома! — весело крикнула она, сбрасывая обувь и проскальзывая в ванную комнату.

— Ну вот, я же говорила, — с улыбкой произнесла мама, её лицо просветлело.

— Вспомни заразу… — усмехнулся отец, качая головой. — Ну что, сынок, чего молчишь?

Отец наклонился ко мне, его рука легла на мой лоб:

— Температуры вроде нет.

Я посмотрел в его чёрные глаза, чувствуя, как внутри нарастает тревога.

— Мне кажется… это всё ненастоящее, — прошептал я, и слова повисли в воздухе тяжёлым грузом.

На кухне воцарилась гнетущая тишина. Только шум воды из ванной нарушал её, создавая странный, почти неестественный контраст.

— Как ненастоящее? — удивлённо спросил отец, наконец нарушая молчание. Его голос звучал недоумённо. Он ущипнул меня за руку, его пальцы были сильными и уверенными. — Больно?

Я кивнул, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Ну так а чего тогда? — спросил отец, его голос стал мягче. — Ты точно не болеешь?

Мама, отвернувшись к раковине, начала механически мыть посуду. Её движения были какими-то… искусственными, не такими, как обычно. Я вдруг заметил, что она не смотрит в мою сторону, хотя раньше всегда ловила мой взгляд.

И тут я вспомнил. Раньше она всегда напевала странную песенку, когда мыла посуду — старую мелодию, которую знала только наша семья.

В ту же секунду её губы зашевелились, и по кухне разлился знакомый мотив. Но что-то было не так. Слишком идеально, слишком правильно. Её голос звучал слишком чисто, слишком отрепетированно.

— Костя, ты меня пугаешь, — тихо сказала мама, не прекращая петь. Её голос звучал механически, без души.

Холодный пот выступил на лбу, когда мама повернулась ко мне. Я отпрянул так резко, что опрокинул стул. Её глаза… они были красными, с крошечными точками зрачков, словно два пылающих уголька в темноте.

— Сынок… — прохрипел отец, и его голос звучал так, будто он уже не принадлежал себе.

Я медленно отступал, не отрывая взгляда от его лица. Его глаза изменились — теперь они были такими же, как у мамы, с той же жуткой краснотой и точечными зрачками. Он медленно поднимался из-за стола, а мама, всё ещё с недомытой тарелкой в руках, двигалась к нему.

Их движения были неестественными, механическими. На руках мамы появились первые следы крови и струпьев. Лицо отца покрывалось багровыми разводами, словно кто-то разбрызгал краску.

— Сын…ок… — всхлипнули они в унисон, делая шаг вперёд. Их голоса звучали так, будто через них говорили другие существа.

Отступая, я натыкался на мебель, спотыкался о собственные ноги. Внезапно что-то твёрдое упёрлось мне в спину. Медленно, словно во сне, я обернулся и замер от ужаса.

Передо мной стояла Ира — моя сестра. Она была обнажена, вся в крови, её кожа казалась неестественно бледной на фоне алых разводов. Красные глаза с точечными зрачками смотрели прямо в мои, а на губах играла едва заметная, жуткая ухмылка.

— Ко…стя… ты… ку…да? — спросила она, выплёвывая кровь вместе со словами. Её голос звучал так, будто она говорила через боль.

Я вжался в входную дверь, чувствуя, как холодный металл ручек обжигает ладони. Три фигуры заражённых медленно, но неотвратимо приближались. Паника захлестнула меня, пальцы дрожали, когда я судорожно пытался открыть замки.

Сзади послышалось хриплое, прерывистое дыхание. Я почувствовал холодные, мокрые от свежей крови руки на своей шее. Они были ледяными, словно принадлежали мертвецу. В тот же миг я рванулся вперёд, вылетая в подъезд.

За спиной раздался грохот — заражённые родственники бросились в погоню, издавая жуткие, нечеловеческие звуки. Их хрипы и рыки эхом отражались от стен подъезда.

На лестничной площадке я замер на мгновение от нового кошмара. Двери лифта раскрылись, являя жуткую картину. Баба Нюра, наша добродушная соседка, вгрызалась в горло Петровичу, разрывая его на части. Её лицо было искажено яростью, одежда пропитана кровью. Увидев меня, она оскалилась, обнажив острые зубы, и с утробным рыком бросилась следом.

Не раздумывая, я рванул вверх по лестнице. Каждая ступенька казалась бесконечной. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, лёгкие горели от недостатка воздуха. Я слышал за спиной топот преследователей, их хриплое дыхание становилось всё ближе.

На двенадцатом этаже моё сердце пропустило удар. Перед глазами возникла знакомая фигура Васьки-алкаша. Его руки тряслись так сильно, что казалось, будто он пытается удержать что-то невидимое, но тяжёлое. Он спускался сверху, вытянув перед собой руки, словно слепой, бредущий в темноте.

— Костя… дружище… — прохрипел он своим пропитым, надломленным голосом, в котором слышалась последняя надежда.

Его глаза были закатаны вверх, а капилляры на белках стремительно лопались, превращая белки глаз в жуткие красные провалы. В следующую секунду он резко дёрнулся вперёд, как марионетка, которую дёргают за ниточки.

Я отпрыгнул в сторону с такой скоростью, будто за спиной выросли крылья. Вася рухнул прямо в объятия моей заражённой матери, которая преследовала меня в нескольких метрах позади.

Не теряя ни секунды, я рванул дальше вверх по лестнице.

На тринадцатом этаже свет в подъезде внезапно погас, погружая всё вокруг в кромешную тьму. Топот ног позади стих, но я продолжал бежать, ориентируясь лишь на память о расположении ступеней. Мои ноги уже онемели от напряжения, но я заставлял себя двигаться вперёд, стиснув зубы от боли.

Пот заливал глаза, но я продолжал подниматься. Пятнадцатый этаж предстал передо мной как мираж в темноте. В дверном проёме одной из квартир я увидел женскую фигуру. Силуэт был размыт темнотой, но я знал — это Полина.

— Иди… ко… мне… — прошептал голос, словно касаясь моего сознания ледяными пальцами.

Девушка медленно поманила меня рукой, её силуэт казался призрачным в темноте, и исчезла в глубине квартиры. Я сделал шаг вперёд, не в силах сопротивляться этому призыву, который словно проникал в самое моё существо.

Оглянувшись, я увидел, как внизу, на лестничной площадке, застыли фигуры моих заражённых родственников и соседей. Они не двигались, только их глаза следили за каждым моим движением, словно хищники, выжидающие момента для атаки. Их дыхание эхом разносилось по пустому подъезду.

— Кос…тя… — донёсся до меня хриплый шёпот матери.

Я резко отвернулся, отказываясь принимать эту реальность. Нет, это не могли быть мои родители. Это был кошмар, иллюзия, искажённая действительность, созданная чьим-то извращённым разумом.

Собрав остатки сил, я шагнул вперёд, направляясь к квартире Полины. Что бы ни ждало меня там — это было лучше, чем оставаться наедине с этим кошмаром, в котором мои самые близкие люди превратились в монстров.

В темноте я протянул руку к дверному косяку, чувствуя, как страх сковывает моё тело. Но другого выхода не было.

Я вошёл в квартиру, и дверь за мной закрылась с тихим щелчком, отрезая путь назад и оставляя позади всех тех, кто когда-то был моей семьёй.

Я медленно продвигался по тёмному коридору квартиры Полины, каждый шаг отдавался в ушах глухим эхом. Внезапно в окна заглянула красная луна — её зловещий свет залил всё вокруг алым сиянием, превращая привычную обстановку в сцену из ночного кошмара.

Тихие, почти неслышные шаги доносились из зала. Я замер, прислушиваясь к этим странным звукам, и понял — меня ждут там. Собрав всю свою решимость, я двинулся вперёд, в темноту квартиры.

Зал предстал передо мной как картина из ночного кошмара. В центре комнаты стояла Полина. При лунном свете её обнажённое тело казалось почти нереальным — пышные формы и изящные изгибы создавали завораживающее зрелище. Но эта красота была испорчена двумя жуткими деталями: её глаза были абсолютно белыми, без единого проблеска жизни, а лицо и руки покрывала корка засохшей крови.

Она не двигалась, словно статуя, но я чувствовал её присутствие каждой клеточкой своего тела. Лунный свет, проходя через окна, создавал искажённые тени на её теле, делая картину ещё более сюрреалистичной.

Я стоял как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от этого странного зрелища. Что-то в её облике притягивало меня, но одновременно вызывало первобытный страх. Она была одновременно прекрасна и ужасна, желанна и отвратительна.

В воздухе повисло напряжение, такое плотное, что его, казалось, можно было потрогать руками. Полина не делала попыток приблизиться, но я чувствовал, как её присутствие заполняет всю комнату, словно невидимая волна, накатывающая на берег.

Внезапно комната наполнилась тенями прошлого. Мама возникла передо мной словно из ниоткуда, стоя в луже собственной крови. Её голос, когда-то такой родной и тёплый, теперь звучал хрипло и надломленно:

— Кос…тя… почему… ты бросил нас?

Из тёмного проёма двери вышел отец. Его шея была разорвана, а глаза, некогда полные любви, теперь смотрели с нескрываемым упрёком.

— Сынок… почему ты бросил нас? — его голос дрожал от боли и разочарования.

В этот момент голос Ирины раздался прямо над моим ухом:

— Брат… ты… бросил нас?

Я резко обернулся, встречаясь взглядом с сестрой. Ирина стояла передо мной в изорванной, пропитанной кровью одежде.

— Я… ждала тебя… — прошептала она. — Ты… бросил меня.

— Нет! — отчаянно замотал я головой. — Я пытался выжить!

— Правда? — раздался шёпот Полины сзади. Её окровавленные руки обхватили меня за талию, а её тело прижалось ко мне. Я почувствовал, как её формы, ещё недавно такие желанные, теперь вызывали только отвращение.

Её дыхание, пахнущее свежестью и мятой, обожгло мою шею.

— Останешься со мной? — прошептала она, и я, повернув голову, встретился с её белыми глазами.

— Нет, вы не настоящие… — отпрянул я, пытаясь вырваться из её хватки.

По щекам матери потекли кровавые слёзы.

— Мы настоящие… сынок. Ты не смог помочь, — простонала она, её голос разрывал моё сердце на части.

— Что толку в твоей силе? — спросил отец, качая головой. — Ты не спас никого. Ни нас… ни друзей, который погибли по твоей вине.

Из тёмного угла выступила массивная фигура Петровича. Его руки были искусаны, одежда пропитана кровью.

— Ты… из-за тебя заражённые полезли к нам… — прохрипел он, его голос был полон ненависти.

Из другого угла, шатаясь, вышла Аня. Половина её лица была съедена, обнажая кости и мясо.

— Костя… — прохрипела она, её голос был едва слышен. — Мне нужна была помощь…

Я отступал, пытаясь найти выход из этого кошмара, но фигуры преследовали меня, их голоса сливались в единый хор упрёков и обвинений. Каждый шаг назад только приближал меня к новым призракам моей вины, к новым напоминаниям о том, что я не смог спасти.

В воздухе повисло ощущение безысходности. Все эти люди, когда-то близкие и дорогие, теперь обвиняли меня, и каждое их слово било больнее любого физического удара.

— Я пытался… — прошептал я, но мой голос утонул в хоре упрёков.

Комната начала кружиться перед глазами, стены словно сжимались вокруг меня, а призраки приближались, их руки тянулись ко мне, готовые утащить в пучину вины и отчаяния. Я чувствовал, как паника охватывает меня, как страх сковывает тело.

Я отпрянул к стене, чувствуя, как холодные, липкие пальцы призраков почти касаются моей кожи. Их окровавленные руки тянулись ко мне, словно когти голодных хищников, оставляя багровые следы.

— Я не виноват! — мой крик эхом отразился от стен. — Я пытался выжить!

Резким, судорожным движением я оттолкнул руку Ирины от своего лица. В тот же миг грозовой феникс сорвался с моей ладони — огненная птица с крыльями, охваченными электрическими разрядами, метнулась к призраку сестры, рассекая воздух пронзительным криком.

Мама стояла передо мной, её кровавые слёзы стекали по щекам, оставляя тёмные дорожки на лице, пропитывая одежду.

— Ты чудовище… такой же, как и все они… — прохрипела она, и в её голосе звучала такая боль, что у меня защемило сердце.

Грозовой феникс взревел, наполняя комнату запахом озона и грозового дождя. Электрические разряды трещали в воздухе, когда хищный силуэт птицы расправил крылья. Каскады молний одна за другой ударяли в призраков, развеивая их в ничто, оставляя после себя лишь тёмные клубы дыма.

Внезапно Полина, стоявшая в центре зала, бросилась на меня с невероятной скоростью. Её движение было настолько стремительным, что я едва успел заметить её силуэт. Грозовой феникс, словно почувствовав опасность, развернулся и устремился ей навстречу. Сгусток чистой энергии пронзил грудь противника, вышел из спины и окутал заражённого электрическими разрядами. Тело начало дёргаться в конвульсиях, издавая жуткие звуки.

— Костя… помоги мне… — прошептала она голосом, который на мгновение показался мне таким родным, таким настоящим.

Но я лишь смотрел, как моя собственная энергия, принявшая форму грозового феникса, сжимала электрические путы всё сильнее, сжигая тело противника. Я видел, как её плоть начинает тлеть под воздействием молний, как кожа чернеет и трескается.

Тело Полины начало рассеиваться, словно дым на ветру, но путы лишь крепче сжимались вокруг её шеи. Заражённый наконец начал принимать свой истинный облик — массивная мужская фигура с искажённым в злобной гримасе лицом, с клыками, оскаленными в нечеловеческом рыке. Феникс сжал его горло, и внезапно всё перед глазами поплыло, словно расплавленное стекло, искажая реальность.

Я моргнул и обнаружил, что лежу на полу, а надо мной нависает заражённый вожак — отец Полины. Его глаза светятся нечеловеческим огнём, а электрический хлыст сжимает горло уже обмякшего тела.

Боль нахлынула разом — в изодранной ноге, где мышцы были разорваны клыками, на щеке, где плоть была содрана до кости, в раздробленной ключице, которая торчала под неестественным углом. Я застонал, уронив голову на пол, чувствуя, как кровь стекает по лицу, как силы покидают моё искорёженное тело.

Каждый вдох давался с трудом, воздух словно превратился в раскалённое железо. В ушах звенело, сознание мутилось, перед глазами плыли тёмные пятна. Последнее, что я успел подумать — что всё это было напрасно. Что я не смог спасти никого, даже себя. Что все мои силы оказались бесполезны перед ужасом, захватившим мир.

Моё дыхание становилось всё более прерывистым, а сознание уплывало всё дальше. Я чувствовал, как жизнь медленно уходит сквозь раны, как тьма накрывает меня своим крылом, унося прочь от этого кошмара.