Электро: Протокол "Тираниум"

25. Отец

Маленькая Полина, с чёрными задорными косичками, в которых играли отблески тусклого света, застыла на мгновение, прежде чем броситься к отцу. Её крошечные ручки вцепились в его штанину с отчаянной силой ребёнка, который ещё не понимает всей опасности ситуации.

— Папа! Не бей маму! — крик её был пронзительным, полным детской наивности и веры в справедливость.

Мужчина, массивный, с искажённым от ярости лицом, замер. Его кулаки, готовые обрушиться на хрупкую женщину, на мгновение расслабились. Но это была лишь иллюзия милосердия.

— А ну, мелкая! — прорычал он, резко развернувшись. Его огромная лапа взметнулась в воздух и отбросила девочку прочь, словно она была не тяжелее пушинки.

Полина отлетела к стене, ударившись о неё с глухим стуком. В её глазах застыло непонимание, смешанное с болью.

— Вы все тут живёте припеваюче благодаря мне! — его голос гремел, отражаясь от стен. — Ещё и смеете перечить? Неблагодарные суки!

Он сплюнул на пол, демонстрируя своё презрение. Пиджак, небрежно накинутый на плечи, казался символом его превосходства, его власти над этими стенами, над этими людьми.

Дверь хлопнула с такой силой, что задрожали стёкла. Квартира погрузилась в тяжёлую, давящую тишину.

В воздухе витал запах страха и унижения, смешанный с металлическим привкусом крови, которая, возможно, текла из разбитого локтя маленькой Полины, ударившейся о стену.

Тишина квартиры была оглушительной. Только тихое всхлипывание девочки, пытающейся подняться, нарушало это молчание.

Перед моими глазами все поплыло, меняя сцену.

В полутёмном подвале, где пахло металлом и машинным маслом, отец склонился над разложенными на верстаке механизмами. Его крупные руки, покрытые старыми шрамами, уверенно перебирали детали, словно струны невидимого инструмента.

— Смотри сюда, соплячка, — прорычал он, не оборачиваясь к дочери. — Это не игрушки, это — жизнь.

Пятилетняя Полина замерла, боясь издать лишний звук. Её маленькие ручки дрожали от волнения, а карие глаза, такие же пронзительные, как у отца, жадно ловили каждое его движение.

На верстаке перед ними раскинулись внутренности хитроумной ловушки: тонкие металлические пластины, пружины, провода, похожие на серебристых змей, и какие-то загадочные механизмы, назначение которых было пока за гранью её понимания.

Отец работал молча, лишь изредка бросая короткие, резкие команды. Его лицо, обычно суровое и неприветливое, сейчас казалось почти одухотворённым. Он был в своей стихии — стихии металла и механизмов.

— Вот эта хреновина, — он ткнул пальцем в спусковой механизм, — твоя смерть, если накосячишь. Поняла?

Полина кивнула, затаив дыхание. Она знала: сейчас нельзя ошибаться. Каждая ошибка могла обернуться не просто наказанием — потерей его внимания, а это было хуже любого удара.

Когда он протянул ей инструменты, её сердце забилось чаще. Отец редко доверял ей что-то серьёзное. Её руки, такие маленькие по сравнению с его лапами, едва умещались на металлической пластине.

— Давай, мелкая, не трясись, — в его голосе проскользнуло что-то похожее на нетерпение. — Или ты только и можешь, что плакать по углам?

Полина сжала зубы. Нет, она докажет ему, что достойна. Что она — его дочь.

Её пальцы, подражая его движениям, начали устанавливать деталь. Каждый шаг, каждое движение — под его пристальным взглядом, от которого, казалось, не укрыться.

— Медленнее, тупица! — рявкнул он, когда она чуть не уронила важную деталь. — Ты что, хочешь всё запороть?

Его рука, грубая и мозолистая, накрыла её ладонь, направляя. Боль от его хватки смешалась с гордостью — он учит её, он видит в ней потенциал.

Когда механизм наконец заработал, когда все детали встали на свои места, что-то изменилось в его взгляде. На мгновение, всего на миг, его лицо смягчилось.

— Неплохо, — бросил он, отворачиваясь. — Но можешь лучше. В следующий раз сделаем что-нибудь посложнее.

Полина улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло. Она сделала это. Сделала для него. И пусть его похвала скупа, пусть его любовь жестока — она его дочь, и она докажет, что достойна его.

В подвале снова стало тихо, только позвякивание металла нарушало тишину, а в воздухе витал запах масла и надежды на признание, которого она так жаждала.

— Так, а ну почини, — пробасил отец, небрежно пихнув старый холодильник перед Полиной. В его руке поблескивала открытая банка пива, а взгляд был холодным и оценивающим.

Восьмилетняя Полина, уже привыкшая к подобным заданиям, внимательно осмотрела громоздкий агрегат. Её маленькие руки, испачканные в масле от предыдущих экспериментов, дрожали от волнения, но она старалась не показывать страха.

Она начала с того, что проверила заднюю панель холодильника, где располагались основные механизмы. Её пальцы ловко ощупывали каждый винтик, каждый шов.

— Сначала нужно проверить компрессор, — пробормотала она, доставая из кучи инструментов отвёртку.

Отец хмыкнул, сделал глоток из банки и прислонился к верстаку, не отрывая от неё пристального взгляда.

Полина начала откручивать болты, один за другим. Её движения были точными, хотя внутри всё сжималось от напряжения — она знала, что любая ошибка будет замечена.

— Не так быстро, — рявкнул отец, когда она слишком резко потянула за панель. — Аккуратнее надо, бестолочь. Это не игрушки.

Девочка замерла, но быстро взяла себя в руки. Критика отца была для неё привычной частью обучения.

Постепенно внутренности холодильника раскрылись перед ней. Компрессор, конденсатор, терморегулятор — всё это было уже знакомым. Она начала методично проверять каждый элемент, используя мультиметр и другие инструменты.

— Что тут у нас? — прошептала она, обнаружив подозрительное место на проводке. — А, вот в чём дело…

Её пальцы ловко манипулировали мелкими деталями. Она заменила изношенные контакты, подтянула ослабленные соединения. Каждое действие сопровождалось тихим бормотанием — она проговаривала про себя последовательность операций.

Отец продолжал наблюдать, время от времени бросая едкие замечания:

— Смотри не поломай. Это тебе не куклы перебирать.

— Быстрее можно, время не резиновое.

— Аккуратнее с проводами, растяпа.

Но с каждым правильным действием его критика становилась всё реже. Полина чувствовала, как внутри растёт гордость — она знала, что отец замечает её успехи, даже если не говорит об этом.

Когда холодильник был собран обратно, девочка на мгновение замерла. Её сердце билось быстрее — сейчас будет проверка.

— Ну что, давай проверим, — процедил отец, включая питание.

Полина нажала кнопку включения. Холодильник зажужжал, загудел — и заработал! Компрессор начал работать, свет внутри загорелся.

— Работает, — тихо сказала она, не веря своему счастью.

Отец долго молчал, разглядывая агрегат. Затем, к её удивлению, кивнул:

— Неплохо. Для бабы сойдёт. В следующий раз возьмёшься за что-то посложнее.

Осенний лес стоял тихий и задумчивый. Жёлтые и багряные листья шуршали под ногами, когда отец и Полина пробирались между деревьями. Девочка крепко сжимала в руках инструменты для установки ловушек, чувствуя, как внутри всё трепещет от волнения и страха.

— Ну что, приступим, — пробасил отец, останавливаясь на небольшой поляне. Его голос звучал хрипло, но в нём проскальзывало что-то похожее на волнение. — Смотри внимательно.

Он достал из рюкзака набор для установки ловушки — металлические детали, верёвки, специальные приманки. Его руки двигались уверенно, привычно.

— Первое правило, — начал он, — никогда не оставляй следов. Зверь — он как человек, только умнее. Почует неладное — и всё, пиши пропало.

Полина внимательно следила за каждым его движением, стараясь запомнить каждую деталь. Её пальцы слегка дрожали, но она старалась не показывать страха.

Отец показал, как правильно вкапывать опоры, как натягивать проволоку, как маскировать механизм под естественный ландшафт. Он рассказывал о повадках зверей, об их привычках, о том, как читать следы.

— А теперь твоя очередь, — неожиданно сказал он, протягивая ей инструменты. — Только без фокусов. Если накосячишь — сама виновата будешь.

Девочка кивнула, стараясь унять дрожь в руках. Она начала аккуратно вкапывать первую опору, стараясь следовать указаниям отца.

— Не так глубоко, — рявкнул он, когда она попыталась закопать опору слишком сильно. — Всё должно быть естественно. Как будто так и было.

Полина поправила опору, чувствуя, как пот стекает по спине. Отец наблюдал за ней, его взгляд был острым, как лезвие ножа.

Постепенно ловушка начала обретать форму. Девочка работала сосредоточенно, стараясь не упустить ни одной детали.

— А теперь самое главное — маскировка, — сказал отец, доставая листья и ветки. — В лесу это просто, а вот в городе…

Он рассказал ей о том, как можно использовать городскую среду для установки ловушек: подвалы, заброшенные здания, тёмные переулки. О том, как маскировать механизмы под мусор или строительные материалы.

— В городе сложнее, — говорил он, — но и возможностей больше. Главное — знать, где искать.

Когда ловушка была готова, отец отступил на шаг, оценивая работу.

— Неплохо, — бросил он, и в его голосе впервые за всё время промелькнуло что-то похожее на одобрение. — Для бабы сойдёт.

Полина улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло. Она знала, что это была лучшая похвала, на которую она могла рассчитывать от отца.

Они продолжили обход территории, устанавливая ещё несколько ловушек. Отец рассказывал о разных видах механизмов, о том, как их модифицировать под разные цели.

К концу дня Полина чувствовала себя уставшей, но довольной. Она научилась многому, и главное — получила признание отца, пусть и выраженное в его особой, суровой манере.

Когда они возвращались к машине, отец неожиданно сказал:

— Может, и хорошо, что ты не пацан. Девчонки хитрее бывают. А хитрость в нашем деле — половина успеха.

Полина не ответила, но в её сердце расцвело что-то тёплое и светлое. Возможно, впервые за долгое время она почувствовала, что действительно важна для отца, пусть даже он выражал это по-своему, грубо и неохотно.

Отец вошёл в комнату, его лицо было необычно серьёзным. Он бросил на стол перед Полиной небольшую кожаную сумку, из которой выглядывали странные металлические предметы.

— Сегодня научу кое-чему секретному, — произнёс он, доставая из сумки набор отмычек. — Это отмычки. Будешь учиться вскрывать лёгкие замки.

Полина с восхищением смотрела на блестящие инструменты. Они выглядели как произведения искусства — тонкие, изящные, с замысловатыми изгибами.

— Первое правило, — начал отец, раскладывая отмычки на столе, — никогда не торопись. В нашем деле спешка — главный враг.

Он выбрал простой навесной замок и положил его на стол.

— Смотри сюда. Вот основной принцип: каждая отмычка создана для определённого типа замка. Твоя задача — почувствовать механизм.

Отец взял первую отмычку, её кончик был загнут под необычным углом.

— Вставляй аккуратно, — инструктировал он. — Не дави сразу. Нужно почувствовать пины.

Он продемонстрировал, как правильно держать инструмент, как вводить его в замок. Его движения были плавными, почти танцевальными.

— Теперь вторая отмычка — натяжка. Она создаёт давление на механизм.

Полина внимательно следила за каждым движением, стараясь запомнить последовательность. Её руки слегка дрожали от волнения.

— Попробуй, — неожиданно сказал отец. — Только помни: главное — не сила, а точность.

Девочка взяла отмычки, стараясь повторить движения отца. Её пальцы казались слишком большими для таких тонких инструментов.

— Не так резко, — поправил отец. — Представь, что ты играешь на пианино. Каждое движение должно быть выверенным.

Он показал, как правильно «прощупывать» замок, как определять положение пинов.

— Когда почувствуешь, что все пины встали на место, — объяснял он, — услышишь характерный щелчок.

Полина снова попыталась. На этот раз у неё получилось вставить отмычки, но замок не поддавался.

— Ничего, — сказал отец. — Это как езда на велосипеде — с первого раза редко у кого получается.

Он показал несколько базовых приёмов, объяснил, как определять тип замка по его внешнему виду. Рассказал о разных видах механизмов и их уязвимостях.

— А теперь попробуй сама, — сказал он, протягивая ей другой замок. — Только помни: практика — ключ к успеху.

Полина сосредоточилась, вспоминая все инструкции. Её руки двигались увереннее, хотя внутри всё ещё трепетало от волнения.

Спустя несколько попыток замок наконец щёлкнул. Полина подняла глаза на отца, ожидая его реакции.

— Неплохо, — произнёс он, и в его голосе впервые за всё занятие прозвучало искреннее одобрение. — Для начала сойдёт.

Девочка улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается гордость. Она сделала первый шаг в мир, который отец считал важным научить её понимать.

— Завтра возьмёмся за что-нибудь посложнее, — сказал он, собирая инструменты. — А пока — практика. Чем больше тренируешься, тем лучше получается.

Полина кивнула, уже планируя, как проведёт вечер, отрабатывая новые навыки.

Шестнадцатилетняя Полина застыла перед отцом, чувствуя, как его тяжёлый взгляд скользит по её фигуре. Она действительно расцвела — пышные формы, выразительные черты лица, томный взгляд. Но в её глазах всё чаще появлялся вопрос, который она боялась задать вслух.

— Ну и откормили мы тебя… — протянул отец, барабаня пальцами по столу. — С одной стороны, хорошо — можно будет облапошить каких-нибудь лохов. Но с другой… лицо слишком запоминающееся.

Полина хотела было возразить, спросить, почему она должна становиться частью этого мира, но осеклась, вспомнив прошлые наказания за подобные вопросы.

— Значит так… слушай задание, — его голос стал деловитым, почти отстранённым.

Он начал объяснять детали очередного дела, а Полина слушала, механически запоминая инструкции. Иногда она пыталась уточнить что-то, но отец мгновенно пресекал любые попытки обсуждения:

— Не умничай! Твоё дело — выполнять, а не рассуждать!

Постепенно она научилась молчать, скрывать свои мысли за маской послушности. Втайне от отца Полина начала вести дневник, записывая свои истинные чувства и мысли. Она понимала, что любое проявление непокорности может обернуться жестоким наказанием.

Отец виртуозно манипулировал ею, то осыпая похвалами за удачно выполненные задания, то унижая за малейшие промахи. Он знал, как надавить на её слабые места, как заставить чувствовать себя обязанной ему за «обучение».

— Ты никто без моих знаний, — часто повторял он. — Без меня ты никто.

И Полина верила, хоть и понимала неправильность происходящего.

В тот день, когда в роддоме сообщили о рождении брата, Полина почувствовала, как что-то надломилось внутри. Она стояла у окна, наблюдая, как отец заносит младенца домой, и понимала — её жизнь больше никогда не будет прежней.

Отец действительно воспрянул духом. Его глаза горели особым огнём, когда он смотрел на маленького Пашу. Полина видела это изменение, чувствовала, как её собственное место в сердце отца тает, словно воск.

Она была умна, слишком умна для той роли, которую ей отводили. Полина замечала, как отец манипулирует ею, как тонко играет на её страхах и желаниях. Он знал, что она жаждет его признания, и использовал это как рычаг управления.

— Ты никогда не будешь достойна, — часто повторял он, — слишком мягкая, слишком сомневающаяся.

Полина помнила, как дрожали её руки после таких слов, но в глубине души она продолжала надеяться на его одобрение. Даже понимая всю тщетность этих надежд, она не могла избавиться от этого чувства.

Мать, забитая и покорная, лишь молча наблюдала за происходящим. Она давно смирилась со своей судьбой, научившись выживать в тени мужа, его жестокости и непредсказуемости.

Паша рос точной копией отца. Его агрессия и жестокость поощрялись, каждый его успех отмечался, каждое поражение использовалось для ещё большего закаливания характера. Брат постоянно задирался к Полине, и отец никогда не вмешивался, когда тот причинял ей боль — физическую или моральную.

— Учись давать отпор, — усмехался отец, наблюдая за их стычками.

Полина научилась давать отпор, но не так, как хотел отец. Она стала мастером маскировки своих истинных чувств, научилась притворяться послушной, сохраняя при этом свою независимость мышления.

В доме царила атмосфера страха и подавления. Отец, привыкший к криминальному миру, переносил его законы в семью. Его жестокость не знала границ, а любое проявление слабости каралось.

Полина видела, как брат впитывает эти уроки, как становится отражением отца. Она понимала, что если не изменится что-то в её жизни, то Паша вырастет точной копией их отца — безжалостным, расчётливым, не знающим пощады.

Но изменить что-либо она не могла. Её попытки сопротивляться всегда заканчивались жестоким наказанием, а побег казался невозможным — отец знал все её слабые места, держал в постоянном страхе и неуверенности.

Дни сливались в монотонную череду подчинения и ожидания. Полина жила словно в полусне, понимая, что каждый день приближает её к той черте, за которой нет возврата. Но даже в этом кошмаре она продолжала мечтать о свободе, о жизни, где не нужно будет бояться собственных мыслей.

Отец всё больше дистанцировался от Полины, словно она была бракованным инструментом, не оправдавшим его ожиданий. Его взгляд становился всё холоднее, в нём читалось явное презрение к её «мягкости» и неспособности соответствовать его жестоким стандартам.

С Пашей же он обращался с особой жестокостью, словно пытаясь выбить из сына малейшие признаки слабости. Каждое проявление эмоций, не соответствующих его представлениям о «настоящем мужчине», встречало жёсткое подавление. Отец методично выковывал в младшем сыне своё отражение — безжалостного, расчётливого хищника.

— Значит так… — его голос звучал отрывисто и резко. — Пашу не трогай, пусть делает что хочет. Приготовь поесть. Мы с мамой вернёмся к вечеру. Понятно?

Полина лишь молча кивнула, стараясь не встречаться с ним взглядом. Она уже давно научилась не показывать своих чувств в его присутствии.

Хлопнула входная дверь. Отец и мать уехали на дачу, оставив её наедине с братом. Полина заперла дверь, провернула ключ в замке и подошла к окну. Наблюдая, как машина скрывается за поворотом, она почувствовала странное облегчение, смешанное с горечью.

На кухне девушка принялась за готовку, механически выполняя привычные действия. Мысли крутились вокруг странного ощущения, что что-то должно произойти. Она не могла объяснить это чувство, но оно нарастало с каждой минутой.

Часы тянулись медленно. Полина занималась домашними делами, стараясь занять себя хоть чем-то. Периодически до неё доносились звуки из комнаты брата — шумные игры, крики, грохот падающих вещей. Паша, как обычно, не обращал на неё внимания, считая себя выше таких мелочей, как вежливость или уважение к сестре.

А потом это случилось. Сначала перед глазами вспыхнули надписи, стёкла задребезжали, а затем всё вокруг погрузилось в хаос. Звуки сирен, крики людей, грохот разрушений — апокалипсис пришёл внезапно, безжалостно стирая прежнюю жизнь, все планы, мечты и надежды.

В этот момент Полина поняла, что её прежняя жизнь, полная боли и унижений, теперь казалась почти идиллией по сравнению с тем, что ждало их впереди. Но в глубине души она почувствовала странное освобождение — возможно, это был её шанс начать всё сначала, вдали от тирании отца и его жестоких уроков.