Егерь. Сердце стаи. Книга 5

Глава 6

Глубокой ночью по пустынной дороге к долине двигалась одинокая фигура.

Её шаги были размеренными и бесшумными — походка воина, привыкшего к ночным маршам.

Лунный свет выхватывал из тьмы широкие плечи в тёмном плаще, прямую спину, уверенный шаг. Каждое движение было выверено, как у хищника на охоте. Левая рука инстинктивно лежала на рукояти клинка, правая свободно покачивалась в такт шагам.

Дорога была пуста и безмолвна. Только скрип кожаных сапог по гравию да отдалённые звуки ночного леса нарушали тишину. Ветер шелестел листвой придорожных деревьев, где-то ухала сова, в кустах шуршала мелкая живность.

Воин не спешил, но и не медлил. Его темп был достаточно быстрый, чтобы добраться к цели вовремя, но не настолько стремительный, чтобы выдохнуться или наделать шума.

В движениях читалась многолетняя дисциплина. Служба выковала из него идеального солдата — того, кто умел терпеть, подчиняться, выполнять приказы без вопросов.

Теперь он мог не притворяться, не казаться заносчивым человеком, который ненавидит, когда какой-то мелкий выскочка делает ему замечания.

Хорошо, что парень дошёл до конца экспедиции. И плохо, что выжил и не отдал рысь.

Никто не видел шпиона Семёрки в ночной тьме, никто не ждал от него показной верности и демонстративного долга.

Он обернулся.

Далеко внизу, под холодным светом луны, раскинулся силуэт Драконьего Камня. Величественный замок барона, словно вырезанный из чёрного бархата, а чуть дальше, едва различимая во тьме, угадывалась громада темницы.

Но вид этот не вызывал у него ни восхищения, ни трепета. Только глухую, застарелую злобу, которая комом подкатила к горлу. Там, за этими стенами, в роскошных покоях, спал барон — человек, которому он когда-то присягал на верность.

Эта злоба не сжигала изнутри. Наоборот, была холодной и придавала сил, оттачивала решимость, напоминала, ради чего он идёт по этому пути.

Воспоминания нахлынули неожиданно, как всегда бывало в тихие ночные часы.

Серые стены гарнизона.

Запах лекарственных отваров.

И детский плач, который не унимался неделями.

«Серая Увязь».

Название болезни всплыло в памяти, принеся с собой знакомую боль. Кожа детей, поражённых этой хворью, становилась серой и хрупкой. Они теряли силы день за днём, медленно и мучительно увядая.

И никто не знал лекарства.

Он сжал кулаки, ощущая, как старые раны снова начинали кровоточить. Лучшие лекари королевства разводили руками. Алхимики говорили о неизвестной природе проклятия. Остальные лишь предлагали уповать на чудо.

А он, хозяин теневого зверя, был абсолютно беспомощен перед лицом болезни своего ребёнка.

Атмосфера ночи давила на плечи.

Этот путь был дорогой к завершению того, что стало смыслом его жизни. К исполнению долга перед теми, кто открыл ему глаза на истину. Кто показал, что мир можно изменить, если хватит воли идти до конца.

Он снова двинулся вперёд. Каждый шаг приближал его к цели и отдалял от прошлого, полного боли и бессилия.

Затаённая скорбь и холодная уверенность шли с ним рука об руку, как старые спутники, которые давно научились не мешать друг другу.

Десять лет назад…

Молодой воин проснулся от звука, который стал пыткой. Это был уже не звонкий, заливистый смех его дочери, а хриплый плач, пробивающийся сквозь толстые стены и его собственную душу. Он сорвался с постели, не чувствуя холода каменного пола, и бросился в детскую.

Комната утопала в полумраке, пахла лекарственными травами, сыростью и сладковатым, тошнотворным запахом, который оставляла после себя тяжёлая болезнь.

Лидия металась в своей маленькой кроватке, сбрасывая тяжёлое одеяло. Её светлые волосы прилипли к вспотевшему лбу, а на нежной коже проступали первые предвестники ужаса. Мелкие, едва заметные серые пятна, похожие на капли остывшего пепла.

— Папа, — прошептала она, протягивая к нему тоненькие ручки. — Болит… Везде болит…

Он подхватил её на руки, стараясь не выдать своего страха, который ледяной змеёй скользнул по позвоночнику. Серые отметины были холодными на ощупь, словно само жизненное тепло обходило эти участки стороной, покидая тело дочери.

— Всё хорошо, малышка. Папа здесь, — солгал он, прижимая её к себе.

Но ничего не было хорошо. За три дня в гарнизоне слегло семеро детей. Хворь просто пришла из ниоткуда.

Она не убивала быстро, как чума. Действовала медленно, методично, высасывая жизненные силы день за днём, пока от ребёнка не оставалась лишь бледная тень. Словно цветок, который медленно увядает без воды.

Каждый новый день приносил свежий ужас. Серые пятна на коже Лидии расползались, сливаясь друг с другом, как чернильные кляксы на белой бумаге. Кожа в этих местах истончалась и становилась хрупкой. Девочка слабела на глазах. Она больше не просила свою любимую деревянную лошадку, её голос превратился в едва слышный шёпот, а свет в голубых глазах тускнел с каждым часом.

— Послушай, — обратился к нему полковой лекарь Марков, пожилой мужчина с седой бородой и глазами, в которых застыла вековая усталость. Он только что закончил осмотр. — Я не знаю, что это. За сорок лет службы я видел раны от мечей, стрел, от когтей магических тварей. Но такого — никогда.

— Должно же быть лекарство! — воин сжал кулаки так, что костяшки побелели. Его мир приказов и решений рушился. В нём не было места для проблем без ответов. — В столице региона… Там лучшие умы!

— Я уже послал гонца, самого быстрого, — лекарь беспомощно развёл руками, обводя взглядом полки с бесполезными склянками. — Но пока он доберётся, пока они разберутся… Делаю всё, что могу. Отвары для снятия боли, примочки для кожи. Но болезнь не отступает.

Он мог сражаться с врагами короны, мог сутками выслеживать зверя в диком лесу, мог защитить от любого видимого врага. Но против этой невидимой смерти, медленно пожирающей его единственное сокровище, он был бессилен как младенец.

— Папа, — Лидия тянула к нему руки с постели, её голос был слаб, как шелест осенних листьев. — Ты больше не возьмёшь меня на ручки?

Серые пятна расползлись уже по всем её конечностям. Кожа шелушилась и трескалась при малейшем движении. Каждое его прикосновение, которое раньше было источником радости и защиты, теперь причиняло ей боль.

— Возьму, малышка. Конечно, возьму.

Осторожно, словно она была сделана из хрупкого стекла, отец поднял дочь. Её тело было невесомым.

Он помнил, как всего месяц назад подбрасывал её в воздух, и она заливисто смеялась, а теперь она весила не больше пёрышка.

Ночи превратились в сплошной, нескончаемый кошмар. Лидия не могла спать — поражённая кожа горела, трескалась, сочилась кровью. Её тихий, измученный плач разрывал сердце отца на части. А он мог только сидеть рядом, держать за руку, чувствовать собственную никчёмность и… благодарить судьбу, что умершая при родах жена не видит этого. Эта мысль была чудовищной, но она приносила извращённое облегчение. Хотя бы её сердце не разрывалось сейчас на куски.

Гонец из столицы вернулся через неделю. Он принёс несколько изящных пузырьков с королевскими печатями и пергамент с бездушным сообщением: «Природа болезни неизвестна. Предлагаемые снадобья могут облегчить страдания».

Могут облегчить.

Не излечить.

Не спасти.

Облегчить.

— Это не лекарство, — с горечью произнёс он, глядя на пузырьки, в которых плескалась бесполезная надежда. — Это… утешение для родителей. Подачка, чтобы мы молчали и не доставляли хлопот.

— Мне жаль, — лекарь положил тяжёлую руку ему на плечо. — Я понимаю вашу боль. Но мы должны…

— Что мы должны, Марков? — он резко развернулся, и в его глазах полыхал холодный, мёртвый гнев. — Смотреть, как наши дети умирают? Разводить руками и говорить о воле Раскола?

Королевские снадобья действительно принесли временное облегчение. Лидия меньше плакала, больше спала. Но болезнь не отступала — она просто становилась тише, отнимая жизнь без криков.

— Папа, — однажды вечером девочка взяла его за руку. — Я не хочу больше болеть. Я… я так устала.

Её маленькие пальчики были холодными, почти безжизненными. Серая, мёртвая кожа покрывала уже больше половины тела.

— Я знаю, малышка. Папа всё исправит. Обещаю.

Но он не знал, как.

Корона, которой он так верно служил, оказалась бессильна. Система, частью которой он был, не смогла защитить даже одного ребёнка. Все их титулы, звания, могущество — всё это оказалось пылью перед лицом неизвестной болезни.

Отчаяние и гнев росли в нём с каждым днём. Гнев на собственное бессилие, на равнодушие системы, на мир, в котором могущественный воин не может защитить собственного ребёнка.

Решение он принял быстро. Укутал Лидию в тёплые одеяла и посадил в повозку.

Если в королевстве есть спасение, то только в Драконьем Камне. Только туда он успеет, только там может попросить помощи.

Барон Валентин Красногорский принял их немедленно, даже не дожидаясь. Правитель одним взглядом оценил отчаяние отца и искренность его горя.

Выслушал рассказанную историю болезни и приказал немедленно привезти лучших лекарей города. Он не отгораживался — просто отец помогал отцу.

— Ты хорошо служил короне все эти годы, — сказал барон, осторожно касаясь лба бледной девочки на руках у воина. Его собственные глаза увлажнились при виде серых пятен. — Мы найдём лекарство.

Но клятвы и обещания не лечили. Они лишь разжигали надежду, которая с каждым часом становилась всё более мучительной.

Первый лекарь прибыл уже через час. Его руки, привыкшие к самым сложным случаям, дрожали, когда он осматривал Лидию. Он ощупывал пульс, заглядывал в зрачки, изучал странные серые отметины. Девочка покорно позволяла себя осматривать, лишь изредка всхлипывая от боли.

— Никогда не видел ничего подобного, — наконец произнёс лекарь, отступая от постели. В его голосе звучала растерянность профессионала, столкнувшегося с чем-то за пределами его понимания. — Это не обычная болезнь. Возможно, проклятие, насланное Расколом.

Второй специалист, молодой алхимик, подошёл к проблеме более радикально. Он взял пробы крови. Поместил всё в специальные сосуды, что-то бормоча о кристаллизации и магических реакциях.

— Дайте мне три дня, — сказал он, собирая свои приборы. — Я попробую создать противоядие, изучить природу заражения, но… — он многозначительно пожал плечами, избегая прямого взгляда отца. — Без понимания источника болезни это почти невозможно. Мы работаем вслепую.

Три дня ожидания превратились в сплошной кошмар, растянувшийся как вечность. Он не отходил от постели дочери, наблюдая, как она слабеет на глазах. Лидия почти не ела — пища не держалась в желудке. Мало говорила — даже дыхание давалось с трудом. Большую часть времени она лежала неподвижно, лишь изредка сжимая папины пальцы в приступах боли.

Алхимик вернулся с поникшими плечами и пустыми руками. Его молодое лицо осунулось за эти три дня, глаза покраснели от бессонных ночей в лаборатории.

— Прости, — его голос был охрипшим от усталости, — но я не смог определить природу болезни. Это не яд в привычном понимании, не инфекция, не магическое проклятие. Это что-то… иное.

Другие семьи сторонились их. Никто не знал, заразна ли «Серая Увязь», и предпочитали не рисковать своими детьми. Воин видел страх в глазах людей, когда они случайно встречались в коридорах. Слышал настороженный шёпот за спиной, видел, как матери торопливо уводили своих малышей подальше от «заражённой» комнаты. Они с дочерью превратились в изгоев.

— Папа, — слабо прошептала Лидия на седьмой день, когда он менял ей повязки. — Мне так больно… Почему это со мной происходит?

А он мог только держать её за холодную ручку и чувствовать, как дрожат крошечные пальчики в его ладонях.

— Не знаю, малышка, — шептал он, борясь со слезами.

И тогда в самый тёмный час, когда последние надежды начали таять, к нему пришёл незнакомец.

Это был обычный мужчина в возрасте, одетый в простую серую одежду. Ничего примечательного — средний рост, седые волосы, аккуратно подстриженная борода, спокойное, даже заурядное лицо.

Но его глаза…

В них было что-то, что мгновенно привлекло внимание измученного отца. Глубина вековых знаний. Понимание сути вещей. Абсолютная уверенность человека, который видел и знает больше, чем окружающие.

— Разрешите войти? — тихо спросил незнакомец у двери их комнаты, его голос звучал удивительно мягко после резких интонаций лекарей. — Я слышал о вашем горе и, возможно, могу помочь.

— Кто вы? — недоверчиво спросил отец, инстинктивно прикрывая собой постель дочери.

— Человек, который может дать ответы, — спокойно ответил незнакомец. — И, возможно, облегчить страдания ребёнка.

Что-то в его тоне заставило воина пропустить его внутрь. Незнакомец медленно подошёл к постели, где лежала Лидия, и с бесконечной осторожностью коснулся её лба ладонью. Девочка даже не пошевелилась — она погрузилась в болезненное забытьё.

— «Серая Увязь», — произнёс он после долгой паузы, его голос звучал с профессиональной уверенностью. — Так вы это назвали. Редкая, но не неизвестная болезнь этих мест. Вызывается нестабильным магическим выбросом Раскола, который прорастает в местах скопления искажённой энергии. Споры нарушают естественные потоки жизненной силы в незрелом, детском организме.

Отец замер, не веря своим ушам. Впервые за все эти мучительные дни кто-то говорил не расплывчатыми формулировками, а конкретными, понятными терминами.

— Вы… вы знаете лекарство? — выдохнул он, в его голосе звучала отчаянная надежда.

Незнакомец медленно покачал головой, и этот жест прозвучал как приговор:

— Оно существует и всегда существовало. Экстракт корня синего морозника, настоянный на слезах ледяного корня, способен остановить распространение спор и восстановить повреждённые энергетические каналы. Но для твоей дочери уже слишком поздно. Болезнь зашла слишком далеко, корни грибка проросли слишком глубоко. Но я могу облегчить её страдания в последние дни.

Он достал из складок одежды маленький пузырёк с прозрачной жидкостью:

— Эликсир умиротворения. Это не продлит её жизнь, но снимет боль навсегда. Она уйдёт спокойно, без мучений, словно просто заснёт и не проснётся.

— Кто вы такой? — прошептал отец, принимая пузырёк дрожащими руками. — Откуда у вас такие знания?

— Я человек, который изучает мир таким, какой он есть на самом деле, — спокойно ответил незнакомец, в его голосе не было ни гордости, ни хвастовства, только констатация факта. — А не таким, каким его хотят видеть те, кому ты служишь.

Эликсир подействовал почти мгновенно, словно волшебство из детских сказок. Лидия перестала стонать и метаться в бреду, её дыхание стало ровным и глубоким. Впервые за многие дни мучений на её изможденном лице появилось умиротворение. Она даже слабо улыбнулась отцу и сжала его руку своими тонкими пальчиками.

— Как вы это делаете? — спросил воин, глядя на это маленькое чудо. — Королевские лекари не смогли даже определить природу болезни, а вы…

— Потому что они слепы, — спокойно ответил незнакомец, в его тоне не было злобы или презрения, лишь печальная констатация. — Корона и её слуги не видят дальше собственных предрассудков. Они цепляются за устаревшие догмы, когда мир требует новых подходов. Уповают на традиции и молитвы, когда нужны исследования и эксперименты. Они… Не ходят в глубину леса.

Он подошёл к окну, глядя на мерцающие в ночи огни столицы.

— Раскол — не источник хаоса и зла, как внушает народу корона, — продолжал он негромко. — Это кладезь безграничной энергии и знаний, ключ к пониманию глубинных законов мироздания. Мы не боимся его тайн. Мы изучаем, понимаем, учимся использовать эту силу во благо. Чтобы такие болезни, как «Серая Увязь», больше никогда не уносили детские жизни. Чтобы ни один отец не проходил через то, что переживаете вы.

Он слушал, не в силах оторваться от каждого слова. Впервые за все эти страшные дни кто-то говорил о реальной надежде, о конкретных планах и возможностях. О будущем, где подобные трагедии можно не только лечить, но и предотвращать.

— Они — прошлое, — продолжал незнакомец, его голос стал тверже, увереннее. — Прогнившая, устаревшая система, неспособная защитить даже собственных детей. Они тратят золото на парады и турниры, пока дети умирают от болезней, лекарства от которых давно известны. А мы предлагаем другой путь. Путь знания, понимания, прогресса.

Он повернулся от окна и посмотрел прямо в глаза воину:

— Скажи мне, на чьей стороне ты хочешь стоять? На стороне системы, которая бросила тебя в час нужды? Которая никогда не смогла бы помочь тебе, несмотря на те годы, что ты служил ей? Или на стороне тех, кто готов изменить этот мир к лучшему?

Лидия умерла той же ночью, когда луна клонилась к горизонту. Тихо, без боли, во сне, словно просто решила не возвращаться из прекрасного сна в жестокую реальность. Благодаря эликсиру незнакомца её последние часы прошли в абсолютном покое. Она даже шептала во сне какие-то счастливые слова, улыбалась чему-то прекрасному в своих видениях.

А в сердце её отца что-то сломалось навсегда.

Какая-то важная, глубинная опора, на которой держалась вся его жизнь, вера в справедливость мира, в мудрость системы, частью которой он был.

Корона, которой он так верно служил долгие годы, подвела его в самый важный, самый критический момент. Все титулы, звания, клятвы верности оказались пустым звуком перед лицом детской смерти.

Но существовал другой путь. Путь знания и понимания.

Когда незнакомец предложил сделать выбор, предложил присоединиться к тем, кто строит лучший мир, он не колебался ни единой секунды.

Воспоминания медленно растворились в ночной тьме, словно туман под утренним солнцем. Он снова стоял на пустынной дороге, ведущей в долину, где спал тот, кого ему предстояло убить.

Холм перед ним открывал прекрасный вид на строящуюся ферму. Даже в лунном свете были видны очертания нового здания у озера, аккуратные ряды будущих вольеров, тщательно распланированная территория. Всё говорило о том, что Максим подходил к своему делу серьёзно и с размахом.

Жаль, что парень оказался на неправильной стороне истории.

В сознании не было сомнений.

Старая система прогнила насквозь.

Друид — это лекарство. Они предлагали новый путь, основанный на знании и понимании Раскола, что поможет простым людям.

Барон Валентин был хорошим человеком. Воин искренне уважал его, даже испытывал что-то похожее на привязанность. Но барон оставался частью умирающей системы. Он был добр, справедлив, честен — и именно поэтому обречён. В новом мире не было места для благородных неудачников, которые не могли защитить даже собственных подданных.

А Максим… Максим был совсем другим делом.

Тадиус объяснил ему всё предельно ясно во время их последней встречи.

Этот деревенский парень не просто талантливый Зверолов.

Он аномалия, непредсказуемый элемент, способный нарушить тщательно выверенные планы по обузданию Раскола. Что-то позволяло ему создавать существ, не вписывающихся в естественные законы развития. А его ветряная рысь была очень нужна Семёрке.

Но он даже не знал до конца — зачем, и не хотел знать — просто верил.

— Представь, что человечество — это больной организм, — говорил Тадиус, его спокойный голос не допускал возражений.

— А мы — лекари, готовящиеся к тяжёлой процедуре лечения. Максим — это гнойная рана. Небольшая, на первый взгляд безобидная, но способная разрастись и погубить весь организм. Её нужно удалить. Тихо, эффективно, пока не стало слишком поздно.

Иногда, чтобы сохранить жизнь, приходилось причинять боль. Иногда, чтобы построить новый мир, приходилось разрушать старый.

Воин понимал, что завтра многие удостоверятся в том, что он предатель. Особенно те, кто не видел всей картины целиком. Они не знали о «Серой Увязи» и других болезнях, от которых умирали люди, пока корона дрожала от страха и не отправляла Звероловов в самую глубину. Они не понимали, что настоящее предательство — это позволить системе и дальше губить невинных.

Всё это время они не изучали Раскол так, чтобы спастись от последствий его влияния.

Лидия…

Поэтому Максим должен был умереть.

Просто из холодного расчёта.

Воин медленно двинулся по склону холма к долине, где его ждала последняя миссия. С каждым шагом он укреплялся в своей решимости.

Благодаря уникальным способностям своего теневого зверя воин легко проскользнул сквозь охрану незамеченным.

Тени словно обволакивали его, делая почти невидимым. Ни один часовой не заметил его присутствия.

Дверь в спальню поддалась бесшумно.

В комнате царил покой. На подоконнике в лунном свете виднелся силуэт горностая, погружённого в необычайно глубокий сон. Крошечная тень словно окутывала Красавчика невидимым покрывалом, блокируя его сверхчувствительное обоняние и острый слух.

Питомец не реагировал. Теневая аура полностью скрывала присутствие убийцы.

Внезапно из соседней комнаты послышался скрип половиц.

Убийца замер, так и не шагнув в комнату.

Ещё один скрип.

Кто-то встал с постели.

В дверном проёме мелькнула едва различимая тень — пожилая женщина в ночной рубашке. В кромешной тьме было видно лишь её бледный силуэт, медленно движущийся по комнате.

Всеволод молниеносно шагнул к ней.

Старуха не успела даже понять, что происходит. Кинжал вошёл под рёбра, пронзив сердце.

Никакого звука, никакой борьбы — только удивлённый выдох, и тело обмякло у него в руках.

Случайная помеха. Ничего больше.