Глава 20

Сон накрыл меня внезапно, смывая усталость и тревоги прошедшего дня. Мышцы расслабились, дыхание стало глубже, и я провалился в забытьё под мерный шум дождя по каменному козырьку.

И тут же сон превратился в кошмар.

Я стоял на краю бескрайней заснеженной равнины, где каждый вдох обжигал лёгкие ледяным воздухом. Снег под ногами скрипел, как битое стекло, а над головой простиралось небо цвета старого олова.

Воздух искрился от морозной дымки, превращая каждое дыхание в облачка пара, которые мгновенно рассеивались в пронизывающем холоде.

Передо мной возвышался величественный ледяной олень — создание, будто созданное из живого льда и северного ветра.

Он был огромен, его тело переливалось всеми оттенками зимы — от нежно-голубого до глубокого лазурного. Рога ветвились сложными узорами, каждый отросток мерцал внутренним светом, а грива развевалась от невидимого ветра, рассыпая вокруг искорки инея.

Из расширенных ноздрей вырывались клубы пара — они мгновенно кристаллизовались в воздухе и опадали к копытам серебристой пылью.

Каждый след, который он оставлял, превращал землю в зеркальную гладь льда.

Олень смотрел на меня бездонными и древними глазами цвета арктического льда.

Вдруг он открыл пасть и…

Зарычал.

Не мычал, не трубил — именно рычал, как разъярённый хищник. Звук был неправильным, чуждым самой природе этого благородного создания. Рык наполнился первобытной яростью и болью, которая пронзила меня до костей. Словно само воплощение зимы взывало о помощи, умоляло о спасении от какого-то невообразимого зла.

В его голосе я слышал отчаяние, ярость и… страх. Страх такой глубины, что у меня перехватило дыхание.

Картина резко сменилась, реальность рвалась как ткань.

Теперь я находился в выжженной пустыне, где раскалённый песок плавился под ногами, а воздух дрожал от нестерпимого жара. Солнце висело над головой как расплавленная медь, выжигая всякую жизнь из этого мёртвого мира. Песчинки впивались в кожу как раскалённые иголки, а каждый вдох обжигал горло.

В нескольких метрах от меня лежал огненный тигр.

Хищник из живого пламени, чья шкура пылала светом настоящего костра. Полосы на его боках были словно выкованы из расплавленного золота, а тело переливалась всеми оттенками заката. От зверя исходили волны жара, заставляющие воздух плясать в мареве.

Но тигр был ранен.

Глубокие, зияющие раны пересекали огненное тело, словно кто-то полосовал живое пламя острым клинком. Из ран вместо крови сочилась тёмная, густая субстанция — нечто противоестественное, что гасило его внутренний огонь. Пламя на шкуре тускнело, мерцало и…

Угасало.

Великолепный хищник поднял тяжёлую морду. Его глаза — два жёлтых солнца — посмотрели прямо на меня. В них читалась та же боль, что и у ледяного оленя. То же отчаяние. Та же мольба о помощи.

Тигр открыл пасть и испустил протяжный рёв — полный агонии звук, который прокатился по пустыне, заставляя песчаные дюны дрожать. Рёв отдавался в моей груди, выворачивая душу наизнанку.

Этот зов тоже был обращён ко мне. Как и крик оленя. Они звали меня, умоляли, требовали…

Но что я могу? Даже ведь не знаю с чего начать! Потерпите…

Потерпите!

Мне нужна информация…

Мне нужен Первый Ходок.

Видение снова изменилось, и я оказался в месте, которое всегда видел лишь издалека.

Раскол.

Небо над головой было чёрным…

Словно обугленным. Покрытым трещинами, из которых сочился ядовитый туман. Эти разломы пульсировали, словно жилы на висках разъярённого великана.

Воздух пах серой и гнилью, каждый вдох оставлял во рту привкус разложения, заставлял язык прилипать к нёбу от отвращения. Слюна во рту становилась густой и солёной, а в носу щипало так, словно я вдохнул толчёное стекло.

Я стоял на краю чудовищной пропасти, которая зияла в самих небесах словно рана, нанесённая богами. Раскол был настолько широким, что его края терялись за горизонтом — только уходящая ввысь чёрная пустота, которая выглядела бездонной. Разорванные края неба простирались так далеко, что казалось — они прорезают саму ткань мироздания и достигают самых дальних звёзд. Смотреть на эту бездну было всё равно что заглянуть в тёмную глотку спящего дракона.

Земля под ногами дрожала с едва ощутимой, но постоянной вибрацией.

Эта сила была ощутимой, почти физической — она давила на плечи невидимым грузом, заставляла кожу покрываться мурашками, а волосы на затылке вставать дыбом. Словно тысячи невидимых пальцев ощупывали каждый сантиметр тела, проникали под одежду, забирались под кожу.

По всему своду змеились невероятные переливы цвета — от изумрудно-зелёного до кроваво-красного, словно северное сияние сошло с ума.

Эти потоки стихийной магии извивались спиралями, сплетались в дикие узоры, напоминающие то гигантские руны, то лица чудовищ. Они вспыхивали ослепительными всполохами, от которых на сетчатке оставались фиолетовые пятна. Каждая вспышка сопровождалась едва слышимым звоном, похожим на треск разбивающегося хрусталя.

Временами вся эта пугающая, но одновременно прекрасная симфония замирала на мгновение…

И тогда воцарялась какая-то активная, давящая тишина, которая забивала уши ватой и заставляла сердце биться чаще.

В эти моменты слышался протяжный гул — будто дышит сам Раскол. Этот звук шёл не извне, а будто изнутри, из костей. Низкий и вибрирующий, он заставлял зубы ныть, а в груди разливалось странное, первобытное чувство ужаса.

А потом всё начиналось заново: магические бури обрушивались вниз серебристыми водопадами, сталкивались друг с другом в фейерверках искр. Они рождали новые цвета, которых не существовало в обычном мире — что-то среднее между оранжевым и фиолетовым, между синим и золотым. Эти неземные оттенки резали глаз и заставляли морщиться.

Внезапно небо словно треснуло.

Боже мой…

Из расщелины в туче хлынула волна чистой, ослепительно яркой первородной энергии. Она накрыла лес, как невидимая лавина, и я инстинктивно обернулся, чтобы проследить её путь.

А то, что увидел, заставило забыть о дыхании.

В просветах между деревьями мелькали силуэты обычных лесных обитателей, которые попались на пути магической волны.

Заяц замер посреди поляны, его шерсть вдруг засветилась изнутри голубым сиянием. Тело зверька начало дрожать от какой-то внутренней трансформации. Из его спины прорезались кристаллические наросты, похожие на осколки льда, а глаза вспыхнули холодным светом.

Чуть дальше завыл волк. Его шкура почернела, а между пальцами лап потянулись тонкие перепонки тени. Зверь растворился в воздухе и тут же материализовался в нескольких метрах от прежнего места, словно научившись ходить сквозь пространство.

Стая ворон, попавшая в эпицентр выброса, закружилась в безумном танце. Их перья загорелись чистым светом, превращая птиц в летающие факелы. Они не сгорали, а наоборот — становились ярче, их крылья оставляли за собой светящиеся следы в воздухе.

Даже растения менялись. Древние дубы скрипели и стонали, их кора покрывалась светящимися венами, а листья переливались всеми оттенками зелёного. Корни вырывались из земли, извиваясь в воздухе, словно тянулись к источнику энергии.

Весь этот хаос трансформации длился не больше минуты. Затем волна схлынула, оставив после себя лес, населённый совершенно новыми созданиями.

Прилив…

И в вышине этого Раскола, кружили огромные и уродливые силуэты невообразимых существ. Они то появлялись в переливах света, то растворялись в багровых облаках.

Иногда эти тени издавали звуки — что-то среднее между пением и стоном.

И там, в самых глубинах расколотого неба, где тьма была настолько плотной, что обретала почти физическую форму, я увидел пару горящих жёлтых глаз.

Они смотрели прямо на меня.

Теневой волк.

Сначала я видел только эти глаза — два жёлтых фонаря в абсолютной черноте. Потом начал различать контуры чудовищных размеров головы. А затем зверь медленно, с королевским достоинством поднялся из пучины мрака.

Он был огромен — больше медведя, больше любого зверя, которого я видел. Его шкура была соткана из живых теней, которые извивались и переплетались. Взгляд волка был полон древней, беспредельной ненависти. Ненависти к тем, кто сотворил это с ним.

Кто запер его в Расколе.

Волк внезапно оскалился и посмотрел прямо на меня.

Я почувствовал, как этот взгляд проникает в моё сознание, читает мои мысли, изучает страхи. Холод пробежал по позвоночнику.

А затем морда начала меняться.

Тёмная шкура светлела, приобретая благородный серебристый оттенок. Жёлтые глаза тускнели и становились знакомыми. Звериная пасть, полная клыков, принимала более изящные, благородные черты.

Уши заострялись, морда удлинялась, хищный оскал сменялся мудрым, внимательным выражением.

Режиссёр.

Мой питомец смотрел на меня из глубин Раскола, и его серебряные глаза горели тревогой.

Одно-единственное слово пронзило мой разум.

ПРОСНИСЬ.

Я очнулся так резко, словно выстрелил из пружины. Сердце колотилось как бешеное, холодный пот покрывал лоб и спину. Руки дрожали, а во рту стоял металлический привкус страха.

Первые лучи рассвета пробивались сквозь густые еловые ветви, окрашивая наше убежище в мягкие зелёные тона. Воздух пах свежестью после дождя, мокрой землёй и хвоей. Где-то вдали щебетали птицы, приветствуя новый день.

Обычные, мирные звуки. Но дело было даже не в кошмарном сне.

От Режиссёра доносился тревожный импульс, который нёс дозор на дальних подступах. Чувство надвигающейся опасности, холодное как лёд.

Опасность была близко. Очень близко.

Преследователи приближались.

Я рывком поднялся, мгновенно сбросив остатки сна и кошмара. Каждая мышца налилась напряжением, разум прояснился, инстинкты заострились. Натянул плащ, застегнул пряжки, проверил крепления рюкзака. Сунул в ножны клинок, убедившись, что лезвие выходит легко и бесшумно.

Каждое движение было отточено до автоматизма — за годы в тайге я научился просыпаться и моментально приходить в боевую готовность. Пока мозг ещё разбирается со сном, тело уже готово к бою или бегству.

— Стая, ко мне, — мысленно рявкнул я. — Сворачиваем лагерь. Немедленно.

Через несколько минут все патрульные были возле меня.

Стая насторожилась, чувствуя напряжённость момента. Их инстинкты вторили моим — опасность витала в воздухе, как запах дыма перед пожаром.

Красавчик тревожно заурчал, прижимая уши к голове. Его более острые инстинкты улавливали угрозу лучше моих. Затем он поднял морду и принюхался к ветру. И тут же передал мне образ: массивная фигура, запах крупного медведя…

Григор. Очень близко. К концу дня мы должны были выйти к территории отшельника.

— Нас почти настигли, — тихо проговорил я, быстро стирая все следы нашего пребывания в убежище. Разгладил примятую траву, где спал, стёр отпечатки ног, убрал мелкие ветки, которыми маскировал вход. — Придётся петлять. Попробуем сделать из этого преимущество.

Проблема требовала тонкого решения. Открытое столкновение с преследователями сейчас граничило бы с самоубийством — их истинные возможности оставались неизвестны. Особенно после того, как они сумели выследить меня, несмотря на все мои уловки.

Но у меня всё ещё был козырь, которого не хватало любому городскому следопыту — я умел растворяться в лесу без следа. Просто придется поднапрячься.

Мне нужно было одновременно решить две задачи: оторваться от назойливых «нянек», не раскрывая им своей истинной цели, и попытаться найти Григора.

Выбравшись из убежища, я огляделся, оценивая местность свежим взглядом. Дождь прошёл, оставив после себя влажную, мягкую почву — идеальную для чтения следов. Земля была податливой, как мокрая глина, готовая запечатлеть каждый шаг.

Любой мой отпечаток будет виден опытному следопыту. История моего пути, направление движения, даже примерная скорость и усталость — всё это можно прочесть по следам.

Но именно это я и собирался использовать против преследователей, хоть и избегал подобного раньше.

— Карц, — позвал я, присаживаясь на корточки перед ним.

Лис настороженно замер, его умные глаза внимательно следили за моим лицом, пытаясь понять, что я задумал.

— Создай мою копию.

Карц сосредоточился, его огненная аура на мгновение вспыхнула ярче, воздух вокруг него заплясал от жара. Магическая энергия сгустилась, закрутилась вихрем, и рядом с нами появился…

Я сам.

Точная копия, вплоть до малейших деталей одежды. Тот же плащ с потёртостями на локтях, те же сапоги с царапинами от камней. Даже нож на поясе был воспроизведён с пугающей точностью.

«Второй Максим» стоял передо мной с немного отсутствующим, стеклянным взглядом, как марионетка, терпеливо ожидающая команд кукловода. Дышал он едва заметно — грудь поднималась и опускалась с механической регулярностью, но без живого ритма настоящего человека. Моргал редко, через строго определённые промежутки времени. Почти живой, но не совсем. В этом «почти» и крылась вся жуткость иллюзии.

Воздух вокруг копии слегка мерцал, словно в жаркий день над раскалённым камнем. Я поддерживал навык своей энергией ядра, и чувствовал, как это даётся с усилием. Но результат того стоил.

Странно и жутковато видеть себя со стороны.

Брррр…

Впервые в жизни я мог оценить, как выгляжу в глазах других людей, и это открытие меня слегка удивило.

Плечи были шире, чем всегда казались. Фигура выглядела более массивной, внушительной. Мышцы под одеждой угадывались легко, особенно в области предплечий и шеи.

Лицо оказалось более жёстким, скулы резкие.

Даже поза была другой. Вес немного смещён на носки ног, готовность к мгновенному движению. Руки свободно висели вдоль тела, но пальцы были слегка согнуты, словно готовые в любой момент схватить оружие. Голова чуть наклонена вперёд.

Кхм, неудивительно, что меня воспринимали всерьёз даже такие люди как Арий. Даже не подозревал, насколько внушительнее меня сделали тренировки и эволюция.

— Впечатляет, — тихо пробормотал я, разглядывая своё отражение из плоти.

— Веди копию на северо-восток, — приказал лису, указывая направление. — Пусть оставляет чёткие, хорошо читаемые следы. Никаких петель, никаких уловок — идёт прямо, как будто мы торопимся к какой-то определённой цели.

Карц настороженно взглянул на меня, и я почувствовал его сомнения через связь. Поддержание огненной копии требовало не только его энергии, но и моей постоянной концентрации. Иллюзия питалась силой Зверолова, а значит, чем дальше я буду находиться от неё, тем сложнее станет контроль.

— Десять минут, — скорректировал я план. — Максимум пятнадцать. Этого хватит, чтобы дать нам фору. Сил хватит.

Лис кивнул с большей уверенностью. Теперь задача выглядела выполнимой.

— Тогда вперёд, — я сосредоточился, направляя часть своей энергии в поддержание иллюзии. — И помни — твоя главная задача увести их как можно дальше от нашего истинного маршрута.

Иллюзорный Максим послушно двинулся в указанном направлении. Карц трусил рядом, время от времени поглядывая на хозяина. Они оставляли за собой отпечатки и легко читаемые следы пребывания.

Идеальная приманка для преследователей, пусть думают, что мы о них не знаем и расслабились.

А я с оставшейся стаей направился в противоположную сторону — на юго-запад, чувствуя, как с каждым шагом поддержание копии требует всё больше усилий.

Теперь началась настоящая работа.

Я снова выбрал путь по каменистым россыпям и выходам скальной породы, где отпечатки ног практически не остаются. Перепрыгивал с камня на камень, тщательно выбирая точки опоры, следя, чтобы не сдвинуть ни одного булыжника, не оставить ни царапины.

Каждый шаг требовал полной концентрации. Камни были влажными после дождя, скользкими, предательскими. Один неловкий прыжок — и могу поскользнуться, грохнуться, оставить явные следы.

Режиссёр «летел над нами», используя «Легкий шаг», его лапы лишь изредка касались вершин валунов. Красавчик удобно устроился у меня на плече, его лёгкий вес почти не ощущался. Афина и Актриса находились в духовной форме. Первая из-за своих внушительных габаритов, которые затрудняли скрытное передвижение, вторая всё ещё восстанавливалась после ранения.

Через десять минут марш-броска мы почти дошли до быстрого ручья. Впереди уже было слышно, как вода журчит меж камней.

Я уже предвкушал, как войду в поток и направлюсь против течения — вода смоет любые запахи, разнесёт их вниз по течению, сделает наш след практически неуловимым даже для самых чутких носов.

Внезапно через ментальную связь до меня дошло нечто, заставившее резко замереть.

Чистое ощущение, которое прокатилось по нервам ледяной волной.

Напряжение. Противостояние. И под всем этим — тонкая, но отчетливая нотка того, что я ещё никогда не чувствовал от Карца.

Тревога.

Кто-то очень сильный двигался за лисом. Я чувствовал это присутствие краем сознания, как тень на периферии зрения, которая всегда ускользает, когда поворачиваешь голову.

Сердце забилось чаще. Инстинкты старого егеря взвыли тревогу.

Через связь я ощущал, как огненный лис стремительно мчится ко мне сквозь чащу, его лапы едва касаются земли, оставляя за собой слабое марево от разогретых подушечек. В этом беге не было его обычной аристократической грации — только отчаянная, животная потребность оторваться от чего-то, что дышало ему в затылок.

Ветки хлестали по морде, но он не замедлялся. Прыжки через поваленные стволы, скольжение между камнями — всё слилось в единый поток движения, где каждая секунда промедления могла стать последней.

И в этой панике, в этом диком бегстве было что-то глубоко неправильное.

Карц — гордый воин, бывший питомец могущественного друида огня. Он прошёл через настоящие сражения, видел смерть вблизи, чувствовал её дыхание. Он знал запах крови и звук ломающихся костей. Но сейчас…

Сейчас он отступал. И этот факт испугал меня больше любого рыка или рычания.

Если то, что преследовало Карца, могло заставить его спасаться бегством…

То что это, чёрт возьми?

Загрузка...