Диктиона. Пламя свободы

Захватчики

ЗАХВАТЧИКИ

I

Граф Гаррет ничего не понимал. Он шёл в Храм для участия в загадочной церемонии Бдения Аматесу, а оказался в тюрьме. Его провожатый привёл его в узкую келью без окон и, положив на единственную скамью бездыханного барона Локара, сказал, что им придётся подождать какое-то время, но за ними придут, вышел и запер дверь. Минуты бежали за минутами, часы за часами. За ними никто не приходил. Локар был без сознания, и граф Гаррет начинал беспокоиться о нём. Отличный коммуникатор, с помощью которого он пытался связаться с посольством, оказался совершенно бесполезен, потому что сигнал отражался от стен, сложенных из камня, и камень этот был странным. Это был не тот тёплый тёмно-медовый материал, из которого построена чудесная столица Дикта и Храм в том числе. Это было что-то холодное, как металл, шершавое, как скол гранита, и давящее, как могильная плита. И ещё система вентиляции. Совсем не по алкорскому образцу, как во всех помещениях всех домов города. У графа появилось такое чувство, словно он захвачен в плен представителями неизвестной враждебной цивилизации. Что там говорил Локар о том, что они другие, эти монахи?

Да нет, дипломат задумчиво покачал головой и посмотрел на своего неподвижного помощника. Скорее всего, это Локар и виноват. Сорвать капюшон с Сына Аматесу! Это всё равно, что ударить по лицу рыцаря! Должно быть, монах рассказал об этом своему начальству и те решили, что алкорцам не место на церемонии. И заперли их в камере без окон? Отказав в помощи пострадавшему? Другу и врачу короля, чтоб там ни говорил барон о различии в положении и титулах? И Кибелл, узнав об этом, а он должен был узнать, так и оставил бы всё это? Чего-чего, а благородства и учтивости ему не занимать. Одни вопросы и совсем нет ответов.

Стон Локара вывел графа из задумчивости. Поспешив к нему, Гаррет присел рядом и взял бледную, на удивление холодную руку своего помощника. Как ловко, однако, этот малый уложил его одним ударом. Барон странно дёрнулся и открыл глаза. Краски быстро возвращались на его бледное лицо, неровное хриплое дыхание успокаивалось, а сиплый невнятный шепот наконец-то стал разборчивее.

— Ормиец… — прошептал Локар, глядя на посла. — Этот монах — не Сын Аматесу! Он ормиец…

Граф изумлённо смотрел на него, а Локар не менее ошарашено озирался по сторонам.

— Где мы? — наконец спросил он.

— Не знаю, — раздражённо передернул плечами Гаррет.

— И давно мы здесь?

— Давно, — он вздохнул и постарался взять себя в руки. — Вы сорвали с этого человека капюшон, и он ударил вас. Вы упали, он взвалил вас на плечо и пошёл дальше. Мы пришли сюда, и он велел немного подождать. Мы ждём до сих пор.

— Это Храм, вы уверены? — Локар привстал, возбуждённо глядя на посла.

— Вам нужно поберечь себя, — успокаивающе поднял руку Гаррет. — После такого удара…

— Не было никакого удара! — перебил его барон. — Он не бил меня, и у меня ничего не болит. Я в полном порядке.

— Но минуту назад вы лежали как труп.

— Вы что-нибудь слышали о точечных ударах? Хотя, откуда! Вы же не служили в регулярной армии. Это искусство весьма развито на Земле. Даже обычных пилотов обучают ему на уроках самообороны. Как, с какой силой и в каком месте нужно коснуться противника, чтоб он потерял сознание, ориентацию, слух, зрение, способность двигаться. Их особые подразделения владеют секретами мгновенного убийства через одно прикосновение. И им неважно, кто перед ними, землянин, ормиец или алкорец. Они знают наши тела, как топографические карты своих учебных баз.

— Но вы сказали, что это был ормиец, — напомнил Гаррет.

Конечно, он знал об этом искусстве землян и уже начал догадываться, что здесь не обошлось без него.

— Эти навыки пришли к современным землянам из далекой древности их планеты, и не одни они являются их хранителями. Потомки тех, кто покинул Землю, тоже знают об этом, а они служат наёмниками и инструкторами в армиях других миров. Этот ормиец просто обучен этому в одном из учебных лагерей повстанцев Ормы.

— Да с чего вы взяли, что это ормиец!

Многовековая война Алкора с Ормой оставила свой след в душах обеих народов. И даже теперь, когда все противоречия были урегулированы на дипломатическом уровне, оказаться вдали от родины в руках старого врага не хотелось никому, и графу Гаррету в том числе.

— Это же сразу видно! — горько рассмеялся Локар. — Я с первого взгляда понял, что этот монах — самозванец, а ранее меня насторожило поведение Бетама. Этот человек взглянул на меня, и я увидел его глаза…

— Чёрные, как у всех Сыновей Аматесу!

— Миндалевидные, со складкой на верхнем веке, как у нас с вами, у монахов этой складки нет. Они другой расы, больше похожей на задров с Урра или на монголоидов с Земли. А у этого даже во взгляде было что-то ормийское! Я насмотрелся в их дикие глаза за годы войны! Я сразу всё понял. Это ормийский горец, а горцы — самые отъявленные из отъявленных.

— Чушь! Может, у него и была какая-то складка, но он не похож на горца! Его лицо, черты… он больше похож на аристократа.

— Тем хуже, — тихо произнёс барон. — Я видел много раненных, покалеченных, но самые страшные повреждения я видел на телах тех, кого пытали ваши разлюбезные ормийские аристократы. Нет ничего страшнее дикаря, дорвавшегося до власти.

— Вы ошибаетесь, — спокойно проговорил посол, хоть это спокойствие далось ему нелегко. — Это монах, просто у него какие-то генетические отклонения или что-то в этом роде. И нас наказали за вашу выходку… Ведь может такое быть?

— Мне искренне жаль вас огорчать, ваше сиятельство, — печально вздохнул Локар. — Но я сдёрнул капюшон, чтоб убедиться в своей догадке. И я убедился. Монахи никогда не стригут волосы, а тот был коротко пострижен. Как солдат Ормийской армии, повстанческой или императорской, решайте сами.

Гаррет кивнул. В конце концов, и он с самого начала склонялся к той же мысли, но просто пытался утешить себя. Спрятать голову под крыло. Он был дипломатом, а не героем. И ему не хотелось верить в то, что он угодил в такую передрягу.

— Но что же тогда произошло? — тихо спросил он. — Кто этот человек? Как он сумел пройти в Храм? И зачем нас здесь заперли?

— Мы всё узнаем в свой черёд, — так же тихо произнёс Локар.

В узкой тёмной камере, едва освещённой маленьким фонариком, висевшим над дверью, воцарилась тяжёлая тишина. Сколько это длилось, неизвестно, но неожиданно из-за двери послышались голоса, а потом скрежет отодвигаемых засовов. Узники настороженно смотрели на открывающуюся дверь и на тех, кто вошёл в их камеру.

Их было двое. Первый, тот самый, что привёл их сюда. Теперь, когда на нём не было красной мантии, все сомнения отпали. Это был ормиец, высокий и мускулистый. На нём были узкие брюки и куртка цвета хаки, широкий кожаный ремень и высокие сапоги. На поясе кобура с тяжёлым мощным бластером. Типичный наёмник из повстанцев, если не обращать внимания на две необычные детали: старинный тонкий меч с нефритовой рукояткой, висевший на перевязи в тёмных деревянных ножнах, и слишком спокойное выражение лица.

Второй был почти полной его противоположностью: невысокого роста, хрупкий, похожий на красивого, избалованного юного пажа, с ярко-рыжими вьющимися локонами и нежным женственным лицом. Этот второй был ухожен, одет в облегающие брюки и куртку изумрудного цвета, гармонирующего с цветом его огромных зелёных глаз, и высокие сапоги с окованными позолоченной сталью носами. Его тонкую талию охватывал широкий кованый пояс, украшенный позолотой и зелёной яшмой, на котором висели короткие ножны боевого меча. На его плече, покрытом кожаным наплечником, сидел большой чёрный филин с ярко-рыжими подпалинами.

Они вошли и остановились у дверей, глядя на пленников. Граф Гаррет невольно поёжился под их взглядами, но вдруг заметил на поясе рыжего короткие золотые ножны в форме рыбки, и в его душе блеснула надежда.

— Вы алкорец, — проговорил он, в упор взглянув в прозрачные изумрудные глаза незнакомца. — Вы рыцарь. Я вижу это! И как рыцарь, вы не позволите причинить зло графу крови и верному слуге Великого Тирана!

Для большей убедительности он говорил на родном языке, и теперь ему вдруг показалось, что этот человек не понимает его.

— Послушайте, — посол поднялся и подошёл ближе, настороженно поглядывая на птицу, впившуюся в него недобрым взглядом. — Я вижу, что вы с честью служили нашему повелителю. Этот золотой кинжал, такими ведь награждали особо отличившихся сыновей благородных семейств! Не тех, кто сидел в штабах, а тех, кто шёл в бой. Это оружие давали, чтоб защищать нашу великую родину…

— Скорее, чтоб сподручнее было перерезать глотки пленным и раненым, своим и чужим, — улыбнулся тот, и граф невольно отпрянул. Из-под розовых губ блеснули длинные белые клыки, украшенные мелкими изумрудами. — Не говорите со мной и не взывайте ко мне. Я не алкорец, я не рыцарь, я не человек. Я изгой. Я здесь, чтоб сообщить вам, что эта планета захвачена армией Великого Бастарда Ормийского. Короли в плену, ваше посольство контролируется нашими людьми. Часть персонала убита при сопротивлении, часть заперта, так же как и вы. Жизнь ваших подчинённых в ваших руках. Если вы будете делать то, что вам скажут, мы их пощадим. Если нет, все они будут казнены на ваших глазах. Их повесят на крюки за рёбра. И это будет на вашей совести.

— Что вы говорите? — ужаснулся Гаррет. — Вы жестоко убьёте невинных людей?

— Это вы их убьёте, — покачал головой тот. — И этого своего приятеля тоже. Но сами вы не умрёте. Мы посадим вас на наркотик. Би-3, например. И уже через несколько дней вы сделаете всё, что вам скажут. Итак?

— Я не предам своего повелителя! — воскликнул граф.

— Какая патетика… — скучно пробормотал незнакомец. — Идём, Авсур. Он сам всё решил.

Но его смуглый товарищ поднял руку.

— Ты слишком ненавидишь своих бывших соотечественников. В ином случае был бы куда красноречивее.

— В этом нет ничего личного, — вяло улыбнулся тот. — Но, если хочешь, попробуй сам.

— Я не буду ничего слушать! — воскликнул Гаррет.

— Через час вы увидите начало долгой и мучительной смерти тех, с кем вы жили под одной крышей, кто верил и повиновался вам. И их гибель ничего не изменит, потому что вы сами будете уничтожены морально, и всё равно будете делать то, что вам прикажут.

— Я не стану договариваться с ормийцем, который!..

— Я не ормиец, — перебил его Авсур. — Я не человек. Я изгой. Кое-что от ормийца во мне ещё осталось, и я советую воспользоваться этой малостью, которая даёт вам и вашим людям шанс уцелеть. Я даю вам три часа до рассвета. Если вы не образумитесь — пеняйте на себя.

— Вы будете убивать… — задохнулся Гаррет, но тот покачал головой.

— Не я. Он, — указав на своего рыжего спутника, ормиец отступил к дверям.

Тот ухмылялся, поблескивая своими инкрустированными клыками.

— Я узнал тебя, — тихо произнёс Локар, в миг согнав улыбку с холёного лица наёмника. — Ты — молодой граф Норан Лоуорт из клана Канторов.

— Молодой граф Лоуорт, награждённый Золотым кинжалом, Серебряной цепью и Рубиновой подвеской, — поражённо воскликнул граф Гаррет. — Вы — потомок западных королей древнего Алкора, сын брандела самого Великого Тирана! И вы здесь! Рядом с ормийским бандитом и в услужении у незаконного сына этого вырожденца Императора Ормы! Вы — рыцарь…

— Замолчи! — зашипел тот и, подскочив, вцепился в горло посла длинными, выкрашенными в зелёный цвет ногтями. — Когда-то такие как ты сказали мне, что лицо, исторгнутое из среды рыцарства, становится лицом подлого происхождения, а на подлую тварь незачем тратить воду. И бросили меня истекать кровью на склоне раскалённой солнцем скалы. Ормиец спас мою жизнь и стал мне братом. Я продал Серебряную цепь, чтоб отпраздновать его освобождение после того, как выкупил его за Рубиновую подвеску из вашей тюрьмы.

— Оставь его, Сёрмон. — произнёс Авсур. — Он нужен нам живым.

С низким злобным рычанием тот отшвырнул посла и повернулся к двери.

— Три часа! — процедил он на прощание. — Иначе вместо Би-3 я подберу что-нибудь похлеще!

— Сёрмон! — с ужасом пробормотал Гаррет, глядя на закрывшуюся за наёмниками дверь. — Вы слышали? Как алкорец может назваться проклятым именем?

— Сёрмон тоже был из рода Канторов, — тихо произнёс Локар. — А этот к тому же из отряда Горных Лисов. Вот уж кто воистину был в нашей армии самыми отъявленными из самых отъявленных.

II

Плененным королям отвели помещение чуть просторнее, и в нём было три длинных широких лавки, прикреплённых к стенам цепями. Однако и здесь было полутемно, мрачно и тихо. Кибелл сидел, уложив на свои колени голову Энгаса, и с задумчивым видом поглаживал его раненную руку. Тот лежал, закрыв глаза, и на его губах плыла умиротворённая улыбка. Вряд ли он сам отдавал себе в этом отчёт. Рана на его руке уже почти затянулась.

Юнис стоял рядом, прислонившись плечом к стене, и наблюдал за ними. Потом вздохнул и отвернулся.

— После воскрешения ты научился творить чудеса. Раньше я не верил этим слухам, но теперь увидел сам. Из-за такой раны вполне можно было потерять руку.

— Можно, — эхом отозвался Кибелл. — У алкорцев, однако, есть такие методы лечения, о каких мы и не подозревали.

— Тебе страшно было умирать? — Юнис с интересом взглянул на него.

— Нет. Я уже слышал голоса предков, пришедших за мной. Мои близкие натерпелись страху больше меня.

— Ты зря вернулся, — Юнис скривил губы в усмешке, когда заметил, как вздрогнул и открыл глаза Энгас. Молнии из глаз Друга короля могли убить кого угодно, но не Юниса. — Я говорю, Кибелл, ты должен был умереть, завершив свою миссию, замкнув круг королей Дикта, защищавших Диктиону от баларов. От Элаеса до Кибелла, от начала до конца. Я был опечален и скорбел вместе со всеми, но когда мне сказали, что ты воскрес, я понял, что это не к добру. Это ещё не кончилось. Ты вернулся, чтоб снова держать меч между нами и враждебным космосом.

— Может, ты и прав, — Кибелл взглянул на Энгаса. — Полежи ещё. Может, мне удастся совсем закрыть твою рану.

— Ты итак потратил на меня слишком много сил, — тот решительно приподнялся и сел рядом с ним. — Я не знаю, зачем боги вернули тебя нам, но я никогда не считал, что зря.

— Теперь уж точно не зря, — мрачно согласился Юнис. — Это вторжение, и нам снова понадобится военный вождь. Кибелл подходит для этой роли, как Аматесу — для роли солнца в этом несчастном мире. Только это, кажется, не балары.

— Нет, не балары, — согласился король Дикта. — Они хитрее и не обременены кодексом чести. Это наёмники, а тот, кто стоит за ними, не имеет ни стыда, ни совести. Я только не знаю, что им понадобилось здесь. У нас маленькая планетка, практически не имеющая ничего, что могло бы заинтересовать пришельцев из космоса.

— Но мы справимся с ними? — Юнис с надеждой взглянул на Кибелла. — Как всегда.

— Мы в плену. Не забывай об этом. Наш враг, как я полагаю, куда сильнее и опаснее баларов. Нужно готовиться к худшему.

— А алкорцы? Объединение Галактики, выступающее наблюдателем при них? Неужели они не вмешаются?

— Если узнают о том, что здесь происходит. Единственная наша связь с внешним миром — это посольство Алкора, и если пришельцы найдут способ нейтрализовать его, надежды на помощь не будет.

— Зачем ты загнал их в такие узкие рамки? — воскликнул Юнис. — Будь их здесь больше, прилетали бы они к нам с других планет, мы были бы в безопасности!

— На мне лежит большая ответственность, и я слишком хорошо знаю, что не всё является таким, каким выглядит. А алкорцы очень экспансивны и, увы, пока ещё чересчур воинственны. С такими друзьями нужно держать ухо востро.

— И, кроме того, — холодно добавил Энгас. — Пусть король Юнис вспомнит, что Кибелл является королём Дикта, а не всей Диктионы. Никто не лишал вас права занять иную позицию в отношениях с пришельцами.

— Ты не прав, мой милый, — покачал головой Юнис. — Потому что я не мог занять другую позицию. Диктиона выжила и сохранила свободу потому, что мы все всегда занимали одну и ту же позицию. И я всегда доверял мудрости Кибелла, поддерживал его и делил с ним ответственность.

— Тогда о чём речь? — не моргнув глазом, уточнил Энгас.

Юнис смерил его тяжёлым взглядом и вздохнул. Потом посмотрел на снова впавшего в задумчивость Кибелла.

— Что мы будем делать?

— Что? — Кибелл поднял на него глаза и пожал плечами. — В идеале нам нужно выбраться отсюда, узнать, что происходит на планете, оценить силы и возможности противника, уточнить расположение и состояние наших сил и их соотношение с врагом. И уже тогда в безопасном месте строить планы кампании. Но прежде всего нам нужно выбраться на свободу. Тогда у нас были бы реальные шансы.

— Я думаю, что те, кто остался там, готовы к действию, — кивнул Энгас. — Люди ещё не забыли, что следует делать в случае вторжения. Все наши гарнизоны по-прежнему в боевой готовности, и каждый житель Дикта знает, как ему надлежит поступать.

— Онцы тоже не растеряются, — произнёс Юнис. — Они не очень-то поверили в то, что алкорцы — наши любящие братья. Их постоянно снующие туда-сюда корабли только насторожили моих подданных.

— Болотные люди тоже не подведут. У них свои методы борьбы, и я никогда всерьёз не хотел столкнуться с ними на их топях, — усмехнулся Кибелл, но вслед за тем снова помрачнел. — Всё это хорошо, но беда в том, что всё, что будет предпринято ими, — это только подготовка к отражению агрессии. Она будет закончена и потребуется организующая и направляющая сила, — он поднялся и, подойдя к двери, ударил по ней кулаком. — А мы сидим здесь и ничего не можем сделать. И там не осталась никого, кто мог бы принять командование

— Реймей и Донгор — не лидеры и не стратеги, — вздохнул Энгас — Хэрлан, может быть…

— Если он жив, — вздохнул Кибелл. — Если его не было там, среди других Сыновей Аматесу, — он обернулся и его взгляд стал печален. — Сколько братьев они перебили. Когда я думаю об этом, мне кажется, что из меня вытекает по капле жизнь.

— Эдриол? — вернул его к прежней теме Юнис.

Кибелл покачал головой.

— Он, скорее, бандит, благородный разбойник, партизан, но не военачальник. Шила и та справилась бы с этим лучше, — вспомнив о своей королеве, он помрачнел ещё больше, и в его глазах появилась тоска. — Но ей лучше держаться от всего этого подальше. И беречь ребёнка.

— Она достаточно умна и самостоятельна, — попытался утешить его Энгас и посмотрел на Юниса. — Больше нет никого, кто мог бы заменить нас.

— И зачем я отравил Элдера! — с досадой воскликнул тот.

Кибелл с изумлением взглянул на него.

— Ты отравил своего брата?

— Я же тебе говорил, — пожал плечами Энгас. — А ты не верил.

— Если б я не отравил его, он бы удавил меня, — раздражённо ответил Юнис. — Будь он хоть чуточку глупее, его можно было бы не бояться, но с другой стороны, в данной ситуации о нём можно было бы и не жалеть.

Он взглянул на Кибелла. Тот осуждающе качал головой.

— Какого чёрта! — раздражённо воскликнул Юнис. — Как будто не я оказался в дураках из-за этого! Если я погибну, кто займёт престол? Куча дальних родственников устроят настоящую грызню, а лет через пять к ним присоединится свора бастардов.

— Мы что-нибудь придумаем, — ласково мурлыкнул Энгас.

Юнис настороженно покосился на него.

— Он шутит, — усмехнулся Кибелл. — Мы не станем вмешиваться. Пусть Она своей резнёй платит долг Диктионы перед Тьмой. Тогда Дикт и Болотная страна смогут процветать.

— Если я выберусь отсюда, я тебя назначу наследником! — мстительно пообещал Юнис Энгасу. — А ты, царственный мой брат Кибелл, будешь моим душеприказчиком.

— Замётано! — радостно закивал Энгас.

Кибелл расхохотался, увидев замешательство на лице короля Оны.

— Если у меня не будет прямых наследников, — пробормотал тот и прикрикнул: — Нечего ржать, как жеребец! Тебе хорошо! Если тебя сегодня прикончат, то ты умрешь спокойно. Твой наследник в безопасности, под крылышком Алкора, и здесь может случиться чума, огненный дождь и великий потоп, но твой сын будет в безопасности ожидать своего часа.

— Мой сын? — Кибелл вдруг перестал смеяться и взглянул на Энгаса. — А ведь это шанс. Если я пропущу несколько сеансов связи, он обеспокоится и переговорит с алкорцами.

— Если только наши враги не предусмотрели и это, — мстительно заметил Юнис. — Они ведь очень умны.

— Ещё и Кирс, — нахмурившись, пробормотал Кибелл, поняв, что и сыну угрожает опасность.

— Дошло, наконец…

— Нужно выбираться отсюда! — воскликнул Энгас.

— Как? — мрачно спросил Кибелл.

— Ты же знаешь Храм, как свои пять пальцев!

— Монахи действительно так доверяют тебе? — заинтересовался Юнис.

— Это келья для послушников, — не обратив внимания на его реплику, произнёс король Дикта. — Здесь нет потайных ходов.

— Хотелось бы знать, нас случайно засунули именно сюда? — усмехнулся Юнис.

— Слушайте меня, — твёрдо произнёс Кибелл, переводя взгляд с одного на другого. — Один из нас троих, — хотя бы один! — должен выбраться отсюда. Что бы ни случилось с другими, как бы ни выглядело то, что придётся делать, кто-то из нас должен встать во главе объединённой армии. Вы можете лгать, изворачиваться, плевать друг другу и мне в лицо, но любой ценой выбраться отсюда. Вы поняли меня?

— Я понял, — на лице Юниса появилась змеиная улыбка, словно он очутился в родной стихии.

Но в нём Кибелл и не сомневался. Он смотрел на Энгаса, отводившего взгляд.

— Энгас! — резко произнёс он.

Тот встал и взглянул ему в глаза.

— Ты знаешь, что для меня главное — быть с тобой и защищать тебя. Я клялся в этом, и я не отступлю от своей клятвы.

— Ты забыл её концовку. Во имя Дикта и Диктионы, — перебил Кибелл. — Это мой приказ, Энгас!

— Я сделаю, что смогу, — сдался тот.

— Этого мало. Ты сделаешь то, что нужно.

— Да. Я сделаю это. А ты?

Он взглянул в лицо своего короля. По скулам Кибелла прошлись желваки.

— Я тоже. Если судьба даст мне шанс. Но что-то мне подсказывает, что на сей раз…

Он замолчал, тревожно взглянув на дверь. Теперь и остальные услышали шаги, звучавшие в гулком коридоре подземелья Храма. Тех, кто приближался, было много. Узники переглянулись, скрепив тем самым свой договор. Хоть один из них должен был выбраться на свободу и возглавить сопротивление захватчикам.

III

Дверь распахнулась, и помещение озарилось ярким белым пламенем бездымных факелов. Наверно, никогда ещё здесь не было так светло. Пленники невольно прикрыли глаза от этого света. Однако они поняли, что первыми вошли охранники, одетые в одинаковые мундиры. Каждый второй держал в руках факел. Они встали вдоль стен и застыли с каменным выражением на смуглых суровых лицах. Вслед за ними вошли ещё пятеро. Впереди — высокий стройный мужчина в чёрном мундире с блестящими знаками отличия на груди и на плечах. Он был молод и красив, его лицо было надменным и холёным. Он держался как хозяин. Второй был намного старше его, облачён в парадный мундир ормийской императорской армии. Ещё двое — те, что встретились королям в церемониальном зале, только чёрная птица с зелёными глазами сидела на сей раз на плече рыжего наёмника. Эти держались независимо, и вид у них был несколько скучающий. И, наконец, из-за их спин выглядывал ещё один — высокий мужчина с некрасивым капризным лицом и толстыми губами. Увидев его, Кибелл стиснул зубы и взглянул так, что тот испуганно спрятался.

Кибелл перевёл взгляд на молодого красавца, который неприязненно рассматривал узников. В его глазах он заметил неуверенность и тревогу. Да это и не удивительно. Откуда ему взять спокойную веру в свои силы? На Орме так странно относятся к незаконнорожденным детям.

— Кто вы и что вам нужно на нашей планете? — спросил Кибелл, глядя на него.

Тот вспыхнул от негодования.

— Я ни в чём не должен давать тебе отчёта, дикарь! — воскликнул он. — Я пришёл взглянуть на тех, кто правил моей планетой до меня. С этого дня Диктиона принадлежит мне, а вы низложены…

— Вот как? — Кибелл невольно улыбнулся. — Всё не так просто. Низложить королей и подчинить планету нельзя за одну ночь. Даже такую маленькую и дремучую планету, как наша. Для этого придётся потратить ещё немного времени и сил.

— У меня есть и то, и другое!

— Отлично, принц Рахут, — Кибелл намеренно назвал титул, которым бастард Ормийского Императора обладать не мог. Тот вздрогнул от неожиданности, а король кивнул и взглянул на него из-под ресниц. — Мы не так дремучи, как ты думаешь. Я много слышал о твоих военных победах в былые годы. Не могу сказать, что рад видеть тебя здесь, да ещё в качестве захватчика, но надеюсь, мы сможем найти общий язык. Думаю, что тот предатель, что прячется за спинами твоих спутников, сказал тебе, что я не настолько тщеславен, чтоб лить кровь сотен и сотен моих и чужих солдат, чтоб сохранить свой трон. Если ты убедишь меня, что ты сильнее, если пообещаешь, что мой народ не будет подвергаться чрезмерным притеснениям, я помогу тебе.

Его голос был мягок и спокоен, жесты неспешны и слова звучали вполне убедительно. Рахут с сомнением взглянул на своего пожилого советника и тот осторожно кивнул.

— Ну, что ж, если ты поклянешься мне в верности, — высокомерно начал он, но неожиданно его прервал высокий голос Микеллы, бывшего фаворита Кибелла, который впал в немилость после смерти Юдела и возвращения королевы Шилы. Выскользнув из-за спин наёмников, он бросился к Рахуту.

— Он лжёт! — вцепившись в рукав императорского бастарда, он с ненавистью и страхом обернулся к королю, смотревшего на него с ледяным презрением. — Он лжёт, мой господин! Я говорил вам, как он опасен и умён! Он как змея, он способен отступить и выждать, чтоб потом ударить в самый неожиданный момент и наверняка! И его клятвы не стоят ни гроша! Я рассказывал тебе, что их правило: в общении с врагом ты можешь лгать, лжесвидетельствовать и ложно клясться, если это принесёт пользу Диктионе!

— Микелла, — тихо произнёс Кибелл, и от его голоса тот вздрогнул так, словно его ударило током, — ты ведёшь себя как брошенная любовница.

— Да! Ты пренебрёг мной! — взвизгнул Микелла. — И я ненавижу тебя! Но я не просто хочу, чтоб тебя утопили в колодце с загнившей водой, но и чтоб твоё проклятое королевство пошло на корм свиньям!

— Как ты боишься… — усмехнулся Кибелл, и тут же его усмешка растворилась в холодной ярости. — И ты правильно боишься, но бояться тебе нужно не только меня. На этой планете не любят предателей. Здесь их убивают очень жестоко, — он перевёл взгляд на Рахута. — Ты предпочитаешь слушать меня или это существо, которое само толком не знает какого оно пола, которое продает всех всем за несколько монет и ради собственной выгоды способно столкнуть лбами кого угодно? Он же предатель, и я не первый и не последний, кого он предал.

— Убей его, — зашипел Микелла, обернувшись к Рахуту. — Ты же видишь, он слишком опасен, он слишком умён, и он слишком хорошо умеет влиять на людские умы.

— Предатель прав, — кивнул Рахуту его советник. — Я проанализировал все алкорские источники, говорящие о короле Кибелле. Он опасен.

— Но вы же только что… — с досадой заговорил Рахут.

— Это лишь доказывает, что я прав.

— Подождите… — мягко раздалось сзади. Рыжий Сёрмон ступил вперёд, и филин встрепенулся на его плече. — Отойди, душка… — улыбнулся он Микелле и, скользнув мимо него, приблизился к Кибеллу. Его движения стали плавными и женственными, как у девушки. Заглянув в глаза королю, он улыбнулся, и обернулся к Рахуту. — Да, ваше высочество, он опасен, но живой он принесёт нам больше пользы, чем мёртвый. Конечно, мы захватим эту планету. Безусловно, перевес сил на нашей стороне. Несомненно, что всё будет так, как мы планируем. Но всегда и в любой военной кампании случаются какие-то досадные мелочи, которые всё могут свести на нет. Если мы не будем иметь туза в рукаве…

— Сёрмон прав, — кивнул Авсур, и Рахут нервно передёрнул плечами. — Предатель говорил, что этот человек имеет огромное влияние на планете. Возможно, его смерть и деморализует население, как мы считаем. А если случится наоборот? Если мёртвый король станет для них мучеником и знаменем сопротивления?

— Я подавлю это сопротивление, — процедил Рахут. — Если понадобится, я перебью здесь всех и заново заселю этот мир!

Авсур пренебрежительно усмехнулся, и это не ускользнуло от Кибелла. Сёрмон печально смотрел на него.

— Как жаль, такой красавчик… Но…

Он двинулся вокруг и снова остановился у него за спиной, а в следующий момент развернулся и ударил ребром ладони по шее Энгаса, подошедшего к нему сзади. Кибелл обернулся на стон друга и тут же к нему неслышно, как призрак, подступил Авсур. Неуловимым движением он накинул ему на шею удавку. Через несколько минут всё было кончено, и Кибелл рухнул на пол.

— Проверьте, Джинад, — приказал Рахут, и его советник подошёл к телу, чтоб убедиться в том, что король Дикта действительно мёртв.

— А ты нам всё ещё не доверяешь, — сокрушённо вздохнул Сёрмон.

— Ну и дьявол с ним, — сворачивая удавку, произнёс Авсур.

Рахут с ненавистью смотрел на них и, заметив это, Сёрмон послал ему воздушный поцелуй и щёлкнул клыками.

— Тот мёртв, второй жив, — сообщил Джинад, отходя от Энгаса,

— Второй мне не нужен, — проговорил Рахут, — Его тоже убейте,

— Нет, — Микелла плотоядно улыбнулся и молитвенно сложил руки, обернувшись к Рахуту. — Я прошу вас, господин. Этот второй — Энгас, мой заклятый враг, причинивший мне массу неудобств.

— И что с того? — раздражённо спросил тот.

— Я хочу, чтоб он умирал долго и мучительно.

— Да ты гурман! — медово мурлыкнул у него под ухом Сёрмон. — Честное слово, крошка, ты мне симпатичен! Так что мы сделаем с этой белокурой куколкой? Подвесим на крюк? Посадим на кол? Или…

— Это всё быстро! — обернулся к нему Микелла. — Я бы отвез его в Долину огней и приковал там цепями!

— Долина огней? — недоумённо переспросил Джинад.

— Местный ад, — радостно улыбнулся Сёрмон. — Долина, зажатая горами с активной вулканической деятельностью. Землетрясения, гейзеры, реки лавы, кипящие озёра… Изумительное место! Я бы сам отвёз его туда.

— Отвези, — пожал плечами Авсур и пояснил Рахуту: — Время от времени ему нужно позволять развлечься или он звереет и начинает резать своих.

Джинад опасливо взглянул на Сёрмона и кивнул:

— Пусть. А что мы сделаем с трупом короля? Тоже что и с монахами?

— Конечно! — закивал Микелла. — Пусть они увидят, кому они так доверяли! Он же нелюдь, как и монахи! — он сорвался с места и подбежал к телу Кибелла, наклонившись, он откинул длинные чёрные кудри короля и обнажил его ухо. Оно было заострено сверху, как у фавна. — И ещё у него чёрная шерсть растет вдоль позвоночника!

— Да хоть рога и хвост! — оборвал его Авсур и повернулся к Рахуту. — Если вам нужен бунт — валяйте! Но в таком случае помощи от нас не ждите.

— Наш договор!.. — зашипел бастард, но его осадил Сёрмон,

— Тихо! — зарычал он, оскалив клыки, как дикий зверь. — Мы не подчиняемся тебе, хоть до этой минуты и выполняли все условия договора. Мы обещали тебе поддержку проклятого демона, но не для подавления мятежей. Он сражается против армий и армад, например, таких, как твоя, — его глаза полыхнули, и филин взмахнул крыльями. Рахут стиснул кулаки и промолчал. Сёрмон осмотрелся по сторонам. Теперь он не выглядел как юный паж. Его движения были точны, а взгляд остр, как клинок. — Труп — в колодец. Второго я увезу в Долину огней и прикую там. А этого, — он обернулся к Юнису, который стоял над Кибеллом и с интересом рассматривал его ухо.

— Ты что-нибудь позволишь решить мне? — едва сдерживая гнев, поинтересовался Рахут.

— Будьте любезны, — снова превратившись в пажа, Сёрмон изобразил изысканный поклон.

Рахут обернулся к Юнису. Тот улыбался, а потом, глубоко вздохнув, поднял на него взгляд.

— Я не знаю, кто ты и какого чёрта тебе здесь нужно, но ты сделал то, что казалось таким невероятным. Кибелл мёртв и у моих ног. Монахи перебиты. Их Храм захвачен. Аматесу посрамлён со всеми своими жрецами. Кто мог подумать, что такое возможно?

— Ты тоже умрешь, — раздражённо произнёс Рахут.

— И что дальше? — усмехнулся Юнис. — Ты получишь две труднопроходимые и неконтролируемые страны, где в лесах и в горах бродят озлобленные люди, умеющие держать в руках оружие. Что ты знаешь о них и об этом мире? То, что сумел выудить из алкорских источников? Мы не выдавали им своих тайн. То, что сказал тебе Микелла? Ты думаешь, что, если он был фаворитам, то разбирается в хитросплетениях политики? Его не пускали дальше спальни. Кибелл пренебрегал им и не доверял ему. Он знает только то, что случайно услышал или увидел, да и эти сведения устарели, ведь мы уже два года живём немного иначе. Нет. Тебе невыгодно убивать меня, как и объявлять во всеуслышание, что Кибелл мёртв. Если ты позволишь мне оставить себе Ону, я помогу тебе взять Дикт.

— Как насчёт вашего правила о лжи врагу? — язвительно уточнил Рахут.

— Я лгу не только врагам, — усмехнулся Юнис. — Я лгу всем, и только тогда, когда это выгодно лично мне. Мы не воины Дикта, мы — другие. Мы живём в горах, вдали от обителей Аматесу, и потихоньку молимся своим богам. Наш край не так плодороден и богат, как лесное королевство, а наши воины не так сильны. И потому мы очень долго довольствовались тем, что перепадало нам от соседей, и плясали под их дудку. Послушай меня, тебе не нужна Она. Моя страна бедна и скудна. Она населена людьми, которых пренебрежительно зовут горными козлами. А Дикт тебе будет взять не так легко. Ты можешь истребить всех, но для этого придётся сжечь все леса. Ты хочешь владеть пепелищем?

Он с улыбкой смотрел на Рахута, и тот обернулся к Микелле.

— Что скажешь, предатель?

— Он всегда недолюбливал Кибелла и завидовал ему, — проворчал Микелла. — И всегда разевал пасть на Дикт, да тот был ему не по зубам. К тому же он всегда боялся. Они все дикари и трусы — эти онцы. Они молятся не Аматесу, а Донграну.

— Ладно, — Рахут обернулся к королю Оны. — Я дарю тебе жизнь, но на свободу не надейся. И если попробуешь сбежать или предать меня — ты умрёшь вслед за этими.

— Я запомню это, — кивнул тот.

— Отведите его во дворец и приставьте охрану, — приказал бастард.

Джинад кивнул.

— Прощай, братец, — усмехнулся Юнис, перешагивая через тело Кибелла.

Он вслед за Рахутом, Джинадом и Микеллой вышел из камеры. Половина охранников удалилась следом за ними. Авсур подошёл к телу короля, а Сёрмон — к Энгасу.

— Ты знаешь где-нибудь поблизости подходящий колодец? — спросил алкорец.

Ормиец кивнул.

— Во дворе за хозяйственными постройками.

— Если ты ошибёшься…

— Сам не ошибись, — проворчал Авсур и, подняв тело Кибелла, уложил его себе на плечо. — Птицу с собой не бери. Пусть летит в лес. Утром увидимся во дворце.

— Я буду скучать… — сладко шепнул ему вслед Сёрмон.

— Иди к дьяволу! — огрызнулся Авсур.

— Вместе, только вместе, друг мой, — вздохнул алкорец и задумчиво взглянул на Энгаса. — Ты подумай, какая душка. Настоящий ангелочек… С огненным мечом.

IV

Утро застало Сёрмона за пультом скоростного катера, летевшего над лесами и горами Дикта. Он сидел, устало откинувшись на спинку пилотского кресла, положив ноги в изящных сапогах с золочеными носками на пульт, и лениво водил замшевой щёточкой по ногтям. Время от времени он отрывался от маникюра и бросал взгляд на экраны кругового обзора, сверяясь с картой, чтоб лучше освоиться с местностью. Несколько раз его отвлекало от этого занятия неприятное шебуршение за спиной, но он только болезненно хмурился. Однако когда шебуршение перешло в звуки более громкие и откровенные, он не выдержал. Сняв ноги с пульта, он развернулся вместе с креслом и в упор взглянул на своего пленника. Энгас замер, пристально глядя на него.

— Ты зря тратишь силы, пытаясь перетереть цепь, — тихо произнёс Сёрмон. — Её можно разрезать только лазером. Ты знаешь, что такое лазер?

Диктионец молчал. Сёрмон утомлённо прикрыл глаза и снова развернулся к пульту.

— Что вы сделали с королём? — раздался сзади голос ещё более раздражающий, чем звук трения металла о металл.

— Я ничего с ним не делал, — пробормотал Сёрмон. — Это Авсур. Его работа. И его проблема… Я не знаю, что он сделал с вашим королём. У этого дикаря никогда ничего не поймёшь.

— Кто такой Авсур?

— Авсур? — Сёрмон снова развернулся и взглянул на пленника. — Это вроде бы как мой папочка. Он заботится обо мне. А я о нём. Да ты его видел. Симпатичный, верно? Тебе ведь тоже нравятся крутые суровые брюнеты с нежной душой, если учитывать, как ты печёшься о своём короле.

Сёрмон улыбнулся, сверкнув клыками, но фокус не прошёл. Энгас не оскорбился на намёк. Он спокойно смотрел на наёмника большими, прозрачными и холодными глазами, такими же большими, прозрачными и холодными, как глаза Сёрмона, только голубыми.

— Он — мой друг и я беспокоюсь о нём, — произнёс Энгас. — Ты знаешь, что такое друг?

— Я — наёмник. Солдат, который воюет всю жизнь. И если я ещё жив, значит, у меня были друзья, которые вытаскивали меня на себе из-под огня, — ответил алкорец. — Но тебе сейчас лучше бы позаботиться о своей шкуре. Ты держишь путь в пекло, и вытаскивать тебя оттуда будет некому.

— Куда ты меня везёшь?

— Вот, — удовлетворённо кивнул Сёрмон. — С этого вопроса и надо было начинать беседу. Я везу тебя в Долину огней.

Он внимательно следил за реакцией Энгаса и снова не заметил ничего.

— Почему? — спросил тот, словно он назвал ему какой-то дальний гарнизон, где всего лишь скучно и проблемы с выпивкой.

— Потому что когда-то видел, как одного парня облило раскалённой лавой. Это был малгиец, антропоид. Весь в шерсти, как собака. Он даже не успел завопить. В нём выжгло здоровенную дыру. И так пахло палёной шерстью… — Сёрмон грустно посмотрел на плафон под потолком катера. — С тех пор я не люблю вулканы. Понятно?

— Не очень, — признался Энгас, выпрямляя затёкшую спину. — Но это не так уж важно. Лучше объясни, как можно доходчивей, зачем вы прилетели на нашу планету? Что вам здесь нужно?

— Мы? — Сёрмон покачал головой. — Про нас я тебе ничего не скажу. Мы с Авсуром любим секреты. А про этого ормийского придурка Рахута — запросто. Ему нужна база. Он хочет иметь свой мир. Желает создать собственную империю, какая была у его папаши, но круче. Орму у него оттяпали повстанцы. У них там республика. Но в этой Галактике полно незанятых миров. Вроде вашего. Но ваш слишком мал. Ему нужно время, чтоб собрать силы для завоевания планеты, которая пока не контролируется Объединением, и нужна база для армии. Он выбрал Диктиону, маленькую, уютную, дикую и беззащитную. Он решил, что это будет просто.

— Он просчитался, — заметил Энгас.

— Может быть, — равнодушно пожал плечами Сёрмон и зевнул. — Ничего нельзя сказать точно. Обычно бывает так, фифти-фифти, как говорят земляне, а они знают в этом толк.

— Откуда он узнал о Диктионе?

— От предателя. Подцепил его в каком-то притоне на Киоте и по пьянке проболтался о своих прожектах. Тот и предложил ему вариант. И дал информацию. А уже потом консультанты занялись алкорскими источниками. Но в основном все сведения он получает от предателя.

— Ты говоришь о Микелле?

— Да, об этом субчике, который липнет ко всем подряд.

— И продает всех подряд.

— Его проблемы, — Сёрмон вздохнул. — Всё равно ему не жить. Он не умеет себя поставить. Об него все вытирают ноги, а он сходу выбалтывает всё, что знает. Вот ты, например, не такой, да? — его взгляд впился в лицо Энгаса. — Ты не из тех, кто покупает жизнь ценой информации.

— Предательства, — уточнил тот. — Нет, не из тех.

— Можно было бы попытаться тебя расколоть, — задумчиво произнёс Сёрмон. — Это было б даже занятно. Но я устал… Слишком устал сегодня… Слишком много было крови.

— Так, может, хватит? — Энгас внимательно смотрел на него. — Зачем тебе убивать ещё и меня? Я ведь не сделал тебе ничего плохого.

— Но сделаешь, если я оставлю тебя в живых, — ответил Сёрмон. — Это война, мы по разные стороны, и у нас достаточно сил, чтоб драться насмерть. И если я тебя отпущу, то, может, именно твоя стрела вышибет мне глаз или твой меч снесёт голову Авсура. Нельзя оставлять за спиной боеспособных врагов. Меня этому научил один повстанец. Он выиграл у меня в кости свою жизнь. Это было вечером. А ночью он вернулся со своим отрядом, чтоб перерезать мне глотку. К счастью, мы были готовы к встрече.

— Ты убил его?

— Разрубил на части.

— У него, наверно, была семья.

— Он же не спросил, есть ли она у меня.

— Я спрашиваю. У тебя есть жена, дети, родители?

— Нет. Я же изгой. У таких, как я, нет никого.

— Но были. Отец, мать, по крайней мере.

— Да. Отец, мать… — Сёрмон усмехнулся. — Таких родителей я желаю детям своих врагов после их смерти. Вот уж нарастут исчадья ада, — он обернулся и посмотрел на экран, где уже дымились чёрные вершины скал. — Вот мы и дома, — пробормотал он, берясь за штурвал одной рукой и набирая запросы киберинформатору другой. Его пальцы легко плясали по клавишам, но неожиданно один из них соскользнул и Сёрмон отдёрнул руку. — Дыханье бездны! — воскликнул он. — Я же сломал ноготь!

— Какая трагедия, — усмехнулся Энгас.

— Для тебя! — обернулся к нему алкорец. — Потому что я не стану выбирать наиболее сейсмобезопасное место. Сяду там, где понравится. И если через час после моего отлёта ты превратишься в копчёный окорок — твоя проблема.

Он вцепился в штурвал и резко вывел катер на вираж. За окнами поплыла тёмно-серая дымка. Потом она слегка рассеялась, и катер пошёл на снижение.

Посадка была не такой уж мягкой. Катер затрясло и под днищем что-то заскрежетало. Сёрмон поднялся и подошёл к Энгасу. Глядя ему в глаза, он достал из ножен меч и тот, мелодично звякнув, удлинился вдвое.

— Сейчас мы пойдём на улицу. Попытаешься бежать или напасть, я отрублю тебе руки и ноги. Понял?

— Зачем такие сложности, если можно меня просто пристрелить? — поинтересовался Энгас.

— Я люблю, когда много крови! — оскалился Сёрмон. — Я вообще плохой мальчишка.

— Если ты до сих пор считаешь себя мальчишкой, то тебе нужен психиатр, — заметил Энгас, глядя ему в глаза.

— Почему я не спущу с тебя шкуру? — вяло удивился Сёрмон. — Наверно, мои пристрастия постепенно распространяются на крутых блондинов. Ты свободен, милашка? У тебя есть возможность на часок-другой отсрочить водворение в духовку. Впрочем, у тебя совсем неподходящий настрой. Тебе хочется перервать мне глотку, я же устал и мне нужна ласка и нежность. Нестыковка, парень. Придётся тебе подыхать в пекле, и начнёшь ты прямо сейчас. Вставай.

Он отцепил наручники, сковывавшие руки Энгаса за спиной, от кольца, привинченного к стене, и повернул его к выходу. Отдраив люк, он вытолкнул его в горячий, напитанный серой воздух и повёл по насыпи острых камней к облому скалы, в основании которой была выдолблена узкая ниша. В ней неловко свернулся прикованный старыми ржавыми цепями скелет.

— Чудесное место, — улыбнулся Сёрмон. — Я тебе почти завидую.

— Могу уступить его тебе, — мрачно проворчал Энгас.

— Спасибо, лапа, я как-нибудь перебьюсь.

Сёрмон снял с него наручники и толкнул в нишу.

— Сними цепи с этого красавчика и прикинь на себя. Только быстро. Я слышал, что избыток серы в атмосфере плохо влияет на цвет лица.

Энгас обернулся и посмотрел на наёмника. Тот был так же хрупок, как и он, но его изнеженность была такой же обманчивой. Прикинув, он решил, что их силы примерно равны, если б у обоих были мечи. Но меч был только у Сёрмона.

— Даже не думай, — усмехнулся алкорец.

— Кто сказал, о чём я думаю?

Энгас нагнулся и начал снимать цепи со скелета, но тот рассыпался в прах. Старые серые кости крошились в труху под его руками. Да и металл цепей стал хрупким, как стекло. Усмехнувшись, Энгас надел браслеты на запястья и щиколотки и добросовестно вогнал бруски в кольца. Если б замки были исправны, то они должны были щелчком заклинить замыкающее устройство, но сейчас раздался только слабый треск лопнувшего железа. Энгас поднял взгляд на Сёрмона, но тот озабочено рассматривал свой обломанный ноготь.

— Будешь проверять? — враждебно спросил он.

— Чтоб ещё пару сломать? — раздражённо фыркнул Сёрмон. — Ладно, и так верю. Даже если ты освободишься, то до северного перевала тебе идти мили две, а нигде ближе участка, достаточно спокойного, чтоб по нему пройти, нет. Так что увидимся в аду.

Он послал Энгасу воздушный поцелуй и, сложив свой меч, убрал его в ножны. Потом развернулся и пошёл к катеру.

Энгас напряжённо следил за ним. Вскоре крышка люка захлопнулась за спиной алкорца, а спустя минуту катер взмыл в небо и тут же исчез из виду. Энгас удовлетворённо кивнул и ударил браслетами о скалу. Старый металл дал трещину. Освободившись от оков, Энгас выбрался из ниши и осмотрелся. Он знал, что северный перевал — это единственный путь из Долины. Никто из узников никогда не знал, где он находится и как найти перевал за густым дымным туманом, но Сёрмон сказал, что до него две мили и даже махнул рукой в ту сторону, где он находится. Энгас не был уверен, что наёмник не ошибся или не соврал намеренно, но выбора у него не было. Повернувшись туда, куда указал Сёрмон, он пошёл по горячим камням, старательно прислушиваясь, чтоб вовремя уловить шипение внезапно прорвавшегося гейзера или прорыв лавы, и приглядываясь, чтоб не ступить на раскаленные, растрескавшиеся камни старого прорыва. У него не было уверенности, что он выберется отсюда живым, но он помнил, что обещал Кибеллу сделать для этого всё. Тем более что он не знал, жив ли его друг, и абсолютно не верил в стратегические способности Юниса.

V

На обратном пути в столицу Сёрмон занимался своим ногтем. Он разложил на пульте золочёные инструменты, хранившиеся в замшевом футляре с золотым тиснёным грифоном на крышке, расставил рядом несколько хрустальных, оправленных в серебро, флаконов и занялся делом с тщательностью и упорством, достойными ювелира. К концу полёта его недавно сломанный ноготь ничем не отличался от остальных и матово отсвечивал травяной зеленью. Аккуратно сложив инструменты обратно в футляр и убрав его вместе с флаконом во внутренний карман куртки, Сёрмон взглянул на экран внешнего обзора. Особенно его заинтересовало то, что было внизу. Он даже подкрутил ручки настройки, чтоб улучшить фокус. Под днищем катера проплывали ровные кварталы столицы. Огромные, широкие, плавно и причудливо изогнутые крыши домов, построенных из странного материала, напоминающего окаменевшую древесную смолу. И совершенно пустые улицы. Не было даже собак. Сёрмон мрачно хмыкнул и взглянул на другой экран, заметив там движение. Возле королевского дворца и Храма было полно народу. Люди и какие-то инопланетные существа сновали туда-сюда, сверкая оружием, блестели на солнце бронированные машины и штурмовые капсулы и катера. Наёмники. И ни одного аборигена. Ладонь Сёрмона мягко легла на гашетку лазерной пушки и губы дрогнули в злой усмешке, но стрелять он не стал. Он не знал, где Авсур. И к тому же у них тут совсем другой интерес.

Он посадил свой катер на площадь возле самой эстакады. У входа во дворец стояли охранники в полном вооружении. Это были не наёмные бродяги, а старые и проверенные ормийские гвардейцы в одинаковых мундирах. Они настороженно и вместе с тем презрительно поглядывали на разношёрстную армию, собравшуюся на площади. Сёрмона они пропустили во дворец без возражений.

Он взбежал по длинной эстакаде и углубился в бесконечную спиральную галерею, соединявшую комнаты и залы этого этажа. Архитектура, так раздражавшая Авсура, была знакома Сёрмону с детства. Он привык к кольцевому строению родовых алкорских замков, немного запутанных, но очень удобных для обороны, когда каждое кольцо становилось рубежом, который можно было отстаивать в бою. Здесь всё было не так сурово. Иногда вместо толстых стен лишь тонкие точёные колонны отделяли один виток спирали от другого, а имевшиеся стены часто пронизывали высокие резные арки. Здесь спираль была лишь данью традиции и заменяла глухие неприступные кольца алкорских цитаделей.

Проходя по дворцу, Сёрмон с интересом осматривался по сторонам. Здесь было богато, но не роскошно. Обычному грабителю поживиться почти нечем. Никакого золота, бриллиантов, разве что перламутр, яшма, смальта, да начищенная бронза. Зато для ценителя тут оказалась золотая жила: кругом янтарно поблескивала тонкая резьба, светились яркими цветами ручные вышивки, и завораживало взгляд причудливым орнаментом искусное литьё. К счастью, наёмников во дворец не пустили, это всё оставалось не порванным, не сломанным, не помятым. Может, ещё и уцелеет.

Во внутренних залах было светло и тихо. Только теперь Сёрмон понял, что к своему удивлению не видит вокруг никаких следов борьбы, никаких трупов, словно дворец сдали без боя. Словно его просто уступили. И это было странно, как и тихие пустые улицы города.

Расположенный в центре дворца высокий круглый зал, опоясанный трехъярусной колоннадой, был превращён в командный пункт. На отполированном до зеркального блеска мозаичном полу громоздились массивные складные столы, а на них — армейские компьютеры, установки связи, голографические макеты и прочая аппаратура, обязательная в любом штабе военных действий. В зале стоял гвалт. Около сотни разноплемённых существ, но, на сей раз, в основном люди, говорили между собой, орали в микрофоны и выслушивали то, что неслось из динамиков. Некоторые стучали по клавишам терминалов, некоторые глубокомысленно изучали перемещение значков на макетах и экранах, некоторые сновали от одних к другим, передавая какие-то сообщения.

Сёрмон осмотрелся в поисках Авсура, но прежде всего увидел Рахута, который с мрачным видом уставился на самый большой макет, изображающий оба обитаемых материка. Он раздражённо бросал какие-то фразы, должно быть, вопросы. А торчавший за его спиной Микелла поспешно что-то отвечал и, по всему было видно, эти ответы Рахута не устраивали. Рядом с профессионально озабоченным видом стоял Джинад. А чуть дальше в походном кресле сидела маленькая красивая брюнетка неопределённого возраста, закутанная в чёрно-звёздное одеяние, подходящее для этой обстановки, как канделябр для танковой брони. Заметив Сёрмона, она улыбнулась, и он изобразил что-то вроде озорной игривой усмешки. Чёрт его знает, вдруг пригодится! И снова вернулся к поискам Авсура. Тот оказался неподалёку от Ормийского Бастарда, сидел в таком же, как и чёрно-звёздная леди, кресле и, откинувшись на спинку, прислушивался к разговору главнокомандующего с предателем.

Подойдя к нему, Сёрмон присел на подлокотник кресла и взглянул на макет.

— Как наши завоевания? — поинтересовался он.

— Они сдаются без малейшего сопротивления. В основном просто удирают в леса и в горы.

— Потому наш петушок и кудахчет? — Сёрмон кивнул на Рахута. — Он что, настолько поумнел, что догадался о том, что дело нечисто?

— Нет. Не поумнел и не поэтому. Королева сбежала, прихватив с собой принцессу. Не могут найти двоих из свиты: лекаря и механика. К тому же среди монахов не оказалось их главаря Хэрлана. И, наконец, как завершение картины, — полное молчание в Болотной стране. От десанта нет никаких сигналов, а спутник не может уловить на поверхности болот никакого движения кроме кроликов, мышей и птиц.

Сёрмон медленно перевёл взгляд на лицо Авсура. Тот улыбнулся.

— Меня это тоже забавляет, — усмехнулся алкорец.

— Кстати, агентура на Пелларе дала маху. Маленький принц ускользнул в неизвестном направлении.

— Серьёзно? А я слышал, что паренька подстрелили.

— Они подстрелили инспектора и поставили там всех на уши. Им пришлось срочно сматываться, но куда они смотались, никто не знает.

— Я не могу их судить. Одно дело, когда ты сдираешь с кого-то кожу, и совсем другое — когда с тебя. А где мальчишка? Ещё не прибыл?

— Это интереснее всего. Если б он летел сюда, то уже был бы здесь. Но его нет. Куда он полетел?

— А, может, сработал первоначальный план с миной?

— Рахут в это верит. А ты? — Авсур приподнял бровь, и Сёрмон снова усмехнулся.

В это время Рахут издал нечленораздельное рычание и решительно развернулся в сторону дамы. Она тут же сорвалась с кресла и запорхала вокруг него, успокаивающе воркуя и оглаживая его атласными ручками. Микеллу тем временем выталкивали из зала.

— Похоже, предатель выдохся, — констатировал Авсур, провожая его взглядом,

— Ты знаешь, я сломал ноготь, — пожаловался Сёрмон, задумчиво взглянув на свою руку, — Мне говорили, что работать на компьютерах вредно, но я не верил.

Авсур молча взглянул на него и вздохнул.

— А ещё эта белокурая кукла сказала, что мне нужен психиатр, — озабоченно добавил Сёрмон.

— А я тебе это и раньше говорил.

— На этой планете есть психиатры?

— Не думаю.

— И я о том же, — Сёрмон взглянул в глаза ормийца. — Доходит?

— Чёрт возьми! — Авсур поднялся, едва не скинув приятеля с подлокотника, и с сомнением взглянул на Рахута. — Сказать ему?

— Он не будет тебя слушать. Он тебя ненавидит.

— Я его тоже.

— И я. Значит, давай, просто посмотрим, что из всего этого выйдет. Намечается что-то занятное.

— Да уж… — пробормотал Авсур и снова сел, а Сёрмон примостился на прежнем месте.

Рахут тем временем обернулся и сумрачно взглянул на них. Должно быть, от него не ускользнуло движение Авсура, и теперь в его чёрных глазах появилась тень подозрения.

— Эй, вы! — рыкнул он. — Те двое мертвы? Вы сделали всё, что нужно?

— Всё, — кивнул Сёрмон, задумчиво изучая золотое ожерелье на его шее. — Но мой был ещё жив, когда я улетал.

— Почему ты не дождался, пока он сдохнет?

— Там было слишком жарко, — капризно поморщился Сёрмон. — И грязно. И душно. И у меня вообще есть дела поважнее, чем сидеть на вулканическом плато и ждать пока я сам поджарюсь.

— Ты бросил труп в колодец? — Рахут перевёл взгляд на Авсура, и их обоих едва не передернуло от злобы.

— Да. В самый гнилой колодец. Вполне подходящий для персоны королевской крови, — процедил тот.

— Колодец? — встрепенулась чёрно-звёздная леди. — Из колодца во внутреннем дворике доносятся ужасные вопли.

— Что ты на это скажешь? — хрипло произнёс Рахут.

— Это не тот колодец, — ответил Авсур, взглянув на женщину. — И уверяю вас, король Кибелл не стал бы вопить, сидя на дне. Это кот короля. В колодец его сбросил предатель, кто-то кинул туда створку двери. Кот сидит на доске и орёт.

— Что за кот? — заинтересовался Сёрмон.

— Здоровенный белый кот, похожий на ком чёсаной шерсти, — пожал плечами Авсур. — Тебе он нужен?

— Нет, у меня есть филин.

— Прекратите! — рявкнул Рахут. — Теперь я хочу, чтоб вы занялись поисками королевы и принцессы.

— Женщины нас не интересуют, — мотнул головой Сёрмон. — Может, поискать принца? Где-нибудь…

— Ты смеешь перечить… — воскликнул Рахут и тут же заткнулся.

Не стесняясь окружающих, Сёрмон оскалил клыки и тихо низко зарычал. И это была не шутка. Во всём его облике было что-то дьявольское, угрожающее, словно под маской пажа прятался оборотень с волчьими повадками, так что наращённые зубы выглядели не столько своеобразным пижонством, сколько откровенным предупреждением.

— Не надо на нас кричать, — негромко произнёс Авсур. — Это опасно. Мы можем рассердиться и разорвать контракт. Тогда ещё неизвестно, на кого обрушится гнев Проклятого, — он поднялся и положил руку на плечо Сёрмона. — Идём, малыш. Нам с тобой не мешает выспаться.

— Я вас не отпускал! — крикнул им вслед Рахут, но женщина осторожно взяла его за локоть.

— Они в этом и не нуждаются, сынок, — она улыбнулась. — Потерпи. Всему своё время. Если мы действительно найдём то, что им нужно, они запоют по-другому.

VI

Юниса заперли во внутренних покоях. Он и сам предпочитал помещения без окон и лишних дверей, как в его собственном, вырубленном в скале замке. Но это были не те комнаты, в которых он останавливался обычно, и потому знал, как свои пять пальцев. Какое-то время он потратил на поиски потайных ходов. Он знал, что весь этот просторный, изысканный и открытый дворец пронизан узкими коридорами, незаметными, но неотступно следующими за тобой. Эти прямые и честные короли Дикта, испокон веков считавшиеся бесхитростными и благородными, всегда хоть на один шаг опережали в тайных делах своих царственных братьев из Оны, и, может, потому никогда не боялись всерьёз за свои границы и трон. И ещё умудрялись при этом сохранять облик сказочных королей, не знающих коварства. Но видели бы их подданные эти узкие ходы с глазками, выходящими во все комнаты и залы, видели бы бездонные тёмные подвалы, запутанные лабиринты катакомб и хитроумные смертельные ловушки для непосвященных. Но разве можно заподозрить симпатягу с громким заразительным смехом, который ночует с крестьянами у костра, если его застигла в поле ночь, и играет на лютне фривольные песенки, чтоб повеселить друзей, в том, что он за кем-то подглядывает, кого-то подслушивает и с равнодушием наблюдает за тем, как снимают с гигантских вил окровавленное тело незадачливого воришки. Юнису было не жаль воришек, он завидовал умению этих людей быть беспощадными и не выглядеть жестокими. И вообще он всегда завидовал Кибеллу. Во всём.

Хода он не нашёл. Свиту к нему не пустили. Он только знал, что все его люди живы, потому что в момент захвата дворца были пьяны. Их заперли где-то внизу, вместе с уцелевшими алкорцами. Слуги Кибелла, как водится, успели исчезнуть, просочившись сквозь тёплые, украшенные резьбой стены.

Юнис сел в удобное кресло и расслабился. Ему стало грустно. Микелла во многом был прав, говоря о нём, но только в одном он ошибся. В том, что Юнис недолюбливал Кибелла. Это было неправдой. Юнис всегда его любил, потому что Кибелл, как сказала звездная Воительница Лорна Бергара, был из тех людей, кого-либо любят, либо ненавидят, а ненавидеть того, кто хочет быть твоим другом, очень трудно. К тому же Юнис был достаточно умён, чтоб признать без спора: Кибелл действительно обладает теми достоинствами, какими нужно обладать, чтоб занять место во главе Диктионы. И Юнису было его жаль. Чтоб он не говорил ему недавно, он был до безобразия счастлив в тот день, когда гонец из Дикта сообщил, что Аматесу даровал своему любимому сыну жизнь. И ему было обидно за старого друга. Победить ужасную болезнь и неотвратимую смерть и так глупо кончить от удавки в руках инопланетного наёмника.

Он снова вспомнил ту дрожь, которая прокатилась напоследок по телу Кибелла, и покачал головой, отгоняя это воспоминание. Как мог Аматесу закрыть глаза на это злодеяние? И неужели Донгран так слаб или так ненавидит иноверцев, что позволил обрушить этот столп, подпирающий небеса Диктионы? И что теперь? Юнис был в нерешительности. Самым желанным для него было вернуться в Ону и поставить отряды своих егерей под руку Кибелла, как обычно доверив ему выработку основной стратегии. Но Кибелла уже нет. Возможно, его смог бы заменить Энгас. Они всегда вдвоём обсуждали планы кампаний и, не исключено, что Другу Короля принадлежало немало светлых идей. Но Энгас был обречён на долгую и мучительную смерть в Долине огней.

Энгаса ему тоже было жаль. Отец Юниса до конца дней мечтал укокошить этого мальчишку, как и братец Элдер. Но они оба видели в нём лишь дальнего нежелательного родственника, сына заговорщиков и потенциального претендента на престол. А Юнис знал его слишком хорошо, чтоб понять, что воспитание, полученное в Дикте, и дружба с Кибеллом, навсегда освободили Энгаса от всяких претензий на престол Оны, а заодно и от желания возвращаться на землю предков. В нём уже ничего не осталось от онца, кроме внешности. Он пропитался духом лесов, духом свободы, благородства, спокойствия и той самой бесхитростности, которая так восхищала Юниса в лесных королях. Они оба: и Кибелл, и Энгас, были его друзьями, друзьями настолько близкими, что могли беззлобно подкалывать его, забыв об этикете. Они вместе веселились, охотились, а в юности гонялись за юбками. Они сражались плечом к плечу и вместе победили врага, который тысячу лет терзал их мир. И теперь их нет. Кибелл убит и погребён на дне смрадного колодца. Энгас гибнет в серном дыму самого страшного места на обоих континентах. А Юнис сидит в удобном кресле и размышляет…

Кибелл хотел, чтоб хоть один из троих уцелел, и Юнису это удалось. И всё же ему было тяжко от мысли, что его друзья сумели напугать врагов до смерти, к сожалению лишь своей, а Юниса сочли столь подлым и неопасным, что оставили в живых… Придётся заставить их пожалеть об этом!

Юнис поднялся с кресла и пересёк комнату. Он ещё не знал, что будет делать, и не представлял себе, что происходит вокруг, но был уверен, что всё равно сделает всё, чтоб выполнить свой долг и заставить врагов пожалеть и о вторжении, и о том, что они убили Кибелла и Энгаса, и о том, что в их тупые головы вообще пришла мысль явиться сюда.

Ему показалось, что он задохнулся от ярости, и это его удивило. Но в следующий момент он с ужасом ощутил на своём горле холодные тонкие пальцы. Он схватился за шею, но на ней ничего не было. В страхе обернувшись, он увидел в тёмной нише за своей спиной высокого худощавого человека в чёрной мантии. У него было узкое лицо, длинный тонкий нос и тёмные, подёрнутые мраком глаза. Чёрные густые кудри сливались с окружающей его темнотой. Он молчал, лишь тонкие пальцы вытянутой вперёд руки медленно и безжалостно сжимались. Юнис умоляюще вскинул руку и упал на колени.

— Реймей, — задыхаясь, прохрипел он и увидел второго.

Тот был одет в потёртую куртку и его кудри, поседевшие на висках, были пострижены короче, как у ремесленника. При всей скромности облика, его взгляд был ещё твёрже и холодней чем у первого.

— Ослабь, — произнёс он, чуть шевельнув пальцами. — Он хочет что-то сказать на прощание.

Хватка ослабла, и Юнис закашлялся.

— За что? — едва сумел выдавить он.

— Он спрашивает, за что? — пояснил Донгор, взглянув на брата.

— За предательство, — спокойно ответил лекарь и вышел из ниши, которая беззвучно закрылась за его спиной. — Разве он не знает, что за предательство на Диктионе убивают?

— Я не предатель, — с трудом вздохнул Юнис и, сев, привалился спиной к стене. — Я даже не подумал о таком повороте, иначе взял бы с Кибелла какой-нибудь пароль. У вас ведь есть всякие тайные словечки, которыми вы подтверждаете правду?

— Причём здесь Кибелл? — поинтересовался Донгор.

— Это было его требование. Он сказал, что хоть один из нас троих должен выбраться, чтоб возглавить сопротивление. Любой ценой. Чем я могу это доказать?

— Поклянись, — мрачно усмехнулся Реймей.

Юнис какое-то время смотрел на него. Он и представить не мог, насколько Кибелл распустил своих слуг. Какой-то лекарь, какой-то механик… И уж тем более он не подозревал, какую власть эти двое имеют над людьми, чтоб вот так заставить ползать по полу короля. Да ещё ползать почти по собственной воле.

Он не стал возмущаться и оскорбляться. Он понимал, что его жизнь в их руках, и признавал, что, возможно, они имеют право на свои действия. А коли так, нужно быть с ними честным. Как и с их королём.

— Клянусь тёмным светом Донграна, тайного, непостижимого и бессмертного отца и покровителя Оны, — произнёс он и приложил ладонь ко лбу в том месте, где на статуэтках Донграна располагался третий глаз. Никогда и ни перед кем он не вымолвил бы этих слов, не сделал бы этого жеста, поскольку культ Аматесу считался на Диктионе повсеместным и официальным, а Донграна уже давно относили к древним, забытым и тёмным богам.

— Если б ты поклялся именем Аматесу, я бы тебя убил, — заметил Реймей. — Я тебе верю, — он обернулся к брату и Донгор молча кивнул. — Что с Кибеллом? И где Энгас? — спросил лекарь, опускаясь рядом на колени. Его холодные пальцы тихонько касались лица Юниса, и боль в горле и лёгких уходила вместе с удушьем. — Мы ничего о них не знаем. Видели только, как тебя проводил сюда подручный их главаря.

— Кибелл мёртв, — ответил Юнис, и увидел, как замерли пальцы Реймея. Его лицо стало скорее озабоченным, чем печальным и он снова бросил взгляд на безмолвного брата.

— Кто это сделал?

— Наёмник, ормиец по имени Авсур. Принц Рахут приказал сбросить тело в колодец.

— В какой?

— Не знаю.

— В любом случае с этим придётся подождать, — тихо произнёс Донгор. — Где Энгас?

— Второй наёмник, алкорец Сёрмон отвёз его утром в Долину огней. Может, он ещё жив, — голос Юниса неожиданно прозвучал жалобно.

— Мы отправим туда людей, — кивнул Донгор. — Но на лошадях они вряд ли успеют. Тем более что придётся пробираться лесами. Их спутники контролируют дороги.

— Что происходит? — спросил король, взглянув по очереди на братьев. — Вы на свободе и должны знать.

— Это крейсер, — тихо ответил механик. — Огромный, хорошо вооружённый ормийский крейсер. Я засёк его на границе системы. Он шёл очень резво. Я хотел предупредить Кибелла, но, как назло, мы отключили коммуникационную сеть. Я пошёл сам, по пути встретил Реймея. Он поспешил предупредить королеву, а я помчался сразу в Храм. И опоздал. Там почти все уже были мертвы. Пришельцев было не больше десятка, но они вооружены импульсным оружием, и монахи оказались бессильны против них. Я не нашёл там Кибелла и решил, что он ещё не покинул дворец и ждёт нас с Реймеем. Я вернулся потайным ходом, но вас здесь уже не было.

— Что с Шилой?

— Она покинула столицу, — ответил Реймей. — Вместе с дочерью. Они в безопасности.

— А Хэрлан?

— Он жив. Монахи, оказывается, знали о чём-то страшном. Жрецы получили неясное, но довольно мрачное предсказание. Их мнения разделились, и большинство не поверили. Остальные, среди которых был и Хэрлан, решили принять меры. Хэрлан срочно отправился в дальние обители, чтоб предупредить братьев. Они просто не знали, когда это произойдёт. Большая часть членов Совета Храма погибла.

— Но часть уцелела? — оживился Юнис.

— Часть, — кивнул Донгор, странно взглянув на него.

— Что слышно из Болотной страны?

— Как всегда, ничего.

— Алкорцы успели сообщить о вторжении на свою планету?

— И не будут, — Реймей поморщился. — Граф Гаррет согласился поддерживать связь с Алкором, чтоб держать своих в неведении о захвате Диктионы.

— И его вы тоже?.. — Юнис с усмешкой потрогал своё горло.

— Он чужак и пусть с ним разбираются чужаки, — равнодушно пожал плечами лекарь.

— Кибелл и Энгас попали в беду из-за Микеллы. — сообщил король.

— Он своё получит, — тихо произнёс Реймей. — В своё время. Но прежде чем умереть, он ответит на наши вопросы.

— Я хочу это увидеть! — прорычал Юнис. — Кибелл был мне как брат, а Энгас — мой родич!

Реймей задумчиво взглянул на него.

— Я передам твою просьбу Совету Храма, — он поднялся с колен и подошёл к брату. — У нас ещё есть вопросы к нему?

— Пожалуй, нет.

— Совету Храма? Вопросы? — Юнис изумлённо смотрел на них. — Причём тут Храм?

— Сыновья Аматесу приняли те полномочия, которые предложил им Кибелл в своё время, и теперь они управляют планетой, — пояснил Реймей.

— Но это предложение было сделано во время последнего вторжения баларов! Три года назад!

— Кибелл не брал его обратно. К тому же, в его отсутствие некому возглавить сопротивление.

— Но есть же Хэрлан! Энгас ещё, быть может, жив!

— Мы надеемся, что так и есть, однако это ничего не меняет.

— Но почему вы говорите со мной от имени Совета?

— Мы имеем на это право, — произнёс Реймей, а Донгор усмехнулся.

— Не волнуйся. Воспринимай наши слова как знак доверия. Просто теперь ты знаешь немного больше, чем знал. Совет всегда правил Диктионой и будет править. Руками Энгаса, если он жив. Или руками Кирса, когда он вернётся, как правил руками его отца.

Юнис поражённо смотрел на них.

— Совет руководил Кибеллом? Он собирается руководить Энгасом и Кирсом?

— Нет. Кибелл — это и есть Совет. Как и Энгас, как и Кирс с начала этого года. Как я, как Реймей.

— Вы все входили в Совет, — пробормотал король Оны. — Невероятно.

— Все короли Дикта и все их приближённые всегда входили в Совет.

— Но почему я?..

— Мы все — Сыновья Аматесу, — улыбнулся Донгор. — А ты поклоняешься Донграну. Мы не посягаем на твою духовную свободу, но не обязаны доверять тайны Ордена иноверцу.

Он подошёл к стене, и ниша открылась перед ним. Реймей на несколько мгновений задержался. Внимательно посмотрев на Юниса своими тёмными глазами, он произнёс:

— Помни, мы наблюдаем за тобой. Всегда.

Судорожно сглотнув, Юнис кивнул и невольно прикрыл рукой своё горло. Братья скрылись в нише, и панель закрыла её. Юнис вздохнул и покачал головой. Как ни странно, ему стало легче. Может, потому что он понял, что рядом есть сила, способная заменить Кибелла.