Диктиона. Пламя свободы

Ночь Бдения Аматесу

I

В эту ночь ничто не нарушало безмолвия королевского сада. Пышные кроны деревьев застыли в рассеянном свете ярких звёзд. Даже лёгкий ветерок не тревожил торжественного покоя, заполнившего всё вокруг. Тишина окутала старинные дубы, мягко струилась по плавно изогнутым стенам дворца, втекала в огромные, распахнутые окна и проникала в души немногих бодрствующих в этот поздний час людей. Она настраивала их на спокойный, философский лад и тихонько готовила к священному таинству Бдения, раскрывающему истинную природу вещей в этом странном мире.

В королевской спальне было полутемно. Маленький огонёк свечи, стоявшей на столе, не разгонял тьму, а лишь чуть-чуть смягчал её своим ровным золотистым сиянием. Кибелл, король Дикта, правитель Лесного королевства и негласный властелин всей планеты стоял у окна и смотрел на звёзды. Это был ещё совсем не старый мужчина, высокий и широкоплечий. На его красивом смуглом лице не было ни единой морщинки, а в густых длинных кудрях цвета воронова крыла затерялось лишь несколько серебристых нитей. На его губах блуждала задумчивая полуулыбка, и взгляд был полон покоем.

— О чём думает мой повелитель? — раздался за его спином нежный голос, и тонкая женская фигурка, окутанная покрывалом длинных чёрных волос, соскользнула с ложа. Она приблизилась к нему и ласково потёрлась щекой о его плечо. — Ты думаешь о таинстве?

— Я думаю о том, что близится час Бдения, и мне придётся спуститься в глубокие храмовые подвалы. Я не буду видеть звёзд, и вместо ночной прохлады меня окружит терпкий аромат, истекающий из медных курильниц. И Сыны Аматесу будут петь свои гимны, а я все три дня и три ночи буду думать о том, как нежен твой голос, звезда моя, как шелковисты твои волосы, как мягка твоя кожа… — он закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Представляю, в какую ярость пришли бы эти ребята, если б заглянули в мои мысли!

— Ты неисправим, Кибелл! — воскликнула она со смехом. — Ты только об этом и думаешь!

— Я всего лишь жертва твоих чар, моя королева, — с усмешкой пожал плечами он и обернулся. У него были чудесные ласковые глаза, миндалевидные, тёмные и сияющие, как небо за окном. И улыбка, похожая на солнечное утро. — Мне пора, любовь моя, — шепнул он и скинул с плеч тонкую белую накидку. — Скоро явится Энгас, и снова будет рыскать по комнате, пытаясь отыскать твою ленту или уловить аромат твоих духов, а потом победно взирать на меня, ибо он-то сумел исполнить требование о трёхдневном воздержании перед таинством.

— Или просто не был пойман с поличным, как ты.

— Не исключено, — улыбнулся король и подошёл к столу, где рядом со свечой стояла чаша, наполненная отваром душистых лесных трав.

Смочив в этом отваре мягкую губку, привезённую с далёкой планеты баларов, он принялся обтирать ею тело, но его супруга решительно отобрала её и взялась за это дело сама. Её движения были мягкими, а прикосновения ласкающими. Кибелл с улыбкой наблюдал за её сосредоточенным личиком, а потом осторожно взял двумя пальцами за подбородок,

— Тебе что-то нужно от меня, счастье моё?

— О чём ты? — она удивлённо взглянула на него. — Разве я не люблю тебя? Разве я не расстаюсь с тобой на долгие три дня? И разве не мой долг ухаживать за тобой?

— Шила, козочка моя, ты сегодня ведешь себя как ангел небесный. Не знаешь, чем мне угодить и как услужить. Это так не похоже на тебя. Меня смущает то, что сегодня моя нежная кошечка не выпускает коготки и не пытается расцарапать мне если не физиономию, то хотя бы спину. Выкладывай, что тебе нужно, пока я ещё здесь.

— И ты исполнишь мою просьбу? — промурлыкала она, кротко опустив ресницы.

— Всё будет зависеть от просьбы.

— Ты полчаса назад обещал сделать всё, что я попрошу! — нахмурилась она.

— Не помню, — улыбнулся он.

— Не важно, Кибелл! — воскликнула Шила и швырнула губку в чашу. — Ты обещал! Я понимаю, что бывают моменты, когда даже ты не можешь контролировать себя, но это ничего не меняет. Слово короля, даже данное в бреду, — это закон.

— Если судить по твоему тону, мне совсем не захочется исполнять твою просьбу, — заметил он, снова берясь за губку. — Тем не менее, я тебя слушаю.

— Ты не будешь сердиться на Кирса. — требовательно произнесла она, но в её голосе прозвучала мольба.

— Не буду, — согласился он, но тут же добавил: — Однако по возвращении на Диктиону он будет наказан.

— Кибелл! — гневно воскликнула она.

— Шила, — спокойно и твёрдо произнёс он, — слово короля — это закон для каждого в моём королевстве. Мой сын не является исключением. Я приказал ему явиться сюда на церемонию Бдения Аматесу. Он предпочёл остаться на Пелларе и принять участие в гонках космических катеров. Такое легкомыслие простительно для ребенка ремесленника, но никак не для взрослого мужчины, которому я собирался передать королевский венец.

— Я уверена, что гонки тут ни при чём! — жалобно проговорила Шила, наблюдая за энергичными движениями мужа. — Он мог не успеть. Ты отправил моего мальчика так далеко! В чужой мир.

— Он прекрасно там освоился. Пожалуй, даже слишком хорошо. Твой малыш не из тех, кто теряется. Уж Кирс-то мог рассчитать всё точно и явиться вовремя. Он сам управляет прекрасным звездолётом, подаренным ему Алкорским Великим Тираном. Его ушастый дружок лихо гоняет на своём скоростном катере и в любом случае мог доставить его сюда. Я уж не говорю о том, что любой из быстроходных звёздных кораблей Алкорского Посольства на Пелларе в его распоряжении. Он просто не подчинился. Ему важнее выиграть приз. Из него выйдет хороший гонщик, но судьбу своей страны и всей планеты я ему не доверю!

— Ты собираешься лишить его права наследования? — испуганно воскликнула она. — А как же пророчество о том, что его правление станет великим и переломным? Ведь все пророчества Великой Звёздной Воительницы сбылись.

— Понятия не имею, — пожал плечами Кибелл. — Мне она тоже говорила, что Кирс — настоящий алмаз в короне Диктионы. Но такое легкомыслие…

— Он ещё молод… — сладко заворковала Шила, снова подступив к нему. — В молодости все совершают ошибки. А Кирс совершает их реже, чем другие.

— Он — не другие.

— Ну, вспомни себя в его возрасте.

— Себя? — усмехнулся он, и спустя мгновение его усмешка превратилась в немного смущённую улыбку. — Да… Ты умеешь убеждать… Ладно. Я прощаю его, но это первый и последний раз.

— О чём ты вспомнил? — насторожилась она.

— Это было давно и очень глупо. Поэтому я и прощаю своему сыну его глупость. Ты должна быть довольна.

— Я довольна, — улыбнулась она. — И не только твоим великодушием по отношению к нашему несчастному мальчику, заброшенному на чужбину, — она снова с томным видом прильнула к нему. — Сегодня я довольна всем, что исходит от тебя. О, Кибелл! — её голос напоминал страстное рычание тигрицы. — Я обожаю тебя, мой король. Ты самый прекрасный из всех королей в этой Галактике и во всех других галактиках!

— Ну, для тебя так и должно быть! — рассмеялся он, обнимая её. — Но мне действительно пора, Шила. Не хватало, чтоб ещё и я опоздал на церемонию.

— Ещё поцелуй! — потребовала она.

Раздался стук в дверь.

— Как всегда вовремя, — пробормотал Кибелл и припал губами к губам жены. Стук повторился. — Сейчас! — крикнул король и шепнул: — Ступай к себе, любовь моя.

— Я люблю тебя, — выдохнула она.

Король разжал объятия, и королева направилась к маленькой дверце за ложем, но её рука напоследок мягко скользнула по его груди. Перехватив её, он снова резко притянул Шилу к себе и обнял.

— Три дня без тебя… — прошептал он.

— Боги требуют жертв, — улыбнулась она. — Но я тоже буду скучать.

Он поцеловал её на прощание и отпустил. Подождав, пока дверца за ней закроется, Кибелл снова набросил на плечи белую накидку и отпер дверь.

Мужчина, вошедший в спальню, был полной противоположностью своему повелителю. Он был хрупок, белокур и голубоглаз. Положив изящную руку на эфес меча, он осмотрелся по сторонам и радостно улыбнулся.

— Так я и думал! Истина воздержания вновь не открылась моему королю.

— Я оставлю все эти озарения на потом. Когда мне будет лет семьдесят я, может, и смогу выдержать три дня. Если и Шиле будет около того, — проворчал Кибелл и, скинув накидку, начал одеваться.

— Ну, чёрт с ним с воздержанием, — пробормотал Энгас, озабоченно глядя на короля. — Но ты мог бы поспать несколько часов. Нам бодрствовать три дня и три ночи.

— Я выдержу.

— Как знаешь… Я о тебе забочусь.

— Спасибо, но оставь это Реймею. Моё здоровье — его забота.

— Конечно… — Энгас присел на скамью возле окна, внимательно глядя на короля. — Ты бледен.

Кибелл замер и бросил взгляд на друга.

— Извини, — пробормотал Энгас, пожав плечами. — Я наверно всё ещё не оправился от того кошмара. Ты сильно напугал меня два года назад, когда чуть не умер.

— Я понимаю, — тихо произнёс король. — Я сам тогда испугался. Но теперь всё в порядке, и я здоровее, чем был когда-либо.

— Да. Это хорошо, — рассеянно кивнул Энгас. — Зачем ты берёшь меч?

Кибелл взглянул на пояс с ножнами, поблескивавший в его руках. Он уже облачился в тёмно-бордовый, вытканный алым золотом костюм, и по привычке взялся за оружие.

— Мы идем в Святилище Аматесу, — напомнил Энгас.

— Да, — задумчиво согласился Кибелл. — А твой меч?

— Я сниму его у входа и отдам монахам. Но не раньше. Кто-то должен защищать короля по дороге в Храм.

— От кого? — озабоченно поинтересовался Кибелл.

Энгас со вздохом пожал плечами и, поднявшись, принял из рук Кибелла пояс с ножнами. Тот с улыбкой смотрел на него.

— Ладно, дружище, — наконец произнёс король. — О чём сплетничают во дворце?

— Обо всём понемножку. В основном всё крутится вокруг церемонии. Посол Алкорского Великого Тирана снова просил разрешения присутствовать там.

— Ты объяснил ему, что не всё в этом государстве решаю я? Его просьба передана Сыновьям Аматесу, но жрецы молчат. Я не в силах повлиять на их решение.

— Я объяснил, но он не понял. На Алкоре светская и религиозная власть находятся в одних руках.

— Не вижу в этом ничего хорошего, — заметил Кибелл и, подойдя к большому резному ларцу, достал оттуда парадный королевский венец. — Наш брат Король Оны Юнис будет на церемонии?

— Конечно. Я виделся с ним час назад. Он трезв и свеж, несмотря на то, что празднует свой приезд в Дикт уже неделю. Правда, его свита спит в пиршественном зале, сложенная штабелями.

— Обойдётся и без свиты. Наверняка кто-нибудь из его горных козлов попытался бы протащить в Храм оружие. Представляю реакцию Хэрлана.

— А король Болотной страны Эдриол не прибыл.

— Не удивляюсь. У них свои боги. Хотя, мог бы проявить родственные чувства.

— Принца Кирса тоже нет.

Кибелл возложил венец на свои густые кудри и взглянул на Энгаса.

— Я это заметил.

— Ты же велел ему прибыть.

— Да. Подай мне плащ!

Энгас взял со скамьи тёмный, атласно переливающиеся плащ и накинул его на плечи короля, после чего аккуратно закрепил чеканной пряжкой на груди.

— Ты его накажешь?

— И не подумаю.

Энгас усмехнулся и демонстративно взглянул в сторону ложа.

— Конечно. Принц Кирс — подлинный алмаз в короне Диктионы.

— Совершенно верно. К тому же желание победить в гонках — это ещё не пьяные скачки нагишом на краденых лошадях.

— Пожалуй, — ничуть не смутившись, кивнул Энгас. — Кирс для этого слишком умён. Но всё же ты его балуешь. Отправил учиться чему-то непонятному на далёкую и чужую планету, отказав Сыновьям Аматесу в их просьбе послать с мальчиком одного из монахов. Там он был обласкан алкорцами, которые жаждут принять Диктиону под своё покровительство. А теперь он просто пропустил мимо ушей твой приказ и нарушил закон Дикта, предписывающий всем мужчинам королевской семьи присутствовать на церемонии. Что будет дальше?

— Надеюсь, ничего страшного. Я отправил его на нейтральную планету учиться тому, что должен знать правитель, чье государство вступает в звёздное содружество. Ни я, ни Диктиона пока к этому не готовы, а он должен подготовить себя к этому, чтоб затем подготовить всех нас. Среди тех, кого монахи хотели послать с ним, я не нашёл никого, кто мог бы быть для него хорошим другом и советчиком. Подходил только Хэрлан, но он нужен мне здесь. Остальные могли бы стать шпионами при нём или стесняли бы его ненужными требованиями. В результате он стал бы раздражаться, увиливать и лгать. Диктиона казалась бы ему дремучей планетой, мешающей его развитию. При шпионе он чувствовал бы себя скованно и ещё более одиноко. А так он скучает по родной планете, любит её и прощает ей некоторые недостатки. К тому же, благодаря любезности послов здесь и на Пелларе, я имею возможность каждые пять дней видеть его и говорить с ним столько, сколько захочу. Устройства связи наших друзей столь совершенны, что создаётся такое ощущение, словно мы находимся в одной комнате. Мальчик рассказывает мне о своей жизни и успехах, а я могу оценить, насколько он изменился, нет ли в его поведении чего-либо настораживающего и при необходимости дать ему совет.

— Или приказ, к которому он отнесётся с пренебрежением.

— Если он не сумеет дать мне убедительное объяснение этому поступку, его обучение будет прервано, он вернётся на Диктиону, и я поручу его дальнейшее воспитание красным монахам.

— А если он откажется вернуться?

— Я отрекусь от него, и, если Аматесу не подарит мне другого сына, оставлю престол дочери. Но это уже на самый крайний случай. Не думаю, что мой сын настолько поглупеет, что поведет себя подобным образом.

— Я тоже не думаю, — согласно кивнул Энгас. — Он слишком умён и не по годам рассудителен. К тому же он любит тебя, мать, сестру и этого своего дикого дядьку короля Эдриола. И, кроме всего прочего, он понимает, что это серьёзное испытание на верность нашему миру. Если юный принц выдержит его с честью, ему безбоязненно можно будет доверить Дикт и судьбу планеты. Ты ведь и об этом думал, посылая его туда одного?

— Не преувеличивай мою мудрость! — проворчал Кибелл, расправляя складки плаща. — И идём, наконец! Нас наверняка уже ждут!

II

В этот час посол Алкорского Великого Тирана на Диктионе сиятельный граф Гаррет тоже не спал. В парадном облачении, состоявшем из тёмных суконных штанов, кожаной тонкой куртки, белотканной тоги, перехваченной на талии широким поясом, и в окованных медными пластинами сапогах, он мерил широкими шагами просторный зал предоставленного ему большого, красивого дома. Он пребывал в крайнем раздражении от этого дома, который был слишком большим и пустым, и своей красотой превосходил его собственный замок на Алкоре, от этой планеты, маленькой, похожей на Алкор, но совершенно другой, и более всего от этого короля, имевшего влияние на всю планету и не желавшего даже пальцем пошевелить, чтоб монахи пустили его гостя на загадочную церемонию Бдения Аматесу.

На самом деле и этот дом, и эта планета, и этот король кроме раздражения вызывали в нём и искреннее восхищение. Маленькая Диктиона, колонизированная и обжитая некогда алкорцами, а затем утратившая связи со своей прародиной, поражала его своей гордостью и самостоятельностью, развитие её пошло несколько иным, чем на Алкоре, путем. Её в течение сотен лет пытались поработить захватчики из далёкого космоса, а она сохранила свою красоту и свободу. Отправляясь сюда, граф Гаррет ожидал, что король полудикого проалкорского племени, не имеющего космических технологий, вырванный к тому же из когтей смерти алкорскими врачами-биоэнергетиками, с радостью примет покровительство Великого Тирана. Но не тут-то было! Не проявляя неблагодарности, этот человек всё же твёрдо дал понять, что не позволит кому бы то ни было вмешиваться в дела своего народа. Он отверг блага современной цивилизации, заявив, что его планета пока не готова принять такие дары, и начал внимательно и спокойно приглядываться к пришельцам. Граф Гаррет чувствовал себя под его взглядом, как в лучах рентгеновского излучения, и это беспокоило опытного дипломата. Король Кибелл не уходил от бесед, не отказывался от подарков и с интересом воспринимал любую информацию, но при этом оставался для Гаррета тайной за семью печатями. Он не говорил лишнего, подслушивающая и подглядывающая аппаратура в его дворце упорно не желала работать, а его реакцией на любые сведения о других мирах было неизменное вежливое внимание.

Граф Гаррет знал, как хотелось бы Великому Тирану получить от Диктионы признание вассальной верности. Это было бы только формальностью, поскольку Алкор давно уже был не тот, что раньше, и вряд ли смог бы использовать свои права сюзерена. Однако этого любезного жеста от Диктионы добиться не удалось. И как знать, если б Объединение Галактики не следило за порядком в этой части космоса, а Великий Тиран набрался силёнок, чтоб собрать звёздный флот для завоевания обнаглевшей бывшей колонии, неизвестно, удалось бы ему добиться покорности этих спокойных людей, которые и на пашню берут с собой мечи. И властелин Алкора гневался, топал ногами и, говорят, так тряс головой, что однажды даже уронил корону. Он гневался не на Кибелла, а на Гаррета. И зря. Ибо стоило бы ему взглянуть хоть раз в спокойные тёмные глаза местного короля, он понял бы, что подчинить этого человека не может никто, ни космические властелины, ни боги, ни сама смерть. Гаррет уважал его. Он признавал, что такая крохотная планета мала для такого гениального правителя. Он восхищался им и по-прежнему пытался перехитрить. Это было делом чести, постараться обыграть такого игрока. Но даже и проигрыш ему являлся честью. Дело, однако, осложнялось тем, что Кибелл жёстко ограничил число алкорцев, находившихся в Дикте. Он-то прекрасно понимал их цели и их возможности и постарался обезопасить себя. И в результате под рукой у посла оказался лишь небольшой штат обслуживающего персонала посольства да барон Локар, удостоенный чести зваться придворным врачом короля за то, что выхаживал Кибелла после долгой и тяжелой болезни. Именно на барона Локара граф Гаррет возлагал самые большие надежды. Тот был умён, предан Алкору и его допускали туда, куда послу вход был закрыт. Он имел больше возможностей встречаться с королём и беседовать в менее официальной обстановке. И пока его дела шли неплохо. Именно от него граф Гаррет и ждал хороших вестей. Он всё ещё надеялся попасть внутрь загадочного и величественного Храма Аматесу, но с течением времени эти надежды таяли. Бдение должно было начаться через час, но ни гонца от короля, ни самого барона Локара до сих пор не было.

Граф Гаррет подошёл к окну и взглянул в ночное небо. Ему на миг показалось, что он увидел вдали за городом какую-то вспышку, но тут же забыл об этом. Он был слишком раздражён, и к числу раздражающих факторов теперь добавился и запаздывающий Локар.

Наконец, мелодичная трель, разнёсшаяся по залам, известила о его приходе. Это мог быть только он, потому что жители Дикта понятия не имели о дверных звонках и что было сил колотили в ворота рукоятками мечей. Не скрывая нетерпения, граф Гаррет устремился навстречу помощнику и, едва увидев его, понял, что его надежды рухнули.

Барон Локар был не так знатен, как посол, и это отражалось на его внешности. Он был ниже ростом и коренаст, зато его волосы, в отличие бледно-золотистых кудрей графа, горели ярким каштановым сиянием. Да и весь его вид говорил о том, что он не только врачует чужие недуги, но и сам живёт в полном ладу со своим телом и окружающей природой.

Увидев перед собой графа, он отрицательно покачал головой и, пройдя через огромный гулкий зал, устало опустился в широкое удобное кресло, выточенное из чего-то, похожего на тёмный янтарь.

— Мне не удалось даже увидеться с ним, — произнёс Локар, наполняя кубок из высокого чеканного кувшина. — Они как всегда сомкнули ряды, чтоб не пустить меня к королю. Энгас заявил, что Кибеллу нужно отдохнуть перед утомительной церемонией. Я попытался возразить, что могу помочь ему набраться сил, и заодно проверю его состояние, но тут на моём пути возник Реймей и вежливо сообщил, что он сам только сегодня обследовал короля по той методике, которую я рекомендовал, и нашёл, что он находится в прекрасном состоянии. Что же до биоэнергетической коррекции, то королю и без того предстоит в ближайшее время пройти процедуру духовного и ментального очищения, и потому для него не будет сейчас лучшего отдыха, чем поспать несколько часов в тени дворцовых дубов. И мне нечего было возразить ему на это. Я попытался связаться с королём по подаренному ему вами коммуникатору, но ответил мне Донгор. Он сказал, что король собирается отсутствовать во дворце, и потому решено использовать это время для профилактики всей техники. Видит бог, это не займёт у них много времени! И, наконец, я решился тайком проникнуть в покои, но был остановлен красными монахами, которые были столь любезны, что препроводили меня к самому Хэрлану, а тот, выслушав меня, объяснил, что я зря рвусь к королю, поскольку ваша просьба передана Совету Храма, и только он может это решить.

— Короче, нет даже уверенности в том, что Кибеллу известно о моей просьбе? — сухо поинтересовался граф Гаррет. — Везде вы натыкались на банду Энгаса, и они вежливо заворачивали вас назад?

— У Энгаса в государстве большая власть, — согласился Локар, — но не думаю, что он действует в обход Кибелла. Боюсь, милорд, вы заблуждаетесь, думая, что при местном дворе те же нравы, что и на Алкоре. Если и говорить о банде, то это банда не Энгаса, а Кибелла. Это маленькая планета, маленькая страна и очень маленький королевский двор. Эта четвёрка, которая без конца кружит у нас под носом, отрезая от нас короля, беспредельно предана ему. Во-первых, они до сих пор находятся под впечатлением того, что два года назад они едва не потеряли Кибелла из-за синдрома биоэнергетической блокады, навязанной королю его фаворитом-предателем. Теперь они всячески оберегают его, в том числе, и от каких бы то ни было контактов, которые кажутся им нежелательными. Во-вторых, Друг Короля Энгас защищает свой статус ближайшего сподвижника короля и потому группирует вокруг него своих ближайших сподвижников, чтоб не допустить упрочения во дворце чужаков, коими являемся мы. И, в-третьих, Кибелл сам, через своих приближённых, держит нас на той дистанции, которую считает наиболее удобной для себя. Уверяю вас, он всё прекрасно знает, и если он не встретился со мной, то только потому, что не счёл это нужным.

— Но ведь это вы спасли его от смерти! — возмущённо воскликнул граф Гаррет. — На Алкоре вам поставили бы памятник!

— Повторяю, милорд, — вздохнул барон, — это маленькая и дикая, если так можно выразиться, страна. Кибелла уважают и любят все, но он не бог. Он смертный, он всего лишь первый среди равных. Мне благодарны, меня ценят, но это всё.

— Вы друг короля!

— Здесь немного необычное понятие о дружбе, — задумчиво произнёс Локар. — Оно включает несколько степеней. Второй человек в государстве зовётся не канцлером, не премьер-министром, не проконсулом. Это Друг Короля. Его титул обозначается почётными знаками, в то время, как «король» пишется обычными, этот друг — альтер эго короля. Человек, облечённый абсолютной властью и при этом обязанный, не задумываясь, пожертвовать жизнью ради короля. Есть и другие друзья короля, без титулов. Тоже облечённые немалой властью благодаря тому, что были его сподвижниками с юных лет и доказали ему свою преданность как в радости, так и в испытаниях. И, наконец, я, чужак, явившийся с небес на сияющем звездолёте, подоспевший к смертному одру Кибелла и сумевший своими странными действиями прогнать смерть и вернуть жизнь в его почти остывшее, истощённое долгой болезнью тело. Я делился с ним своей жизненной энергией, я направлял его в науке использования звёздного света для увеличения жизненных сил, я рассказывал ему о секретах врачевания недугов и развлекал рассказами о чужих мирах.

— Вы вполне могли бы занять своё место в его окружении!

— На Алкоре — да. Если б меня раньше не отравили тамошние энгасы и реймеи. Но здесь не Алкор. Я ничем не рисковал, но и не смел надеяться на многое. Я чужак. Мои действия загадочны и непонятны. К тому же я явился оттуда, откуда Диктиона в течение целого тысячелетия ждала только врагов.

— Но вы необходимы королю! Вы его врач!

— Я удостоился этого титула наравне с Реймеем! — оскорблённо воскликнул Локар. — Но именно он был, есть и будет врачом Кибелла. Не я, а он! Потому что он был другом его детства, он лечил травами его юношеские ссадины и синяки, он врачевал его раны и уравновешивал с помощью своего искусства его некогда необузданный нрав, — гнев алкорца пошёл на убыль, и голос стал спокойнее. — Он в течение нескольких лет терпеливо и упорно отодвигал роковой час и всеми доступными ему средствами боролся с неведомой болезнью Кибелла, и, наконец, именно он в течение нескольких часов стоял в его изголовье, пытаясь облегчить его предсмертные страдания. Вы понимаете, почему он, а не я, является придворным врачом? К тому же Реймей не так дремуч, как может показаться. Он прекрасный травник, разбирается в минералах и весьма сведущ в биоэнергетике. Я всегда с удовольствием беседую с ним на равных и уверяю, почерпнул от него много нового. И при этом выболтал ему столько своих секретов, что теперь он вполне может обходиться без меня. Он такой ученик, о котором можно только мечтать. Но он использовал то, что узнал, для того чтоб оттеснить меня от короля, и из-за этого я в бешенстве!

— Да, — вздохнул граф Гаррет. — Эти люди оказались неожиданно крепким орешком. Мы зря понадеялись на их дикость и не учли, что за их спокойной молчаливостью кроется осторожный и пытливый ум. Тот же Донгор! Придворный механик, ведавший какими-то лифтами, ловушками и потайными ходами. Мы и оглянуться не успели, как он разобрался в основах электроники и кибернетики и выпроводил из дворца наших техников.

— И так во всём, — кивнул Локар. — Что-что, а ума и осторожности им не занимать. Мы забыли одну важную деталь. Диктионцы в течение столетий отбивали космическую агрессию, имея на вооружении только мечи и луки. И это не случайность. Вся их жизнь — это неусыпная готовность к отражению любой агрессии извне. И победить их сложно именно потому, что они полагаются на себя и друг на друга. И не доверяют чужакам,

Граф Гаррет печально кивнул. Локар смотрел на него с сочувствием.

— Бросьте, милорд, — произнёс он утешительно. — Далась вам эта церемония! Что проку, если вы попадёте туда?

— Не скажите, барон, — вздохнул граф. — Это важно. Диктионцы хитры и замкнуты, и всё же они на виду. Меня могут не допустить к королю, но я могу гулять по дворцу в любое время. Но есть тайна, которую они хранят свято. Это Орден Сыновей Аматесу.

— Что в нём таинственного? Монашеский орден, некогда призванный поддерживать соглашение между королями о недопустимости внутренних войн и поединков. Они — часть общей стратегии обороны от баларов. Только и всего. Они действуют в полном согласии с волей короля.

— Или король действует в согласии с их волей? — перебил посол. — Всё не так просто. В руках красных монахов сосредоточена слишком большая сила, и при этом они не пользуются своей властью открыто. Они — мощная, постоянно действующая армия. Они контролируют всё, и при этом ничего не диктуют… Почему?

— Я мог бы вам дать тысячу ответов на ваши политические вопросы, — усмехнулся Локар. — Но я же могу вам задать несколько вопросов, на которые вы не сможете дать ответы.

— Например? — нахмурился граф.

— Почему все Воины Аматесу — смуглые, скуластые и узкоглазые, хотя у других жителей Диктионы такое сочетание признаков встречается крайне редко? Почему нет женщин с такой комбинацией внешних признаков? Почему Орден яро воспротивился обследованию нашими медикологами своих членов? И, наконец, почему у короля Дикта присутствуют генетические отклонения, которые можно было бы назвать атавистическими, если б не его общее развитие, явно превышающее средний и даже высокий уровень его подданных?

— Что это за отклонения? — воскликнул Гаррет.

Ответить Локар не успел. Снизу раздались громовые удары. Кто-то яростно колотил рукоятью меча во внешние ворота дома. Граф Гаррет встрепенулся и с надеждой взглянул на помощника.

— Не знаю, — барон пожал плечами в ответ на его немой вопрос. — Может быть… Я уже ничему не удивлюсь.

Посол стиснул до хруста свои сухие пальцы. Ему стоило больших усилий не кинуться к дверям лично. Однако он дождался, пока в зал войдёт его молодой адъютант.

Юный рыцарь приблизился к графу и, склонившись в церемонном поклоне, произнёс:

— Явился гонец из храма Аматесу. Он говорит, что ваша просьба удовлетворена, и вы можете присутствовать на церемонии. Он проводит вас туда.

— Отлично! — воскликнул граф.

— Ещё, милорд, мне поручено передать, что той же чести удостоился и барон Локар.

— Замечательно! — граф обернулся к Локару. — Похоже, ваш подопечный не забыл о вас. Идёмте!

Он шагнул к двери, но замер, увидев хмурое выражение на лице адъютанта.

— Что-то ещё, Бетам? — недовольно воскликнул он.

— Посланец заявил, что вы должны оставить всё оружие дома… Может, прикажете принести вам бластер?

— Вы с ума сошли! — взорвался граф. — И вы ещё собираетесь стать дипломатом! Запомните, если вы хотите принимать участие в игре, то нужно учиться играть по правилам противника. Ваш ум — вот ваше оружие!

— Минуту! — поднялся с места Локар и подошёл к юноше, хранившему на лице мрачное и подозрительное выражение. — Что заставило вас сделать такое предложение послу? Вас что-то насторожило?

— Бетам не доверяет нашим милым хозяевам, — раздражённо бросил Гаррет и вышел из зала, на ходу отстегивая от пояса ножны парадного меча.

Но Локара не удовлетворил этот ответ. Он снова взглянул на юного рыцаря.

— Что вас смутило, Бетам? Ведь вам известно, что вход в Храм Аматесу с оружием запрещён. К тому же это очень тихая и мирная планета.

— У меня нехорошее предчувствие, — признался тот. — Мне не понравился этот посланец. Не знаю что, но в нём есть что-то странное. Он не вошёл в дом, он не снял капюшон, он отвернулся от фонаря, который я направил ему в лицо в первый момент.

— И это всё?

— Не знаю. Что-то ещё в его облике и лице. Я не понял.

— Не волнуйтесь, — барон похлопал его по плечу. — Просто будьте начеку.

— Если вы не вернетесь к утру, я сообщу об этом на Алкор.

— Нет, — Локар озабочено покачал головой, — церемония длится трое суток, и мы в любом случае не вернёмся завтра.

— И как я узнаю, что с вами ничего не случилось? — нахмурился Бетам. — Это похоже на дьявольскую ловушку!

— С нами ничего не может случиться, — ответил ему барон и успокаивающе улыбнулся. — Уверяю, друг мой, всё будет хорошо.

Отстегнув ножны, он передал их рыцарю и вышел из зала. Граф Гаррет в нетерпении изнывал у дверей в обществе незнакомца в красной мантии, лицо которого было скрыто капюшоном. Монах стоял, отвернувшись от света, падавшего от фонаря, висевшего над входом.

— Мы опоздаем! — нетерпеливо воскликнул Гаррет.

— Успеем, — тихо, но твердо возразил монах и, сделав приглашающий жест, двинулся по широкой улице, освещённой рассеянным сиянием звёзд.

Гаррет двинулся за ним, но Локар в два прыжка настиг монаха и сорвал капюшон с его головы. Гаррет успел только заметить, как блеснули в полумраке глаза незнакомца, и барон, охнув, упал на землю. Граф ошарашено смотрел на поверженного Локара и воина, спокойно поправляющего капюшон.

— Мне очень жаль, но, похоже, ваш друг не совсем ещё разобрался в наших обычаях, — произнёс монах.

— Поверьте, я и сам удивлен его выходкой, — заметил посол, вглядываясь в красивое смуглое лицо своего провожатого.

К своему облегчению он не заметил в его чёрных глазах ни гнева, ни смущения.

— У меня приказ привести вас обоих, — произнёс тот, взглянув на лежащего у его ног алкорца. — Мне очень жаль, — повторил он. — Не следовало давать волю чувствам, но ваш друг был слишком бесцеремонен.

— Вы не виноваты, — дипломатично возразил граф.

— Я виноват, что не сумел сдержаться. И мне придётся заплатить за это, подставив свои плечи.

Он нагнулся и, легко подняв Локара, перекинул его через плечо. Они пошли дальше и, идя за ним, граф продолжал размышлять над странным поведением своего помощника. Сорвать капюшон с воина-монаха считалось оскорблением, нанесённым Аматесу, и реакция провожатого его не удивила. Однако если б он знал, что успел увидеть и понять барон Локар, он бы согласился, что эта выходка была вполне оправдана.

III

Тем временем трое других участников церемонии стояли у подножья эстакады, ведущей на второй этаж королевского дворца. Высокий и гибкий, как юноша, король Оны Юнис мечтательно смотрел на звёзды. Он был одет в просторный серебристый балахон, и его белые волосы, торчащие в искусно созданном беспорядке, напоминали оперение загадочной птицы. Он был примерно того же возраста, что и Кибелл, но выглядел старше из-за легкой сетки морщин, окружавших зелёные кошачьи глаза, и неприятной бледности узкого капризного лица.

Энгас подозрительно косился на его широкое одеяние, но Юнис словно не замечал этого. Друг Короля всё же не король, и вряд ли он вправе обыскивать другого короля. Вот Кибелл, тот мог бы без всяких церемоний задрать на своём собрате балахон, чтоб убедиться в том, что тот, как всегда, припрятал на теле парочку кинжалов. Но, к счастью, Кибелл был слишком озабочен другими делами и даже не смотрел на Юниса.

Король Дикта стоял, скрестив руки на груди, и напряжённо смотрел на чёрный круг входа наверху эстакады.

— Куда они могли подеваться? — тихо произнёс он. — Сперва не явился Кирс, теперь опаздывают эти двое.

— Ослушаться своего короля, — сокрушённо вздохнул Юнис. — Ты распустил свою свиту, мой милый. И продолжаешь распускать дальше. Года три назад ты бы рвал и метал, поднял бы на ноги и перевернул вверх дном весь дворец. А теперь стоишь и ждёшь, как будто это ты слуга, а они — короли. И заставляешь ждать меня.

— Разве я тебя держу? — Кибелл с изумлением взглянул на Юниса и, наконец, заметил его одеяние. — Опять тащишь на себе целый арсенал?

Улыбка онца стала смущённой.

— Я начал полнеть и немного стесняюсь этого.

— Тебе бы радоваться, — пробормотал Кибелл, снова поднимая взгляд вверх. — Упитанный кот выглядит куда симпатичнее драного кота.

— Кстати, о коте! — вздрогнул Юнис. — Твоё белое чудовище в клочки разодрало мой парадный плащ. Ты должен его наказать!

— Кошек нельзя наказывать, — усмехнулся Энгас довольный возможностью мелко отомстить Юнису за то, что тот неодобрительно отозвался о его запаздывающих друзьях. — Они начинают пакостить.

— Феликс действительно разорвал его пурпурный плащ? — заинтересовался Кибелл.

— Его величество король Оны повесил свой пурпур на столб, обмотанный канатом, о который его сиятельство ангорский кот Феликс соизволят точить когти, — учтиво мурлыкнул Энгас.

— Нечего разбрасывать свои вещи, где попало, — отрезал Кибелл, бросив взгляд на Юниса. — В отличие от тебя, мой кот знает, что такое порядок.

— И в отличие от твоих слуг! — фыркнул тот.

— Где они? — король Дикта резко обернулся к Энгасу. Тот невольно вздрогнул. Не то, чтоб он боялся его гнева, просто в тёмных глазах Кибелла неожиданно мелькнуло что-то похожее на те взрывы бешенства, которые так беспокоили придворных раньше. — Я действительно позволяю и спускаю вам всем слишком много?

— Не мало, — как всегда честно признал Энгас. — Но я уверяю, что ни один из нас не воспользуется твоим великодушием во зло тебе, и ты это знаешь. Если Донгора и Реймея что-то задержало, значит, это было действительно важно. Давай, пойдём к Храму. Я уверен, что они догонят нас по дороге, если уже не ждут там.

— Будем надеяться.

Кибелл развернул свой тяжёлый струящийся плащ и двинулся через площадь.

— Тебе нужно быть пожёстче со слугами, — посоветовал Юнис, догоняя его. — Они распустились. Не косись на меня. Это правда. Ты вообще слишком мягок со своими придворными, а это чревато. Весьма. Вспомни Юдела.

— Не напоминай, — передёрнул плечами Кибелл.

— Вот-вот, — кивнул онец. — Ты никого не наказываешь. Группировать силы при дворе доверяешь Энгасу. Я ничего против него не имею, он славный парень, предан тебе, но согласись, власть портит.

— Не всех, — воскликнул Энгас. — И не все онцы одинаковы. Я ещё не забыл, кто убил мою семью, но ты безбоязненно принимаешь из моих рук чашу, верно? Значит, и сам признаешь, что я не чета тебе!

— Тихо… Тихо… — умиротворяюще произнёс Кибелл, поднимая руку. — Никто не сомневается в твоём благородстве и в том, что оно — результат воспитания, полученного в Дикте. Юнис тоже не сомневается, верно? — Кибелл тонко улыбнулся, взглянув на того.

Белокурый король пожал плечами.

— Не я убил твоих родителей, братьев и сестёр. Не от меня тебя спасали, увозя из Оны в Дикт. Между прочим, мне даже нравился твой отец, а твоя старшая сестра была просто душкой. Но мой отец был не так человечен, как я. И если б не заступничество короля Эрда, сделавшего тебя Другом Принца, мой старик добрался бы до тебя и здесь. А я не стал этого делать, поскольку ты мне симпатичен.

— И к тому же в отличие от своего отца, ты, друг мой Энгас, не стремишься захватить престол Оны, — пробормотал Кибелл и обернулся к Юнису. — У вас вообще, такая путаница в законе о престолонаследовании! Ты б подумал об этом. Крови было б меньше.

— Тогда они там со скуки подохнут, — фыркнул Энгас.

— Т-ш-ш! Успокойся. — Кибелл обнял его за плечи. — Что теперь мутить воду! Твоих родных не вернёшь. Юнис их не убивал. Ты жив. Ты здесь. И я надеюсь, ты не очень скучаешь в моём обществе.

— Да уж, с тобой не соскучишься, — усмехнулся Энгас.

— Ну, вот и отлично.

Юнис задумчиво наблюдал за ними и, наконец, произнёс:

— Иногда я начинаю завидовать тебе… И если б Энгас захотел вернуться в Ону, он стал бы моим Другом.

— Я не захочу, — покачал головой Энгас.

— Я не в обиде… — вздохнул онец, взглянув на Кибелла. — Я не умею так привлекать людей, как ты. Но с Энгасом тебе повезло особенно. Я горжусь тем, что он — сын Оны.

— А я горжусь им, — улыбнулся Кибелл.

— Как можно так говорить о человеке в его присутствии! — пожал плечами Энгас. — Я же возгоржусь!

— И снова отправишься проверять гарнизоны, — беспечно откликнулся Кибелл.

Они завернули за угол и оказались перед изящной громадой Храма. Плавно изогнутые очертания его крыши напоминали в темноте распростёртые крылья парящего орла. Тихий звон бронзовых бубенчиков, раскачиваемых ветром, разносился по окрестным улицам. Красные и зелёные фонарики, развешанные под кровлей, освещали мощёную мостовую.

У высоких, окованных чеканной медью ворот никого не было.

— Странно, — пробормотал Энгас, осматриваясь по сторонам. — Ни Донгора с Реймеем, ни Хэрлана… Ни монахов.

— Может, что-то случилось? — Юнис невольно поёжился под своим балахоном.

— Что могло случиться? — нахмурился Кибелл, подходя к воротам.

— Хэрлан должен нас встречать, — произнёс Энгас, стискивая эфес меча. — Обязан!

— Стучи в ворота, — приказал Король Дикта.

— Может, вернёмся за подмогой? — предложил Юнис.

— Это цитадель Ордена, — резко возразил Кибелл. — Здесь больше воинов, чем во дворце и казармах, вместе взятых.

— Тогда нам лучше убраться, пока всё не выясниться.

Кибелл взглянул на него исподлобья. Похоже, он разделял его тревогу, но упрямо покачал головой.

— Я не могу. Ты можешь уйти. Стучи, Энгас.

Тот кивнул и, достав меч, ударил в ворота. Юнис оглянулся назад, в сторону дворца, где осталась его свита, но с места не двинулся.

Сперва было тихо, а потом ворота беззвучно распахнулись, и перед ними открылся широкий коридор, освещённый факелами. Кибелл склонился в почтительном поклоне и после этого шагнул внутрь. Впервые в жизни он входил под крышу Храма с тревогой.

Пройдя по коридору и миновав несколько залов, которые становились всё больше и величественней, они так никого и не встретили. Энгас шёл рядом с Кибеллом, стиснув в руке меч. Им всем уже стало ясно, что происходит что-то странное, если не ужасное.

Наконец, они оказались на пороге огромного сводчатого церемониального зала. И то, что им открылось, заставило Кибелла впервые за много лет потерять самообладание. Вскрикнув и прижав руку к сердцу, он бросился вперёд и замер перед осколками огромного изваяния Аматесу. Он опустился перед ними на колени и с болью смотрел на обгоревшие осколки древнего материала, напоминающего янтарь. Они дымились! Эта древесина вековых дубов была специально обработана так, чтоб не бояться огня и времени.

— Отец! — раздался сзади голос Энгаса и, обернувшись, Кибелл увидел своего друга, стоявшего на коленях рядом с телом старого жреца в красной мантии.

Седые волосы старика были залиты кровью.

— Одер? — прошептал Кибелл. Энгас поднял на него полный отчаяния взгляд.

— Нашего учителя больше нет с нами, мой повелитель. Он убит.

— Убит? — Кибелл рывком поднялся на ноги.

— Тут ещё несколько… — послышался из другого конца зала голос Юниса. Его балахон мелькнул в свете факелов, когда он зашёл под арку бокового предела. — Их тут много, Кибелл! Они все мертвы.

— Если не хотите, чтоб вас постигла их участь, опустите оружие и поднимите руки! — грянул под сводами отчетливый приказ.

Повернувшись на его звук, они увидели незнакомого человека в странной одежде. Его чёрные волосы были коротко пострижены. Смуглое лицо хранило суровое выражение, а большие чёрные глаза холодно блестели. На его плече сидел большой чёрный филин с рыжими пятнами. И едва Энгас сделал резкое движение, он сорвался с места и со скоростью снаряда бросился на него. Энгас едва успел прикрыть лицо рукой и рухнул на пол, сбитый с ног. Птица с клёкотом пролетела дальше и, сделав по залу круг, уселась на плечо хозяина.

Кибелл хмуро взглянул на незнакомца и опустился на колени рядом с Энгасом.

— Возьми мой меч… — простонал тот.

Его рука была разорвана когтями птицы.

— Это бесполезно, — тихо ответил король. — Не будем делать глупостей.

Он зажал ладонью рваную рану на руке друга и закрыл глаза. За прошедшие два года он успел многое узнать о том мире, что простирается за границами его солнечной системы. Он с интересом изучал чужие культуры, их нравы, жизнь, историю, войны и просто оружие. Тот, кто стоял перед ним, был наёмником, и в руках у него поблескивал сталью импульсный автомат ормийского производства «Шаби-Шах».

Юнис всё это видел. Он стоял в полумраке бокового предела, и голова у него слегка кружилась от запаха крови. Он уже понял, что по милости Кибелла угодил в опасную переделку, но он не был трусом и не мог покинуть в беде друга. Прикинув расстояние до вооруженного незнакомым оружием человека, Юнис решил, что легко добросит кинжал. Запустив руку под балахон, он сжал пальцами тёплую ониксовую рукоятку, и в следующий момент уловил сзади движение. Не успев ничего предпринять, он замер, почувствовав у горла холодок стали.

— Даже не думай, — мурлыкнул у уха нежный мальчишеский голос и, чуть повернув голову, он увидел огромные зелёные глаза и блеск мелких изумрудов, вставленных в длинные белые клыки.