Das ist Grey (всё началось с иго-го)

Глава 28

=*=

Шесть часов. Шесть долбаных часов небо рвало на куски громами и молниями без передышки, пока сверху лилось так, будто кто-то там наверху решил устроить генеральную стирку всего континента разом. А ветер? О, этот мерзкий, шквальный, порывистый ублюдок, который срывал крыши как фантики. И это я ещё не говорю про осадки. Дождь… когда облачный фронт добрался до дворцового города, он принёс с собой стену воды, будто кто-то решил: «А почему бы не вылить сразу всю годовую норму осадков?». Видимо, строители города не рассчитывали, что за первый же час на нас обрушится полметра воды. Полметра! Это же не дождь — это натуральный потоп библейских масштабов. А учитывая ту воду, которая скатывалась с уцелевших крыш… ливнёвка захлебнулась.

Когда грозовой фронт наконец-то сместился, стало чуть полегче — молний больше не было, да и ветер подуспокоился, но дождь… Дождь решил остаться. Видимо, проникся атмосферой апокалипсиса. Теперь он лил более гуманно, всего по десять сантиметров в час — сущий пустяк, правда?

Три дня. Трое суток безостановочного ливня, потопившего улицы, подвалы и даже чью-то веру в лучшее. Теперь мы все ходим по колено в воде, разгребаем завалы и подсчитываем потери. А потери есть. Несчастные случаи… Кто-то угодил под молнию — и привет, печеная конина. Кто-то не удержался на копытах, угодил в поток и захлебнулся грязью — не самое приятное завершение жизненного пути, скажем так.

И знаете, что нас всех спасло от ещё более эпичного краха? Паранойя архитектора, который проектировал этот город. Без понятия, кто закладывал этот город, но этому пони я бы поставил самую большую амфору крепленого сидра. Или что он там любил? Видимо, в глубине души этот гений ждал конца света вкупе с нашествием инопланетян, потому что благодаря его проекту город не превратился в одно сплошное подводное царство. Да, ливнёвки захлебнулись к концу первого часа, но сорванный местами настил дорог оголил явные отбойники и систему отвода воды. И хоть это всё было рассчитано на подтопление, а не дождь…

С наступлением темноты мы валились с копыт там, где удавалось урвать клочок сухого места, и спали, как убитые. Не до удобств, не до подушек — если под тобой не хлюпает, уже роскошь. Сон был тяжёлый, без сновидений, как у пони, которых загнали до изнеможения. Ни мыслей, ни тревог — только темнота и ощущение, будто тебя засосало в трясину усталости.

А утром — поднимай тушку и давай, снова в бой. Утренняя трапеза? Люксовый завтрак в лучших традициях выживальщиков: вчерашняя холодная каша, успевшая впитать в себя всю тоску этого мира, и хлеб, который с каждым днём становился всё жёстче — ещё пара суток, и им можно будет штурмовать крепости. Хотя, чего это я? У нас было достаточно влаги, чтобы размочить его. Но, вот в чём юмор, хоть мы и ходили по брюхо в воде, но вот с питьевой водой было плохо.

Так что, закинув в себя этот скромный набор радостей, мы вновь отправлялись проявлять коллективный героизм. Лошадиная солидарность в действии: кто-то расчищает завалы, кто-то вытаскивает из воды очередную неудачливую жертву стихии, кто-то пытается восстановить хоть какую-то инфраструктуру. Весь город — один сплошной муравейник, только вместо муравьёв — уставшие, промокшие до костей пони, которые уже забыли, каково это — быть сухими и сытыми.

И так почти неделю. Семь дней, слитых в один сплошной водянистый кошмар, где сменялись только лица и масштаб бедствий.

— Крупом своим серым чую, смыло нашу хатку, как есть смыло, — взгрустнул я под конец аврала, вдруг осознав, что спасаю дворец принцессы, а не свою личную фазенду. Где-то там, внизу по течению, среди обломков мостов и утопленных повозок, возможно, сейчас плывёт моя скромная обитель, гордо раскачиваясь на волнах, словно лодка без весел. Приятная мысль, нечего сказать.

— Фрейя, как думаешь, чёрная нас приютит, если что?

И не успела моя любимая открыть рот, как из-за груды коробок, словно черт из табакерки, выскочила та самая чёрная — Патина Игнис собственной персоной. Появилась она стремительно, грациозно, с тем самым взглядом, от которого у простых смертных обычно хвост становится чуть тяжелее от тревоги.

— А куда я от вас денусь, дорогие мои? — протянула она с той самой ленивой, хищной улыбкой, от которой непосвящённый мог и под себя сходить.

Принцесса приобняла Фрейю, чем вызвала у моей кобылки усталую улыбку, и уточнила:

— Так что там с домом? Мне ничего такого не докладывали. Насколько я знаю, только твоё водяное колесо смыло, но его на берег вытянули.

Я сглотнул. Колесо. Водяное. То есть не дом, не мастерская, не весь этот мой скромный, но уютный быт, а только колесо? Прямо чувствую, как тяжесть уходит с души… и оседает где-то в районе копыт.

— Ну, вот и первые потери, — протянул я философски, шлёпая по неглубокой, но сплошной луже. Вода, конечно, уходила, но не так быстро, как хотелось бы.

— Тут, видимо, всю страну чуть не смыло, — начала было Патина, но вдруг осеклась, прищурившись, словно разглядывая нечто невидимое. — Вот словно и без этой стихии проблем не было. Надеюсь, соседей потреплет не хуже, иначе беда.

Я поднял бровь.

— Ты это… Принцесса, ты сейчас как правительница переживаешь или как злопамятная кобыла?

Она ухмыльнулась.

— А почему одно должно мешать другому? Когда у соседей беда, первейшее дело — устроить налёт, — фыркнула Патина, блеснув глазами. — Плохо, если этот налёт будет против тебя самого.

Я только хмыкнул. Прямо слышу, как где-то вдалеке застонали какие-нибудь несчастные дипломаты, которым теперь придётся объяснять соседям, что это была не экспансия, а вынужденное перераспределение ресурсов в пользу нуждающихся.

— К счастью, — продолжила принцесса, задумчиво покачивая головой, — судя по листу ротации, на угрожаемых направлениях стоят самые устойчивые части. Так что если кто и попробует к нам сунуться, огребёт очень быстро.

— Страшно подумать, что с посевами… — пробормотала Фрейя, в голосе которой звучала та самая тихая, но отчаянная боль кобылки, осознающей масштаб будущего продовольственного кризиса.

— Даже если озимые погибли, попробуем яровые, — фыркнула Патина. — Но беда в другом — на этот год у нас был заложен двойной резерв.

— А на следующий? — полюбопытствовал я, прикидывая, что будет, если этот потоп повторится.

— А на следующий год попытка будет только одна, — вновь фыркнула принцесса и смерила меня задумчивым взглядом. — Либо отложим её ещё на год и посидим на диете от нашего великого предка.

Я поморщился. Склады это всегда хорошо, но если дворец так потрепало, то, что с остальными? Что с ангарами?

— Как мне отчитались после ревизии, склады в целом не пострадали, — продолжила Патина, словно прочитав мои мысли. — Так что запасов нам хватает. А ситуацию в полисах узнаем позже.

Вот это «позже» мне как-то не понравилось. Особенно в сочетании с тоном, каким это было сказано. Если у самой принцессы не все данные на копытах, значит, где-то ситуация может быть… мягко говоря, не самая радужная.

— Думаешь, после такого потопа всплывут косяки «на местах»? — уточнил я, искоса глядя на Патину.

Принцесса вновь попыталась фыркнунь, но лишь чихнула, раздраженно тряхнув головой.

— Я не думаю, я знаю, что всплывут. Вопрос только в том, насколько крупные будут косяки, и придётся ли мне подвешивать знакомых.

Слово «подвешивать» заставило меня прищуриться. О да, местное законодательство… Очень, скажем так, прямолинейное. Когда я был человеком, я мог бы предложить пару-тройку… десятков кандидатов на подобную «воспитательную меру», но, увы, своей личной чёрной кобылы у нас не нашлось.

— Ладно, основной ажиотаж сошёл, идёмте ко мне, поработаем с документами, — буркнула Патина и уверенно похлюпала по воде в сторону своей резиденции. Ну а мы, соответственно, похлюпали за ней.

— Долбаная вода, — пробормотал я, уже даже не пытаясь поджимать хвост. Какая разница, если он уже давно мокрый и волочится за мной, как верёвка с тряпьём? Хуже когда он прилипает к заднице. Впрочем, кобылки тоже от этого страдают.

Так и шли, пока не дошли до здания инквизиторов. И тут я встал как вкопанный.

— А человека из камеры выпустили? Или он всё ещё там? Кхм… плавает.

— Я не в курсе, — Патина слегка нахмурилась и свернула к зданию инквизиции.

Пройдя мимо входа, она, не колеблясь ни секунды, сунула морду в ближайшее окно-бойницу, которое едва торчало над водой, и принюхалась.

— Падалью не пахнет. Значит, всё-таки, не забыли.

— Ну и славно, — кивнул я, задумчиво глядя на серую воду у копыт. — Не хотелось бы так по-глупому лишиться такого интересного источника информации.

— Думаешь, у нас сейчас есть время искать место её перемещения в наш мир? — прищурилась Патина, явно взвешивая, стоит ли заморачиваться этим вопросом прямо сейчас.

Я лишь вздохнул.

— Тот, кто думает только о сегодняшнем дне, обычно не доживает до завтрашнего.

Банально? Да. Но от этого не менее верно.

— Тут не поспоришь, — буркнула принцесса, и мы продолжили наш путь.

Шли молча. Тихо чавкала вода, где-то впереди бухала упавшая крыша, а вдалеке раздавался зычный голос какого-то пони, пытающегося докричаться до подчинённых.

Пройдя ещё метров пятьсот, мы, наконец, достигли нужного здания. Внутри суетились немногочисленные пони, пытаясь привести всё в порядок.

— Каждый раз, когда сталкиваюсь с чем-то нехорошим, поражаюсь прозорливости дедушки, — неожиданно произнесла Патина и провела копытом по стене. В голосе её звучала… нежность?

Я слегка удивлённо навострил уши.

— Вот сейчас смотрю на свою резиденцию и понимаю, что держать красивости на первом этаже — это и в самом деле глупость, — продолжила она. — А так… пол проверят, стены подкрасят, и секретари вновь смогут продолжить свою работу.

И правда. Всё выглядело потрёпано, но не безнадёжно. В отличие от многих домов города, резиденция выдержала удар стихии если и не на пять, то на четыре с плюсом.

— Ты часто деда вспоминаешь… Как старика хоть звали?

Патина резко повернула голову и смерила меня взглядом, в котором читалось неверие и лёгкое возмущение.

— Я всегда поражалась, насколько ты безразличен к окружающим. Но вот то, что ты не знаешь родословную кобылки из собственного табуна — это уже оторопь вызывает.

— Как ты знаешь, я и своих не очень-то помню.

— Её дед это Отец всех пони, — ответила Фрейя, вместо принцессы. — Её дед — это Ынь По.

Я моргнул.

— Оу!

Так-так. То есть вот прямой потомок мифического спасителя, великого и могучего, стоит передо мной и даже ухом не ведёт?

Вот же жизнь…

— Не делайте из меня чудовище, — деланно обиделся я, всплеснув копытами. — Лучше скажите, чем мы будем заниматься? Понятие «работа с бумагами» — оно ведь очень растяжимое.

Патина посмотрела на меня с тяжким, вселенским утомлением во взгляде, но всё же снизошла:

— Мы будем считать жалование.

— О-о-о… — протянул я, предчувствуя долгий и мучительный вечер.

— Раз секретари заняты другими делами, эту задачу нам придётся взять на себя, — продолжила чёрная кобыла, явно не испытывая энтузиазма.

— Но разве его не считают на местах? — удивился я. — Я думал, ты просто выделяешь финансы, а дальше они сами их раздают. Ну, а инквизиция и выездные проверки следят, чтобы никто не тянул копыта в казну безнаказанно.

— Вот этим мы и будем заниматься, — покивала Патина, в голосе которой уже прорезались нотки усталости. Открыв очередную дверь она продолжила: — Двадцать постоянных полков, десять полков резерва, плюс специальные роты, плюс флот береговой стражи.

Я аж уши прижал.

— А не проще навесить эту функцию на штаб? — не унимался я, надеясь, что, может быть, чудо свершится, и мне не придётся разбираться с кипами документов.

На этот раз первой не выдержала Фрейя. Она закатила глаза, сделала глубокий вдох и ругнулась. Наверное, впервые на моей памяти.

— Милейшая Фрейя права, Грей, — устало протянула Патина, приложив копыто к глазам. — Мы и есть штаб.