Время до утра следующего дня мы провели в квартире.
Многие жильцы покинули жилье, оставив собственные вещи в шкафах и сундуках. Неприятно было играть роль мародеров, но выбора не имелось — требовалось сменить гардероб на более подходящий.
Мы с Григорием переоделись в простые, но добротные вещи: грубые башмаки, плотные куртки, рубашки, штаны. На головы нашлись кепки. В таком виде нас сложно будет отличить от обычных берлинцев.
Я был уверен, что нас уже ищут по всему городу. К счастью, поглядывая временами в окно, я не замечал особой активности в этом районе, но это ничего не значило. Сегодня прошерстят одну часть города, завтра доберутся до этой. Впрочем, я надеялся, что завтра нас тут уже не будет. Сейчас же было необходимо отдохнуть и набраться сил и нам с Гришей, и боевой бабульке, и даже Марте.
Весь вечер Матильда Юрьевна разговаривала со своей внучкой. Мы с Гришей не мешали им, развалившись на кроватях в соседней квартире. Входя время от времени за очередной порцией кипятка, я слышал негромкий спокойный голос, который пояснял, убеждал, рассказывал… но сильно сомневался, что на девушку подействует одноразовая лекция, пусть и от родной бабушки.
Как я понял, старая фрау Мюллер, или как там ее звали на самом деле, перебравшись в Германию много лет назад, сменила фамилию. После 1917 года она эмигрировала из Советской России уже в солидном возрасте, и ее дочь должна была знать историю семьи, а вот внучка… ее тогда еще не было на свете, а когда она родилась, то стала урожденной Мартой Мюллер, гражданкой Германии, а после и Великого Рейха, и знать не знала о своем происхождении, о том, что она русская по крови… Почему ей об этом не рассказали — другой вопрос, но он меня совершенно не касался — это личное дело Матильды и ее дочери, которой уже не было на этом свете.
Потом Матильда заглянула к нам, и я отправил Гришку подышать воздухом. Предстоял разговор.
— Как ваша внучка, оклемалась?
— Марта разумная девочка, но ее сознание… слишком одурманено пропагандой.
— А вы не пытались этому противостоять?
Матильда вздохнула и внезапно достала из кармана платья папиросу, ловко прикурила и, вздохнув, сказала:
— Моя дочь не хотела, чтобы в Марте осталось хоть капля русского духа, и я не могла ее переубедить. Виолетта… ей сильно не повезло в семнадцатом, она стала жертвой насилия… мы тогда бежали, прихватив лишь самое необходимое, но воспоминания остались.
— Но ведь вы…
— Потом, много лет спустя, еще до войны, я повстречала кое-кого из своих старых знакомых в Берлине. Вот только в то время они уже работали на советскую разведку.
— И вас завербовали?
Матильда Юрьевна усмехнулась:
— Да кому я сдалась, вербовать меня. Старая женщина, доживающая свой век. Нет, я сама предложила свои услуги. Понимаете ли, я, если можно так сказать, переосмыслила свой подход ко всему. Да, историческая линия была нарушена — монархический строй потерпел крах, на его место пришел молодой, жадный до крови советский человек, но этот человек оказался жадным и до свершений. Ему захотелось дотянуться рукой до звезд. Сломав все, он начал активно строить новое. А кто я такая, чтобы сопротивляться естественному ходу эволюции? Родину свою я люблю и никогда ее не предам.
Ее история была мне понятна, но теперь меня интересовали конкретные вопросы.
— Вы сможете передать посылку по назначению?
Матильда кивнула:
— Это просто. Я никогда не встречалась с резидентом, я лишь оставляла сообщения или посылки в определенном месте, а потом их забирали…
— И это место?
— Главпочтамт, арендованная ячейка номер сто два на имя господина Краузе. У меня есть ключ.
Сдавалось мне, на почту придется топать лично. Вряд ли Матильда Юрьевна сможет совершить сей променад. Она выглядела плохо: темные круги под глазами, слегка трясущиеся руки, хотя старушка и пыталась это скрыть, общая бледность — я все подмечал, вот только ничем не мог помочь.
— Город будет перекрыт, — вслух размышлял я, — у меня нет документов, кроме как на имя рапортфюрера, но ими пользоваться больше нельзя. Вы тоже не в состоянии выполнить миссию…
— Я нарисую вам схему, дойдете дворами. Нужно лишь положить посылку в ящик. Дальше уже не ваши заботы.
Коготок увяз — всей птичке пропасть. Отказаться, разумеется, я не мог.
— Сделаю. Прямо с утра и пойду.
— Почта работает с девяти часов.
Все нюансы были обговорены, но мы еще долго сидели, потягивая пустой кипяток. Матильда курила уже вторую папироску.
— Как вы думаете, — спросила она, — что будет дальше? Мир погибнет или есть шанс на спасение?
Я не мог ответить однозначно. То, что Германия падет, было очевидно, но вопрос показался мне более объемным, касающимся не только текущего состояния дел, но и будущего, проблем завтрашнего дня.
Я мог бы ответить лишь одно: мы, русские, давили, давим и будем давить гадов. Во все времена, под любыми масками и личинами.
Главное, не вообразить в какой-то момент, что лишь мы обладаем авторским правом на истину. Дебилами земля полна, и дураков с инициативами на всех хватит. Под лозунгами патриотизма они пытаются протолкнуть ересь и чушь, и я часто с этим сталкивался. Разумный подход должен победить, я в это верил.
— У России всегда будет враг, — сказал я, — слишком уж неудобна эта страна для всех. Не Европа и не Азия, сама по себе. Пытается дружить с соседями, но в итоге получает лишь очередной кукиш в кармане. Но пройдет сто лет, и мы, наконец, построим свой путь. Третий путь. И вокруг сплотятся те, кому надоели ложь и лицемерие. Врагов будет много — даже больше, чем сейчас. Вся Европа попытается противопоставить себя России, плюс развалившаяся на несколько частей Америка, которая, впрочем, будет искать лишь собственную выгоду. Мы устоим, и не просто устоим, но победим. Третий путь возможен — это единственно верное решение.
Старушка кивнула.
— Хороший выбор, жаль, не доживу.
— Давайте устраиваться на ночь, Матильда Юрьевна, — я отставил кружку в сторону. — Прошу, проследите за вашей внучкой. Не хочу, чтобы она доставила нам проблемы.
— Я все сделаю, молодой человек, можете спать спокойно…
День выдался тяжелым, так что уснул я практически мгновенно, но предварительно договорился с Гришей о посменных дежурствах — не хватало еще проснуться от ствола эсэсовца, упертого в мой лоб.
Григорий выбрал идеальную позицию для наблюдения в одной из полуразрушенных квартир. Ему было видно всю улицу, в то время как снаружи он был совершенно незаметен.
Матильда и Марта улеглись в той самой первой комнате, поделив на двоих узкую кровать. К сожалению, мы не могли затопить печурку, но Гриша из соседних квартир натащил для женщин целую груду одеял — так что я надеялся, что ночь они переживут и не заболеют.
Нужно было решать, что делать с ними дальше — разумеется, брать их с собой я не собирался, но и оставлять в таком плачевном положении — тоже. Но этот вопрос я отложил на завтра, первым делом нужно все же завершить затянувшееся поручение с микропленкой.
Остаток ночи дежурил я, и ничего опасного не произошло. Пару раз по улице прошел патруль, но в дома они не лезли. Я был уверен, что нас ищут все силы города, но, вероятно, основные поиски сосредоточились в других районах — все же Матильда увела нас достаточно далеко и от Шарите, и от Фридрихштрассе. Рано или поздно доберутся и сюда, но к тому моменту нас уже здесь не будет.
С утра, наказав Грише тщательно следить не только за местностью, но и за обеими женщинами — в первую очередь за молодой Мартой, я вышел из дома.
Ветер дул со страшной силой, но снег за ночь растаял, оставив за собой несколько темных сугробов и грязь. Инструкции от Матильды были получены четкие и понятные, и я надеялся, что не заблужусь.
Пробираться в центр города пешком было не так уж и рискованно, как казалось. Все же тысячи людей шли своими ежедневными маршрутами на работу, и проверить каждого не представлялось возможным.
Я высоко поднял воротник на куртке, сунул руки в карманы, надвинул кепку как можно глубже на голову и, негромко поругиваясь, пошел в нужном направлении, как и прочие горожане. Кто-то пытался ехать на велосипедах, но это было не лучшим решением, колеса проскальзывали на мерзлой земле и булыжниках, и пара человек при мне упали. Казалось, проще всего было добираться до места общественным транспортом, но за все время, что я шел, меня не обогнал ни один трамвай или автобус.
В любом случае, пистолет оттягивал карман, а нож фон Рейсса был пристегнут к поясу, так что, в крайнем случае, я смогу отбиться.
Время было раннее, главпочтамт еще был закрыт, и я не спешил. Подумав, остановился у булочной в короткой очереди и купил себе крепкий кофе и кусок хлеба с меттом, сел за столик и с удовольствием перекусил.
Метт — сырой фарш со специями, приправленный перцем и луком, который намазывают на половинку булочки с маслом — традиционный завтрак немцев. Типа нашего тартара, но тартар в основном говяжий, а метт делается из свинины. Вкусно, но нужно привыкнуть и психологически довериться. Я-то с удовольствием ел такие бутерброды еще в том далеком будущем, но далеко не все понимают это блюдо. Так что остался доволен и вполне насытился. Надо бы на обратном пути прикупить немного еды женщинам и Грише.
Удивительное дело — город страдал от кризиса нехватки продовольствия, еда выдавалась в основном по карточкам, но в этом кафе все было, словно в довоенное время. Все же точки общественного питания еще имелись, несмотря на явный общий кризис с продуктами.
Маршрут, составленный Матильдой, был идеален, он позволял избегать чрезмерно людные дороги и удачно огибал блокпосты. Боевая старушка все продумала заранее, исходив весь Берлин вдоль и поперек. Она нашла и пути отхода практически с любой точки города, и места во всех районах, где можно пересидеть пару ночей.
Я подошел к главпочтамту через пару минут после открытия, чтобы не мерзнуть на улице и не мозолить глаза местным полицейским.
Внутри было тепло, и уже собралась небольшая очередь. Но мне требовались почтовые ящики до востребования, которые располагались слева от входа. Их было штук тридцать, и я быстро отыскал нужный.
Ячейка под номером сто два — верхний ряд, вторая слева. Ключ подошел. Внутри было пусто.
Кинул пленку внутрь, запер ячейку, вышел на улицу.
Поручение выполнено!
Я глубоко выдохнул и вновь вдохнул, вбирая в легкие свежий воздух. Дальше — не моя забота, кто-то придет и заберет микропленку, передаст ее дальше и дальше, и в итоге она доберется до Москвы. Я очень на это надеялся.
Теперь обратно к своим, а дальше будет видно. Может, Матильда подскажет, как лучше выбраться из Берлина. Учитывая ее активность, я был уверен, что у нее найдется пара идей и на такой случай.
От угла дома мне навстречу двигался мужчина среднего роста — полупальто, шляпа, кожаная папка подмышкой — ничего примечательного. Я не обратил бы на него внимания — обычный служащий, спешащий на работу, — но что-то в его походке — плавной, скользящей — привлекло взгляд.
И тут же почувствовал — опасность! Еще не понял, исходит ли она от этого человека или от кого-то другого, но тут же сбежал по ступенькам с крыльца и быстрым шагом пошел по улице, свернув в первую попавшуюся подворотню и спрятавшись там за мусорным баком.
Хорошо, что снег уже растаял и следы сложно было прочитать — лишь разводы в грязи и лужах.
Главное — не высовываться раньше времени, иначе схлопочешь пулю.
Послышались тихие шаги… выждать немного… раз… два… три…
Я резко вынырнул из-за бака, схватил клиента за грудки и перебросил его через бедро, почувствовав, как нож прошел в сантиметре от моей шеи.
Лихо он действует!
Я навалился сверху, выкрутил руку, нож выпал на землю. Еще чуть сдвину захват — сломаю в локте. Но оставался вопрос: кто он? Вдруг все же свой? Нет, маловероятно, сразу стал бить ножом насмерть. Если бы попал — без шанса.
— Ячейка сто два! — прохрипел мужчина. — Ячейка сто два!
Я перевернул его мордой вверх, надавив коленом на грудь. В таком состоянии он напоминал лягушку на занятиях по биологии, которую требовалось четвертовать. Девочки визжали, да и не все мальчики справлялись с этой задачей… я — легко.
— Говори! Быстро! Кто послал? Кого ждали?
— Любого, кто придет к ячейке, — он и не думал отпираться. — Приказ был взять живым!
Думай-думай-думай! Получается, что пленку я отдал прямо в руки врагам, а на выходе меня собирались схватить. Но не силами же одного человека?
Я резко развернулся, чуть припав к телу моего соперника — как раз вовремя. Еще трое вбегали в подворотню. Пистолет уже был в моей руке. Прикрывшись телом, как щитом, я открыл беглый огонь.
Стрелять я умел и обычно не мазал. Двое упали еще на бегу, третий успел укрыться за штабелями ящиков и начал стрелять в ответ. Причем, попал. Вот только не в меня, а в мой «бронежилет». Мужчина дернулся и осел в моих руках.
Шайзе!
Позиция для стрельбы у меня была самая отвратительная — весь на виду. Любой мало-мальски грамотный стрелок снял бы меня на раз-два. Но последний противник поверил, что уже победил, высунулся из-за досок и тут же нарвался на мои пули. Две в корпус, одна в голову. Готов.
Все произошло настолько стремительно, что вокруг даже не успела начаться паника. Не звучали сирены, не кричали люди.
И я должен был этим воспользоваться.
Пленка!
Я не мог ее оставить в чужих руках. Сейчас, когда стало очевидно, что ячейка ненадежна, лучше было забрать ее себе.
Обшарив карманы того, с кем я успел поговорить, и не найдя там ровным счетом ничего, я пришел к выводу, что пленка еще на почте. Видно, группе захвата дали знак, что брать нужно вот того человека, и не более…
Быстро покинув подворотню, я вернулся в здание Главпочтамта, подошел к ящику и вновь открыл его ключом.
Пусто!
Твою ж налево, да с переворотом! Так я и думал! Содержимое успели изъять, но кто?
Оставив ящик открытым, я в три шага вошел в основной зал. За стойкой стояли две девушки, к которым вела короткая очередь из посетителей. Я проигнорировал людей, подошел к ближайшей работнице и спросил:
— Кто забрал содержимое ячейки? Отвечай!
Для наглядности продемонстрировал пистолет, и она мне тут же жестом указала на дверцу за ее спиной. Понятно, секретная комната.
Вокруг завизжали женщины, но я даже не повернул головы.
Подойдя к двери, я ногой выбил дверь, тут же заглянув внутрь.
Крохотная комнатушка, в которой царствовал мужчина в пенсне. Вокруг валялись сотни распечатанных писем. Мужчина как раз пытался на свет рассмотреть содержимое моей пленки.
Я впечатал его в противоположную стену, подхватил микропленку, аккуратно свернул ее и сунул в футляр.
Дознатчик вырубился, ударившись головой, но он был мне не нужен.
Я выскочил в общий зал — там уже было пусто. Клиенты сбежали, работницы тоже.
Миновав короткий холл, я оказался на улице. На меня показывали пальцами, но близко никто не смел подойти.
Собраться с мыслями, вспомнить схему квартала. Вперед!
Я успел убраться до приезда полиции. Они, конечно, быстро найдут убитых агентов — интересно, какого ведомства? Но на этом вновь потеряют след. Вычислить меня они не смогут — не хватает данных.
Отходил я со всей осторожностью, перепроверяясь десятки раз. Еще не хватало привести случайный хвост на адрес, где мы укрылись. Все это время я лихорадочно размышлял — что дальше? У меня вариантов не было, у Матильды Юрьевны, полагаю, тоже. Никак я не мог избавиться от микропленки, словно проклятье подцепил.
До нужного дома я все же добрался без приключений. Выждал несколько минут снаружи, в соседней подворотне, потом перебрался к нашей.
Гриша, где же ты? Должен дежурить, бдить…
Никого.
Тяжелое предчувствие сдавило сердце.
Стук-стук!
Неужели, опять?
Я привалился к дому, пытаясь отдышаться. В глазах стало темнеть. Было уже это, было несколько раз, я все грешил на Димкины болячки, и вот вновь.
Глубокий вздох… выдох… вдох… выдох…
Соберись!
Наконец, чуть отпустило. Еще через минуту я смог встать на ноги. Надо к врачу, но где его сыскать?.. Авось, будем живы…
Чуть волоча левую ногу, я вошел в дом. Тишина.
Комната, в которой я оставил женщин, была пуста. Почти пуста.
На кровати, прикрытая легким пледом, скрестив на груди руки, лежала Матильда Юрьевна.
Она была мертва.