Голоса едва-едва доносились до моего сознания.
— Тяните его, фон Ункер! Ну что же вы копаетесь! Скорее!
— Я и так делаю, что могу… дерьмо! Этот камень слишком тяжел!
— Навались! Вместе! Раз-два-три!
Внезапно стало легче дышать, с плеч словно сняли невыносимую ношу. Я попробовал пошевелиться, не получилось.
Так бывает, когда разум проснулся, а тело еще нет. Ты лежишь в постели, но организм еще дремлет, и команды, подаваемые мозгом, не воспринимает. У меня частенько случалось подобное в подростковом возрасте, и был лишь один рецепт борьбы с этим явлением — сконцентрироваться, собрать волю в кулак и заставить шевельнуться хотя бы палец на руке. Если это удавалось, то я вновь обретал контроль над всем телом.
Итак, ра-а-а-аз!
Я чуть дернул рукой, и полусон-полуявь кончились, сознание вернулось в полной мере, и я тут же вдохнул полной грудью стоявшую столбом пыль, закашлялся, а до моего слуха донеслись крики и стоны раненных, громкие голоса выживших, пытающихся отыскать под завалами уцелевших людей.
Женское тело подо мной шевельнулась и Лени поинтересовалась:
— Лейтенант, я, конечно, люблю мужское общество, да и вы видный офицер, тем более, такой молоденький… но не могли бы вы… хм… сползти с меня?
Она была совершенно цела и невредима. Я прикрыл ее собой, а сверху на меня прилетела столешница, на которую рухнули крупные обломки.
Повезло.
Платье ее задралось чуть выше положенного, прическа растрепалась и покрылась осыпавшейся известкой, но в целом Лени не пострадала.
— Ох, госпожа Рифеншталь!
— Вы же не надеялись увидеть тут королеву Викторию?
Когда-то я уже слышал эту шутку, но от совершенно иного человека…
Меня подняли с пола и поставили на ноги. Зиберт, фон Ункер, Баум…
— Я не вижу Кляйнгартена и Коше?
Зиберт пожал плечами:
— Погибли под обломками… тут многие нашли свой конец, нам еще очень повезло.
Лени помогли встать, ее чуть пошатывало, как и меня.
— Признаюсь, Рудольф, вечер вышел запоминающимся.
— И все же мы живы, Лени, — сейчас я не хотел никого утешать, но она в этом и не нуждалась. Сильная, независимая женщина. И черт с ней!
— Мы живы, — согласилась она, — вы спасли меня, укрыли, как маленькую девочку. Я ваша вечная должница, Рудольф!
— Пустое, — отмахнулся я, — нам просто повезло!
— Просто повезло… — эхом отозвалась Хелена.
Еще недавно уютный зал ресторана был разрушен. Вместо половины потолка зияла огромная дыра, сквозь которую виднелось ночное небо. Повсюду валялись искореженные тела погибших. И части тел — оторванные руки, ноги, ленты кишок. Мужчины, женщины — они пришли хорошо провести время и остались тут навсегда. Повезло, детей я не увидел. Да и что им делать в офицерском ресторане?..
На тела Кляйнгартена и Коше небрежно набросили скатерти, но лица не закрыли, и я коротко взглянул на посмертные оскалы офицеров.
Было ли мне их жаль? Нисколько. Они — враги, пришедшие на наши земли с оружием. Значит, должны умереть. Так или иначе. Сегодня многие нашли здесь свою гибель, пусть не от рук советских солдат, а от бомб союзников, но роли это не играло.
Вот только… со смертью офицеров замедлится процесс формирования новых дивизий, а значит, потенциальная встреча фон Штауффенберга с фюрером опять откладывается на неопределенный срок.
Дьявол! Что же нам так не фартит? Судьба вроде бы дает шанс, но тут же делает все, чтобы отобрать его обратно.
Мы выбрались на улицу. Налет уже завершился, и несколько домов неспешно горели. Машина, на которой я приехал, не пострадала, а вот шофер куда-то делся. Сколько я не оглядывался по сторонам, его не увидел.
— Баум, фон Ункер, позаботьтесь о телах наших офицеров, — попросил я. — Мы же с капитаном отвезем госпожу Рифеншталь домой. Думаю, ей нужен отдых после всего произошедшего…
— Да уж, — согласилась Лени, — нужно привести нервы в порядок.
Никто не возражал, и через пару минут мы уже неслись по ночному Берлину. Я сам сел за руль, рядом со мной разместился Зиберт, Хелена сидела позади и курила в открытое окно. Мотор работал ровно, негромко, но мы молчали, за всю дорогу не произнеся ни слова, благо адрес я помнил и добрался до места сравнительно быстро.
Лени быстро попрощалась и убежала в подъезд. Кажется, сегодня она напьется в хлам, и делать это лучше в одиночестве. Порицать ее за подобное не стал бы, думаю, никто.
Произошедшее лишь в одном сыграло мне на руку — мы остались с Кузнецовым наедине, и даже штурмбаннфюрер Рихтгофен не заподозрил бы нас в предварительном сговоре.
— Объяснимся, наконец? — спросил Николай, когда дверь за Лени закрылась, и я тронул машину с места.
— Разумеется, — кивнул я, вглядываясь во тьму, чтобы ненароком не влететь в одну из многочисленных ям на дороге. — Наша встреча случайна, я понятия не имел о вашем прибытии. Про Шпеера я уже объяснил — он мне не нужен, мой человек — фон Штауффенберг, он не должен пострадать.
Кузнецов молчал, но я чувствовал боковым зрением его пристальный взгляд. Он думал. Никаких паролей, по которым он смог бы удостовериться в моих полномочиях, не имелось, да и иметься не могло — не тот случай. Я прекрасно понимал его затруднение: а вдруг я — не тот, за кого себя выдаю. Агент Абвера или Гестапо, но тогда… почему я его не выдал, когда узнал? Что за игру я веду? Примерно такие мысли крутились сейчас в его голове.
— Кто был моим куратором? — неожиданно спросил Николай.
— Старший майор госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов, — напряг я собственную память. С лета сорок второго года вы направлены в отряд «Победители», командир — полковник Дмитрий Николаевич Медведев. Под личиной Зиберта вели диверсионную деятельность в районе города Ровно, совершили несколько ликвидаций высокий чинов. Это все, что я знаю.
— Это больше, чем вы должны знать… Буров, — кажется, он все же мне поверил. Еще бы! То, что я ему сейчас рассказал, являлось секретом высшего приоритета, государственной тайной. Случайный человек просто не мог обладать этими сведениями. Значит, я все же свой, хотя и весьма странный и непонятный тип.
— У меня есть микропленка, — заговорил я о том, что волновало меня больше всего, — на ней сфотографированы чертежи секретного оружия немцев. Пленка должна попасть в Москву как можно скорее. Вы можете это устроить?
— Как только дивизии будут сформированы, я вернусь обратно. Не знаю, насколько продвинулась линия фронта, но, уверен, что смогу связаться с полковником Медведевым. Передам пленку ему лично, а уж он отправит ее в Москву.
— Отлично, это мне подходит!
Кажется, хотя бы этот вопрос, наконец, решен. Надеюсь, значимость фотографий еще не утратила своей актуальности. Прошло уже изрядно времени с тех пор, как пленка попала мне в руки. Остается лишь надеяться, что эти сведения все еще важны.
— Давай на «ты», Дмитрий, — внезапно предложил Кузнецов.
— Согласен, Никанор, — кивнул я.
— Ты и мое настоящее имя знаешь? — кажется, только сейчас он поверил в мою историю до конца.
— Я много всего знаю, вот только правильно говорят: многие знания — многие печали.
— Все настолько плохо? — удивился он. — Кстати, а министр Шпеер в твоих планах никакой роли не играет?
— Нет, — пожал я плечами, — я же говорил, мне нужен только Штауффенберг.
— Я до сих пор поверить не могу, замахнуться на самого фюрера! Вот это план… мои акции — ничто по сравнению с этим.
Тут я был совершенно не согласен:
— Любой убитый немец — это шаг к победе. Чем выше его должность, тем лучше, но и обычный офицер — это успех!
— Жаль, Кох все еще жив…
Я помнил, что рейхскомиссар Украины, гауляйтер и обер-президент Восточной Пруссии Эрих Кох был главной целью Кузнецова, его идеей-фикс. К сожалению, в прошлой реальности Николай так и не смог до него добраться, хотя был чертовски близок и даже убил по ошибке его заместителя. В итоге Кох прожил до девяноста лет, хотя и провел остаток жизни в тюрьме.
— Касательно Коха ничего не обещаю, — задумался я, — а вот Шпеера мы можем убрать без особых проблем. И я тебе в этом помогу!
Кузнецов хищно улыбнулся и негромко произнес:
— А вот это уже очень интересно. Для начала нужно узнать график его передвижения. Сможешь это устроить?
— Думаю, да…
Узнать текущие маршруты рейхсминистра было проще простого. Собственно, на следующее утро я потратил на это максимум час, да и то, мог бы сидеть спокойно, потому что примерно в полдень раздался телефонный звонок и Лени совершенно уже спокойным голосом, словно и не случилось предыдущего страшного вечера, сообщила, что они со Шпеером планируют сегодня посетить премьеру фильма «Девушка моей мечты» с обворожительной Марикой Рекк в главной роли. И пригласила меня присоединиться к ним, если будет желание.
— По ночам одиноких не бывает*, — напоследок загадочно прошептала в трубку Хелена, после чего отключилась.
*Фраза из начальной песни фильма, была вырезана в советском прокате.
Особую пикантность добавляло то, что одна из сцен была подчистую списана с фильма Чаплина, и при этом все работы Чарли были запрещены в Германии, а сам актер был объявлен личным врагом Гитлера из-за «Великого диктатора», где он высмеял фюрера.
То, что в Берлине все еще работали некоторые кинотеатры, было очередным доказательством того, что немцы верили пропаганде и жили ей. Город нещадно бомбили, но люди продолжали ходить на работу. Были открыты увеселительные заведения, в том числе синематограф.
Я больше удивился тому факту, что Лени решилась на еще один выход в свет после того, что произошло накануне. Она мне нравилась, как человек, и в то же время все еще оставалась рупором пропаганды фашизма. А ведь пропагандисты куда опаснее обычных солдат. Они заражают умы и сердца, а это куда более серьезная штука, чем простая пуля. Пуля может убить лишь одного, а идея — послать на смерть миллионы. И все же смерти Хелены я не желал, проникся ей, подпал под ее очарование.
Вот Шпеер — другое дело. Кузнецов не желал уехать из Берлина с пустыми руками, не пополнив свой список ликвидаций, и я его прекрасно понимал.
Мы встретились вновь на следующее утро и встали в стороне на улице, якобы покурить. Я сигарету не держал в руках уже много лет и просто делал вид, что курю. Кузнецов же затягивался с видимым удовольствием, выпуская клубы дыма в небо.
Минут за пять я рассказал все, что узнал. Николай Иванович выслушал меня в полном внимании и тут же предложил варианты.
— Ликвидируем его на входе в кинотеатр. Его самого и всю охрану, это будет проще всего. Подойдем к месту дворами, ими же и уйдем. Машину оставим неподалеку, чтобы не светить.
Я не согласился:
— Может пострадать Лени…
— Да и хрен с ней, — зло зыркнул на меня Кузнецов, — немецкая подстилка, тварь! Довелось мне однажды посмотреть «Триумф воли». Ты понимаешь, что она — враг?
— Она мне нужна, так же как нужен Штауффенберг, — возразил я. — Рифентшталь — еще одна ниточка, ведущая к фюреру. Я хочу иметь запасной план, на случай, если основной накроется медным тазом.
Николай надолго замолчал.
— Говоришь, они звали тебя с собой вечером за компанию?
— Звали, — кивнул я, — но я ничего не обещал…
— Ты идешь! — перебил меня Кузнецы. — В зале будет много офицеров, у всех оружие. Нет, все же нападать у кинотеатра — плохая идея. Начнется перестрелка, можем не успеть убраться оттуда. А нам нужна уверенность в том, что дело выгорит и мы уцелеем. Слишком важное дело ты затеял, Дмитрий! Оно важнее Шпеера!
— И все же…
— И все же мы его убьем! Но сделаем это следующим образом…
Он подробно объяснил свою идею, я признал ее годной, и мы разошлись, каждый по своим делам. Я вновь занялся подбором некачественных поставщиков для новых дивизий и проторчал за документами весь день.
Но вечером в назначенный час мы с Николаем были в кинотеатре, куда пришли по-одному, чтобы случайно не попасться на глаза кому-то из знакомых. Кузнецов занял наблюдательную позицию у бара, я же топтался у входа, надеясь не пропустить Рифеншталь и Шпеера.
Они явились где-то за полчаса до начала сеанса. Следом за министром шли два широкоплечих охранника в штатском — с виду очень серьезные парни.
Лени увидела меня и замахала рукой.
Я подошел, стараясь не обращать внимания на суровые взгляды охранников, и приветливо кивнул актрисе и ее спутнику.
— Это тот самый молодой человек, о котором я тебе рассказывала, — Хелена повернулась к министру. — Его зовут Рудольф и вчера он спас мне жизнь!
— Благодарю вас от всего сердца, Рудольф, — Шпеер протянул мне руку и я крепко ее пожал. — Если бы не вы…
— Не будем о грустном, — улыбнулся я. — У нас еще достаточно времени до начала. Не выпить ли по бокалу шампанского за встречу?
— С удовольствием, — захлопала в ладоши Лени.
Мы подошли к барной стойке, Кузнецова там уже не было. Я заказал бутылку «Моета», официант с громким хлопком открыл ее и разлил шампанское по бокалам.
— Вашим людям не предлагаю. Понимаю, они на работе, — пошутил я.
— Они всегда на работе, — грустно ответил Шпеер. — Постоянно рядом. Но, что поделать, таковы правила…
Мы выпили и завели непринужденную беседу ни о чем, потом выпили еще, я заказал вторую бутылку, и когда раздался последний звонок, приглашающий в зал, были уже слегка навеселе. Пока все шло по плану.
Перед картиной включили кинохронику, в которой доблестные немецкие солдаты с широкими улыбками на лицах принимали цветы от восторженных советских граждан, которых они якобы освободили. Дети в хронике весело смеялись, девушки бросались героям на шеи, мужчины завидовали арийской выправке. Такой наглой лжи я, пожалуй, не видел никогда.
Самое интересное, что большинство хронике верили. В зале то и дело раздавались аплодисменты и одобрительные возгласы.
Знали бы эти люди, что творили эсэсовцы на самом деле. Посмотрели бы они на тела убитых, а после грубо сваленных в общую могилу, на сожженных заживо крестьян, на заколотых детишек. Интересно, смеялись бы они, глядя на такое?
Наконец, начался фильм. Ничего особенного, легкая комедия об актрисе музыкального театра, которая решила отдохнуть от своей работы, а директор пытался ей в этом помешать. В результате без денег и документов она оказалась в небольшом городке, где никто не знал ее в лицо.
Забавный фильм, но далеко не шедевр. Я откровенно скучал, Шпеер, судя по его виду, тоже не был особо впечатлен, а вот Лени нравилось. Она то и дело звонко смеялась, подпевала песням и чуть не бросалась в пляс, как героиня на экране.
— Я знакома с Марикой, она — удивительная! — сообщила горячим шепотом Хелена.
Где-то на середине фильма министр поднялся. Лени непонимающе взглянула на него, и Альберт вынужденно пояснил:
— Я ненадолго, мне нужно в уборную.
Наконец-то! План сработал! Все гениальное — просто. Кузнецов предложил напоить министра перед сеансом, просчитав, что тот не выдержит фильм до конца и обязательно выйдет в туалет. Нужно было лишь заговорить его, не дать ему отлучиться в уборную раньше, и это удалось.
Охранники тоже встали с кресел, но Шпеер лишь отмахнулся:
— Оставайтесь здесь, ничего со мной не случится за пять минут.
Хороший телохранитель никогда не оставит свой объект в одиночестве, даже в подобной ситуации. Но, видно, оба здоровяка не были настоящими профи, и без возражений опустились обратно в кресла, с удовольствием вновь переключив свое внимание на экран. Болваны!
— Поспеши, Альберт, ты пропустишь все самое интересное! — потребовала Лени.
Министр, извиняясь, выбрался в проход, поднялся по ступеням и скрылся за плотной занавеской.
Теперь ждать, скоро все случится. Хорошо, что со мной здесь Рифеншталь — лучшего алиби и не придумать.
За действием картины я практически не следил, все мои мысли занимала акция. Получится ли у Кузнецова? Не возникнет ли препятствий? Сумеет ли уйти без осложнений?
Минуты тянулись бесконечно. По моим подсчетам прошло уже четверть часа, когда в зале внезапно вспыхнул свет, а ленту остановили.
Лицо Марики на экране крупным планом некрасиво задергалось.
— Что такое? — загомонили зрители.
— Почему прервали показ?
— Что случилось?
На верхнюю площадку выбежал взволнованный человек. Лицо его раскраснелось, пот тек по блестящей лысине, руки тряслись.
— Там… там… — он никак не мог собраться с мыслями.
Охранники министра, что-то сообразив, вскочили и побежали по ступеням.
Поздно опомнились!
— Да что там-то? — громко спросил какой-то мужчина.
— Там… — он все не мог выговорить фразу до конца. — Министра Шпеера убили!
Лени громко вскрикнула и без памяти откинулась в кресле.