Фюрер не произвел на меня особого впечатления: невысокий, слегка дерганный, довольно нелепый, но… аура власти и силы шла от него во все стороны широкой волной. Я буквально физически ощущал эту энергию, от которой, казалось, заискрился воздух. И глаза офицеров вокруг — в них лишь собачья преданность и обожание. Без сомнений, без вопросов, без колебаний.
Даже на меня, признаться, подействовало. Я чуть пошатнулся от этого мощного потока, который чуть было не выбил меня из равновесия. Мне даже показалось, что вокруг лика Адольфа образовалось некое сияние, но потом я моргнул, и все исчезло.
Чур меня!
Я опустился на свое место и продолжил автоматически поглощать пищу из тарелки, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, и смотрел, не отрываясь, на этого человека, с которым свела меня судьба.
А лидер Третьего рейха, которого я мечтал уничтожить, спокойно обедал, время от времени перекидываясь фразами со своими приближенными, разместившимися за его столом и тоже заказавшими еды. Потом я перевел взгляд чуть в сторону и тут же заметил нескольких человек в форме, старавшихся при этом быть неприметными. Надо признать, у них получалось. Как можно было практически раствориться в столовой, где все на виду, непонятно. Но личным охранникам Гитлера это вполне удалось.
Мысль закончить со всем прямо сейчас, прыгнув на фюрера и попытавшись заколоть его ножом, выскочила из моей головы, мелькнув там на короткое мгновение. Не получится. Не дадут. Даже учитывая мои способности, реакцию и силу, большие, чем у обычного человека, я не справлюсь. Точнее, шанс есть, но он невысок. А значит, рисковать так глупо не стоит.
Так, а почему именно ножом? Что, если сходить за портфелем с бомбой, активировать часовой механизм на несколько минут вперед и бросить портфелем в Гитлера? Нет, ерунда! Вероятность того, что я настолько точно рассчитаю время, ничтожна. А если бомба не рванет, второй попытки у меня уже не будет. К тому же столовый зал слишком просторный, лучше производить подрыв в небольшом помещении, желательно герметичном, без окон.
Нужно дождаться более подходящего момента. А там уж бомба или кинжал — неважно. Главное, чтобы наверняка!
Один из охранников — высокий и крепкий мужчина — почуял повышенный интерес с моей стороны и уставился на меня во все глаза, запоминая и оценивая. Плохо! Я постарался расслабиться и сосредоточиться на еде, прекрасно понимая, что внутренне я горю. Но хотя бы надеть на лицо маску невозмутимости… Вроде сработало, он отвернулся. Но в следующий раз обязательно меня вспомнит — профессиональная память. Таких спецов натаскивали запоминать лица, отличительные черты, всякие детали и мелочи.
Не привлекать внимания! Ни в коем случае — это может помешать всему плану!
Поэтому, доев порцию, я сам отнес тарелку к тележке с грязной посудой и, стараясь не смотреть в сторону фюрера, вышел из столовой.
Сердце, надо признать, билось быстрее, чем обычно. Адреналин попал в кровь, и я был как на пружинах. Хотелось немедленного действия, но пришлось взять себя в буквальном смысле в руки и вновь начать дышать ровно, постепенно успокаиваясь.
Нет, не быть мне разведчиком. Куда привычнее было бы взять автомат в руки и идти в бой или забраться в танк и смотреть на поле боя из командирской башенки.
— Подождите! — услышал я громкий оклик за спиной.
Чуть напрягшись, не понимая, чего ждать, я остановился и обернулся.
Ко мне приближался, широко шагая, тот самый мужчина, которого я приметил в столовой, — личный охранник фюрера. Что ему надо?
Я терпеливо ждал, прикидывая возможное развитие ситуации. Пока ничего не говорило о том, что наш план раскрыт. Обычная проверка? Поглядим.
Он был один — уже хорошо, и не тянул руку к оружию — хорошо дважды. Так какого черта?
— Обершарфюрер СС Рохус Миш, служба сопровождения фюрера. Могу я узнать ваше имя, лейтенант?
— Фишер, адъютант полковника Штауффенберга, — ответил я спокойным тоном. — А в чем, собственно, дело?
Служба сопровождения или, другими словами, личные телохранители Гитлера обладали очень широким кругом полномочий, так что вступать с одним из них в прямой конфликт я не собирался. И так ругал себя за то, что привлек излишнее внимание к своей персоне. Нужно сделать все, чтобы усыпить бдительность этого пса, обладающего, судя по всему, поистине феноменальным нюхом. Вычислить из сотни присутствующих единственного врага — надо быть большим талантом!
— Просто хотел познакомиться, — тон его был достаточно дружелюбный, но глаза смотрели холодно. — Я видел ваше имя в списках приглашенных, только не знал в лицо. А в мои обязанности входит проверка всех, кто будет иметь непосредственный доступ к фюреру.
— Понимаю и готов ответить на все ваши вопросы, обершарфюрер.
— Ваше личное дело я изучил, — взгляд у него был цепкий. — Вопросов у меня нет… пока.
Что ж, на нет и суда нет.
Дело, значит, он изучил. А ведь начал с того, что всего лишь заметил мое текущее имя в списках. Проверяй, я не против. Полковник позаботился о том, чтобы документы были в полном порядке.
— Рад был познакомиться, — я коротко кивнул и отвернулся.
Уверен, он смотрел мне в спину, я кожей это чувствовал, но шел размеренным шагом уверенного в себе человека, и лишь когда свернул за поворот коридора, выдохнул.
Пока обошлось. Доказательств того, что я в чем-то замешан, у Миша нет, и даже, если он инстинктивно что-то подозревает, то все же просто взять и арестовать меня, боевого офицера, имеющего ранения и награды, просто так не может. А чтобы собрать улики, требуется время. Я же не собирался давать ему это время, собираясь выполнить задуманное как можно скорее.
С полковником мы встретились через час. Вид у него был нервный. На столе стояла открытая бутылка вина и пустой стакан. Переживает, сомневается, уже ни в чем не уверен. Нужно подбодрить и влить в него свежую энергию, вот только как это сделать?
— Я видел фюрера в столовой, — сообщил ему, — выглядит бодро. Потом имел разговор с обершарфюрером Мишем.
— Это очень опасный человек, — покачал головой Штауффенберг, нахмурившись. — С чего он вами заинтересовался?
— Сказал, что просто хочет познакомиться.
— Держитесь от него подальше. В замке для фюрера отведено левое крыло. Там его кабинет, спальня, уборная, комната госпожи Браун и гостиная, вход в которую обычным людям заказан. В ней он проводит совещания в самом близком кругу. Таким, как Миш, вход туда запрещен. Разумеется, предварительно все комнаты были тщательно проверены, но сейчас, когда Адольф уже заселился, охрана остается снаружи за дверьми. Впрочем, нам это не поможет. В левое крыло ведет всего один коридор, и уж там телохранителей, как селедки в бочке.
Конечно, я и не собирался атаковать в лоб апартаменты Гитлера, но информация все же была крайне ценная.
— Вам уже известно, когда назначено слушание вашего доклада?
— Точно не сегодня, — Клаус был недоволен. Он, как и я, был военным и терпеть не мог всевозможные задержки. — Скорее всего, завтра с утра. Фюрер встает рано, и кто-нибудь из его адъютантов сообщит точное время.
— Мы справимся! — я взглянул на него твердо, без тени сомнений, и попытался мысленно передать полковнику эту уверенность.
Он кивнул в ответ, но я чувствовал, что его решимость пошатнулась.
— Во имя тех, кто погиб из-за него! Во имя тех, кто выживет! Во имя будущего!
Вот теперь подействовало. Я видел, что он воскресил в памяти прошлое и своих товарищей, павших на африканском континенте, подумал о своих пятерых детях, которым еще жить в обновленной стране, о своей молодой жене, о других, кого он знал и помнил.
Кулак его единственной уцелевшей руки сжался, глаза налились гневом, лицо резко побледнело.
— Мы остановим его! Клянусь!
Так-то лучше! Теперь я видел, что он заряжен на победу. Все или ничего!
Я прошел в свой закуток, оставив Клауса с початой бутылкой вина. Теперь оставалось лишь ждать, пока полковника пригласят на доклад, и ожидание это, судя по всему, будет долгим. Я лег на узкую кровать, не снимая сапог.
В дверь негромко постучались. Неужели, уже пришел тот самый адъютант? Так рано? Ведь граф сказал, что его вызовут не раньше утра.
На пороге стоял солдат с конвертом в руках.
— Для господина полковника? — не скрывая легкого недоумения в голосу, спросил я.
— Нет, для лейтенанта Фишера, — удивил меня посыльный.
— Это я!
Закрыв дверь за солдатом, я принюхался. От конверта пахло хорошим парфюмом. Все понятно, записка от Рифеншталь.
Так и оказалось. Аккуратным женским почерком было выведено следующее:
«Дорогой Рудольф, прошу вас, как моего личного ангела-хранителя, сопроводить меня сегодня вечером на одну важную встречу. Надеюсь, вы принесете мне удачу, и вам тоже будет интересно! Прошу зайти в мои покои в шесть вечера. Ваша Лени».
Что за встреча, хотелось бы знать? Неужели?..
Настал мой черед волноваться. Ведь Лени ехала в замок с одной целью — увидеться с фюрером. Ни на какую иную встречу она не стала бы звать меня с собой. Адольф придавал большое значение ее работе и хотел лично обсудить проект нового фильма, тем более в такое неспокойное для империи время, когда враг наступает по всем фронтам, генералы отводят глаза, боясь сказать правду, а простой народ, хоть и привычный к порядку и подчинению, все же начинает потихоньку роптать. Сейчас, как никогда, нужна пропаганда, в которой бы все объяснялось самым нужным для Рейха образом. И новый фильм Лени — важная часть этой пропаганды. Я сомневался, что она успеет его снять в любом случае — все закончится гораздо раньше, но ведь Рифеншталь этого еще не знает. И фюрер не знает. Он еще живет надеждой, что ситуация изменится, что немецкие войска переломят наступление, что секретное оружие будет построено в срок…
До шести вечера время тянулось бесконечно. Я тщательно побрился — щетина в последнее время стала расти очень густо и, не побрившись вовремя, я напоминал разбойника с большой дороги. Помню, когда я только оказался в этом теле, то у Димки лишь слегка пробивался первый пушок над губой. И сил у него не было совершенно, первые дни я двигался еле-еле, теперь же, несмотря на Заксенхаузен, под моей кожей играли мышцы. Тело атлета, правильные черты лица, уверенный взгляд — идеальный солдат. Я очень изменился за прошедшее время, и вряд ли Димка узнал бы самого себя, доведись ему встретиться со мной нынешним.
Форма сидела на мне, как влитая. Я поправил фуражку, разгладил китель. Пистолет у меня изъяли еще при въезде на территорию замка, кинжал в ножнах я оставил на кровати — все равно отберут, пусть лучше тут полежит.
— Куда-то собрались, лейтенант? — фон Штауффенберг выглянул из своей комнаты.
— К госпоже Рифеншталь, она прислала приглашение. Просит сопровождать ее на некую встречу, — я не думал нужным скрывать свой поход от графа.
— А куда же она идет?
— Честно говоря, не знаю.
— Уж не к самому ли? — догадался Клаус. Его лицо напряглось, окаменело.
Я пожал плечами.
— Даже если и так, я всего лишь сопровождающий. Никаких действий сегодня предпринимать не буду, да и возможность такая вряд ли представится.
— Вы привлечете к своей персоне лишнее внимание.
— Уже привлек, — я прекрасно понимал его эмоции, но что поделать, если мне удавалось всегда влезать в самую гущу неприятностей. — Но как-нибудь выкручусь.
— Будьте осторожны, Фишер! Не считайте службу охраны за дураков. Ни Хегль, ни Миш, ни остальные идиотами не являются.
— Я буду крайне осторожен, господин полковник. Это в моих интересах. Если бы я мог проигнорировать этот визит, я бы не пошел.
— Подобными приглашениями не разбрасываются. Это вызовет еще больше подозрений.
— Я это прекрасно понимаю.
— Не лебезите перед ним, фюрер этого не любит. Но и, разумеется, держите дистанцию. И ни грамма сомнений в конечной победе Рейха — это главное!
— Все запомнил, ваши советы очень важны.
На самом деле я был взволнован, хотя старался этого не показывать. Все же не каждый день предстоит встретиться лицом к лицу с самим Гитлером.
С трудом дождавшись назначенного часа, я вышел из нашей комнаты и пошел к покоям Лени. Охраны сегодня в замке было битком набито, еще больше, чем вчера. Что-то явно готовилось…
— Внимание, внимание! Говорит Германия! — негромко бормотал я себе под нос, стараясь таким нехитрым способом слегка успокоиться. — Сегодня под мостом поймали Гитлера с хвостом!
Пальцами я периодически барабанил по правому бедру, но морду держал кирпичом, и до апартаментов госпожи Рифеншталь добрался без приключений.
— Рудольф! Наконец-то! — она открыла мне дверь, свежая и отдохнувшая, в красивом изумрудном наряде в стиле «песочные часы» — широкие плечи, узкая талия, юбка чуть ниже колена, но с белоснежным кружевным воротничком, на голове — миниатюрная шляпка, а руки прикрывали тончайшие атласные перчатки до локтя.
— Вы восхитительны, Лени! — я был искренен. Только теперь, пожалуй, впервые за все время нашего знакомства, я понял, почему ей так восхищались все: от мала до велика. Ее лицо сияло, глаза горели живым огнем. Такой женщиной можно было увлечься всерьез, даже несмотря на существенную разницу в возрасте.
— Ох, не льстите пожилой женщине, господин офицер! Ведь мне уже целых сорок три года… раньше я думала, что столько не живут.
— Вы проживете долгую и интересную жизнь, Лени, в которой будет масса эмоций и приключений, каких сейчас и представить невозможно. Весь мир, а не только Германия, будет знать вас и восхищаться вами!
— Вы изрядный льстец, Рудольф, — она чуть зарделась от показного смущения, но было видно, что мои комплименты пришлись ей по сердцу.
— Говорю лишь то, в чем полностью уверен. Ведь вы же знаете, я — боевой офицер и никогда не лгу. Это не в моих привычках.
— Верю вам всем сердцем, тем приятнее мне ваши слова, — улыбнулась Лени, потом подошла к столику и взяла небольшой бумажный конверт. — Вот, возьмите, лейтенант. Там, куда мы идем, будет молодая женщина. А к женщинам не принято ходить в гости с пустыми руками.
Это подтвердило мои предположения. Женщин в замке было мало, в основном, из числа обслуживающего персонала — горничные, кухонные работницы, уборщицы. Тут же дело иное, речь явно шла о персоне из высшего общества. А значит…
— Мы говорим о госпоже Браун, не так ли?
— Вы догадались?
— Было не сложно. Но, скажите, зачем там нужен я?
Лени взглянула на меня сурово.
— Я уже вам говорила, но могу и повторить. Вы — мой ангел-хранитель. Вы спасли меня дважды, а я верю в знаки судьбы. Поэтому, пока есть возможность, я хочу воспользоваться вашей удачей, ведь на меня она тоже слегка распространяется.
— К вашим услугам! — я щелкнул каблуками и резко наклонил голову.
— Возьмите же конверт, нам пора…
Мы вышли в коридор, Лени взяла меня под руку, и мы неспешно отправились в путь. Встречные офицеры, все до единого, раскланивались с Рифеншталь. Кое-кто делал комплименты, другие рвались целовать ручку, но Лени с улыбкой отмахивалась. Меня же почти все старательно игнорировали, хотя, уверен, каждый потом интересовался у других, кто был этот молодой наглец, с которым шла сама Лени?..
Я по этому поводу не переживал, просто задрал подбородок вверх и шествовал с наглой физиономией утомленного жизнью аристократа.
Рано или поздно кончается все. Наш променад завершился у высоких дверей, где дежурили сразу восемь человек под командованием уже известного мне обершарфюрера Миша.
— Фишер? — его левая бровь удивленно взлетела вверх. Присутствие Рифеншталь он проигнорировал. — Опять вы?
Я пожал плечами.
— Так же рад видеть вас вновь.
— Он со мной, — элегантно взмахнула рукой Лени. — Нас ожидают, откройте двери!
Я чувствовал, что Рохус злится, но поделать ничего не может, разве что слегка задержать нас и попытаться унизить.
— Сначала я должен провести личный досмотр, — скучным голосом сообщил он. — Без этого проход в левое крыло закрыт.
— Так чего вы ждете? — Лени шагнула вперед, разводя руки в стороны. — Проводите ваш досмотр!
И все же ее никто не коснулся, но тонкая фигура актрисы была, как на виду. Ничего не скрыть. А вот на мне оторвались по полной, обшмонав с головы до ног, как уголовника. Но я не сопротивлялся, наоборот, подбадривал:
— Давайте, тыловые крысы, проверяйте боевого офицера! Пороха тут никто не нюхал? А мы за вас горели заживо на фронте! В зад мне заглянуть не забудьте, вдруг там граната?
Лени смотрела на процедуру досмотра с широко открытыми глазами, видно, представив на секунду, что это могло произойти и с ней, но смолчала.
Наконец, Миш процедил сквозь зубы:
— Проходите! Вас ожидают…
Двое эсэсовцев распахнули дверь и тут же закрыли ее вновь, едва мы зашли в левое крыло.
Нам навстречу уже спешила довольно симпатичная женщина лет тридцати, в длинном наглухо застегнутом платье из черного шелка, на котором ослепительно блестела золотая цепочка с подвеской из топаза. На руке у нее красовались изящные золотые часики с бриллиантами, а аккуратная прическа держалась на бриллиантовой заколке.
Урожденная Ева Анна Паула Браун, в замужестве Ева Гитлер, но брак ее продлится всего лишь день и ночь, а потом яд и жуткая смерть. Но это в будущем. Сейчас же она улыбнулась, в приветственном жесте раскинув руки в стороны, и радостно воскликнула:
— Лени! Наконец-то!
— Ева!
Они обнялись совершенно по-дружески, как давние знакомые. Потом Рифеншталь представила меня, и я вручил конверт с конфетами, но Ева особо не заинтересовалась, лишь поблагодарила легким кивком и тут же вновь переключила свое внимание на актрису.
— Я так рада, что ты приехала! Знаешь, мне совершенно не с кем поговорить! Надеюсь, мы проболтаем с тобой всю ночь, нам столько всего нужно обсудить… но сначала, пойдем уже к нему, он ждет!..