Черные ножи – 5

Глава 21

Гостиная была сплошь обита красным деревом. На стенах висели масляные пейзажи и портрет Гитлера в полный рост. Несколько диванов и кресел плюс пара столиков разбавляли интерьер. По центру комнаты стоял большой овальный обеденный стол и десяток стульев вокруг. Но в целом все было достаточно скромно и даже аскетично. Никакой лепнины или позолоты, никакой излишней роскоши, лишь строгие рубленые контуры.

Негромко играл патефон — что-то из классики. Кажется, одна из опер Вагнера. Свет был слегка приглушен, и обстановка казалась вполне личной, интимной.

Адольф выглядел точно так же, каким я видел его с утра. Кажется, даже не сменил одежду, разве что снял пиджак, небрежно бросив его на спинку стула, и развязал галстук. Он сидел в одном из кресел, придвинув к себе низкий столик, на котором были разложены бумаги, и работал.

— Хайль Гитлер! — проорал я с самого порога, вытянув руку вверх.

Дамы поморщились, фюрер вздрогнул и поднял на меня глаза. Глаза у него были голубые и пронизывали, казалось, насквозь. Пожалуй, это единственное, что соответствовало в нем пропагандируемуму министерством образу «правильной арийской внешности». Все остальное — средний рост, каштановые волосы, луковицеобразный нос — под эти критерии совершенно не подпадали. До высоких светловолосых атлетов, некогда представлявших Германию на Олимпийских играх, ему было далеко. Но… что позволено Юпитеру, не позволено быку…

— Офицер, нельзя ли потише? — он поднялся с кресла и потянулся, хрустнув костями. — Признаться, голова болит с обеда, а тут ваши крики. Уймитесь! — его австро-баварский акцент отчетливо слышался, особенно раскатистая буква «р», которую в публичных речах он пытался скрыть. Сам же голос оказался мягче, глубже и проникновенней, чем обычно. Сейчас передо мной находилось частное лицо, а не политик и лидер нации.

— Прошу прощения, мой фюрер, — пробормотал я, чуть растерявшись. Вовсе не так я представлял себе первую встречу с тем, чье имя будут вспоминать еще многие десятилетия, проклиная его, как главного злодея всей истории человечества.

— Лени, дорогая, вы наконец почтили нас своим вниманием? — он шагнул навстречу Рифеншталь и расцеловал ее в обе щеки. — А этот прыткий юноша при вас?

— При мне, — улыбнулась Хелена. — Он приносит мне удачу.

— Раз так, пусть будет, но попросите его больше не орать!

Я прищелкнул каблуками, всем своим видом выражая крайнюю степень раскаяния и сожаления.

— Он не будет, — кивнула Лени.

— Раз так, проходите, моя дорогая, располагайтесь, и ваш компаньон тоже.

— Лейтенант Фишер — адъютант полковника Штауффенберга, — представила меня Рифеншталь, сделав это весьма деликатно и вовремя. — Он недавно с фронта, находится на лечении по ранению, имеет награды, герой.

— Это похвально, — фюрер впервые взглянул на меня заинтересованно, а потом — неслыханное дело! — подошел вплотную и похлопал меня по плечу. — Бравый солдат, благодарю за службу! Рейху нужны такие, как вы!

— Германия превыше всего! — вновь рявкнул я, забывшись, и тут же постарался исправиться. — Простите, мой фюрер!..

Адольф чуть поморщился, но в этот раз не стал пенять мне.

— Ничего, ничего… понимаю, возможная контузия, проблемы со слухом и разумом. Присядьте за стол, молодой человек, и ешьте вдоволь. Вам нужно восстановить свои силы! Сейчас все принесут…

И правда, через минуту в зале появились две девушки, одетые в скромные платья горничных с белоснежными передниками. Они быстро расставили на столе блюда с кушаньями, тарелки, бокалы и столовые приборы — мягкие серебряные ножи, вилки и ложки, такими вряд ли можно убить — надо очень постараться. Так же принесли пару бутылок вина, шампанское в ведерке со льдом и стеклянную бутылку с минеральной водой, специально для Гитлера. Как известно, алкоголь он не пил и был убежденным вегетарианцем.

— Что это у вас в руках, дорогая Ева? Шоколад? Угостите?

Впервые я увидел блеск в его глазах. Неистовый любитель сладкого? Знал бы, что так получится, пропитал бы заранее угощение ядом. И никакой бомбы или кинжала, съел и конец — медленный и мучительный. Эх, Лени, жаль, что ты не натолкнула меня на эту мысль прежде. И главное — никакой предварительной проверки! Дьявол, не везет — так не везет…

Съев примерно половину кулька, Адольф успокоился. Дальше все пошло более камерно.

С небольшой задержкой явился еще один гость. Его лицо я узнал сразу — Эрих Кох, рейхскомиссар Украины, гауляйтер Восточной Пруссии. Он-то что здесь делает?

Обидно, что Николая Ивановича нет рядом в этот момент. Он так мечтал прикончить Коха лично, но каждый раз операция срывалась. Сейчас бы он своего шанса точно не упустил. На меня Кох слегка покосился, но тут же отвернулся без интереса. Мол, раз нахожусь здесь, значит, так и нужно. Хотя мой незначительный ранг не мог его не заинтересовать — редкое явление в личном окружении фюрера, вокруг которого обычно вились чины повыше.

Мы сели за стол и отдали должное блюдам — мне достался ягненок в сливочном соусе с гарниром из тушеных овощей. Кох взял простой шницель с гарниром из кислой капусты. Дамы ели салаты и немного жареной говядины, а вот фюрер ограничился исключительно овощами.

Вино и шампанское пили, но крайне умеренно, и застольная беседа касалась исключительно светских тем. Я, разумеется, хранил полное молчание, лишь активно работая вилкой и ножом.

Время от времени мелькала мысль — что мне мешает попытаться напасть? Если бы не присутствие Коха… Будь мы здесь без него, я свернул бы шею Гитлеру за считанные секунды, женщины не сумели бы помешать. Подставлю Лени — не повезло, что поделать. Ее, конечно, потом повесят и обещанная мной прекрасная жизнь не случится, но… судьба мира явно перевешивает на этой чаше весов.

Я прикидывал варианты. Кох сидел с другой стороны стола и теоретически я мог успеть. Рискнуть или нет?

И все же что-то меня останавливало.

Гитлер же вовсе не смотрел в мою сторону, сосредоточив теперь все свое внимание на Рифеншталь. Перекусив и отставив тарелку в сторону, он принялся подробно расспрашивать ее о сюжете грядущего фильма, вдаваясь в самые мелкие подробности. Ева время от времени тоже уточняла детали. Я же почти не слушал, погруженный в свои мысли и прикидывая, удастся или нет?

Изначально мне казалось, что этот визит — своего рода разведка, но сейчас я переменил мнение. Убить его — реально! Нужно лишь рискнуть. Что будет после — наплевать!

Я уже покончил со своей порцией, но незаметно прикрыл вилку салфеткой. Нож был слишком мягким — таким не пробить кожу, так что его я отложил в сторону.

Прыгнуть через стол, ткнуть вилкой в лицо, потом взять на удушающий, сломать шею, пока не вмешался Кох и не прибежал Миш и его люди. Шансы есть!

Ну же, да или нет?

В какой-то момент я понял, что готов, задержал дыхание, собираясь с силами, незаметно взял со стола вилку в правую руку и ловил подходящий момент для броска.

Разговор же переключился на тему Восточного фронта. Кох, как рейхскомиссар Украины, знал о происходящем там больше других. Но просвещать своего фюрера не стал, заговорил лишь об очередном поезде с ценностями, который должен был прибыть в Берлин через несколько дней, а так же о целом эшелоне с будущими остарбайтерами.

— Мы должны вынуть из этой страны все до последнего! — рот его неприятно скривился, к усам прилип кусочек капусты, но Кох этого не замечал. — Мы — народ господ, и править должны жестко и справедливо. Эти черви обязаны осознавать, что даже самый мелкий немецкий работник расово и биологически в тысячу раз превосходит местное население.

Вот же гнида!

Кулаки у меня непроизвольно сжались, вилка в руке согнулась. Будь у меня под рукой настоящее оружие, этот человек, если его можно так назвать, не вышел бы из обеденного зала живым.

— Вы все делаете правильно, мой дорогой, — похвалил его фюрер. — Завтра на совещании мы еще раз поднимем эту тему. Нам требуются рабочие руки здесь, на заводах и фабриках. Поэтому мы просто обязаны задействовать всех, кого только сможем. А остальных уничтожить безо всякой жалости!

— Не беспокойтесь, мой фюрер, я знаю, что делаю! — кивнул Кох.

Он, причастный к гибели нескольких миллионов человек, проживет до глубокой старости и будет схвачен лишь по собственной глупости и передан советской администрации.

На меня накатила такая волна ярости, что я окончательно решился. Сейчас или никогда!

Раз, два, три!

Сейчас!

За мгновение до рывка, когда я был сжат, как пружина, Лени чуть коснулась моего плеча.

— Рудольф, что же вы сидите с таким видом, словно только что откушали не нежнейшего ягненка, я жесткую подошву солдатского сапога?

— Лицо такое, — выдохнул я вполголоса, — не обращайте внимания.

Гитлер внезапно тоже переключил свое внимание на мою скромную персону.

— Говорите, вы недавно с передовой? Хм…

— Фишер, — подсказала Рифеншталь.

— Воевал, был ранен, отправлен на излечение, приписан к резервному штабу фронта, — отрапортовал я, вскочив на ноги.

— И какие настроения ходят в полках, лейтенант Фишер? — взгляд у него был цепким, пронизывающим. Словно не человек сидел передо мной, а нечто большее. Аура власти? Возможно. Или же иное — когда некто получает полномочия, которыми не может обладать практически никто из рода человеческого, он внутренне перерождается, становится другим… иным.

— Люди полны энтузиазма. Победа близка, временные трудности никого не пугают!

Гитлер нахмурился, Ева чуть прикрыла глаза, Лени едва заметно покачала головой. Кох посмотрел на меня с интересом.

— Все верят в ваш гений, мой фюрер, — попытался я чуть исправиться и снизить елей в своей речи. — Конечно, ситуация сложилась непростая, но мы верим, что вскоре все переменится. Ходят слухи о некоем секретном оружии…

Я резко замолчал и округлил глаза, показывая, что сказал лишнее. Хотя слухи об оружии ходили повсеместно. Кое-кто им верил, другие — нет. Но все надеялись на лучшее, в душе же полагая, что все кончится плохо.

Кох хохотнул.

— Оружие? — переспросил Адольф. — Оружие будет! Сражайтесь спокойно, лейтенант. Вы и ваши товарищи. Близок день, когда наши враги падут, а флаги империи будут реять над всеми вражескими городами. Служите честно, Великий Рейх не забудет вашей жертвы!

Он говорил от души, его прическа слегка растрепалась, рукавом он случайно ткнулся в соус и на рубашке осталось пятно. Энергия, исходившая сейчас от этого человека, поражала. Ее вполне хватило бы, чтобы завести целую толпу, но от потратил ее на одного единственного слушателя — на меня.

И если бы я на самом деле был лейтенантом Рудольфом Фишером, фронтовиком, повидавшим всякое и не верящим ни в черта, ни в бога, сейчас у меня потекли бы слезы из глаз, и я, вероятно, бросился бы целовать ему руку, восхищенный и воодушевленный. Настолько глубоко и проникновенно прозвучали слова этого прирожденного оратора, сумевшего развить свое мастерство и талант до совершенства.

— Я сделаю все возможное, чтобы эта война закончилась как можно скорее! — честно ответил я.

Гитлер улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Вы настоящий солдат, Фишер. Такие нам нужны!

Мой порыв убить его прямо сейчас вспыхнул с новой силой, и лишь неимоверным усилием воли я сдержался. Нет, не место и не время! Надо все же делать наверняка! А тут слишком много факторов, способных помешать. Кох этот смотрит, не отрываясь, словно что-то чует, да женщины тут же поднимут крик, прибегут телохранители, и я могу не успеть довершить начатое.

Поэтому вместо того, чтобы ударить фюрера вилкой, а после попытаться свернуть ему шею, как цыпленку, я стоял навытяжку, старательно пуча глаза. Адольфу это явно нравилось.

После ужина Ева и Хелена уселись на диван и заговорили о своих женских делах. Гитлер и Кох отошли к окну, беседуя вполголоса. Лишь я один торчал посреди зала, как столб, не зная, куда податься.

К счастью, мои мучения длились недолго. Через четверть часа Адольф сообщил, что ему нужно еще поработать и попросил Еву стенографировать. Поэтому нам с Хеленой оставалось лишь откланяться и покинуть покои фюрера вместе с рейхскомиссаром, который вышел следом за нами. К счастью, в коридоре наши дороги разделились, уж очень мне не понравилось повышенное внимание со стороны Коха.

Рифеншталь была воодушевлена предстоящим проектом. Она в подробностях описывала мне все, что нужно будет сделать. Этот фильм должен был стать настоящим шедевром пропаганды, переворачивающим все с ног на голову. Неудачи преподнеслись бы в нем, как успех. Оплошности, как задуманный отвлекающий маневр.

Подобную методику часто применяли и в будущем, переняв многое из практики Третьего Рейха.

Я слушал вполголоса, думая о том, не совершил ли ошибку, не упустил ли свой единственный шанс. Впрочем, вероятность неудачи была слишком уж велика. И все же…

— Кстати, это ведь очень старый замок, Рудольф. Я здесь уже не в первый раз, — мимоходом сообщила Лени. — Пару лет назад мы с Евой облазили его вдоль и поперек, изучив все тайные проходы. Это так романтично!

— Что, простите? — от удивления я даже остановился.

— Как и в любом старом замке, здесь куча секретных комнат и коридоров, — пояснила Хелена. — О многих всем известно, о других не знает практически никто, кроме бывших владельцев. О некоторых не помнят и они. Когда Рейх выкупил этот замок, то многое позабылось. Вот, к примеру, видите эту панель за портьерой, за ней вход в один из коридоров, который ведет вдоль всего этажа. Попав туда, можно слышать и даже видеть все, что происходит в каждой из комнат — там имеются специальные смотровые окошки, очень хорошо скрытые. Мы с Евой нашли этот коридор, когда изучали старые планы замка. На месте этого неприятного господина Миша, я бы тщательнее за всем следила. Ведь сквозь тайные проходы можно попасть куда угодно, даже в покои Адольфа и Евы. Вход в их крыло охраняют так тщательно, но в то же время и не догадываются, что попасть внутрь можно и иным путем!

Я довольно глупо хлопал ресницами, пытаясь переварить новую информацию.

Вот же решение, которое все это время было прямо передо мной! Лени, тебя послало мне само провидение!

Она уже тащила меня дальше, но я надежно зафиксировал в памяти темный угол проходной комнаты, где за тяжелой тканью находился вход в коридор. Главное узнать, не заложили ли его кирпичом? Если прохода больше нет, то моя идея обречена на провал. Тогда придется действовать по старому плану, в котором слишком многое может пойти не так. Но вроде комната выглядела совершенно нежилой, и вход, скорее всего, до сих пор существовал.

Про тайный ход я Хелену больше не расспрашивал, дабы не вызвать лишних подозрений. Все же в ее преданности фюреру сомневаться было бы глупо, и реши она, что я злоумышляю против Адольфа, сдала бы меня без малейшего зазрения совести.

Это потом, спустя годы, она будет покаянно извиняться, как и многие другие, заверяя в том, что была одурачена, ослеплена, не знала, что происходит в действительности. Человек слаб. И требовать от нее того, что не в ее силах, глупо.

Поэтому я вновь вернул разговор в русло обсуждения грядущего фильма, предостерегая Лени от личной поездки к линии фронта. Она же мечтала все увидеть своими глазами, но из такого вояжа могла и не вернуться.

— Довольствуйтесь хрониками, — посоветовал я, — остальное снимите в декорациях. Война — опасная штука, там люди гибнут. А пуля не делает различия между солдатом и режиссером.

— Я все понимаю, Рудольф, но честный фильм — это когда передаешь свои личные эмоции и ощущения. Если я буду опираться исключительно на чужую хронику, у меня ничего не выйдет. Люди мне не поверят.

— Постарайтесь передать то, что вы чувствуете, то, о чем мечтаете. А мертвые тела павших солдат, сожженные деревни, закопанные заживо мирные жители — этого в вашем фильме точно не нужно.

Она уставилась на меня, словно увидела впервые. Я же чуть не прикусил язык, осознав, что наговорил лишнего.

Дальнейший путь до ее апартаментов прошли в молчании.

— Увидимся завтра, Рудольф, — задумчиво произнесла она на прощание.

— Спокойной ночи, Лени!

Как только ее дверь закрылась, мысли мои тут же переключились на иное, и я стремительно направился в нашу с полковником комнату.

Удастся или нет? Если ход существует и приведет меня в левое крыло, то… никакая бомба не потребуется. Я приду тихо, сделаю свое дело и так же тихо уйду обратно, и ни одна живая душа мне не помешает.

Идеальный план!

Дело оставалось за малым, раздобыть оружие и предупредить Штауффенберга. Оставлять его в неведении не стоит, он начнет нервничать, совершать ошибки. А лучше всего — взять его с собой. Тогда точно не натворит глупостей.

Полковник не спал. Он сидел злой и недовольный, а перед ним на столе лежал лист бумаги с официальными печатями.

— Что-то случилось? — спросил я, видя его состояние.

— Получил выговор за ненадлежащее усердие в деле формирования новых дивизий, — он порывисто схватил бумагу и разорвал ее в клочья. — Да если бы не я, дивизии не были бы укомплектованы и на четверть! Что они там о себе думают? Неужели нельзя было дождаться моего завтрашнего доклада? Я бы все подробно и с цифрами объяснил! Кстати, лейтенант, совещание назначено на семь тридцать, будьте готовы к этому времени. А как прошел вечер у вас?

— Замечательно, — ответил я, пристегивая ножны с клинком к поясу. — А ночь предстоит еще более интересная. Вот только мне необходимо раздобыть пистолет.

— Ну, допустим, оружие я найду, — живо заинтересовался граф, — а зачем оно вам?

Я выдержал паузу, а потом спокойным тоном сообщил:

— Планы слегка меняются. Сегодня ночью мы убьем Гитлера!