— Что вы там устроили, Борер? — орал полковник мне в лицо, забыв о том, что здесь я носил иную фамилию. — Вы совсем с ума сошли?
В кабинете, кроме нас двоих, никого не было, и дверь была плотно прикрыта, поэтому я резко шагнул вперед и легко ткнул Клауса в бок кулаком. Легко — так казалось со стороны, на самом же деле Штауффенберг тут же умолк, вздрогнув всем телом от боли. Впрочем, бил я разумно, и вскоре он пришел в себя.
— Зачем это?
— Затем, что вы себя не контролировали, господин полковник, — негромко ответил я. — Как вы меня только что назвали?
— Борер… — автоматически ответил он. — Дьявол! Вы правы, ЛЕЙТЕНАНТ ФИШЕР, прошу простить меня за эмоции. Но и вы поймите меня правильно: весь штаб гудит, как растревоженный улей. И разговоры лишь о том, что мой адъютант гранатой отогнал людей из СС. Более того, моя личная секретарша, как оказалось, следила за всеми моими действиями и передавала информацию вовне…
— Вы этого не знали? — засомневался я.
— Догадывался, — пожал плечами граф, — и все же… это такой позор!
— Вы избавились от шпиона, поздравляю! Смотрите, не пригрейте еще одного. Ведь кого-то же пришлют на замену Анни?
— Не сомневаюсь в этом… я… постараюсь, Фишер, — в этот раз он назвал меня правильно. Слишком давить на полковника я не хотел, да и не мог. Рыбка могла сорваться с крючка в любой момент, а я этого не желал. Все же приоритетная цель — фюрер, и пока оставался хоть малейший шанс его уничтожить, я готов был делать что угодно, лишь бы совершить задуманное. Без Штауффенберга вероятность проведения акции стремилась к нулю. Значит, требовалось беречь полковника, помогать ему в текущих делах, поддерживать и опекать.
— Я сделал то, что на моем месте сделал бы любой честный человек, — постарался достучаться до его разума. — Арест по столь надуманному обвинению? Нонсенс! Как вы правильно заметили, я — ваш адъютант, и я не уронил ни вашу честь, ни свою собственную.
Фон Штауффенберг задумался.
— Признаюсь, с этой точки зрения я ситуацию не рассматривал. А знаете, вы правы! Я и сам устал вечно бояться этих людей, но пробовать им угрожать… даже и помыслить не мог.
Странный человек граф, задумал уничтожить главу империи, а против ее ищеек и слова сказать не может. Инерция мышления, так бывает. Затуманенность разума. Нужно всего лишь объяснить, что к чему, и нормальный человек сам поймет свои ошибки.
Это я и постарался сделать в следующие четверть часа, высказав Клаусу все, что думал по поводу фон Рихтгофена и его методов. И миндальничать я не собирался. Сам факт того, что Анни подсадили к полковнику, говорил о многом. Мириться с подобным — себя не уважать! Я всячески пытался внушить ему мысль подать официальную жалобу, и к концу разговора, кажется, добился своего.
— Ни о чем не думайте, господин полковник, я со всем разберусь.
— Кстати, есть одно дело, которое я хотел поручить вам…
— Говорите, я все сделаю.
Штауффенберг посмотрел на меня искоса.
— Понимаете, Фишер, вместе с рейхсминистром Шпеером в Берлин прибыла одна дама… и нужно ее развлечь, пока он занят делами.
Только этого мне не хватало, веселить жен и любовниц нацистов.
— Почему я? — спросил я, не скрывая своего недовольства. — Вы же видите, у меня не слишком-то клеится с дамами…
— Министр поручил это дело мне, и я не могу доверить его случайному человеку. А вы — мой адъютант, — полковник был тверд в своих намерениях, и я понял, что мне его не переспорить.
Я выдохнул и уточнил:
— И что за дама у нас скучает в одиночестве?
— Вы наверняка ее знаете! — оживился Клаус. — В кино же ходите… или ходили прежде? Это сама Лени Рифеншталь, подруга рейхсминистра, знаменитость!
Я слышал это имя, но не видел ни одного фильма с ее участием. Хотя… кажется, знаменитый «Триумф воли» — как раз ее режиссерская работа, а его я однажды смотрел. Фееричная пропаганда!
И все же, я недовольно скривился:
— Развлекать актрисульку? У меня есть дела и поважнее!
— Считайте, что сегодня это самое важное задание для вас, лейтенант! — отрезал фон Штауффенберг. — Заберете ее в пять часов из квартиры, вот адрес…
Он быстро написал на листке несколько слов и протянул его мне.
— И чем я должен ее занять? — сдался я, взяв лист в руку.
— Сами решайте. Главное, чтобы она осталась довольна…
В легком раздражении я покинул кабинет полковника. Кажется, моя запланированная встреча с офицерами только что отменилась. Разве что… а не взять ли кинодиву с собой в ресторацию «Хорошее настроение»? В конце концов, где мне еще ее выгуливать? А там, в компании офицеров, которые явно будут не против произвести на знаменитость впечатление, я все же смогу поговорить с Кузнецовым. Все внимание окружающих будет уделено Лени — идеальный план!
Вот только согласится ли дива?
В коридоре я столкнулся с фон Ункером, который стоял у приоткрытого окна, пил кофе из маленькой чашки и курил. Я сообщил ему, что наша встреча переносится прямо в ресторацию и что, возможно, со мной будет еще один человек.
Обер-лейтенант безразлично кивнул, даже не поинтересовавшись, все ли у меня в порядке. Хотя, после произошедших чуть ранее событий, это было бы уместно.
Я чуть покачал головой. Главное, чтобы он передал мое сообщение остальным. А то неудобно получится…
Что любят красивые женщины? Цветы? Но их бросают к ногам знаменитостей постоянно. Бриллианты? Хороший выбор, но не в моей ситуации, слишком уж круто. Остается лишь один верный ответ — сладости!
Вот только где найти в Берлине хотя бы простое пирожное?
Этот вопрос я решил весьма оригинальным методом, попросту передоверив полномочия. Спустился в столовую, нашел дежурного повара и повелительным тоном приказал раздобыть несколько пирожных для самой госпожи Рифеншталь. Повар сначала отнекивался, но, услышав имя дивы, смирился и уже через полтора часа принес мне в кабинет аккуратную бумажную коробочку, перевязанную синей лентой.
— Вот, лейтенант, я выполнил ваш заказ! Нежнейший крем, изумительная выпечка, лесные ягоды и ваниль, госпожа будет довольна! Только не спрашивайте, чего это мне стоило!..
Время как раз подходило к указанному Штауффенбергом сроку, и я, взяв внизу машину с водителем, продиктовал ему адрес. Ехать было недалеко, и через четверть часа мы уже остановились у старинного дома с барельефами в виде гаргулий.
Я поднялся на второй этаж и нетерпеливо постучал в массивную дверь.
Открыли почти сразу, причем на пороге стояла сама Лени — красивая, ухоженная женщина лет сорока, с умными глазами и чуть сжатыми губами. Лицо ее не показалось мне каким-то особым, но увидев эту женщину один раз, забыть ее было бы невозможно. Притягательная красота в сочетании с острым интеллектом — очень опасная особа, куда опаснее той же Анни.
Она оценивающе оглядела меня, протянула руку и спросила низким, почти грудным голосом:
— Значит, это вас назначили мне в жертву на сегодняшний вечер?
— Лейтенант Фишер, — представился я, едва коснувшись губами ее пальцев.
— Хелена Берта Амалия Рифеншталь, — улыбнулась дива и, видя мою легкую растерянность, добавила: — Но вы зовите меня просто Лени, мне так привычнее.
— Рудольф, — кивнул я и вручил коробочку с пирожными. — Это вам!
— Что там? Подарок? Обожаю подарки! Да проходите же, чего мы стоим на пороге⁈..
Подхватив коробку, она легко, словно юная девушка, пронеслась по комнате к столу, там взяла ножницы и разрезала ленту.
— Ого, Рудольф! Вы меня, право, удивили! Найти такое сокровище в Берлине практически невозможно!
Пирожные, и правда, удались. Повар постарался на славу, и я был ему благодарен за хорошее впечатление, которое этим небольшим презентом произвел на Лени.
Квартира, в которой остановилась Рифеншталь, была богато обставлена. Картины в позолоченных рамах на стенах, дорогая драпировка, массивная старинная мебель. Тут явно жил состоятельный человек. А вот прислуги я не увидел, Лени обходилась сама.
Она принесла две тарелочки и две небольшие вилочки, положила по пирожному на каждую тарелку и протянула одну мне.
— Уж не откажите, Рудольф, угоститесь со мной за компанию!
Я и не думал отказываться и с удовольствием съел маленькую, невероятно вкусную корзиночку. Лени кушала аккуратно, изящно отламывая крохотные кусочки вилочкой, и поглядывала на меня.
— На остальные не рассчитывайте, — засмеялась она, когда я покончил со своей порцией, — эти я съем сама в одиночестве вечером.
— Я и не думал объедать вас, — улыбнулся я в ответ.
Хелена мне понравилась, и я выудил из глубин памяти обрывки ее дальнейшей биографии. Проживет она насыщенную, полную событий жизнь и умрет в глубокой старости, в возрасте ста одного года. А задолго до этого, в семьдесят один год, впервые погрузится под воду с камерой, и совершит еще более двух тысяч погружений, снимая подводный мир. Вот только детей у нее не было, и это единственное, о чем она сожалела.
Но это будет после, сейчас же Лени была одним из главных пропагандистов фашизма. Причем, возможно, самым талантливым передатчиком идеологии Третьего Рейха. Ведь все строилось на вещах, понятных каждому: добро и зло, правда и ложь, чистое и нечистое, светлое и темное. Вот только сама основа была фальшивая. Как у больного шизофренией, у которого структура его теорий логичная и четкая, а изначальная предпосылка ложная.
— Что вы еще придумали на этот вечер? Начало было отличное.
— Боюсь вас разочаровать, Лени, но дальше будет скучнее. Банальный ресторан, да боевые товарищи в качестве компании.
— Всегда рада новым знакомствам, Рудольф. Ну что, в путь?..
Ресторация приняла нас, как родных. Все тот же тапер сидел за пианино, официанты сновали по залу, свечи горели, озаряя каменные стены и трофейные головы оленей и кабанов на них.
— Здесь мило, — осмотревшись по сторонам, решила Лени.
Нас увидели и уже махали руками от дальнего столика. Все офицеры были на месте, уже заказав по первой кружке пива.
Пока мы шли сквозь зал, на нас оглядывались все.
— Это же сама Лени…
— Рифеншталь…
— Боже, это Лени…
До моего слуха доносились восторженные голоса фанатов, и я даже начал опасаться, что сейчас придется защищать ее от назойливого внимания. К счастью, времена были иные, и никто из собравшихся в ресторане офицеров и их дам не стал докучать диве своим обществом.
Мы прошли до большого стола, занятого моими офицерами, и я представил даму:
— Знакомьтесь, господа, это Лени Рифеншталь. Сегодня она почтила нас своим благосклонным вниманием! Развлеките же даму, сделайте этот вечер незабываемым!
Офицеры, как подростки, вскочили на ноги, смущенные и взволнованные, и представились один за другим по очереди, делая бесконечные комплименты диве и ее таланту.
Хелена с улыбкой подала руку каждому, и каждый эту руку восхищенно поцеловал. Лени знали все, и не было вокруг человека, кто бы ею не восхищался.
Я отодвинул для нее стул, она села, и тут же к нашему столу подошел главный распорядитель зала.
— Госпожа Рифеншталь, для нас огромная честь лицезреть вас в этом скромном заведении… — начал было он, но Лени его бесцеремонно перебила.
— Что вы порекомендуете заказать даме, которая следит за своей фигурой?
— Ох, — смутился тот подобным откровениям, — у нас обширное меню… было. К сожалению, в прежние времена мы предлагали куда больший выбор, теперь же ограничены в данных обстоятельствах, и все же…
Метродотель выложил уже знакомое мне меню из одной страницы в толстой кожаной папке, и по его виду было понятно, как сильно он переживает за столь убогий ассортимент. Но Лени нисколько не волновалась по этому поводу. Она вообще казалась женщиной простой и неприхотливой, несмотря на свой статус и положение.
— Ах, я девушка скромная, пожалуй, выберу гамбургер, — решила Лени.
— И я буду гамбургер, — сказал фон Ункер.
— И я…
— И я…
В общем, гамбургер выбрали все, и я не стал выделяться. Разумеется, имелась в виду не булка с котлетой внутри, а шницель с жареным яйцом сверху, и на гарнир — жареная картошка и овощной салат. Обычный обед для рабочего класса, я удивился, что Лени сделала именно такой выбор. В качестве напитков офицеры заказали пиво, а Лени — бокал белого вина. Вскоре все принесли, и ужин начался.
Шницель оказался не слишком сухим, картошка — вкусной, пиво — свежим. А вот застольная беседа все не ладилась.
Фон Ункер пытался шутить, но неудачно. Зиберт отмалчивался, Кляйнгартен усердно жевал, Баум не сводил глаз с дивы, а Коше, казалось, вовсе проглотил собственный язык. Помимо этого, со стороны соседних столиков мы ощущали усиленное внимание, и за пятнадцать минут нам принесли уже три бутылки шампанского — комплименты от поклонников Лени.
— Боюсь, господа, мне столько не выпить, — заявила она после очередного презента. — Я же всего лишь слабая женщина, вам придется мне помочь!
— С удовольствием! — заявил фон Ункер. — Признаться, пиво мне изрядно надоело!
— Так наливайте себе, обер-лейтенант, не стесняйтесь!
— Я бы тоже не отказался, — застенчиво вставил Коше.
— Пейте, господа! А я выпью за вас, доблестных рыцарей нашей великой империи, готовых отдать жизни за наши идеалы! — Лени поднялась на ноги с бокалом в руке. — Прост, господа!
— Прост!..
— Прост!..
— А расскажите о фюрере, — стесняясь, как ребенок, попросил Коше, — вы же его видели лично?
— О, да! — улыбнулась ему Рифеншталь. — Мы встречались с Адольфом, и не раз. Помню, он произвел на меня огромное впечатление, когда я слышала его речь в берлинском дворце двенадцать лет назад. Мне казалось, будто передо мной разверзлась поверхность Земли, словно полушарие, неожиданно расколовшись посередине, выбросило огромную струю воды, столь мощную, что она достала до неба и сотрясла Землю. Тогда-то я и поняла, что этот человек послан нашей нации, как единственная надежда на возрождение былого величия. Он — истинный мессия нашего времени! И это не преувеличение, господа. Не будет его — не будет и Германии!
Вот с этим я был вполне согласен. Убрать Гитлера, и нынешней Германии конец. Генералы слишком цепляются за собственные никчемные жизни и моментально подпишут акт о капитуляции на любых условиях, гарантирующих их дальнейшее существование. А дальше, как карта ляжет. Может, и в этой реальности страну разделят на две части, и вновь на долгие годы возникнет ГДР и ФРГ. А, может, все пойдет иным путем.
— Я восхищен «Олимпией», — скромно заметил Коше. — Это просто шедевр и верх операторской работы!
— Благодарю, — милостиво кивнула Лени, — мне приятна эта похвала. Мы делали фильм более двух лет, и, полагаю, он удался…
Кляйнгартен зааплодировал, остальные присоединились.
— Еще вина? — предложил я, заметив, что бокал дивы уже пуст.
— Не откажусь…
И в ту же секунду где-то на улице завыли сирены, и сразу несколько раз оглушительно бахнули орудия ПВО.
— Налет! — заорал кто-то дурным голосом.
Все присутствующие в зале вскочили на ноги. Кто-то сразу бросился к выходу, другие замерли на месте, пытаясь понять, что делать дальше.
Нужно было уходить, рисковать я не собирался. Англичане бомбили Берлин не в первый раз, и делали это весьма умело.
Я протянул руку Лени, помогая ей подняться. Здесь в здании наверняка имелся подвал, и лучше пересидеть авиаудар там, чем стать случайной жертвой.
Мы не успели.
Едва мы бросились к дальнему выходу, как мощный взрыв сотряс здание до основания. С потолка посыпалась штукатурка, упали несколько картин и голова оленя.
Пол заходил ходуном.
И тут же потолок рухнул на нас, погребая всех под собой.
В последнем усилии я успел сбить Хелену с ног и навалился на нее сверху, прикрывая собственным телом от многочисленных обломков рушащегося дома.
Что-то с силой ударило меня по голове, мгновенно погасив сознание.