Черные ножи – 5

Глава 11

То, что я опознал Кузнецова, было очень хорошо, но он не знал меня и ни за что не поверил бы, расскажи я ему свою историю. В лучшем случае принял бы за провокатора, но колоться бы не стал и сдал бы Гестапо, чтобы самому не оказаться в числе обвиняемых. Немцы вовсе не идиоты и крутить комбинации вполне умели, контрразведчики недаром ели свой хлеб.

Нет, так не пойдет.

Поэтому я подавил первый порыв отозвать его в сторону и заговорить с ним по-русски, выдав пару фактов, знать которые мог только он и историки будущего. Не поверит, не поведется — не в его это характере.

Значит… нужно действовать иначе.

А характер у Николая Ивановича был железный. Выдержки и силы воли ему было не занимать, как и решительности в случае, когда пора действовать без раздумий. Уверен, пусть он и попал в Берлин случайно, может, даже по ошибке, но и тут он не станет сидеть сложа руки.

Надо лишь просчитать его следующий ход и подыграть ему, тогда и доверие между нами наладится, и взаимопонимание.

Но что он станет делать?

Диверсант высочайшего уровня, ликвидатор, ученик самого Судоплатова, он явно решит провести акцию по устранению одного из нацистских верховных чинов, коих в Берлине, как собак, только выбирай подходящего. Приметит себе кого-то поважнее, до которого сможет добраться, полковника или, скорее, генерала, и устранит его. Если акция пройдет удачно, присмотрит новую жертву. Убьет столько, сколько сумеет. Грызть будет зубами, если придется. Такой человек.

Так что я и виду не подал, что узнал Николая, но он, как мне кажется, что-то почуял своим поистине звериным чутьем на опасность. Уж слишком старательно он смотрел как бы мимо и сквозь меня, в то же время досконально изучая.

Я не стал тянуть и, распрощавшись с офицерами, пообещал наведаться к ним с утра, дав время чуть освоиться на новом месте, после чего покинул дом и вернулся в штаб. Там все еще подавали обед, и я с удовольствием взял шницель по-гамбургски с жаренным яйцом сверху, порцию картошки и выпил большую кружку кофе.

Немец без кофе чувствует себя потерянным весь день, а я так старательно играл роль офицера, что вошел в образ и пил этот напиток каждые несколько часов. Кстати, кофе оказался вполне недурным, бразильским.

Едва я закончил с обедом, жутко завопила сирена. Часть офицеров дернулись со своих мест, намереваясь бежать в ближайшее бомбоубежище, другие же невозмутимо остались сидеть и поглощать пищу. Когда город бомбят по несколько раз в день, поневоле станешь фаталистом.

Я остался в столовой и вскоре увидел фон Штауффенберга, который тоже решил перекусить. На орущую сирену он обращал ровно столько же внимания, как на муху, мерно кружившую вокруг столика.

— Фишер, и вы тут? — удивился полковник. — Я думал, что вы заняты вновь прибывшими.

— Уже отвез их на квартиры, — доложил я, — предоставил им время до завтра, чтобы привести себя в порядок. С утра заберу всех и привезу сюда.

— Это хорошо, у меня для них полно работы, лишние руки нам не повредят, — кажется, Клаус опять отвлекся от своей главной задачи — попасть в «Волчье логово». Я недовольно глянул на него, и он уловил этот взгляд, потому что быстро покачал головой и сказал: — Чем быстрее я укомплектую дивизии, тем раньше меня вызовут для отчета. Так что в наших общих интересах действовать как можно оперативнее.

Этот ответ я принял, он вполне соответствовал логике происходящего. Фон Штауффенберг не передумал и не струсил, а, напротив, старательно готовился к акции, делая все возможное, чтобы попасть на аудиенцию к фюреру.

И он был прав, нужно помочь в подготовке двух дивизий. Но нельзя ли при этом слегка поменять карты — выдать солдатам самую дрянную форму, испорченные продукты, старое оружие? В общем, устроить легкую диверсию. Это вполне было мне по силам, ведь именно я сейчас, как адъютант господина полковника, отвечал за большую часть накладных.

Когда я копался в документации, то очень быстро определил, кто из поставщиков присылает самые дрянные товары, кто безбожно ворует, а кто попросту фальсифицирует бумаги, выдавая несуществующие расчеты и взимая оплату за отсутствующий товар. Вот с ними-то и нужно иметь дело, тогда ситуация ухудшится еще более, чего мне и хотелось.

Вернувшись в свой небольшой кабинет, рядом с комнатами фон Штауффенберга, я выписал целый список как людей, так и компаний, которым решил передать все главные подряды. Замечательно! Недобросовестные исполнители — то, что необходимо!

Причем, даже простые подрядчики умудрялись воровать целыми эшелонами. А еще говорят, что в Германии строгий порядок. Угу, держите карман шире. Тут прут со складов так, что прочим стоит позавидовать навыкам и умениям местных дельцов. А потом все уходит на черный рынок и там продается в три дорога. Да, пойманных на спекуляции казнят, причем прилюдно. И продавцов, и покупателей. Но это мало кого останавливает. Всегда найдется и спрос, и предложение.

Остаток дня я потратил на то, чтобы максимально навредить будущим дивизиям. И сделать это оказалось весьма легко.

Пройдет восемьдесят лет, и немецкие чиновники будут принимать обычные копии с документов, даже не проверяя их подлинности, верить практически на слово людям, которым доверять нельзя априори, и миллионы ушлых беженцев начнут этим беззастенчиво пользоваться, получая по пять-шесть социальных пособий на одного человека, обманывая и обворовывая государство, которое предоставило им «защиту».

Куколды!

Они станут посылать миллиарды евро «помощи» Украине, в то время как собственные граждане будут нуждаться хотя бы в минимальной поддержке. Начнут поднимать налоги, запугивать население всевозможными способами, воровать десятки миллиардов буквально на всем. А коренные немцы будут терпеть. Скрежетать зубами, ругаться вполголоса, но терпеть. Это заложено в их национальном характере — подчиняться вышестоящему руководству. А кто терпеть не будет, так это пришлые. Удивительная выйдет история, в которой все будет шиворот-навыворот, где чужие люди спасут государство от полного краха… но все еще может произойти совершенно иначе, я по чуть-чуть, но меняю бывшую историческую линию.

В шесть вечера, как и обещал, я явился в приемную Штауффенберга. Секретарша выглядела преобразившейся. Ее губы ярко блестели, брови были подведены, а платье оказалось не таким монолитным, как вчера. Готовилась, старалась.

— Фройляйн, вы не забыли о нашем уговоре? — я склонился над столом.

Девушка зарделась, а потом отчаянно закивала.

— Я помню, помню.

— Так вы одарите меня своим вниманием этим вечером?

— Я пойду с вами, господин Фишер, — она казалась одновременно и испуганной, и решившейся на некий шаг. Любопытно, требует ли Гестапо спать с подозреваемыми, дабы вывести их на чистую воду. — Но не вообразите себе ничего лишнего!

— Ни в коем случае! Все будет исключительно в рамках приличий! — я залихватски подмигнул ей и добавил: — Так чего же мы ждем?

Она слегка покраснела, а я протянул руку, которую девица благосклонно приняла.

Не то, чтобы мне хотелось провести этот вечер с той, чьего имени я так и не удосужился узнать, но требовалось проверить ближайшее окружение полковника, дабы не проворонить соглядатая, который в последний момент испортит нам все дело. А секретарша на все сто процентов подпадала под все критерии тайного шпиона. Я был уверен, что она пишет доносы либо в Абвер, либо в Гестапо, либо еще куда. И очень хотел выяснить все в точности.

Мы вышли на улицу. Смеркалось, к тому же поднялся сильный северный ветер.

— Я в Берлине новенький. Скажите, куда лучше податься двум молодым и красивым людям этим вечером?

Моя спутница на мгновение задумалась, потом уверенно указала рукой вдоль улицы:

— Тут неподалеку есть ресторан для офицеров. Он открывается каждый вечер примерно в это время, несмотря на бомбежки. Там обычно собирается весьма приличное общество…

— Уверен, господа офицеры — вовсе не дураки и любят вкусно поесть и выпить. Что же, ведите меня, дорогая, сегодня я весь ваш!

Девушка в глаза мне не смотрела, но, тем не менее, мы двинулись в указанную сторону и вскоре пришли к старинному дому, в подвале которого и находился ресторан со скромным названием: «Хорошее настроение».

Не знаю, как у секретарши, а у меня настроение, и правда, было изумительным. День я провел не зря, и мысли о гибели Григория более не посещали меня. Не то, чтобы я совсем выкинул его из головы, но все же сумел окончательно убедить себя в собственной правоте.

Спустившись по ступеням, мы вошли в ресторацию.

Там было полно народу. Просторный зал с каменными стенами освещали свечные люстры. На невысоком помосте стояло пианино, и тапер наигрывал легкие мелодии. Вокруг шумели голоса присутствующих офицеров и их дам. Три официанта, как заведенные, сновали туда-сюда по залу, едва успевая обслуживать клиентов. На столах, несмотря на тяжелую городскую обстановку с продовольствием, было накрыто весьма обильно. Мужчины пили пиво и шнапс, ели жаркое, гуляш, жареную картошку, клезы — та же картошка, только в форме довольно крупных клейких шаров, дамы угощались вином, громко смеялись.

Если бы я лично не присутствовал под бомбардировкой, случившейся буквально несколько часов назад, то мог бы подумать, что никакой войны нет и в помине, и горожане проводят свой обычный вечер, развлекаясь привычным манером.

Вот только чуть присмотревшись к окружающим, я увидел, что веселье их весьма наигранное и даже истеричное, на грани срыва.

— Желаете поужинать? — к нам подскочил один из официантов — довольно молодой парень, расторопный и быстрый в движениях.

— Почему не на фронте? — нахмурился я. — У нас как раз недокомплект в новых дивизиях. Не хочешь отдать долг твоей великой родине?

Парень заметно растерялся и занервничал.

— У меня бронь, господин офицер. Я болен, очень болен. Могу показать заключение врача, если нужно?

— Не нужно, — благосклонно махнул я рукой, — усади нас за лучший столик!

— Сию минуту, — засуетился тот, облегченно выдохнув. На фронт ему явно не хотелось.

Вскоре мы заняли небольшой столик, неподалеку от игравшего тапера. Слева от нас за соседним большим столом расположилась группа младших пехотных офицеров с девицами, явно не обремененных излишними моральными нормами поведения. Они громко разговаривали между собой, то и дело прерываясь на взрывы хохота.

Справа за таким же небольшим столиком, как у нас, сидела пара постарше. Судя по погонам, штурмбаннфюрер СС и хорошо одетая женщина, оба лет тридцати на вид. Они недовольно косились на шумную группу, но пока терпели их присутствие, хотя, уверен, эсэсовец уже еле сдерживал себя, чтобы не приказать им заткнуться.

Остальные посетители были сродни нашим соседям, но моего внимания особо не привлекли.

Официант положил два меню в толстых кожаных переплетах, вот только открыв свою папку, я увидел внутри лишь один единственный листок с коротким перечнем блюд. Не богато.

— Что желаете? — спросил я секретаршу. Дьявол, надо хотя бы имя ее выяснить, а то даже неудобно.

— Салат из огурцов, шницель и отварную картошку, — девушка водила тонким пальчиком по короткому списку и уже не стеснялась. Кажется, будь у меня соответствующие намерения, этой ночью мне бы повезло. Но интимного продолжения вечера я не желал, а хотел лишь получить только чуток полезной информации.

— Эй, любезный, — я махнул рукой официанту, и тот вновь пулей подлетел к нашему столику, — прими заказ, и добавь к нему пару бутылок «айсвайн»!

— Будет исполнено! — он явно меня боялся и стремился угодить.

Через минуту у нас на столе уже появилось вино и бокалы, и в ожидании еды, я поднял тост.

— За вас, моя дорогая!

С легким звоном бокалы соприкоснулись. Вино было невероятно вкусным — изготовленное из декабрьских ягод, замороженных прямо на лозе, этот сорт входил в список самых лучших мировых вин.

Я присмотрелся к бутылке — ба, да это же «Эгон Мюллер Шарцхофбергер». Во сколько же оно мне обойдется? В будущем подобная бутылка будет стоить минимум несколько тысяч долларов и выше, причем, сильно выше, и это, если еще повезет ее добыть. Кажется, официант перепугался слишком сильно и слегка переоценил мою платежеспособность.

Моя спутница тоже весьма оценила напиток. Потягивая его маленькими глотками, она даже прикрыла глаза от удовольствия. Откуда у простой секретарши вкус к дорогому вину?

— Нравится? — поинтересовался я.

— Очень, — кивнула она, — мой любимый сорт.

— Часто доводилось пробовать?

Девушка бросила на меня быстрый взгляд, но тут принесли еду, и мы на время отвлеклись от разговора, отдавая должное местной кухне.

Я не был особо голоден, но свою порцию доел до последней крошки — боюсь, после концлагеря беречь и ценить продукты вошло в мою привычку на всю оставшуюся жизнь.

Девушка ела аккуратно, отрезая мясо маленькими кусочками и тщательно его пережевывая. Я доел первым, подлил в бокалы вина и рассеянно поглядывал на секретаршу. Может, я ошибся, и не стоило тратить вечер на эту девушку?..

— Пытаетесь вспомнить мое имя? — да, ей было не занимать проницательности, что утвердило меня в мысли о ее внедрении в окружение полковника фон Штауффенберга. — Меня зовут Анни.

— Рудольф, — с некоторым трудом вспомнил я имя, записанное в документах.

— Знаю, — теперь она даже не пыталась скрыть своего интереса к моей персоне, буквально расстреливая глазами меня из-под чуть опущенных ресниц, — я изучила вашу анкету. Герой войны, есть ранения, в отпуске на излечении. Но не сидите без дела, стараетесь быть полезным своей стране. Очень ценю и уважаю подобный подход!

Признаться, она меня удивила, и я даже ощутил к ней некий особый интерес. Может быть, идея завести фиктивный роман не самая плохая?

Тем временем, голоса за соседним столиком начали набирать обороты. Гогот теперь почти не стихал, и многие в зале стали оборачиваться на компанию.

Я поморщился, но решил не лезть к ним, а вот один из пехотных, напротив, обратил свое внимание на нас. Точнее, на Анни.

Он встал, чуть шатнувшись, в три нетвердых шага оказался у нашего столика и попытался галантно склонить голову. Вышло у него не очень.

— Позвольте пригласить вас на танец!

На меня мерзавец даже не взглянул, словно я был пустым местом.

Любопытные тут нравы.

Анни даже отгородилась от него обоими руками.

— Нет-нет, я не танцую!

— И все же, я настаиваю! — лейтенант решил проявить настойчивость и протянул руку, намереваясь схватить девушку за запястье.

Кажется, пришло время бить морды, вот только моему противнику на помощь тут же прибегут его друзья, а я тут совершенно один, если не считать Анни.

Между тем, компания продолжала шуметь, и тут уже не выдержал штурмбаннфюрер, который имел на этот счет особое мнение. Он резко встал из-за стола, и, хотя его дама пыталась удержать, подошел к буянам.

— Господа, вы не могли бы вести себя потише?

— Не могли бы, — один из пехотных офицеров презрительно сплюнул на пол, — мы не какие-то тыловые крысы, как некоторые, и имеем право отдохнуть, как считаем нужным!

— Что? — голос штурмбаннфюрера звучал тихо, но я услышал в нем нотки с трудом сдерживаемой ярости. — Это вы на меня намекаете, лейтенант? Да я вас!..

Он схватил пехотного за отворот кителя и одним мощным рывком буквально выдернул из-за стола, а потом оглушительной оплеухой свалил на пол. Но этим его успехи и кончились. Остальные офицеры уже стояли на ногах, и ближайший провел удивительно удачную серию ударов: левой, левой, правой в подбородок.

Штурмбаннфюрер устоял на ногах, но изрядно пошатнулся. Из разбитой губы потекла кровь.

Я тоже не стал терять времени даром и прямо со своего места, не вставая со стула, пнул пехотного носком сапога в колено. Удар оказался даже сильнее, чем я того хотел. Что-то отчетливо хрустнуло, и офицер свалился, громко завывая от боли.

Этот больше не игрок, зато остальные представляли вполне определенную опасность.

Хмель моментально выветрился из их голов, они уже были трезвы и настроены весьма решительным образом, и я едва успел прикрыть штурмбаннфюрера от удара ножом в бок.

Ничего себе расклад! Да тут уже не просто кабацкая драка — тут убивают! Причем не разбирая ни званий, ни чинов.

Стул удачно оказался под моей рукой и тут же полетел в голову одного из пехотных.

— Дерьмо! — успел он вскрикнуть, прежде чем стул врезался ему в голову, разбив ее до крови.

Штурмбаннфюрер, тем временем, уже совладал с боксером, ударив его в лицо пивной кружкой. Но перевес все еще был на чужой стороне, к тому же один из наших оппонентов выхватил пистолет, наведя его прямо на меня.

Прочие посетители ресторана сохраняли уверенный нейтралитет.

Деваться особо было некуда, и я глупо замер посреди зала, как новичок.

Выручила Анни. В ее руке в мгновение ока оказался крохотный револьвер.

Выстрел. И пехотный схватился за кисть, выронив оружие.

Завизжали девки, бросившись врассыпную.

Выстрел. И еще один из офицеров покатился по полу, держась за продырявленный бок.

Выстрел. И последний из наших противников замер удивленно, зажав в ладони рукоять от кружки, которая только что разлетелась на сотню осколков.

— А ваша дама хорошо стреляет! — похвалил штурмбаннфюрер, вытирая кровь с виска.

Я с удивлением обернулся на Анни. Она смущенно улыбнулась.

— Папа в детстве вместо парка аттракционов, куда ходили все мои одноклассники, водил меня в тир. Там и научилась.

— Весьма нужное в наше время умение.

Штурмбаннфюрера шатнуло. Удары по голове не прошли даром. Но его женщина уже была рядом, успев поддержать и не дав упасть.

— Тебе не кажется, Анни, что нам не повредит глоток свежего воздуха? — отсюда нужно было срочно убираться. С минуту на минуту прибудет патруль, и неизвестно, чем обернется эта история. Я вовсе не хотел, чтобы мою личность перепроверяли вновь и вновь, докапываясь до сути.

— Согласна, Рудольф. Только не забудь прихватить с собой ту бутылку чудесного вина!

— Непременно, — бросать початого «Мюллера» я и не собирался.

Через минуту мы уже были на улице, быстрым шагом удаляясь от заведения. Счет, по случайному стечению обстоятельств, так и остался не оплачен.

Вечер, надо признать, удался, хотя и вовсе не таким образом, как я планировал.