Черные ножи – 5

Глава 18

От неожиданности я не сразу нашелся с ответом.

— Но… почему я?

— Мне кажется, вы — мой ангел-хранитель! Когда вы рядом, я чувствую себя спокойно…

В устах любой другой женщины это прозвучало бы как откровенный намек и приглашение к флирту, но тут была простая констатация факта без всякого подтекста.

Неужели, крепкий и надежный канат — фон Штауффенберг, на которого я возлагал основные надежды, не выручил, а слабая ниточка — Лени все же вытянула этот груз⁈..

С другой же стороны, не все было так просто.

— Я ведь военный и не могу собой распоряжаться. Нужен официальный приказ — приглашение, завизированное либо самим фюрером, либо начальником Верховного командования вермахта, генерал-полковником Кейтелем. Иначе меня и близко не подпустят к Гитлеру, даже в качестве вашего сопровождающего.

— Не переживайте, Рудольф, вы отправитесь туда с вашим прямым начальником, графом фон Штауффенбергом. Его вызовут на совещание, если уже не вызвали. Мы полетим одним самолетом, и вы вместе с нами.

А вот и «канат» подоспел. Неожиданно сработали оба варианта. Что же, тем лучше — больше шансов на успех. Интересно, что Лени пригласили первой, а Клауса еще, вероятно, и вовсе не известили. Вовремя же он получил портфель со взрывчаткой!

За свою участь я совершенно не переживал, давно смирившись с тем, что мне придется в очередной раз погибнуть, вероятно, уже навсегда. Судьба не даст третьего шанса. Она и так слишком уж расщедрилась, выдав вторую попытку. Но и я, надеюсь, не подвел, сделав все, что в человеческих силах, чтобы как можно скорее закончить эту клятую войну. И вскоре сделаю последний шаг к пропасти, сам лично принесу взрывчатку на встречу. Доверять такое важное дело однорукому полковнику я не желал. В прошлый раз он не справился, а в этот все должно быть исполнено без ошибок.

— С радостью полечу с вами, Лени! — искренне сказал я.

Знала бы ты, Хелена, как долго я этого ждал.

Распрощавшись с актрисой, я вернулся в особняк. Дверь в доме была чуть приоткрыта. Я достал оружие и осторожно вошел внутрь. Ни звука, ни шороха. Тишина… но в доме явно кто-то был.

Если бы я верил в приведений, подумал бы, что это шалит дух Гришки. Эх, зря все-таки паренек пошел против прямого приказа. Я до сих пор раз за разом возвращался к этой истории, понимая разумом, что был прав… но вот чувства говорили иное.

Конечно, это был никакой не призрак. Кузнецов восседал во главе большого стола, беззастенчиво ел колбасу, откусывая прямо от кральки, сыр и хлеб, и запивал все превосходным красным вином, добытым из погреба.

— А ты неплохо здесь устроился, Дмитрий!

— Я мог тебя застрелить, — я демонстративно сунул пистолет в кобуру. — В округе шалят в последнее время.

— Надеялся на твою выдержку, — Николай с видимым удовольствием вновь откусил колбасу, — у меня новости. Через несколько дней мы уезжаем, и я бы хотел успеть провести еще одну акцию, пока есть такая возможность.

— Еще одну? — не сказать, что я был доволен этим известием. У меня только-только что-то начало стыковаться, а любая акция — это череда случайностей. Кто знает, как она пройдет и чем закончится. И если Кузнецова схватят… нет, я не думал, что он выдаст меня — не той закалки человек. Он скорее умрет. Но, все равно, капитан Зиберт в данный момент — человек из моего близкого окружения. А я и так уже на карандаше у фон Рихтгофена. — Нужна мой помощь?

— Глупо было бы уехать с пустыми руками. А помощь никогда не бывает лишней.

— Почему с пустыми? Разве Шпеера недостаточно?

— Шпеер — неплохой улов, но я нацелился еще на одного жирного карася. Что скажешь о генерал-полковнике Фридрихе Фромме?

Я поразился:

— Это же командующий армией резерва! Прямой командир фон Штауффенберга!

— Именно, — Николай с достаточной элегантностью отпил из бокала и довольно причмокнул губами.

Фромм — это сила. Свалить генерала было бы весьма неплохо, ведь именно он в моей истории отказался начинать операцию «Валькирия», предварительно не удостоверившись в гибели Гитлера. Если бы не это, все могло бы пойти совсем иным путем. Впрочем, Фридриху в итоге подобная преданность не помогла, и вскоре его все равно казнили, якобы за участие в заговоре.

— Не знаю, — я тоже плеснул немного вина в бокал и отпил. — Опасно. Микропленка имеет больший приоритет.

— Она могла устареть, а генерал — вот он, совсем рядом. Я видел его уже два раза за время, что нахожусь при штабе, и мог бы убрать, но решил сначала посоветоваться.

— Считаю, нужно отложить это дело, — я не мог ему приказывать, мог лишь выразить свое мнение. — У меня вырисовывается интересная комбинация, и не хотелось бы все испортить в последний момент.

— Неужели? — не поверил Кузнецов.

— Только что говорил с Лени, ее приглашают в резиденцию фюрера. Штауффенберга тоже, ну и я с ними за компанию.

— Дима, — разведчик даже растерялся от неожиданности, — если это выгорит, то…

— Мы взорвем Гитлера! И войне конец!

Слегка наивно прозвучало, но верно по сути. Я искренне так считал. Что там будет дальше — бог весть, но если убрать лидера нации, то это явно изменит текущий ход событий.

— Дождись нашего отъезда. Судя по всему, это произойдет завтра-послезавтра, а дальше… если у меня все получится, то Фромм пока нужен живым. Он запустит операцию «Валькирия», и власть перейдет в руки Сопротивлению. Это-то нам и требуется! Если же ничего не получится, то тогда и генерал уже не нужен. Вот только тогда и я тоже помочь ничем не смогу.

— Ничего, справлюсь сам. Не впервой.

— Подожди меня тут!

Я вышел из комнаты. Достать из тайника микропленку было делом пяти минут, и вскоре я вернулся к Кузнецову, который продолжал с видимым удовольствием дегустировать вино из погребов графа.

— Французское, — поднял он бокал. — Урожай семнадцатого года. Знатный был год!

— Да уж, не спорю…

Я протянул ему коробку и он спрятал ее в карман.

— Обещаю, доставлю ее по назначению, чего бы это мне ни стоило. И с Фроммом погожу, не стану торопиться. Понять бы еще, откуда ты все это знаешь?..

Я не ответил, налил себе еще вина и залпом выпил. Кощунство пить такое вино столь примитивным образом, но что поделать.

— Полагаю, нам лучше не контактировать вне службы. Штурмбаннфюрер и так ходит кругами. Он явно что-то подозревает, чует своим фашистским нюхом, вот только доказать ничего не может, и от этого бесится и копает вновь и вновь.

Кузнецов кивнул и поднялся на ноги.

— Уйду аккуратно, благо, парк вокруг особняка твоего жилища разросся густой, — он сунул колбасу в карман шинели. — Удачи тебе, Дмитрий!

— И тебе! Судьбе будет угодно, еще встретимся!

— Обязательно, — улыбнулся он, — когда Берлин возьмем, тогда и встретимся!

Он вышел на улицу и мгновенно растворился в темноте. Я не сомневался, что он выполнит обещанное и на время оставит свои планы касательно Фромма. И пленку передаст по назначению, в этом я тоже был уверен. Хоть тут можно выдохнуть свободно. Наконец-то я придумал способ доставить ее командованию!

Я сел на тот же стул, где еще недавно сидел Кузнецов, и вылил остатки вина себе в бокал. Неспешно допил и отправился в постель. В эту ночь меня не мучили угрызения совести, и в голове не прокручивались, как обычно бывало, многочисленные варианты грядущих событий. Я просто спал крепким сном младенца, без сновидений, и проспал до самого утра.

Встал бодрым, полным энергии, которая буквально рвалась наружу, требуя немедленного действия. Но, вместо суеты, сварил себе кофе, позавтракал остатками сыра и хлеба, и, не особо торопясь, вышел на улицу.

Утро стояло прекрасное. Несмотря на ранний час, было уже достаточно светло. Весна разгонялась навстречу лету, все дальше отталкивая от себя холодную и страшную зиму. Пахло свежестью. Громко пели многочисленные местные птички — чуть меньше воробьев, с черным оперением и ржаво-оранжевыми хвостами, некоторые с цветными грудками, их было полно на деревьях в парке. Горихвостки, кажется, так они называются. Но и несколько черных дроздов среди них я приметил, и тут же прогуливались обычные голуби, а на травке расположилось семейство уток.

— Джир-ти-ти-ти-ти! — включилась первая птичка.

— Черр-чер-чер-чер! — вторила другая.

— Фить-фить-фить! — подхватили остальные.

Я заслушался. Словно и не было войны вокруг. Обычное мирное утро, ведь природе нет дела до человеческих конфликтов. Природа принимает убийство лишь по необходимости, из инстинкта самосохранения или продолжения рода, а не в силу жадности, властолюбия или прочих амбиций. Человек же — такая тварь, которая, бывает, убивает из удовольствия…

Водитель довез меня до штаба, и первым делом я поднялся к Штауффенбергу. После того, как Анни убрали с должности секретарши, ее место так и оставалось вакантным. Так что я миновал пустую приемную, постучал в дверь кабинета и, получив приглашение войти, зашел внутрь.

У Клауса на столе стоял черный кожаный портфель. Сам же граф сидел напротив и смотрел на него, не отрывая взгляда, со странным брезгливым выражением на лице.

Понятно, в портфеле взрывчатка, и полковник, который привык смотреть смерти прямо в лицо, теперь сомневается, согласуется ли запланированный теракт с его понятиями о воинской чести.

— Вы все делаете правильно, Клаус! — позволил я себе легкую фамильярность. — Когда речь идет о судьбах миллионов людей, то любое действие, ведущее к миру, оправдано. Вы станете героем!

— Я стану презираем своим народом, — негромко ответил он. — Мое имя превратится в нарицательное, им будут обозначать предателей и трусов. И каждый прохожий по праву сможет плюнуть мне в лицо.

— Вы ошибаетесь. Этот поступок оценят по достоинству! Как я понимаю, вы получили, наконец, приглашение в «Волчье логово»? — с нетерпением в голосе спросил я.

— «Вольфсшанце» более не существует, — покачал головой фон Штауффенберг, — его подорвали несколько дней назад.

— Что? Почему?

— Советские войска приблизились вплотную, дольше тянуть было невозможно. Фюрер перенес свою ставку в другое место. Но, вы правы, приглашение я получил. И вы тоже. Так же с нами отправляется госпожа Рифеншталь.

Я не стал показывать свою осведомленность, тем более, что про подрыв «Волчьего логова» услышал впервые. Но если наши продвинулись так далеко на запад, то… скоро будет Прага, а потом — Берлин! Прекрасные новости!

— И где же теперь находится главная ставка? — поинтересовался я. — Может, здесь в Берлине?

Это было бы чертовски удобно, не пришлось бы тратить время на обратный перелет, и сразу можно было бы приступить к операции «Валькирия», что максимально повысило бы шансы на удачу.

— Нет, фюрербункер еще не достроен, — покачал головой полковник, — и я уже не уверен, что его успеют достроить. А в форбункере слишком мало места, там не развернуться. Ставку перенесли в «Гнездо орла».

Хм, недалеко от Франкфурта-на-Майне, район Обер-Мерлен, горный массив Таунус, самый центр Германии. От Берлина — пятьсот километров, час-другой на самолете.

— Полагаете, получится пронести портфель на территорию убежища без досмотра? — это был, пожалуй, самый главный вопрос, от которого зависел успех операции. Я был уверен, что граф продумал этот момент заранее, и все же требовалась определенность.

— При Гансе Раттенхубере это вряд ли бы получилось, бывший шеф имперской безопасности не делал различий среди гостей и требовал досматривать всех без исключения, даже боевых офицеров, героев!

— Вы сказали, при бывшем? — я много слышал о Раттенхубере — легендарном начальнике личной охраны Гитлера, и считал, что он — главное препятствие на пути к достижению нашей цели. В прошлой истории Штауффенберг пронес портфель благодаря простой случайности — шеф безопасности валялся в госпитале после операции и не мог лично контролировать проверку посетителей, чем и воспользовалось Сопротивление.

— Его отстранили. После смерти Гиммлера многое изменилось.

— И кто вместо него?

— Рейхсфюрером СС временно назначен рейхсляйтер Отто Дитрих, что, скажу я вам, понравилось далеко не всем. А обязанности Раттенхубера исполняет его заместитель, руководитель 1-го отделения личной охраны фюрера, Петер Хегль.

Отлично, это как раз то, что надо! Хегль и в прошлой исторической линии проворонил портфель, кто мешает ему повторить собственную ошибку и сейчас?..

К тому же на случай тотального досмотра у меня в запасе был еще один запасной вариант…

— Когда вылетаем?

— Немедленно! — Клаус поднялся на ноги. — Надеюсь, вам не нужно собираться?

— Все при мне, — вовремя же я отдал пленку Кузнецову. — Я готов!

— Вот и отлично! Машина уже ждет внизу, отправляемся через десять минут. Госпожу Рифеншталь доставят прямиком в аэропорт, встретимся с ней прямо на борту.

Во мне заиграл адреналин. Неужели, после столь долгого ожидания, наконец, началось? Теперь до времени Икс нас отделяли уже не дни и недели, а, буквально, часы. Возможно, все решится уже сегодня…

Эти мысли невероятно будоражили мое сознание. Мог ли я думать, что окажусь причастным к столь значимым событиям. Более того, сумею влиять на них, используя все свои навыки и умения.

Я не успел перемолвиться словом с Николаем, но прошлым вечером мы уже все друг другу сказали. Я мысленно желал ему удачи и в то же время надеялся, что он не поторопится и не испортит Большую Игру. Впрочем, диверсант такого уровня — это настоящий аналитический центр, способный просчитывать сотни вариантов. Он точно ничему не повредит, напротив, в случае чего может помочь. Но это уже будет после, если первый этап пройдет хорошо.

Военный аэродром Темпельхоф находился буквально в пяти километрах от Рейхстага, и я опомниться не успел, как мы уже проехали контрольный пункт, предъявив необходимые документы, и взбирались по крутой лестнице в трехмоторный Юнкерс Ju 52 — «Тетушка Ю», как его неофициально называли.

Надо же, нам подали военно-транспортный борт, которому наверняка нашлось бы лучшее применение в нынешних условиях. В салоне было практически пусто, лишь одно пассажирское кресло оказалось занятым.

— Рудольф! Господин граф! — Лени вспорхнула нам навстречу. Вид у нее был скорее тревожным, чем радостным. Предстоящая встреча с фюрером ее не особо вдохновляла или же она слишком близко к сердцу приняла гибель Шпеера. Я не был осведомлен о степени ее отношений с министром, поэтому делать скоропалительные выводы не стал.

Вместо этого шагнул навстречу актрисе и поцеловал ее руку.

— Госпожа Рифеншталь!

Фон Штауффенберг сделал то же самое:

— Вы — само совершенство, дорогая Лени!

Помощник пилота тем временем задраил люк и жестом предложил всем занимать свои места и пристегнуться.

Я сел рядом с Лени, Клаус разместился напротив, поставив портфель на соседнее кресло. Лишь бы не упало в полете, а то ведь устройство может и сдетонировать. Граф, видно, подумал о том же, и пристегнул портфель ремнем.

Винты закрутились, набирая обороты, мотор ровно загудел, и тяжелая машина сдвинулась с места, постепенно разгоняясь.

Я всегда любил это чувство, когда тебя вжимает в кресло, а через несколько мгновений, глядя в иллюминатор, ты видишь, что находишься уже высоко над землей. Чистый восторг и капелька недоверия — неужели так бывает? Ведь, что бы ни говорили ученые — но огромный самолет, пронзающий облака, кажется чудом!

Человек слишком многое сумел, превзошел то, что от него ожидали, и за это поплатился большой войной. И все же не остановился на своем пути, и уже готов был атаковать космос, ближние планеты… вот только этот взлет так и не состоялся.

Советская империя могла бы совершить невозможное, но… ей не дали этого сделать тогда, в той реальности. Подточили ножки стула, на котором она сидела, сгрызли изнутри, не дав реализовать гигантский потенциал.

Сейчас у меня был шанс исправить, если не все, то многое. Заложить основу новой истории, дать шанс сбыться несбывшемуся. Переделать мир!

— О чем ты думаешь, Рудольф? — спросила Лени. — У тебя сейчас такое одухотворенное лицо.

— О будущем, о том, что могло бы быть и о том, чего не будет, — не стал скрывать своих мыслей я.

— И что же нас ждет?

— Хотел бы я знать точно… но лично у тебя все шансы прожить достойную жизнь и совершить многое. Ведь война рано или поздно закончится…

— А у тебя?

Тут я точно знал, что ответить:

— Я — солдат. Такие, как я, нужны лишь в определенные времена. Когда же надобность в нас отпадает, мы уходим. Мой удел — драться. День за днем, год за годом, жизнь за жизнью.

Лени легко погладила меня по щеке.

— Мне жаль тебя, Рудольф. Твоя ноша очень тяжела. Я бы не хотела быть тобой.

Я усмехнулся:

— Если бы мы могли выбирать, Лени… Но выбирать мы не можем, а можем лишь жить в предложенных условиях и надеяться, что делаем мир вокруг себя лучше.

— Я уже ничего не знаю, милый Рудольф. Я ни в чем не уверена. Прежде мне казалось, что мой путь понятен, теперь же я думаю иначе.

— У тебя все получится. Это я знаю точно!..

Вскоре она задремала, а я осторожно поднялся, взял портфель Штауффенберга, проигнорировав его недоуменный взгляд, прошел в хвост борта, где находился багаж, отыскал чемоданы Рифентшталь и спрятал портфель глубоко внутри среди ее личных вещей.

Даже если все сложится худшим образом, и Хегль все же решит произвести полный досмотр, то в нижнее белье Лени он точно не полезет.

После этого я вернулся на свое место, подмигнул графу, мол, не дрейфь, все в порядке, прикрыл глаза и тотчас уснул.

А проснулся, когда второй пилот тронул меня за плечо и негромко сообщил:

— Мы на подлете, посадка через четверть часа. Приготовьтесь!