Черные ножи – 5

Глава 3

В этот момент перед моими глазами не пронеслась вся прежняя жизнь — это романтическая чушь, которую распространяют те, кто никогда сам не стоял под стволом. Мыслей не было вовсе — одни рефлексы. Я ушел с линии огня влево, потом сместился вправо, готовый нырнуть вниз, если нужно.

Не понадобилось.

Барабан револьвера щелкнул вхолостую. Повезло.

Но боевая бабулька не собиралась сдаваться так просто. Я буквально кожей чувствовал, что сейчас она нажмет на спусковой крючок во второй раз, потом в третий… и будет стрелять, пока мое мертвое окровавленное тело не упадет-таки ей под ноги.

Я не дал ей шанса осуществить задуманное. Мгновение — и я уже был рядом, чуть выкрутив ей кисть руки, осторожно вынув из цепких пальцев оружие и сунув себе в карман. А потом приблизил голову к ее голове и еле слышно прошептал по-русски:

— Не стреляйте, свои!

В этот раз я уже не боялся ошибиться и тут же понял, что нашел, наконец, мою связную. Фрау Мюллер обмякла и чуть не упала, я едва успел ее поддержать.

В то же время женщины вокруг, сообразив, что происходит что-то страшное, громко завизжали. Сейчас здесь окажутся охрана и врачи, но это меня не пугало.

— Молчать! — бешено заорал я на всю палату. — Работает Тайная государственная полиция! Кто будет шуметь, отправится вместе с ней! — И тут же повернулся к медсестре, что столбом замерла у дверей: — Быстро собрать вещи госпожи Мюллер, она немедленно выписывается! Выполнять!

Медсестра метнулась прочь, а я пока посадил фрау Мюллер на кровать, давая ей немного прийти в себя. Старушка, надо признать, очухалась весьма быстро — старая гвардия! И когда через несколько минут медсестра вернулась с вещами, уже полностью оклемалась и оделась быстро, как жена военного, привыкшая все делать четко и по расписанию.

В палату ворвалась грозная женщина в халате — судя по всему, доктор, а за ней следом два плечистых санитара.

— Позвольте узнать, что здесь происходит? Я — лечащий врач, доктор Рихтер, и мне хотелось бы знать, на каком основании…

— Читать умеете? Читайте! — я сунул ей под нос то самое предписание, что подобрал с земли после расстрела гестаповцев. Честно сказать, я сам не успел его прочесть, но примерно догадывался, о чем в нем говорилось.

Гришка же поступил еще проще — повел стволом автомата в сторону санитаров, и те словно мгновенно уменьшились в размерах, съежились и явно пожалели, что находятся в данный момент в палате. Остальные пациентки тихо лежали в своих кроватях, боясь повернуть головы в нашу сторону. Меня это полностью устраивало.

— Все возможные полномочия? Полное содействие любых государственных органов? — быстро пробежала глазами фрау Рихтер мою бумагу. — Но позвольте, эта женщина несколько дней назад перенесла инфаркт! Ей противопоказано перемещаться! Она должна соблюдать постельный режим, иначе ее сердце может не выдержать!

— Это дело государственной важности, — отрезал я, — посторонитесь и дайте пройти! Или вы не видели, как только что она пыталась нас застрелить? С дороги!

На самом деле доктор Рихтер была чертовски отважной женщиной, говорить в подобном тоне с эсэсовцами не каждый бы решился. Она искренне отстаивала жизнь своей пациентки, и я ее даже зауважал, но времени было в обрез — в любой момент здесь могли появиться настоящие эсэсовцы.

И все же она сдалась. Препятствовать расследованию могло выйти себе дороже.

Внезапно я поймал ее взгляд. Она будто прозрела: увидела наши грязные одежды — кое-где имелись даже дырки от пуль, небритые лица, худые тела. Я чувствовал, еще мгновение и она заорет во весь голос, призывая прочую охрану корпуса, и тогда нам не поздоровится. А точнее, не поздоровится им — потому что я буду пробиваться с боем. Да и Гришка не станет жалеть немцев.

Единственное, что ее смущало — предписание. Оно было оформлено по всем правилам — присутствовали необходимые подписи, печати. Такую бумагу подделать очень сложно, практически невозможно, и доктор Рихтер это понимала. Но наши лица… они мало соответствовали.

Неизвестно, чем бы все кончилось, но внезапно в игру вступила фрау Мюллер.

Вытянув вперед руки, сложенные в замок, она громко произнесла:

— Я признаю, что злоумышляла против безопасности Великого Рейха и лично Адольфа Гитлера, и готова понести наказание по всей строгости закона!

Против таких слов нечего было возразить. Доктор Рихтер лишь захлопала густыми ресницами, невероятно идущими к ее вполне симпатичному лицу, и промолчала.

Гриша уже прикатил медицинскую каталку, и мы живенько усадили в нее нашу старушку.

— Благодарю за сотрудничество! — торжественно произнес я, и мы покинули врачебную палату, оставив всех в глубоком замешательстве.

Я шел, точнее, практически, бежал первым по коридору, стремясь поскорее убраться прочь из корпуса. Григорий, пыхтя, старался не отставать. Марта Мюллер, теперь точно настоящая, сидела в каталке молча, лишь время от времени сверкая глазами. Живости характера ей было не занимать, жаль, что ее внучка не пошла в нее в этом плане.

Наконец, мы выбрались из корпуса и покатили к припаркованной машине. Еще издали я увидел, что там слоняется один из охранников, пытаясь заглянуть в окна.

Я подошел к нему со спины и рявкнул:

— Брысь, сволочь!

Оглянувшись, он чуть не обделался, и тут же припустил прочь.

Марта одобрительно захлопала в ладоши и негромко засмеялась. Смотрите-ка, сделала из меня клоуна — развлек ее, получается. Вот же, старая!

Ее внучка все еще пребывала в состоянии беспамятства, и это к лучшему. Иначе пришлось бы ее утихомиривать способом, не совсем подходящим для женщин. А так — пусть себе спит, целее будет.

Бабку мы разместили рядом с внучкой, туда же, на заднее сидение, втиснулся Гриша, и мы, наконец, тронулись с места. В этот же момент густо повалил мокрый снег, как по заказу.

Мы выехали за территорию Шарите, я наугад проехал один квартал, потом другой. Снег все шел, быстро наметая сугробы. Ехать становилось все труднее, и я остановился у обочины, решив переждать пару минут и собраться с мыслями.

— Я так понимаю, господа, что вы понятия не имеете, куда ехать дальше? — на чистейшем русском языке, но с каким-то неуловимым прононсом, спросила Марта.

— Догадались, кто мы? — я не стал играть в игры.

— Разумеется. Стоило лишь взглянуть на ваши лица — эти незабываемые славянские черты, горящие огнем глаза и наглость, с которой вы действовали, не оставили у меня сомнений.

— У меня для вас посылка, — я вытащил из кармана микропленку. — Понимаете, от кого это?

— Вероятно, от моего старого друга генерала Маркова? Только он один и остался из всех прежних… И я должна была бы передать ее по назначению… вот только, сами видите, я вышла из игры.

Ситуация была — хуже некуда. Вроде все и вышло, по-моему, Марту мы спасли, прихватив заодно и ее внучку, но что дальше?

— Извозчик, трогай! — с непередаваемым апломбом махнула рукой старуха. Впрочем, в этот момент старухой она не выглядела. Я никак не мог подобрать слово… потом понял — дама, вот кем она являлась — дамой из высшего света, природной аристократкой.

— Ну, бабка! Ну, дает! — Гришка тоже восхитился по-своему, как умел.

Марта посмотрела на него, чуть прищурившись, и вроде не кричала, и не ругалась, но взгляд был таким, что парень весь как-то съежился и умолк.

— Молодой человек, меня зовут Матильда Юрьевна, запомните это! Так ко мне и обращайтесь, если Вы, конечно, не быдло.

Григорий закивал, понимая, что схлестнулся с личностью, превосходящей его на голову.

Я тем временем плавно двинул машину вперед. Матильда Юрьевна, или как там ее звали на самом деле, руководила процессом.

— Тут налево. Не спешите, пропустите людей. Теперь направо, а потом прямо. Пока едем, расскажите-ка мне вкратце, как вы меня нашли, и почему моя внучка лежит здесь в бессознательном состоянии?

Скрывать было нечего, и я буквально в паре предложений описал ситуацию. Приехали по адресу, наблюдали арест, подошли, отбили, положили шестерых… судя по всему, гестаповцев. Разговорили внучку, узнали о больнице, явились туда и забрали боевую старушку с собой. Вот и весь сказ.

— И плана отхода у вас, как я понимаю, не имеется?

— Откуда? Мы только сегодня попали в город.

— А до этого где были? — я спиной чувствовал ее требовательный взгляд и врать не стал.

— КЦ Заксенхаузен, заключенные мы… устроили восстание, убили охрану, бежали. Что с Марковым сейчас — не знаю, но поручение его я выполнить обязан. Сняли форму с мертвых эсэсовцев, языком я владею, вот и решил рискнуть. Хотел отдать пленку, а потом прорываться к своим.

Матильда глубоко вдохнула. Я подумал было, что ей стало плохо, но она тут же заговорила ласковым голосом, в котором звучали явственные нотки иронии:

— Храбрецы, настоящие богатыри земли русской! Слегка глуповаты, но в сказках это даже приветствуется. Без подготовки, без какого-либо плана, вот так нахрапом явиться в Берлин, где на каждой дороге блокпосты и патрули. Да… не оскудела еще земля наша героями, Иванами дураками! Ну-ка, тут налево, и во двор!

Она указала на полуразрушенный дом без передней стены, голыми коробками квартир выходящий на улицу. Снег плотным слоем завалил остатки вещей, впрочем, я особо не вглядывался, мне хватило того, что понятно, что там нет живых — все уцелевшие давно сменили место жительства.

Арка въезда во двор уцелела, а вот ворот не было, что меня лишь порадовало.

— Заезжайте сразу под дальний навес, — командовала Матильда Юрьевна, и я беспрекословно выполнил приказание. — Этот район сильно разбомбили, все, кто выжил — переселились в другие дома или бежали из города.

— А что, многие бегут? — поинтересовался я.

— Думаю, примерно половина. Опасно. Бомбят почти каждую ночь, а иногда и днем. А в последнее время — еще чаще.

— Но вы не уехали?

— У меня здесь дела были, — пожала плечами старушка, — а вот внучку хотела отправить, но она уперлась, ни в какую, мол, не брошу родной город. Не силой же ее гнать?..

Марта-младшая все не приходила в себя, слишком сильное потрясение, и могла оставаться в таком состоянии еще несколько часов.

С улицы наше пристанище не было видно, но, если город начнут прочесывать, машину найдут, а следом и нас.

— Первый этаж в доме уцелел, — сказала Матильда, — бери-ка, добрый молодец, мою внучку на руки и неси ее внутрь, пока не околела.

Гришка придержал дверь, я вытащил Марту и пошел следом за старухой. Она бодрым шагом указывала путь.

— Я давно это место приметила, как и еще с десяток по городу в разных районах… так, на всякий случай. Вот, видишь, пригодилось.

— Как на вас вышло гестапо?

— Где-то, видно, ошиблась, или взяли кого-то, кто на меня мог указать… а может, просто соседи донесли. Я же не знаю, по какому поводу они явились, а ты, дорогой товарищ, у них не уточнил…

— Не до того было, знаете ли…

Первая же квартира подошла для наших целей. Окна ее выходили во двор, и бомба не причинила особых повреждений, тем не менее, ее покинули, бросив в беспорядке вещи.

Внутри пахло плесенью и затхлостью. Жилье без хозяина быстро мертвеет.

Дверцы шкафа единственной комнатушки были распахнуты, словно кто-то в спешке собирал вещи, а на столе крохотной кухоньки осталась кружка — ее так и не помыли после утреннего кофе.

На полу валялся альбом с фотографиями. Видно, хотели прихватить с собой, а потом в суматохе позабыли…

Узкая кроватка была застелена тонким покрывалом.

— Кладите ее на кровать, — быстро осмотревшись, велела Матильда.

Я аккуратно опустил девушку на ложе. Она была легкая и податливая, как кукла.

— А теперь ступайте, поищите-ка в сарайке разных тряпок, да закидайте машину сверху, — продолжала командовать Матильда, — она нам больше не понадобится, слишком приметная.

Мы с Гришей вышли во двор, обшарили ветхий, каким-то чудом уцелевший сарай, и отыскали там тент, оставшийся от прежних жильцов. Им прикрыли машину, а сверху накидали строительный мусор и всяческий хлам, попавшийся под руку. Снег уже успел завалить следы от шин, и двор выглядел девственно чистым.

— Что дальше, командир? — спросил мой боец, вытерев пот со лба.

Хотел бы я честно ответить, что понятия не имею, но… никогда не показывай перед подчиненными страх и неуверенность. Иначе будет только хуже. Солдат должен видеть, что его командир четко знает, что делает.

— Не дрейфь, Гришаня! — залихватски ухмыльнулся я. — Будем бить фрицев, что же еще? Вот где найдем, там и будем бить!

Я видел, что он тут же успокоился — это мне и надо было. Несмотря на то, что Гриша увязался за мной по собственной инициативе, я, как старший по званию, нес за него ответственность, хотел того или нет.

Мы вернулись в комнатушку, где Матильда Юрьевна уже начала наводить порядок женской рукой. На газовой горелке кипятилась вода в чайнике, а на столе стояла вазочка с сухарями.

— Так-с, молодые люди, — она осмотрела нас с ног до головы, — а теперь нужно заняться вами. Пробегитесь по квартирам, да найдите подходящие по фигуре вещи — наверняка что-то должно остаться от прежних жильцов. В этом вам появляться на улице больше нельзя. Вся полиция и тайные службы Берлина наверняка уже осведомлены о розыске высокого офицера СС и солдата при нем, так что проверять будут всех и каждого, невзирая на чины и пропуска.

Я был с ней согласен, скинул с себя шинель и приказал Гришке прошерстить квартиры в поисках неброских вещей. Тот умчался выполнять задание, а я сел на стул, налил кипятка из чайника и задумался. Нужно было выработать план дальнейших действий. Нужно прорываться к своим… но ведь задание Зотова не выполнено. Да, Марту Мюллер — она же Матильда Юрьевна — я нашел, но пленка до сих пор в моем кармане, и отдавать ее старушке смысла нет.

— Вы правильно размышляете, юноша. Вижу по вашему лицу, — Матильда присела на стул напротив меня. — Я могу умереть в любой момент, так что рассчитывать на мое деятельное участие не стоит. И все же… полагаю, что сумею оказаться кое в чем полезной…

Я хлебал кипяток и слушал, давно сообразив, что старушка очень непростая. Нет, понятно было и так, что агент в центре Берлина — это человек опытный и надежный, но Матильда обладала главным качеством — абсолютным самоконтролем. Вот только здоровье ее подвело.

Но договорить она не успела.

В этот момент глаза девушки, до этого мирно лежащей на кровати, широко распахнулись. Она резко села, спустив ноги на пол, и замерла в изумлении. Еще бы — только что она находилась в машине с двумя страшными русскими, что едят детей… мгновение — и она уже в постели, а рядом все тот же людоед, сидит, причмокивает губами, да глазами жадно зыркает.

— А-а-а! — крик только начал зарождаться в ее груди, но тут вмешалась старушка.

Она встала со стула, вперила указательный перст в сторону внучки и раскатисто, как генерал на плацу, пророкотала на немецком:

— Halt die Klappe, Marta!

*( нем. грубое) Заткнись, Марта!

И Марта замолкла, а кто бы не замолк. Даже я подавился кипятком, а Гришка в коридоре, судя по всему, споткнулся и чуть не покатился по ступеням.

Девушка испуганно открывала и закрывала рот и смогла пролепетать лишь:

— Oma*?

*( нем.) Бабуля?

— А кто же еще, малышка! Ну-ка, успокойся, — контраст грубого окрика с заботливым и нежным голосом любящего человека, которым теперь заговорила с внучкой Матильда, был разительным. Но это подействовало. Я видел, что Марта, готовая сорваться в истерику, мгновенно успокоилась и уже осматривалась по сторонам с любопытством.

— Бабушка, меня похитили! — они говорили по-немецки, и я не вмешивался, прихлебывая кипяток.

— Тебя спасли, дорогая! — торжественным тоном возразила Матильда Юрьевна. — Если бы не эти юные господа, сейчас тебя бы пытали в подвалах Гестапо… и меня тоже.

— Что такое ты говоришь? Это невозможно! — от возмущения Марта вскочила на ноги, и я насторожился — если она попытается выскользнуть за дверь, я успею ее перехватить. Но этого не понадобилось.

— ТЫ МНЕ НЕ ВЕРИШЬ? — в этот раз старушка не повысила голос, наоборот, говорила едва слышно, но от нее во все стороны потекла такая сильная энергия, что я все же подавился, а Марта рухнула обратно на постель.

В этот момент в комнату ввалился Гришка с охапкой вещей в руках и бросил все прямо на пол.

— Переодевайтесь, господа! — голос старушки вновь стал нормальным. — Вас ждут великие дела!